***
Като с нескрываемым любопытством разглядывал улыбающееся лицо Ешизуми. Иваки наконец внял его настойчивым просьбам и привёл старого знакомого, а ныне своего подчинённого, в их дом. Ёдзи с пристрастием изучал лицо бывшего актёра, отыскивая изменения, которые неминуемо должны были наложить прошедшие годы и испытания. Изменений было на диво мало, и все они отнюдь не портили благородного облика их гостя. Ешизуми возмужал, слегка похудел. Черты лица обрели законченную твёрдость и мужественную зрелость. Теперь он носил гораздо более короткую стрижку и одевался достаточно строго, хотя последнее могло быть данью новому служебному положению. В остальном же Ешизуми казался почти прежним. Вот только голос, — глухой и то и дело срывающийся на низких или высоких обертонах, — принадлежал чужому человеку и производил отталкивающее впечатление. Но, тем не менее, даже не верилось, что прошло десять лет. Карие глаза смотрели всё так же открыто и доброжелательно. Заразительная улыбка не давала возможности усомниться, что её обладатель искренне рад встрече. Чего нельзя было сказать о Като — тот был бы счастлив век не видеть Ешизуими. Но именно Като настоял на этом визите, так как жаждал своими глазами оценить возможного соперника и самолично понаблюдать за манерой общения Иваки и его нового секретаря. Так что, хочешь-не хочешь, сегодня он вынужденно был сама доброта и радушие. — Ну что, Ешизуми, освоился на новом месте? Работа нравится? Я слыхал, вы теперь с Иваки-сан проводите много времени вместе. — Да, – кивнул молодой человек. — Ему приходится посвящать меня в тонкости рабочего процесса. Я пока нуждаюсь в подсказках и советах. Но, надеюсь, это не продлится долго. Он кинул быстрый взгляд на входящего в комнату Иваки, и Като чуть не задохнулся от ярости. Он счастлив видеть его и даже не скрывает этого! — Уверен, ты быстро войдёшь в курс дела, с твоими-то способностями, — тем не менее спокойно произнёс Ёдзи, взяв себя в руки. — Да, — подтвердил Иваки, ставя на столик поднос с чашками и кофейником. — У Ешизуми прекрасные задатки, да и опыт администрирования имеется. Так что не сомневаюсь, что он будет весьма полезен агентству в этой должности. Ешизуми порозовел от удовольствия. — Спасибо, Иваки! Ты чересчур снисходителен ко мне! — Он с признательностью взглянул на черноволосого мужчину. Тот ответил мягкой, ободряющей улыбкой. Като непроизвольно сжал кулаки — Тяжело, наверное, было оторваться от всего, к чему привык, и так круто изменить жизнь? — обратился он к Ешизуми, прерывая эти «гляделки». Тот покачал головой. — Нет, там не было ничего, что удерживало бы меня. Я сам себе хозяин. — Ах, да! — сделав вид, что только что вспомнил, кивнул Като. — Ты же не женат. Странно, кстати. В твоём возрасте уже пора иметь семью. Неужели не нашлось ни одной, способной составить твоё счастье? Он втайне порадовался, как плавно вывел разговор на интересующую его тему. — Ну, почему же? — невозмутимо пожал плечами Ешизуми. — Варианты, конечно, были, но… Не «срослось». Не всем повезло, как тебе, Като. Тот нахмурился. — Что ты имеешь в виду? — О, ничего такого, – молодой человек беззаботно рассмеялся. — Просто не каждому судьба даёт шанс встретить человека, ради которого хочется жить. — Хочешь сказать, что ты из числа этих несчастных? — недоверчиво уточнил Ёдзи. — Като! — в голосе Иваки звучала укоризна. — А что обидного я сказал? Они действительно несчастны… — Нет, мне как раз повезло, — перебил его возмущение Ешизуми, — но человек, которого я люблю, оказался не свободен. Като напрягся, впиваясь взглядом в лицо собеседника. Что-то слишком прозрачно. Или я уже каждое «лыко в строку» подгоняю? — А он знает о твоих чувствах? – изображая искреннею озабоченность, спросил он. — Нет. — Карие глаза бывшего коллеги прямо и чуть насмешливо смотрели в золотистые глаза визави. Казалось, его совершенно не смущают столь бесцеремонные расспросы о личной жизни. — Что ж ты так… — деланно удивился Като. — Надо было признаться! А вдруг твоя любовь взаимна? В конце концов, разводы в этой стране никто не отменял. Словно очнувшись, Ешизуми внезапно отвёл взгляд. — Я не считаю возможным для себя разрушать чужое счастье, — тихо, с прохладцей в голосе ответил молодой человек. Похоже, разговор неожиданно начал тяготить его. Като внезапно обратил внимание с каким напряжением вслушивается в их диалог Иваки. Подозрения вспыхнули с новой силой. — А ты что думаешь по этому поводу? — обратился Ёдзи к любовнику. Тот вздрогнул и растерянно уставился на него. — Я считаю, что позиция Ешизуми достойна уважения, хотя и не способствует устройству собственного благополучия, — осторожно сформулировал он, поёживаясь под прожигающим взглядом янтарных глаз. Несколько секунд они смотрели друг на друга, словно обмениваясь мыслями. Каждый был уверен, что знает, о чём думает возлюбленный. — Ну, что ж… — Като наконец «погасил» взгляд. — Я тоже разделяю эту точку зрения, - он расслабился и вновь тепло улыбнулся гостю. — Надеюсь, ты ещё встретишь свою половинку и будешь счастлив, как мы с Иваки! Ешизуми облегчённо хмыкнул. — Ты по-прежнему до противного романтичен, Като! — в своей привычной, насмешливой манере ответствовал он. Все трое дружно рассмеялись, словно окунувшись вновь в атмосферу давно прошедших дней. Напряжение за столом рассеялось. Остаток встречи прошёл в приятных воспоминаниях и непринуждённой болтовне. Но крохотное неудобство, – едва уловимый осадок после состоявшегося разговора, — не дал ей затянуться дольше необходимого.***
Проводив Ешизуми, Иваки вернулся в гостиную. Примостившийся в уголке дивана Като так глубоко погрузился в размышления, что, казалось, даже не заметил его возвращения. Лёгкое позвякивание собираемой со стола посуды вывело Ёдзи из задумчивости. Он выпрямился, явно приняв какое-то решение. — Иваки, присядь, пожалуйста! — попросил он любимого. — Нам надо поговорить. Иваки настороженно опустился рядом. Като с минуту пристально вглядывался в его лицо, словно пытаясь удостовериться в чём-то. — Полагаю, ты знаешь, что Ешизуми влюблён в тебя. — Это прозвучало, как констатация факта. Като помолчал, возможно, ожидая подтверждения. Не дождавшись, продолжил. — Вероятно, ты знал это и десять лет назад. Иваки дёрнулся, явно желая возразить, но Като не дал прервать себя. — Погоди. Сначала выслушай. Я не подозреваю тебя в намерении ответить ему взаимностью, хотя твоё отношение к этому парню всегда заставляло меня опасаться, что однажды это может случиться. Я верю в твою любовь ко мне и не ожидаю предательства. Не сомневаюсь, что ты искренне желал помочь Ешизуми, вовсе не стремясь разбудить его чувства. Но это произошло. Если они вообще спали все эти годы. Не важно. Факт остаётся фактом — ты подарил ему надежду. И теперь рядом с тобой каждый день будет находиться человек, любящий тебя, жаждущий тебя, ждущий от тебя поощрения. Как ты предполагаешь справляться с этим? И как жить мне, зная об этом? Ответь, Иваки! Как ты представляешь дальнейшее развитие ситуации? Като говорил вполголоса, неторопливо, но горечь, прорывавшаяся в словах, не позволяла обманываться спокойствием его тона. Иваки подавленно молчал, опустив голову. Он внезапно осознал, насколько справедливо возмущение Като. Поддавшись порыву, жалости, вновь проснувшемуся чувству вины, он зашёл слишком далеко в своём рвении. Да, Като прав. Он видел, что чувства Ешизуми не угасли, но для него это больше не имело никакого значения. Его любовь целиком и безраздельно принадлежала любимому, и он не видел опасности для себя в чьём-то обожании. Захваченный благими намерениями Иваки даже не успел задуматься, в какую геенну огненную ввергает он и ревнивую душу Като, и отчаявшееся сердце Ешизуми. И самое страшное, что пути для отступления не было! Он не может просто отослать бывшего коллегу восвояси, как не по адресу прибывшую посылку, не может лишить своей поддержки или огорошить внезапной холодностью после всех задекларированных им обязательств. Иваки в ужасе осознал, что создал обстоятельства, из которых нет безболезненного выхода. Оттолкнуть Ешизуми сейчас, значит окончательно убить в нём веру в людей и надежду на будущее. Позволить ему остаться — обречь Като на бессмысленную ревность, внести непрерывный источник раздора в их жизнь. О, Боги, где был его разум, когда он принимал решение, имеющее столь далеко идущие последствия? — Я так понимаю, ответа у тебя нет? — Голос Като прервал затянувшееся молчание. Иваки поднял на него полные муки глаза. — Я не знаю, что делать… — едва слышно прошептал он. Като со вздохом привлёк понурившегося любовника в свои объятья. — Послушай, Иваки, — тихо, убедительно произнёс он, касаясь губами черноволосой макушки. — Ты должен найти для Ешизуми другую должность, отдалить от себя, свести все контакты к минимуму. Только так ты можешь избавить и его, и нас от неизбежных в данном случае страданий. Сделай это, прошу тебя. Сделай, пока не поздно. Иваки молчал, внутренне соглашаясь с любимым, понимая, что тот предлагает единственно верный вариант, но… — Я не могу предать Ешизуми второй раз, — после мучительного колебания выдавил он. — Предать?! — Иваки почувствовал, как напряглись руки, обнимающие его. Он торопливо вскинул голову. — Нет-нет! Это не то, что ты подумал, — с тревогой вглядываясь в потемневшее лицо, поспешил успокоить он Като. — А что же тогда? — золотистые глаза недобро сузились. Иваки судорожно втянул воздух. Неосторожно вырвавшееся признание требовало пояснений. Но, видит бог, как же тяжело ему было раскрывать перед Като столь долго хранимую тайну, которая наверняка ранит возлюбленного. — Ты прав, — собравшись с духом, признался Иваки. — Тогда, десять лет назад, я знал о чувствах Ешизуми, но не находил в этом ничего неприятного или возбуждающего опасения. Наоборот, в тайне я даже получал удовольствие от его невинного и искреннего восхищения мной, пока в один прекрасный момент не осознал, что втянулся в эти отношения гораздо сильнее, чем хотел бы и предполагал возможным для себя. И я не придумал ничего лучше, чем просто разорвать их. Причём в самый тяжёлый момент его жизни, когда Ешизуми потерял практически всё — работу, здоровье, друзей… — То есть… Ты хочешь сказать, что десять лет назад ты стоял на грани, чтобы изменить мне? — деревянным голосом уточнил Като. — Нет! Никогда! — шокировано воскликнул Иваки, даже привскочив от возмущения. — Как подобное могло прийти тебе в голову? Я лишь имел в виду, что понял, что Ешизуми стал мне слишком близок – ближе, чем я мог позволить кому-либо, кроме тебя. Я не желал делить своё сердце между тобой и кем-то ещё, поэтому просто вычеркнул его из собственной жизни. Хотя и знал, что поступаю подло и незаслуженно усугубляю испытываемые им страдания. Спазм, перехвативший горло, заставил Кёске умолкнуть. Вот уж не думал он, что когда-нибудь придётся озвучить эту ужасную правду о себе перед самым дорогим человеком, причиняя этим признанием боль гораздо большую, чем банальная измена. Он не мог заставить себя взглянуть на любимого, с ужасом ожидая его реакции. — Вот значит как… — Голос Като заморозил пространство. — Получается, грань всё-таки была неподалёку. Неожиданно напускное спокойствие покинуло Ёдзи. Схватив Иваки за плечи, он яростно встряхнул его, как тряпичную куклу. — Тогда зачем? Зачем ты опять привёл его в нашу жизнь?! — заорал он. Оттолкнув любовника, Като резко поднялся. — Сделай так, как я прошу, Иваки, — тихая, безжизненная интонация прошлась волной мурашек по коже мужчины. — Сделай ради нас, иначе… Не договорив, Като бросился вон из комнаты.***
Несколько дней прошли в молчаливой конфронтации. Като был настроен непримиримо и всем видом давал понять, что ожидает от Иваки решительных действий. Кёске же мучительно пытался найти компромиссный выход из создавшейся ситуации. Он понимал, что следует успокоить любимого любой ценой, но и грубо отталкивать от себя Ешизуми, которому обещал своё покровительство и помощь, тоже не хотелось. Поиск решения затягивался. А между тем Като предстояло покинуть столицу на несколько недель для съёмок в другом городе. Неразрешённая проблема накалила обстановку в доме до предела. Вечером накануне отъезда Ёдзи не выдержал и вновь вернулся к болезненному вопросу. — Иваки, мне предстоит отсутствовать довольно длительное время. Представляешь ли ты, что я чувствую, оставляя тебя в зоне постоянной опасности? С какими мыслями мне придётся работать, зная, что рядом с тобой находится человек, который однажды уже чуть не проник в твоё сердце и сейчас горит желанием повторить попытку? Неужели моё душевное спокойствие значит для тебя меньше, чем доброе мнение Ешизуми о тебе? — Като! — страдальчески охнул Иваки. — Я не прав? Тогда докажи мне. Хватит оттягивать неизбежное. В глубине души ты не хуже меня понимаешь, что Ешизуми следует изолировать от тебя. Хочешь помогать ему – помогай, но на расстоянии. И не заставляй меня подозревать, что твоя помощь – всего лишь ширма для желаний совсем другого рода. Като отвернулся, пряча злые слёзы. Боль и отчаяние, звеневшее в его голосе, испугали Иваки. Похоже, он и вправду своим бездействием перегнул палку, дав повод возлюбленному представлять себе такие страшные вещи. Раскаяние неожиданно придало ему уверенности. Не колеблясь более ни секунды, он обнял любовника, прижимаясь к его напряжённой спине. — Като, клянусь тебе, я больше не буду медлить. Завтра же займусь поиском новой должности для Ешизуми. Я не допущу, чтобы ревность отравила твой творческий процесс. Верь мне, прошу тебя. И не позволяй больше этим ужасным мыслям терзать твою душу. Като обернулся, недоверчиво, но с надеждой вглядываясь в любимое лицо. Кажется, увиденное убедило его в искренности любимого. Улыбка облегчения расслабила гневно сжатые губы. — Ты бываешь удивительно несговорчив, Иваки-сан, — он обвил руками талию любовника, привлекая его ближе, — из-за твоего упрямства мы потеряли уйму времени, которое могли использовать гораздо более приятным способом! Взгляд Иваки разделял его сожаление.***
— Как хорошо, что нам удалось помириться до отъезда... Иваки обессиленно нежился в объятьях Като, с наслаждением ощущая во всём теле отголоски только что пережитой страсти... Было бы невыносимо расстаться так надолго, затаив в сердце обиды и подозрения. Но теперь мне придётся выполнить свою клятву. Как же тяжело даже думать об этом… Словно почувствовав его смятение, Ёдзи легонько приподнял подбородок Иваки. — Не забудь, ты дал слово, — золотистые глаза были необычно серьёзны, почти суровы. Мысли обоих, так или иначе, вращались вокруг одного и того же человека…