Покажи мне свой мир

Холодные воды моря тихо шелестели о борта небольшого торгового корабля. Ветер крепчал, натягивая тяжёлые паруса, которые, казалось, могли треснуть по швам от столь сильного напора. Химуро безучастно наблюдал за работой старого, умудрённого жизнью капитана, отдающего короткие приказы, а сам готов был вспыхнуть, как сухой хворост, от сжигающей до тла ярости, тесно сплетённой с отчаяньем. Он видел, как темнеет небо перед грозой, видел, как нервно теребил край плаща Ацуши, и угрюмо молчал, не нарушая тягостную тишину. — Что ты сказал? — Химуро прекрасно слышал каждое слово, но отчаянно убеждал себя, что Мурасакибара ошибся. Что это какая-то глупая шутка, несмешная и очень жестокая. Ацуши понуро опустил голову, не в силах и дальше видеть в его глазах немую надежду. — Я умру, Муро-чин, — повторил он, чувствуя волну жгучей боли, идущую от Тацуи. — Нет… нет, — лихорадочно зашептал Химуро. — Будущее изменчиво, ты сам так говорил! Мы можем всё изменить! Мурасакибара крепко обнял его, как будто это могло защитить Тацую от страданий и ужаса. Химуро задрожал, хватая воздух ртом, чтобы не дать злым слезам скатиться по щекам. — Пророчество не изменить, Муро-чин… прости меня, я не должен был причинять тебе боль. Пожалуйста, прости меня. — Простить?! — зарычал Тацуя, обжигая его гневным взглядом. Мурасакибара увидел его глаза, полные непролитых слёз, красные и блестящие, но уже темнеющие от ярости. — Ты знал о пророчестве с самого начала и всё равно позволил мне… — он запнулся, глядя на Ацуши со смесью разочарования и муки, — чувствовать… Ты эгоист, Ацуши. — Я хотел жить, а не существовать. Хочу и теперь, но гораздо сильнее, — голос Мурасакибары был необыкновенно тих. — Ты прав, я эгоист. Без тебя я бы не смог вырваться из замка и рассказать людям о своих видениях. Но это совсем не то, о чём я хочу говорить. Ты показал мне настоящую жизнь, она такая интересная, Муро-чин… но только с тобой. С твоими чувствами. Я не смог отказаться от них. Не захотел, хоть и знал, чем всё кончится, прости меня за это. Мне нужна твоя любовь, поддержка, сила. Ты так сильно нужен мне… Химуро гулко сглотнул, задыхаясь от боли. — Ты не умрёшь…– когда он, наконец, заговорил, Ацуши не узнал его голос: низкий, рычащий, угрожающий. — Я не дам тебе умереть, хотя очень хочу придушить тебя сам! А пророчество можешь уничтожить, сожги его, мы создадим своё будущее! — Как это должно случиться? Мурасакибара вздрогнул, услышав его впервые за несколько часов. Всё это время Тацуя угрюмо молчал, устремив взгляд куда-то вдаль и отгородившись от Ацуши ледяным щитом безучастности. — Не знаю. В видениях я уже мёртв, Муро-чин. На время между ними повисла тяжёлая пауза. Неожиданно для Ацуши Тацуя нащупал его ладонь и схватился за неё, переплетая пальцы. — Ты не думай, что я легко прощу тебя… Я злюсь, Ацуши, и ты даже не представляешь себе, как сильно, но… мой страх сильнее. Наверное, на твоём месте я поступил бы так же эгоистично и опрометчиво, потому что без чувств жизнь не такая яркая и желанная. Это не оправдывает тебя, но теперь мне понятны твои мотивы. Мои слова на причале не пустой звук, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы защитить тебя. А после, если мы оба выживем в этой войне, я вызову тебя на бой и отметелю так, что забудешь, как тебя зовут! Суровое лицо Мурасакибары озарила счастливая улыбка, которая так сильно нравилась Химуро. Он обнял Тацую, пристроив подбородок на его плече, и довольно засопел. — Спасибо! — Будешь вымаливать прощение… — Химуро хотел казаться грозным, но всё испортил фырканьем. — Буду, — внезапно серьёзно ответил Ацуши, покрепче обхватив его за талию. *** Эллиум словно был соткан из густого тумана. Стоило кораблю причалить к небольшому портовому городу, как туман окутал ступивших на землю людей и скрыл очертания виднеющихся вдали величественных гор. — Куда теперь? — недовольно поинтересовался Мурасакибара, раздражённо отмахиваясь от назойливой пелены перед глазами. Тацуя прошуршал картой. — Прямо. Столица находится в самом сердце страны, придётся добираться на конях. Но прежде мы поедим! Ацуши ничего не имел против, наоборот, активно поддержал идею. Химуро услышал глухое урчание его желудка и понимающе усмехнулся. — Ответ принят! Они поели в таверне, наслаждаясь ароматной горячей пищей. Мурасакибара прикрыл глаза, слизывая с губ крошки пышного бисквита, а Тацуя в который раз похвалил себя за выбор. Им пришлось заплатить за новых коней, но Химуро не пожалел, что отдал за них большую часть серебряных. Конюх подобрал покладистых, крепких лошадей, готовых преодолевать большие расстояния без остановок на отдых. Конечно, они не могли сравниться с Громом или той же Бурей, но Тацуя был доволен выбором. В столицу они выехали вечером, до того, как на землю опустились сумерки, а к утру были в Западном Клионе — крупном и довольно шумном городе, расположенном на пересечении важнейших торговых путей. Если верить карте, то отсюда рукой подать до столицы, поэтому Ацуши с Тацуей решили передохнуть. Праздник Урожая в Эллиуме проходил совсем не так, как в Терруме. Здесь люди не украшали дома лентами, а вешали на двери вербные венки, увитые ветками орешника, в которых алыми огоньками располагались ягоды рябины. В праздничные дни жители не шли в храмы, музыка не слышалась с центральной площади, а лилась из каждой таверны. И если в прочих тавернах чаще всего играли неопытные и откровенно бездарные музыканты, то в той, в которой остановились путники, хозяин не жалел денег на таланты. На ужин кухарки приготовили сочное жаркое, утопающее в густом соусе и ароматных приправах, пышные булочки, рассыпчатый картофель. И как бы Химуро не протестовал, в честь праздника им налили крепкое ягодное вино. — Вкусно, Муро-чин, — облизнулся Ацуши. — Это сейчас тебе хорошо, а утром будет плохо, — фыркнул Тацуя. Люди вокруг веселились, танцевали, громко обсуждали что-то своё, кричали и праздновали, а Химуро сам себе казался дряхлым старцем. Если бы они всё знали… Удивительно, но вино не пьянило. Химуро нужно было забыться, впервые за последний месяц он отчаянно хотел быть слабым, сбросить с себя тяжёлый груз ответственности. — Всё, всё, прекрати, Муро-чин, — Ацуши мягко отобрал у него очередную пиалу. Весёлая, зажигательная музыка сменилась более нежной. Она затронула что-то внутри Тацуи, тело затрепетало в предвкушении. — Пойдём, Муро-чин, я чувствую, что ты хочешь. Химуро с готовностью вложил руку в его большую ладонь, мягкой лаской пройдясь пальцами по чувствительной коже. — И чего же я хочу? — хмыкнул он. Мурасакибара не стал отвечать на явную провокацию и увёл его подальше от танцующих. Он привёл Тацую на задний двор, где, вопреки обыкновению, на каменных плитах не стояли бочки со свежими овощами и соленьями, а под крышей не висели заготовленные на осень и долгую зиму травы. Кирпичные стены покрывала разросшаяся жимолость, а под ногами зеленел пышный мох. Небо над головой Химуро напоминало сливово-синий купол, на нём не было видно звёзд, только очертания неполной луны. Её свет мягко трогал и извилистую каменную дорожку, и кроны деревьев, и волосы Ацуши. Тацуя притих, осторожно касаясь тяжёлых бутонов орхидей, в его заблестевших от удовольствия глазах отразились блики от магических фонариков, спрятанных в кустах. Отсюда не открывался вид на море, но Химуро и Ацуши это совсем не огорчало. — Здесь замечательно, но ты ведь привёл меня сюда не только за тем, чтобы любоваться красотой ночи, — хитро прищурился Тацуя. Мурасакибара покачал головой и протянул ему руку, приглашая на танец. Химуро удивлённо моргнул, но не оттолкнул его. — Я мало похожу на романтичную девицу, — заворчал он. — Я заметил, — буркнул Ацуши, смыкая ладони у него за спиной. Тацуя не любил танцевать. Кагами частенько посмеивался над ним, наблюдая за тем, как Химуро танцует с Александрой. Сам Тайга, хоть и был скорее крепким, чем ловким, удивлял Тацую своей звериной граций, беззаботно ведя Гарсию в танце. А вот Химуро частенько отсиживался в стороне. Но с Ацуши всё было по-другому. Он не кружил Химуро в танце, как делал бы это с любой приглянувшейся девушкой, ведь Тацуе это не нравилось, совсем наоборот, Мурасакибара почти не двигался, мягко качаясь вместе с Химуро в своём особенном ритме. Тело Тацуи отзывчиво отвечало на каждое движение, он чувствовал, как расслаблялись сведённые судорогой мышцы, а голову наполняла блаженная пустота. Эта тёмная ночь была одновременно мягкой, расслабляющей и отчаянно-горькой, как терпкий табак, остывающий на морозе дым. Но это была их ночь. Они долго стояли на заднем дворе, уже не танцуя, а просто держась друг за друга. Химуро не плакал, злость внутри медленно гасла, выпуская из скрюченных когтей его сердце, он твёрдо знал, что боль и ярость не позволят найти выход. Под ладонью медленно бился пульс Ацуши, успокаивая его, придавая смелости. С каждым новым сильным ударом он обретал уверенность и впервые за последние дни чувствовал, что готов встретиться с будущим лицом к лицу. Готов победить. Готов отобрать жизнь Мурасакибару из холодных рук Тёмной владычицы. *** Огивара был совсем не таким, каким его представлял Химуро. К удивлению Тацуи, молодой король Эллиума не стал требовать подтверждения словам Ацуши, а на ошарашенные взгляды ответил тёплым смешком. — Я дружу с Куроко с детства, как думаете, разве я могу не поверить ему? — Очевидно, нет, — осторожно ответил Тацуя. Шигехиро отвернулся к окну, но прежде Химуро заметил в его карих глазах задорный блеск. — А теперь к делу. В моём участии можете не сомневаться. У нас много магов и воинов, готовых сражаться за свою землю. Да и я… — тут он почти незаметно махнул рукой и в зал ворвался ветер такой силы, что своим потоком превратил прочный дубовый стол и стулья в труху, — кое-что умею! О, это вы ещё не видели, что творит Тецуя! — перехватив их восхищённые взгляды, хмыкнул Огивара. Было видно, что он совсем не завидовал другу, а гордился им. — Если объединить его силу с моей и магией нашего народа, то враги превратятся в пыль. И я сейчас совсем не преувеличиваю, уж ты-то в курсе, пророк. Мурасакибара утвердительно и как-то довольно махнул головой. На это он и рассчитывал. — Спасибо, что предупредил, — Шигехиро повернулся к нему, на этот раз не усмехаясь, а глядя с признательностью, мягко. Ацуши крепко пожал его протянутую руку, тонкой кожей ладони чувствуя новые сплетения золотых нитей. В будущем Огивара мог стать его другом, и Мурасакибара хотел бы, чтобы именно так и произошло. Шигехиро был не только умным и справедливым королём, но и интересным человеком. — Спасибо, что поверил! Огивара подмигнул, возвращая себе образ беззаботного молодого монарха. — Я соберу совет сегодня же. Вы можете располагаться в западном крыле, я прикажу слугам приготовить комнаты. Отдохните с дороги, до Пиррума ещё далеко. И Тацуя и Ацуши очень хотели бы принять заманчивое приглашение, но время было неумолимо. Шигехиро, казалось, вовсе не удивился отказу, как будто заранее знал, что именно так всё и будет. — Берегите себя, — искренне добавил он, когда с прощанием было покончено. — Удачи, — кивнул Мурасакибара, подстёгивая коня. — Защити свою страну! Огивара нахмурился, напряжённо обдумывая что-то, а потом внезапно кинул на раскрытые ладони Ацуши белый мешочек. — Этот порошок восстанавливает силы. Вам понадобится, — пояснил он. — Спасибо! Шигехиро улыбнулся, становясь моложе. Он позволил им увидеть ещё одну свою грань, понял вдруг Химуро. Мурасакибара потянул его за собой, кивнув королю на прощание. Они выехали за ворота столицы на рассвете. Мурасакибара был задумчив, а вот Тацуя будто обрёл крылья. Во всем теле чувствовалась сила, небывалая лёгкость, словно он окунулся в воды священного озера Акваруса. Пожалуй, ему не мешало бы размяться. Как только эта мысль оформилась в его голове, над плечом Химуро просвистела стрела. Лошади тут же испуганно заржали, чуть не сбросив всадников. — Что, опять?! — зарычал Тацуя, прижавшись к лошади. Убедившись в том, что Ацуши повторил за ним, Химуро пустил коня в галоп. Воздух задрожал от града стрел, пущенных им в след. Тацуя громко и грязно выругался, чудом уворачиваясь от них, одновременно с этим морщась от жжения в бедре. Талисманы Кисэ предупреждали об опасности, обжигая его даже через слои одежды, как в прошлый раз. — Разделимся! — не успел его крик растаять в воздухе, подхваченный ветром, как Химуро всем своим существом ощутил чужую, мрачную, давящую силу. Кожа мгновенно покрылась мелкими мурашками, и будь у Тацуи шерсть, она вздыбилась бы на загривке. — Уезжай, Муро-чин! Спасайся! Огромная тень заслонила собой солнце. Химуро услышал крик Ацуши, но он быстро оборвался. Холодея от животного ужаса, Тацуя запрокинул голову и чуть не ослеп от яркого кровавого огня, окружившего со всех сторон. В это же мгновение его резко подбросило вверх, тело обвили острые когти, дёргая в небо, унося далеко от земли и лошадей.