И в горе, и в радости...

      — Северус, — проговорила Натали, — тебе не кажется, что пришло время поговорить о делах минувших?       Снейп, в броне своего сюртука чувствовавший себя намного увереннее, посмотрел на жену, сидящую в пеньюаре возле зеркала и расчесывающую свои густые волосы, которыми она очень гордилась.       — Что ты хочешь услышать?       Льду в его голосе мог бы позавидовать айсберг, и у Натали мелькнула мысль, что зря она дала понять, что интересуется прошлым мужа.       — Северус, глупо скрывать свою метку под чарами. Это срабатывало только вначале, когда я совсем ничего не знала и не помнила. Потом я, естественно, начала интересоваться не только заклинаниями, которые мне надо было вспомнить, но и событиями, которые происходили всё это время.       Я прочла все газеты вплоть до середины столетия и изучила все статьи, в которых писали сначала о делах Пожирателей, а потом и об их арестах. Там я и обнаружила не только имя нашего друга Малфоя, но и то, которое сейчас ношу сама.       Присмотреться и понять, что ты скрываешь от меня метку, после этого было несложно. Я не придавала значения этому факту из твоей жизни. Мне всё равно, почему ты вступил в эту организацию и каким образом избежал наказания. Я принимаю тебя таким, какой ты есть.       Но сейчас, после событий на чемпионате по квиддичу, я опасаюсь Дамблдора, у которого есть способы шантажировать тебя. Я ведь понимаю, что он не просто так поручился за тебя, и я боюсь.       Боюсь, что он заставит тебя поступать так, как будет выгодно ему. А мы ведь знаем теперь, что он мстит Принцам… Скажи, Северус, ты давал ему Непреложные Обеты?..       Взглянув на мужа, чьё лицо сейчас было почти серым, а напряжённая поза давала понять, что он с трудом сдерживает свои эмоции, Натали подскочила с пуфика.       Схватив Северуса за руку и с силой потянув, она заставила сесть его на кровать, где он сразу сгорбился, будто из него вытащили стальной стержень, который и держал спину этого гордеца ровной, и закрыл лицо руками.       Натали присела сбоку, притулившись к нему, и затихла, давая возможность собраться с духом и понять, что она ему не враг. Она надеялась, что он поверит и не закроется в своей броне ещё больше, отгораживаясь и от неё, как отгородился от остального мира.       — Ты права, это было глупо, — произнёс он глухо, не убирая ладоней от лица. — Было глупо надеяться, что ты никогда не узнаешь о моём прошлом. Не узнаешь о моих ошибках и моём предательстве.       Натали сидела не шевелясь, боясь даже вздохом нарушить создавшуюся атмосферу.       — Моё детство было совсем безрадостным. Мать, опасаясь отца-алкоголика, не баловала меня вниманием, да и жизнь наша не способствовала проявлению чувств. Единственным лучиком света в моей тусклой жизни была соседская рыжеволосая девочка, чьим хорошим расположением я желал пользоваться единолично.       И мне это почти удалось, целый год до поступления в Хогвартс, куда мы должны были отправиться вместе, я был счастлив, слушая её смех, звучавший для меня, утопал в её зелёных глазах, которые, как я верил, смотрели только на меня…       Эта идиллия закончилась первого сентября. Я поступил на Слизерин, а она на Гриффиндор…       Невзирая на недовольство слизеринцев, я продолжал с ней дружить, но мой мерзкий характер давал о себе знать всё чаще. Я не желал делить со всеми то, что, как я считал, принадлежало мне единолично.       Я всё чаще ругался с ней, в глубине души понимая, что во многом не прав. Потом мирился…       Она всегда прощала меня и даже защищала от своих гриффиндорцев, которые решили, что я прекрасный объект для их шуток и розыгрышей, очень часто достаточно болезненных и неприятных.       А я все больше углублялся в изучение темных заклинаний. Это было пугающе, но интересно.       Меня всегда интересовала магия и я удивлялся, почему её делят на тёмную и светлую? То, что считали тёмным, часто могло спасти жизнь, а вот мои противники не раз отправляли меня в больничное крыло, применяя вполне светлые заклинания, за которые их легко журили и отпускали.       В конце-концов они дошутились до того, что я чуть не погиб. Вот тут в первый раз и проявился директор. Нет, он не брал с нас, подростков, обетов, он просто заставил нас всех поверить в то, что было выгодно ему.       Виновники были благодарны за то, что их очередная выходка снова останется безнаказанной, а я из стороны потерпевшей оказался стороной, обязанной Долгом Жизни за своё спасение. И кому?! Одному из моих врагов!..       Хуже всего было то, что рассказать хотя бы своей подруге правду о том, что произошло, я не мог. Если бы я заговорил, пострадал бы другой человек, который в этой истории хоть и был тем, по чьей вине я чуть не погиб, но не он был зачинщиком.       Зато мои противники не молчали и поделились своей версией моего спасения с моей подругой, в которую один из них был влюблён. Уж он-то постарался выглядеть в её глазах героем. После этого моя ненависть к нему была воспринята ей, как чёрная неблагодарность.       Камнем преткновения, разрушившим нашу, как оказалось, нестойкую дружбу, стало нанесённое ей мною оскорбление. Она не простила меня, хотя я умолял её об этом…       Расстроенный этим фактом, я с головой ушёл в изучение тех отраслей магии, которые были мне интересны. Вот тогда-то меня и заметил волшебник, которого я считал величайшим учёным и прекрасным политиком.       Его речи во время диспутов, на которые меня приглашали по рекомендациям Люциуса и некоторых однокурсников, вызывали в моей душе самый горячий отклик. Я рискнул поучаствовать в одном из них и был замечен.       Пребывая в эйфории, я не замечал изменений в лидере, за которым следовал. Я был молод, полон планов и идей, а то, что наш Лорд, которому я поклялся в верности, кажется, сходил с ума, не останавливало моего желания во что бы то ни стало добиться успеха.       Я желал доказать и своим врагам, и своей бывшей подруге, сразу после школы выскочившей замуж за того, кто ненавидел меня и кого я ненавидел не менее яростно, что я могу стать богатым и знаменитым.       Тем более, мне дали возможность выучиться и получить мастерство по зельям. Я был неимоверно горд, и когда Лорд поручил мне устроиться в Хогвартс на место уходящего профессора зелий, я не колебался ни минуты. Это была самая малость из того, чем я мог отплатить Повелителю за помощь мне.       Это задание и стало началом истории, в которой я сыграл роль палача моей подруги и тех, кто доверился мне, считая соратником. Я стал тем, кого обычно презирают воины, идущие в бой с открытым забралом. Я стал шпионом…       Но этим я не спас подругу и только теперь, по прошествии многих лет, смог понять, что тот, кому я доверился в тщетной попытке защитить единственного на тот момент важного для меня человека, даже и не собирался помогать, преследуя свои цели. Возможно, они были благородными, но мне от этого не легче и Лили не воскресишь…

***

      Несколько сумбурный рассказ мужа, решившего впервые за много лет выплеснуть накопленную боль, был полностью понятен Натали. Причём она поняла и то, что Северус, хоть и осознал обман Дамблдора, но всё равно верил в то, что он сам виноват не только в смерти Лили, но и в разрыве их дружбы, уверенный, что она оказалась непрочной только по его вине.       Пытаться доказывать мужу, что он неправ, Натали не могла, так как Северус рассказывал всё без подробностей, благодаря которым она могла бы с ним поспорить, засомневавшись в благородстве той, о чьей потерянной дружбе зельевар жалел до сих пор.       — И вот теперь по требованию Дамблдора я должен присматривать за их сыном, причём, охраняя и спасая, я должен вызывать лишь ненависть. Сейчас я понимаю, что это чувство было усилено Дамблдором, но стоит признать, ему было, с чем работать.       В первый год ненавидеть было сложно, потом мальчишка действительно стал вызывать неприязнь своей непроходимой тупостью, что в сочетании с гриффиндорской упёртостью создавало неповторимый экземпляр.       Иногда мне кажется, что мальчишка тоже находится под влиянием директора, а иногда я склоняюсь к мысли, что он просто идиот. Быть бараном, ведомым на скотобойню, и не понимать этого!..       Хотя должен признать, на добродушность Альбуса велись не только маленькие мальчики… Да что уж там, я в своё время тоже верил и ничем хорошим это не кончилось.       Северус замолчал, с тоской вглядываясь в идеально чистые носы своих ботинок, будто видя в них кого-то, на кого смотреть было проще, чем поднять взгляд на жену.       — Ты говоришь о Поттере? — спросила Натали, прекрасно понимая, о ком идёт речь.       Северус промолчал и она продолжила:       — Знаешь, мне кажется, что теперь, когда ты избавился от наведённой ненависти, может, стоит незаметно для Дамблдора постараться стать помягче с мальчиком? Что же касается нас, то, если ты надеялся, что после твоих откровений, очень неполных, по моим ощущениям, я начну презирать тебя и сторониться, то ты ошибся.       Ты можешь не верить, но я понимаю тебя и никогда не упрекну за то, что ты был в рядах организации, теперь считающейся мерзкой и жуткой. Историю пишут победители и при ином раскладе, возможно, именно Дамблдора и иже с ним считали бы исчадиями ада.       Но, как бы то ни было, ты мой муж и я пойду за тобой куда угодно. Хоть на край света, хоть к Лорду, хоть в Азкабан…       — Не говори так! — встрепенулся Северус. — Я сделаю всё, чтобы вам с Эрис не грозила опасность! Вы — всё, что у меня есть и я буду защищать вас даже ценой своей жизни.       — Не вздумай снова обещать что-либо Дамблдору, не то прокляну! — разозлилась Натали. — Он снова поманит пустыми надеждами, задурит голову всеобщим благом и окончательно уничтожит твою жизнь! И вот ещё что… Ты меня извини, если я сейчас сделаю тебе больно, но я скажу… Я — не Лили Поттер и героически умирать, глупо подставляясь под Аваду, я не собираюсь. Я, как и любая мать, с радостью умру за своего ребёнка, но предпочту при этом забрать с собой как можно большее количество врагов. Но это на крайний случай, если прижмут к стенке… При малейшей опасности я с Эрис укроюсь либо в Принц-холле, либо в Европе у Корфов, уж туда-то не дотянутся цепкие ручки директора, а тебя нельзя будет шантажировать.       — Но Натали, директор это ещё не так страшно… — проговорил Северус, с ужасом представляя, что может сделать с его семьёй Лорд, пожелав отомстить за предательство. — Повелитель вернётся и захочет наказать меня, и я не сомневаюсь, что он воспользуется для этого моей семьёй.       — Я в этом сильно сомневаюсь. Лорд не тронет чистокровную ведьму, у которой в родне могущественный европейский род, к тому же, как я понимаю, мы дружили семьями, — Натали улыбнулась, представив Волдеморта, распивающего чай на кухне у её родителей. — А вот директор мутный тип и, как мне кажется, не побрезгует и шантажом…       Северус с удивлением смотрел на свою жену, понимая, что совсем её не знает. Она была чем-то похожа на Лили и не похожа. Похожа своей решимостью, своей воинственностью и жертвенностью, но в то же время она могла и услышать чужие доводы, и посочувствовать, и пожалеть…       Хотя жалость… Это чувство было неприятно Северусу. Он его ненавидел, но Натали жалела так, что не вызывала неприязни. Как-то ненавязчиво… и от этого становилось не больно и не стыдно, а тепло…       Северусу пришла в голову мысль, что он незаметно для себя полюбил свою жену. И эта мысль его испугала. Это чувство было ему не нужно, оно было не вовремя, оно не должно было возникнуть сейчас, когда метка на его руке с каждым днём все больше наливалась цветом…