Часть 10
4 июля 2011 г. в 17:06
***
Он очнулся в какой-то странной светлой комнате. Обстановка явно домашняя. Кровать… больничная. Стоит какая-то фигня на тумбе рядом с кроватью. Отключена. Проводки торчат… Капельница пустая висит на стойке. Интересно, где он? Тело побаливает. Сильная слабость… Немного погодя до него дошло, что он лежит на спине. Что, несомненно, радовало. Захотелось потянуться. Том дернулся… Руки привязаны… Нет! Нет!!! Только не это!!! Нет! Он больше не вынесет! Пожалуйста, кто-нибудь убейте его! Пожалуйста! По-жа-луй-ста!!! Они все-таки сдали его Марино! Они вернули его в ад! Ну почему? За что? Почему сразу не убить? За что ему это все? Ноги? Том махнул ногами и скинул с себя махровую простыню. Нет! Он не хочет! Пожалуйста! Кто-нибудь! Он метался по подушке и кричал, плакал, истерил. Он махал ногами, словно отбиваясь от своего кошмара, который вот-вот станет реальностью. Он слышал, как в комнату вбежал Марино. Он зажмурился, отказываясь видеть ненавистного врага, продолжая истошно вопить. Марино навалился на грудь, зажал его лицо руками, тихо приговаривая:
— Тихо. Тихо. Тихо, успокойся.
— Нет… Нет… Пожалуйста…
— Том, открой глаза. Посмотри на меня. Пожалуйста, открой глаза. Тихо. Успокойся. Открой глаза. Тихо.
Том зажмурился еще крепче.
— Пожалуйста… Не надо… Пожалуйста… Пожалуйста…
— Открой глаза! — всхлипнул он.
Том упрямо качнул головой, но истерить прекратил. Нахмурился. Марино плачет? Бред!
— Развяжи мне руки, — обреченно прошептал Том.
— Я развяжу. Прямо сейчас. Ты только открой глаза, — с мольбой попросил Марино.
— Не хочу, — буркнул он, приготовившись к удару.
Странно, но Марино не стал его бить. Он просто развязал сначала одну руку, потом перегнулся через него и освободил вторую. Нежно взял ладонь и поднес к губам.
— Ну, посмотри же на меня…
Том приоткрыл глаз… Какая чудесная галлюцинация… Надо сохранить ее в памяти… Интересно, чем он его накачал на этот раз?
— Ты совсем не хочешь меня видеть? — губы нежно касались огрубевших из-за мозолей рук.
— Зачем ты опять делаешь мне больно? Тебе мало моего тела? — всхлипнул Том. — Оставь мне хотя бы брата…
— Том… — ласково звал он, целуя руку, прижимая ладонь к своей щеке. — Томми… Это же я… Томми… Все кончилось… Посмотри на меня. Ну, посмотри же…
Том провел пальцами по лицу, там, где должен быть пирсинг. Колечко в брови на месте. Бред… Этого не может быть… Сон… Он остановился на губах. Не такие как у Марино… Губы приоткрылись, и кончика пальца коснулся металлический шарик. Боже, ему столько раз снились такие сны… Реальные… Осязаемые…
— Это я, — улыбался он. — Я… Это не сон… Не бред… Это я… Открой глаза.
Том отчаянно затряс головой.
— Ты исчезнешь. Ты всегда исчезаешь.
— Главное, чтобы ты больше не исчез, — сел рядом на кровать. Пальцы переплетены. Том вцепился в него так, словно от этого зависела его жизнь.
— И я всегда остаюсь один.
— Ты не один. Давай ты попробуешь открыть глаза, а чтобы я не исчез, будешь крепко держать меня за руку.
И словно в подтверждение своих слов он накрыл его руку своей второй. Том осторожно глянул на него из-под ресниц. Видение не исчезло. Что-то тут не вязалось. Такого просто не может быть.
— Он тебя… тоже… поймал… — робко спросил Том.
— Нет.
— Это наркотики? Ты опять меня чем-то обколол?
— Он пичкал тебя наркотиками? — лицо брата исказилось от гнева.
— Это не галлюцинация?
— Я похож на галлюцинацию? — ласково спросил Билл, придвигаясь к нему поближе. Том выглядел ужасно — почти шоколадный, но какой-то не такой… бледный, осунувшийся, безжизненный. В глазах столько боли, что у Билла щемило в груди. Но нельзя показывать брату, что ему и самому сейчас плохо, что хочется обнять его и не расцеплять рук, что сам боится его потерять, боится моргнуть и прогнать видение…
Том потянулся к нему второй рукой. Билл тут же перехватил кисть и прижал к своей щеке. Он очень осторожно высвободил ее и провел по волосам, по шее, по груди. Он словно изучал его заново, словно не верил до сих пор. Билл не сдержался — рывком прижался к нему, крепко обнял.
— Нашелся, нашелся, нашелся, — бормотал он ему в ухо, а по щекам текли слезы, капали на горячее плечо близнеца, сползали на подушку.
— Ты здесь ради меня? — тихо спросил Том, несмело обнимая брата в ответ.
Он кивнул и уткнулся носом ему в шею.
— Прости меня… — прошептал. — Прости… Я… Поверь… Я делал все, что мог… Я думал о тебе ежеминутно… Я молился, чтобы ты выжил. Когда мы точно узнали, где ты и к кому попал, я начал молиться… Я и до этого-то молился, но тогда мне стало особенно страшно. Я умолял их помочь тебе, как можно быстрей, я знал, что каждый час там для тебя может стать последним, но ничего не получалось. День за днем… Прости меня… Прости, что не мог помочь так долго. Прости, что не мог найти так долго. Прости, что заставил страдать. Прости, что заставил ждать…
— А ты больше не уйдешь? Если ты уйдешь с рассветом, забери меня с собой… Я больше не выдержу… Я не могу больше… Я устал жить…
— Не смей! — Билл даже подпрыгнул. — Не смей так говорить! Все кончилось, слышишь! Весь этот кошмар кончился! Я знаю, что могут быть последствия, врач мне объяснил, пока ты спал, но мы с этим справимся! Я помогу тебе! Я ни на шаг от тебя не отойду! Я буду рядом с тобой и буду держать тебя за руку, слышишь? Я буду крепко держать тебя за руку! — он опять опустился ему на грудь.
— Ты всегда так говоришь, — надулся Том. — А потом уходишь.
Билл просунул руку под простыню и ущипнул его за бок. Том дернулся и зашикал.
— А в твоих снах тебя вот так щекотали? — улыбнулся Билл, пробегаясь пальцами по ребрам. Он щекотал его, вынуждая сжиматься и хихикать. Он осторожно погладил по щеке, любуясь практически собственным отражением, повторяя всего одно слово: — Нашелся…
Их возню прервал звонок. Мама — как-то сразу понял Том. Такой звонок у брата стоял на маму. Происходящее все больше напоминало реальность. Билл изогнулся, торопливо вынимая трубку из кармана джинсов.
— Да, мам!.. Привет!.. Том как? Том отлично! — он подмигнул брату. — Вот никак не проснется. Еле уговорил глаза разодрать… Нет, мам, с ним, правда, все в порядке. Живой, здоровый, загорелый. Сейчас пока выглядит неважно, щек нет, но в целом… Да, я поговорил с врачом… Ну что он сказал? Он сказал, что жить будет. Он завтра утром сделает ему узи, там еще какие-то обследования, я не понял толком, и если все будет хорошо, то отпустит нас в гостиницу. Сказал, что ему надо пить много витаминов, хорошо питаться и сменить обстановку. За всем остальным надо наблюдать… Томми, хочешь с мамой поговорить? — Билл протянул ему трубку.
Том насторожился, огляделся, словно ему предлагают что-то неприличное и противозаконное.
— А можно? — тихо спросил он.
Билл удивленно вскинул брови и прижал трубку ему к уху.
— Мам? — робко протянул он, ожидая услышать какую угодно гадость.
— Томми! Мальчик мой! — голос матери дрожал и срывался от радости.
— Мам, — расплылся он в улыбке, забирая телефон.
— Как ты, родной мой?
— Хорошо… Столько событий… Расклеился немного, никак не соберусь…
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Только тело немного болит. Не могу понять от чего.
— Скажи врачу обязательно. Может, там что-то серьезное? Может, это требует немедленной помощи? Томми… — она не удержалась, шмыгнула носом.
— Мам, я скажу… Обязательно… Как там бабушка и дедушка? Как ты? Как отец? Я просто не верю… — глаза влажные, взгляд немного растерянный.
— Да как мы? С ума сошли. Все слезы выплакали… Что про нас говорить? Ты там как?
— Со мной все хорошо, — на ходу принялся выдумывать легенду Том. — У меня там была отдельная комната. Очень хорошая. С видом на океан и на сад. Светлая такая… Меня нормально кормили. Я даже от безделья начал поправляться, пришлось качаться, отжиматься. Меня не обижали, мам. Относились очень уважительно. Даже гитару купили, чтобы мне не скучно было… Дорогущую… Я о такой и мечтать не смел… Очень дорогую… Она только под заказ делается…
Билл помрачнел и отвернулся, не заметив, как сжимает кулаки.
Он бродил по огромному дому, почти не глядя на обстановку, комнаты… Сейчас тут хозяйничали другие люди, переворачивали шкафы, рылись в одежде. Комната этого человека… Хотя, можно ли его назвать человеком… Несколько мониторов для наблюдения… Такие же он видел в кабинете и гостиной… Билл нажал на пульт. Экраны разом ожили. Комната. Кровать. Кресло. Окна. Столик. Санузел. Никого нет.
«Что это?» — спросил он.
Ему никто не ответил — слишком заняты. Он и сам догадался. На столе лежали диски. Билл украдкой стащил один и спрятал в карман.
«А как попасть туда?» — остановил он какого-то мужчину.
«Иди по коридорам все время до конца. Флигель левее».
Билл пошел. Медленно, неуверенно. Флигель левее… Том ходил по этому коридору… Левее… Том…
С трудом, но ему все-таки удалось попасть во флигель. Поднялся к комнате… той самой… Двери нараспашку. Первая с виду обычная. На самом деле бронированная, тяжелая, толстая, с особым замком. Рядом на стене какая-то штука. Билл присмотрелся — она идентифицирует входящего. Вот он замок и ключ… Вот то, что запускает механизм уничтожения… Заставил себя перешагнуть порог. Маленькая комнатка. Три монитора, какой-то пульт. То есть, прежде чем войти, он смотрел, что делает брат. Еще одна дверь. Такая же, как предыдущая. И такая же панелька… Еще одна комнатка… Такая же… Только вот петли у двери другие… Билл это как-то мимоходом заметил. Потом посмотрел на потолок — очень мощная вытяжка… Дверь закрывается герметично по отношению к внешнему помещению… Кристофер не врал — если ее попытаться вскрыть, то сработала бы система подачи газа, и Том бы умер.… Где он?.. Три дня прошло… Три страшных дня…
Вечером Кристофер отвез его в отель, если так можно назвать маленький двухэтажный домик, в котором было всего шесть номеров. Зато тут вкусно кормили. Так говорили друзья. Сам Билл почти не ел. Не было ни желания, ни настроения. А сейчас, когда ни Густава, ни Георга не было рядом, когда Том неизвестно где, сейчас ему было втройне плохо. Он включил ноутбук и запустил честно сворованный диск. И пока он грузился, ему отчего-то стало очень страшно.
Увиденное повергло его в самый настоящий эмоциональный ступор и шок. Он не заметил, как по щекам потекли слезы, все внутренности начали болеть, а кожа покрылась мурашками и неприятно похолодела. Вот Том сидит на подоконнике, ходит по комнате, разминается. Голый. На теле синяки и ссадины. А потом… Потом Том лежит около кровати, сжавшись в комок. Избитый. Он попытался встать на четвереньки через какое-то время. Упал. Вновь сжался от боли. Билл чувствовал ее, всем организмом чувствовал. Он переживал ее вместе с ним. Тело брата стало черным от побоев. Биллу показалось, что… С третьей попытки Тому удалось… забраться под кровать… И он понял, что ему это вовсе не показалось — на ковре видна кровь. Билл плакал и царапал монитор, словно пытаясь стереть темные пятна со светлого ворса, сгорая от стыда и страха. Он обхватил себя за плечи и тихо подвывал, раскачиваясь из стороны в сторону, обливаясь слезами, не спуская глаз с этих злосчастных пятен. То, что раньше было абстракцией, то, что раньше было догадкой, которую он тщательно от себя отгонял, вдруг стало реальностью, самой страшной, самой ужасной реальностью, какую только он мог себе представить. Восемь месяцев его брат терпел все это, выживал, страдал, а он восемь месяцев не мог ему помочь. Восемь месяцев кошмара и ада… А он не мог ему помочь…
— Побыстрее возвращайся. Тебя тут все заждались. Все-все.
— Мам, я тоже. Ты себе не представляешь, как я по вам всем соскучился. Какие у вас новости?
— Да какие у нас новости? У нас главная новость — ты нашелся. Вот и все наши новости. Мы только ею и живем последние часы. Когда Билл позвонил и сказал, что ты до посольства добрался, со мной от счастья чуть сердечный приступ не случился. Знаешь, я поклялась Богу, что откажусь от Него, если Он мне тебя не вернет… Трех дней не прошло… — мама все-таки плакала.
— Я тебя люблю, ма, — улыбнулся Том. Хотелось прижаться к ней, обнять крепко-крепко.
— Я тебя тоже, сынок. Целую. Побыстрее там, не задерживайтесь. Хорошо?
— Да.
Так здорово. Так спокойно. Мама… Мамин голос. Билл рядом. Мрачный…
Том пристально на него посмотрел. Брат тут же улыбнулся. Но даже после такой долгой разлуки, им не надо было произносить что-то вслух, чтобы понять друг друга. Том побледнел, занервничал, отвернулся.
— Ну что ты? — ласково спросил Билл, целуя кончики его пальцев.
— Мама знает? — обреченно пробормотал он куда-то в сторону.
— Никто не знает. А кто знает, тех я просил не распространяться. Из наших вообще никто не знает. Только я. Но твоя легенда мне очень понравилась. Ее мы и будем придерживаться.
— И ты… — протяжно вздохнул Том.
— И я никуда не уйду и не оставлю тебя больше. Ты для меня самый лучший и самый родной. Знаешь, мне сказали, что тебя любил и уважал весь тот дом. Ты их не знал, а они все равно считали тебя самым сильным и достойным. Только помочь не могли…
Они обнялись. Вцепились друг в друга и не отпускали долго-долго. Живой, теплый, настоящий. Том закрыл глаза от удовольствия, утыкаясь носом в мягкие волосы брата. От Билла пахло дождем, морем и дорогой. Одет очень просто, без косметики. Волосы собраны в хвостик на затылке. Видно, что наспех.
Том еще раз осмотрел комнату, в которой находился.
— Где я?
— В больнице при нашем посольстве.
— А как я сюда попал?
— Тебя вчера из одного посольства в другое срочно перевезли на вертолете. Ты там от голода с лестницы свалился, и они никак не могли тебя в сознание привести. Врачи потом сказали, что ты истощен сильно, что анализы совсем дерьмовые, что вообще не понятно, как ты на ногах держался. А я прилетел утром. Они мне позвонили ночью, сказали, что ты до них почти добрался, и утром я уже прилетел к тебе.
Снова звонок. Георг. Том улыбнулся. Билл протянул ему трубку.
— Алло? — тихо произнес он.
— Билл? Привет! Как там? Это точно он? Нашелся? Том? — обеспокоено тараторил друг.
— Точно он, точно, — засветился Том. — Привет!
— Том! Сволочь! Ты? — едва ли не выпрыгивал из трубки Георг. — Где тебя черти носили?! Мы тут извелись все! Блин! Как же я рад! Ты себе не представляешь, как мы рады! Мы с Густавом были там месяц, пока визы не кончились. Прикинь, уроды! Биллу на три месяца визу дали, а нам с Густавом всего на месяц! Гады!
— Вы были… Где? — пробормотал Том.
— Там, на острове… Напротив того, где был ты. Я говорил Густаву, что надо еще раз ехать, может, помочь там чем, или Билла поддержать… А Густав говорил, что сейчас пока все документы оформим-соберем, ты сам приедешь. Вот так и вышло. Чертяга! Где ты был так долго?
— А я все размышлял, как лучше сделать, — растерянно улыбнулся Том. — Автостопом добираться до дома или все-таки попробовать с посольства начать…
— Какой автостоп? Ты как через два материка автостопить собрался? Это же насквозь через Штаты, Канаду, Россию, Европу… И между прочим с одного материка на другой попасть можно только зимой, когда Берингов пролив замерзнет. И то не факт, в связи с глобальным потеплением на планете.
— Ну, вот поэтому я с посольства и решил начать, — засмеялся он.
— Ты как удрал-то? Почему? Всех обхитрил! Мы тут три месяца операцию разрабатывали, чтобы его вытащить живым, а он всем фак показал и смылся наглым образом.
— Знаешь, я постоянно пытался сбежать, но ничего не получалось. Я просил людей о помощи, но они подставляли меня. А когда этот человек ни с того, ни с сего начал мне помогать, то я решил, что это очередной розыгрыш, и надо выходить из игры. Я нарушил им все правила.
— Ты нарушил нам всю нервную систему! Пока мы знали, где ты, то так не нервничали, а когда ты удрал… Молодец, друг! Я очень тобой горжусь! Ты… Просто… Том, у меня слов нет! Я счастлив, что ты нашелся! Да что там я? Мы все счастливы! Не задерживайтесь там!
Они еще немного пообменивались любезностями и распрощались до завтра — Георг обещал позвонить. Не успел Том нажать отбой, как телефон отозвался новым звонком. Густав. Который тут же высказал ему, что никак не может дозвониться. Друг был таким же эмоциональным, как и Георг, бурно радовался, говорил какие-то глупости. Том слушал его, широко улыбаясь. Иногда смеялся вполне естественно. Билл заметил, что напряжение понемногу спадает, что Том расслабляется. Врач предупредил его о последствиях, сказал, что психологическая травма может быть очень сильной, надо быть мужественным и помочь близнецу, как бы не было трудно самому, но брату надо помочь.
Линия едва успевала освободиться, как тут же новый звонок требовал ответа. Билл скинул кроссовки и забрался к брату на постель с ногами. Бессонная нервная ночь, наполненная страхом и отчаяньем, давала о себе знать. Том подвинулся, освобождая место. Он уже смеялся в голос, шутил. Билл с удовольствием заметил блеск в его глазах. Морщинки на лбу совсем разгладились. Том то садился, то плюхался рядом. Размахивал руками, что-то объясняя. Легенда, опробованная на маме, начинала обрастать подробностями и становиться более стройной и правдоподобной. Билл слушал голос близнеца и успокаивался сам. Как будто душу обратно вернули. Сердце билось ровно и спокойно. Не щемило, не болело, не замирало, ни за двоих. Сердце билось так, как билось всегда, — за них. Билл прижался к нему и сам не заметил, как заснул.
Его разбудила тишина. Он резко сел и огляделся. Тома в палате не было. Сумка, которую он бросил около входа, раскрыта. В ней явно кто-то рылся. Телефон лежал рядом на подушке. Выключен вообще. Билл поседел за эти несколько секунд. Он вскочил и, как был — босиком и растрепанный, вылетел в коридор. Сердце колотилось в глотке, ноги ватные, казалось, что он сейчас умрет на месте. Куда он ушел? Зачем? Он же понял, что это не сон, что они снова вместе! Куда ушел? Опять сбежал? Зачем? Еще немного и Билл грохнется на пол и начнет биться в истерике.
Тома он заметил в дверях в ординаторскую. Точнее половину Тома. Заднюю половину. В своих шортах и футболке. Приподняв правую ногу (босую, в не зашнурованном кроссовке), Том чуть раскачивался, облокотясь на косяк. Билл готов был дать голову на отсечение — брат как минимум кокетничает и что-то просит. Он подошел к нему ближе.
— Ну, это же неправильно! Этого не может быть! — обиженно воскликнул Том.
— Здравствуйте, — поздоровался Билл с медсестрой, выглянув из-за его плеча.
— Слушай, я есть хочу, а мне сказали, что сюда ничего заказать нельзя! Мы ужин проспали, представляешь! — нажаловался Том брату.
— Давай сходим в кафе, — дернул он плечами. — Можно?
— Нет, — твердо заявила медсестра. — Что я скажу доктору Маркесу?
— А вы ему ничего не говорите. Мы быстро. Скажите, что ничего не знаете. Были тут, куда вышли — не известно. А я записку ему оставлю, что мы в кафе и скоро вернемся. Доктор Маркес мне сам утром говорил, что Тому надо хорошо питаться. Пожалуйста… — Билл состроил самое жалостливое лицо, какое смог. Том тоже умоляюще посмотрел на девушку.
— Меня уволят, — не сдавалась она.
— Вас еще гарантированнее уволят, если узнают, что вы не покормили моего брата, — очаровательно улыбнулся Билл.
Том быстро закивал:
— Но ведь им не обязательно знать об этом, да?
— Пишите расписку, — фыркнула она, — что вы всю ответственность берете на себя и не имеете к нам претензий. А я позвоню охране, попрошу, чтобы вас выпустили и впустили потом.
Том подождал, пока Билл накарябает несколько строчек на листке в клеточку.
В палате он переоделся в одежду брата, так как ничего своего у него не было, трусы и те отобрали. Билл выдал ему шлепки, в которых ходил на пляже, нашел резинку для волос, в которую они с трудом засунули дреды. Том выглядел странно и неожиданно по-билловски.
— А ты откуда знаешь? Кто рассказал? — все-таки спросил Том о наболевшем, когда они вышли на улицу и отправились на поиски какого-нибудь ресторанчика.
— Я запись видел, — очень тихо ответил Билл. И Том понял, что эта тема для брата ужасно болезненна. — Там обыск был… В доме… Я один диск украл… Он, когда к тебе заходил, выключал камеры. Вот ты сначала на подоконнике сидел, потом на полу в луже крови лежал, а через некоторое время под кровать уполз. Он, видимо, переписывал. Я по времени смотрел, там временные куски пропущены. На той записи трех или четырех дней не было.
Том помолчал пару минут, а потом отважился задать вопрос, который мучил его последние две недели:
— Что с Марино? Он жив?
— К сожалению, да. Хотя я бы лично его удавил. Нет, это слишком легкая для него смерть. Я бы глумился над ним и после его смерти! — с ненавистью прошипел Билл.
Том неожиданно для себя облегченно вздохнул. Господи, он жив! Марино жив! Потом до его расплавленного сознания дошло, что если Марино жив, то он просто так от него не отвяжется! Значит, он придумает, как вернуть себе свою зверушку! Том покачнулся от страха и вцепился в руку брата.
— Не бойся. Его арестовали, если это так можно сказать. Там, когда ты убежал, перестрелка была. Его охрана идеально сработала, вытащив хозяина из-под обстрела. Но спецслужбы все равно его взяли. Он зачем-то вернулся в тот ресторанчик…
Мурашки пробежали по коже. Том понял, зачем Марино вернулся. Он вернулся за ним. А Том его бросил в такой момент, он предал его, оставил умирать.
— Погибло несколько человек, — продолжал рассказывать Билл, не замечая, как брат меняется в лице, как начали дрожать губы, а в глазах появилась боль. — Говорят, он отчаянно сопротивлялся… — Билл только умолчал, что тот постоянно спрашивал о брате. Кристиан говорил, что, когда он узнал, что с Томом все в порядке, то улыбнулся и ответил: «А вот теперь я хочу позвонить своему адвокату, и дальнейшие беседы буду вести только в его присутствии».
— Расскажи мне всё. С самого начала, — вздохнул Том.
— Я попробую. Но ты тоже пойми, мне тяжело об этом говорить. Это был самый ужасный кошмар в моей жизни. Смотри, вроде бы выглядит прилично. Пойдем сюда?
Они зашли в кафе. Приветливый юноша проводил за стол. Меню было на английском. Билл очень плохо говорил по-английски, мало что понимал сам, поэтому пришлось тыкать пальцами наугад и глупо улыбаться официанту.
— Знаешь, об этом можно написать отдельную книгу… Страшную очень… — начал он, когда им принесли по коктейлю. — Рудольф вернулся один и сказал, что ты повстречал в коридоре какую-то телку и уехал к ней. Я тогда еще возмутился, почему ты ничего не сказал, кто отпустил… А он говорит, что с тобой Йохан поехал, и можно не беспокоиться. Я позвонил, но трубка не отвечала. А потом от тебя пришла смс, что ты занят, с девушкой, и чтобы я шел в задницу и не мешал тебе трахаться, что ты будешь завтра к обеду. Я ужасно обиделся. И больше тебе не звонил. Когда ты не объявился и к ужину, звонил уже не только я и не только тебе. Самое ужасное, что Йохан тоже пропал… И Рудольф… Рудольфа потом нашли… Через неделю… С перерезанной глоткой… Мы буквально искали тебя по трупам.
Был дикий скандал. Я столько всего наговорил Саки, что… — Билл поморщился. Помолчал, медленно размешивая содержимое в бокале. Том терпеливо ждал. Рудольф и Йохан были их новыми охранниками, которые сопровождали группу на территории Германии. Рудольф работал в агентстве уже год, а вот на группу его поставили всего несколько месяцев назад. Том помнил, как он нервничал первые дни, как старался понравиться. — Я столько всего наговорил Саки… Йохан ведь недавно у нас, всего месяц. Начали искать его, проверять. А его не существует. Точнее существует, но не он. Пропал наш Йохан с концами. Я потом уже думал, вспоминал, анализировал… Он ведь с самого начала к тебе больше тянулся. Он с тобой вроде бы как задружился, общался, что-то вы там с ним обсуждали… Рудольфа тоже никак не могли найти. Домой он после того вечера не вернулся, никто его не видел, ничего не знает… Стало понятно, что ты в беде. Мы отменили все. Наняли самых лучших детективов. Саки и Дэвид подняли все связи, какие можно было поднять, и даже те, которые нельзя было поднять, все равно подняли и заставили работать. Мама слегла. У меня истерика, я чувствую, что с тобой все плохо. Просто вот паника накатывает, страх, боль какая-то… Ну, не физическая, но я просто знаю, что тебе больно и страшно. И вот понимаю, что мы время упустили со всеми этими поисками охранников, что поздно уже, всё, ничего не изменить… Парни, конечно, поддержали. Я бы без них с ума сошел. Пресса как с цепи сорвалась… Сначала на меня грязь лили, потом из «достоверных источников» стало известно, что ты пропал. Уволили мы те источники.
Детективы сработали быстро. Уже через три дня мы знали, что произошло в клубе поминутно. Они нашли какого-то пьянчугу, который рассказал, что… Спасибо, — Билл улыбнулся официанту, который разложил перед ними приборы, принес еду и напитки. — Они нашли какого-то пьянчугу, который рассказал, что видел большую черную машину. Она стояла рядом с тем местом, где он ночевал, и тот никак не мог попасть «домой», пришлось ждать. Машина стояла там несколько часов. Он заметил, что там всем заправляла молодая девушка… Невысокая, с длинными черными волосами, собранными в пучок, с очень красивой фигурой, хрупкая…
— Это она меня… — сжал губы Том. Вилка царапнула по тарелке. Билл даже вздрогнул. — Ее зовут Паола, Мия или Даниэле… Сука! Задницей передо мной покрутила, как последняя шлюха, а потом вколола какое-то дерьмо в плечо.
— Ее зовут Андреа Фернандес. Она родом из Каталонии. Ей тридцать лет, и она личный телохранитель Эмиля Норберто Диаса, а заодно выполняет его некоторые поручения, конфиденциальные, так сказать. Иногда он называл ее Паолой. Я так и не понял почему. У меня времени много было, а заняться нечем, вот я и выискивал информацию по ним. Паола в переводе с испанского означает трясина. Я потом уже видел ее послужной список… Она на самом деле как трясина — кто попадал в поле ее зрения, тот живым не выбирался. Кристиан даже думал, что она владеет техникой гипноза. Потрясающая баба.
— Она два раза меня вокруг пальца обвела… Сука… Первый раз, когда похищала, а второй раз у Марино, когда дала тебе позвонить… Мразь…
— Ну вот, — пожал плечами Билл. — Я тебе больше скажу, она была главной в команде Диаса.
— Кто это? — прищурился Том.
— Подонок, который заказал тебя.
— А меня до него не довезли что ли? — нервно хохотнул Том. — По дороге перехватили?
Билл усмехнулся. Якобы незаметно скинул зелень с тарелки на салфетку и скромно отодвинул ее в сторону.
— Отчего же? Доставили за сутки, как хорошую, свежепойманную рыбу. Поэтому, когда мы все переполошились, ты был уже настолько далеко, что найти тебя не представлялось никакой возможности.
— Я называл его Марино… — растерялся Том.
— Я слышал это имя, когда ты первый раз позвонил. Оно нас и смутило… Как потом выяснилось, так называла его бабушка, к которой он был очень привязан. Марино — живущий в море. Детство он провел на севере Испании в Каталонии, мечтал стать моряком, профессионально занимался плаваньем, дайвингом, изучал восточные единоборства. Может быть, отсюда пошло… А потом всё бросил и уехал учиться в Германию. Там же познакомился с Андреа.
— Они любовники? — ревниво поинтересовался он.
— Нет. Друзья. Близкие друзья. Она, кстати, погибла, если тебе интересно это. Положила несколько наших, позволив Диасу уйти, а он, вот видишь, зачем-то вернулся…
А может, Марино вернулся не за ним, а за этой тварью? Может, Билл не все знает и они на самом деле любовники? Том постарался успокоиться. Кругом обман! Ложь! Неправда!
— Ты чего? — спросил брат, заметив, как близнец тяжело дышит и сжимает нож в руке.
— Он за мной вернулся! — с вызовом заявил Том. Прикусил язык, поняв, что ляпнул лишнего.
Билл не стал отвечать. Продолжил рассказ:
— Еще тот дядька, ну, который никак не мог попасть к своим контейнерам с мусором, сказал, что Андреа постоянно говорила с кем-то по телефону, причем с одними очень резко и агрессивно, а с кем-то заискивающе, по-дружески, но чувствовалось, что она у него в подчинении. Много курила. Сигарету за сигаретой. В общем, они все ждали, пока ты соизволишь пойти поссать. И ты пошел на свою беду. Кто осматривал туалет?
— Йохан.
— Видимо, Йохан впустил ее через окно. Дядька сказал, что после очередного звонка, девушка неожиданно начала раздеваться. Сняла спортивный костюм, оставшись в шортах и майке, хотя было очень холодно. Взяла туфли на шпильке, распустила волосы и куда-то убежала. Он еще говорил, что подумал, будто фанатка за каким-то кумиром увязалась, караулила, а сейчас понеслась по зимней слякоти в его жаркие объятия. Не прошло и десяти минут, как девушка вернулась в сопровождении двух мужчин в черной униформе, которые под руки тащили сильно пьяного парня. Ему показали твою фотографию. Он узнал тебя. Составили фоторобот Фернандес, но ее в картотеке не оказалось ни у нас, ни в Интерполе, только вот у спецслужб Багамских островов на нее очень тоненькое досье было. Ну, а теми двумя мужчинами, как ты, наверное, догадался, были Йохан и Рудольф. Они вытащили тебя в окно и отнесли в машину, потом Рудольф вернулся к нам и сказал, что ты уехал с девушкой, а Йохан поехал с Андреа. Бродяга и номер машины запомнил. Только нам это мало помогло. Детективы установили, что за неделю до этого Йохан взял ее на прокат.
— А как так получилось, что Йохана никто не проверил, а приставил к нам? — запоздало возмутился Том.
— Рудольф постарался. Он проиграл в карты сильно. Вообще все спустил… Квартиру… Машину… И скрылся. Устроился к нам. А потом его случайно обнаружили кредиторы. Взяли за причинное место и объяснили, что надо делать, чтобы долг ему простили. Когда все было сделано, его, как ненужного свидетеля, убрали. Это был наш первый труп.
Знаешь, на чем Диас поднялся? Он поставлял европейских мальчиков в азиатские и новозеландские бордели и под частные заказы. То есть вот хочется какому-нибудь уроду трахать белого мальчика, он связывается с Эмилем, описывает, какого мальчика хочет. Его команда подбирает ребенка и переправляет заказчику. Ну, и наркотой немного занимался, оружием. Но это было так… хобби… Иногда, как мне потом рассказали, он подыскивал мальчика для себя. Держал его при себе месяца три-четыре и убивал. Редко, когда отдавал куда-то. Тебе единственному повезло… Я, когда все это узнал, готов был поверить во что угодно, лишь бы оно услышало мои молитвы и сохранило тебе жизнь… Счет, пожалуйста. Вы кредитки принимаете?
Билл расплатился, и они вышли на улицу. Медленно побрели к посольству.
— Но все это будет потом, а пока мы все ждали, что похитители попросят выкуп. Потом объявили награду сами. Звонков море было. Всё не то. Машину мы нашли. Но ее настолько хорошо вычистили, прежде чем бросить, что по остаткам частиц грязи на ковриках удалось всего лишь установить район, где они бывали чаще всего. И никаких отпечатков пальцев. Эксперты все удивлялись, говорили, что такого быть не может. Люди землю носом рыли, пытаясь тебя отыскать, хватались за любую информацию, любые зацепки. Пару раз мне пришлось ездить на опознания. Ребята со мной были. Матери я ничего не говорил. Она и так с момента твоей пропажи постарела, с лица сошла. Просто боялся, что ей хуже станет. Так вот, самый первый раз в морге разревелся от радости, когда понял, что это не ты. А до этого еле дошел. Меня чуть ли не силой туда втащили. Второй раз был уверен, что это не ты. Парень на тебя был похож сильно. Я едва в обморок не упал. Через месяц меня упекли в больницу с нервным срывом. Я все прислушивался к себе, пытаясь понять, что с тобой происходит, где ты, как ты, живой ли? И так мне плохо было… Вот умирал натурально, жить не хотелось. Несколько раз было такое состояние, как будто сердце останавливается. Причем, я понимал, что мое-то бьется, но как будто останавливается. Истерики какие-то, вообще невменяемым становился. Меня обкалывали успокоительным. Я им говорил, что это не я, что это тебе плохо, что я нужен тебе, ты ждешь меня, ты нуждаешься во мне, а они… — Билл поежился и потер плечи. — А потом по тебе прошла первая информация. Однажды нам позвонили из бара и сказали, что тут какой-то не очень трезвый человек после того, как увидел наш клип, начал показывать пальцем на тебя и говорить, что «трахнул щенка в задницу, прежде чем его на острова забрали». Звонящий хотел вознаграждение и готов был сдать алкаша.
Мы работали в тесной связке со спецслужбами. Поэтому на допросе «любитель поп» рассказал нам все, что знал, а что не знал, то все равно вспомнил и рассказал. Я был там, все слышал. Он сказал, что тебя привезли всего на пару часов, были какие-то неполадки с самолетом, они не решились держать тебя в аэропорту. Причем девушка сильно ругалась, особенно ее напрягало то, что народу в помещении много и место не такое надежное, как могло бы быть, из-за свидетелей, что она не простит такого прокола и Йохан за все ответит. С ней был мужик какой-то, она все на нем висла. Был и Йохан. Ребята думают, что неизвестный мужик — это кто-то из команды Диаса, кто занимался непосредственно похищениями. У них должна была быть какая-то перевалочная база, где они держали бы похищенных, но по какой-то причине они отказались тебя туда вести. И, видимо, Йохан предложил им это «надежное» место недалеко от аэропорта. Андреа с ним поругалась. И он сказал ей что-то типа того, что «у нас тут другие порядки, не как у вас, вы свалите на свои острова, а нам тут еще жить!» Она сразу смягчилась, подобрела. Стала говорить спокойно. Но ты знаешь, этому парню сильно повезло. Он рассказал, что, уезжая, девушка оставила им много наркоты, которой они все и траванулись. А он так сильно перепил, что, когда к вечеру проснулся, вокруг него уже лежали остывшие трупы. Наркоман не стал злоупотреблять оставленным добром, поджег квартиру и на месяц уехал из города. А про тебя он рассказал, что ты очухался, начал вести себя агрессивно, тебя припугнули, а потом пришла Андреа и «больше ты не подавал никаких признаков жизни». В том районе опросили свидетелей. Да, видели, была машина, но так как тебя привезли глубокой ночью, то найти тех, кто видел бы конкретно тебя, не смогли. Я думаю, что и Йохана где-то закопали в тот же день.
— Но если меня вывезли на самолете, то почему вы не проверили все вылеты в тот день?
— Проверили. Тебя вывезли частным самолетом во Францию. Мы нашли летчиков. Но они ничего не смогли рассказать. Сказали только, что на борт погрузили сильно пьяного подростка. Его мать объяснила, что ты боишься летать, а много ли детскому организму надо, чтобы его развезло так сильно? Летела она с мужем, который и тащил тебя на себе. Муж — это человек из охраны Диаса. То есть они за тобой прилетели вдвоем, когда все было подготовлено европейским, — Билл неприятно усмехнулся, — филиалом к похищению. Там еще грим был очень сложный, она вообще ни под один наш фоторобот не подходила. Совершенно другой человек. Ей лет сорок — сорок пять давали все. Фрау Хелен Хиршман и герр Отто Хиршман, а ты был Тимо Хиршман по документам. Там же тебе и пирсинг вытащили из губы, и дреды они как-то замаскировали. Говорят, у тебя были длинные прямые волосы и между ними виднелись дредлоки. Они переодели тебя в одежду по фигуре, и никому и в голове не пришло, что тем парнем мог оказаться ты. Летчики сильно удивлялись и отказывались верить, когда я им фотографии показывал. В общем, вы приземлились в аэропорту Дижона. Оттуда тебя забрали на машине и увезли в сторону Бельгии. Границу вы не пересекали. На машине стояли поддельные номера. Ее оставили на стоянке в ближайшем городе. Камер наблюдения там нет, следов найти не удалось. Так мы тебя потеряли окончательно. Кристиан высказывал мнение, что скорей всего тебя пересадили в другую машину и увезли в другой аэропорт, откуда уже вы вылетели на Багамские острова, потому что на Багамы в те дни из Дижона никто не вылетал частными рейсами. Но мы-то не знали, куда они держат путь. Там еще заморочки с французскими властями были… Пока все разрешения получили, пока информацию нашли, обработали, проверили… В Германии, Бельгии и Франции подняли на уши всю агентурную сеть, искали того, кто мог тебя заказать. Ты себе даже не представляешь, какую работу проделали люди. Дошло до того, что тебя пытались найти через криминальных боссов. По Европе было абсолютно пусто. Кристиану не давало покоя то, что наркоман говорил про острова. Вышли на Великобританию и Италию, начали проверять Средиземноморские страны и архипелаги. Клянусь, тебя искали очень серьезно и очень тщательно, ты не думай! И только мы сидели и ждали… Ну, точнее сидели и ждали все остальные, а я мешал работать, бегал и истерил, что они ни черта не делают, что ты вот-вот погибнешь, и что я всех убью, один останусь.
— Странно, — ехидно прищурился Том. Они поднялись в палату, разделись и залезли под тонкое одеяло, любезно принесенное медсестрой. Никому даже в голову не пришло, что они могут ночевать в разных местах. — Странно, а я думал, что вы работаете, записываете новый альбом, привыкаете к новому члену группы. У вас же тур еще намечался… Ты просил фанатов быть снисходительными к новому члену… гхм… группы…
— Какому члену? — нахмурился Билл.
— Мартин. 19 лет. Ты говорил в интервью, что он меня не заменит, но группе нужен гитарист, почему бы нет?
— Какой Мартин?
— Я читал твое интервью в Bild. Видел фотографию, где вы вчетвером.
— Какое интервью? Какую фотографию? Том, да мы сразу Дэвиду сказали, что без тебя выступать не будем. Дэвид мне сольник предлагал. Я его к чертям послал. Густава звали в другие группы, Георгу много денег обещали… Мы втроем отказались. Просто категорически отказались. Где ты это прочитал?
— В газете… Bild… На первой полосе огромное интервью про нового гитариста, новый тур, новый альбом… И заголовок такой еще: «Тому Каулитцу найдена замена»… Я… Я, когда это увидел, чуть не покончил с собой.
— Помнишь, хотя бы примерно, когда это было? — Билл потянулся к телефону.
— Там батарейка разрядилась, — хихикнул Том. — Я, кажется, оторвался сегодня за вечер за все последние восемь месяцев.
Билл встал и пошел к сумке за зарядным устройством.
— Когда была статья? Точно в Bild?
— 25 июля. На первой полосе.
Он подключил телефон к сети, набрал чей-то номер.
— Дэвид, привет! Да, всё хорошо... Как ты не дозвонился?.. Ой, наверное, Том на телефоне висел. У нас тут приемный день был. Все звонили, все радовались… Нет, с ним всё нормально… — Том страдальчески закатил глаза и закачал головой, безмолвно умоляя брата, чтобы он не давал ему трубку. — Спит сейчас. Он очень устал за день… Давай завтра он тебе сам позвонит, хорошо?.. Ты же понимаешь, столько эмоций, столько всего нового… Нет, он абсолютно нормальный. Перестань говорить ерунду… Я понимаю, о чем ты думаешь… Дэйв, пожалуйста, узнай для меня кое-что. Просмотри Bild за конец июля. Том говорил, что там на первой полосе было наше интервью, где мы представляли нового участника, новый тур и новый альбом. Если оно там есть, натрави на них наших юристов, а мне на почту скинь скан, я тоже хочу почитать про нашего нового гитариста. Ориентировочно это было 25 июля. Сделаешь?.. Спасибо тебе… Мы как? Том хорошо. Вроде бы без последствий обошлось, худой только очень. Но он две недели впроголодь жил, так что ничего удивительного. Завтра с утра врач проведет обследования. Он обещал, что после обеда его отпустит, если все будет нормально. Потом с Кристианом еще надо пообщаться. Ты же знаешь, они хотят, чтобы Том против Диаса дал показания на суде, а я не хочу, чтобы брат участвовал во всем этом… Хорошая идея!.. Да, наверное, так будет лучше всего. Сделай тогда, хорошо?.. Всё, жду от тебя письма… Пока.
— Что там? Кто такой Кристиан? Какой суд? — переполошился Том.
— Суд над Диасом. Им нужны твои показания, чтобы его гарантированно повесили. Но я не хочу, чтобы ты принимал в этом участие. Думаю, что вы просто поговорите с Кристианом, а потом всеми нашими делами тут будет заниматься наш представитель. Его Дэвид обещал прислать. А Кристиан… — Билл улыбнулся. — Кристиан Берг — это замечательный человек, полковник, лучший специалист, он занимается твоим делом по личному поручению Министра внутренних дел Германии. Его внучка — твоя большая поклонница. Благодаря Кристиану, нам открыты все двери. Ну и Интерпол подключен, не без этого. Они на Эмиля давно зубы точили, все поводов не было его взять с поличным. А когда такое дело образовалось, они тут же к нашей команде примазались и, типа, работают с нами. Когда точно стало ясно, что ты на Багамах, они связались со спецслужбами островов и договаривались об операции по твоему освобождению. Все делали в строжайшей секретности. У Диаса серьезные связи, малейший промах — и ты мог погибнуть.
— Как вы вышли на него?
— Когда отработано было абсолютно все и дело благополучно зашло в тупик, мама поехала к гадалке. Она и до этого-то по гадалкам ходила, а тут вот кто-то ей посоветовал старушку аж в Италии, сказали, что бабушка денег не берет, но творит настоящие чудеса. Я маме сразу сказал, что она больная, но поехать, тем не менее, согласился. Приехали мы в какую-то редкую жопу высоко в горах, я даже не ожидал, что в Европе еще есть такие места, зашли к ней, а она и говорит с порога: «Сын твой в беде, просит помощи. У них ангел один на двоих. Уйдет один, заберет с собой второго». Мама чуть в обморок не упала. Я молчу. Думаю, кто-то предупредил ее, что мы приедем, вот и говорит тут фигню разную. А она смотрит поверх меня невидящим взглядом и дальше говорит: «Море вижу. Остров. Большой светлый дом. Много зелени вокруг. Самолет. Его долго везли на самолете. Он очень далеко. Вы не там ищите. Мальчик жив. Он у мужчины. Мужчина играет с ним, держит на грани жизни и смерти. Сам мальчик не спасется, ему помощь нужна. Он держится за счет второго. Если потеряет второго в себе, то умрет». Я спросил, что делать и как нам тебя найти? Можно ли ей дать карту, чтобы она показала, где ты? Она сказала, что мужчина хитрый, все предусмотрел, но и у него есть слабое место, которое его и погубит. По карте она не ориентируется, что ей ангел говорит, то она и передает нам. Потом она сказала, что может помолиться, чтобы ангел помог нам найти тебя. После ее молитв от тебя будет весть, но ты дорого за нее заплатишь. Если ангел вытянет после этого двоих, то мы сможем тебе помочь, в противном случае, мама нас обоих похоронит. И она опять повторила: «Уйдет один, заберет с собой второго»…
— Билл, ты знаешь, а ведь я держался только за счет тебя, — задумчиво произнес Том. — Я был уверен, что если умру, то ты почувствуешь и тоже умрешь. И в какие-то самые отчаянные минуты, я умолял тебя отпустить меня и дать умереть… Я несколько раз готов был к этому… А последние месяцы я жил надеждой на смерть, и при этом категорически не хотел умирать, понимая, что, если я уйду, то заберу тебя с собой.
Билл прижался к нему, закрыл глаза. Несколько минут они лежали молча, слушая сердцебиение друг друга. Потом он опять заговорил.
— Мы тогда отказались от ее помощи, хотели уехать домой тут же. Она сказала, что ждет нас на рассвете, чтобы мы взяли воду из родника, что бьет в соседней роще, и принесли твою вещь, которую привезли из дома. Мы ответили, что не придем больше. А потом вечером с мамой сидели и говорили. Мама сказала, что не готова и меня потерять тоже, что так у нее останусь хотя бы я, а то вообще никого не будет. А мне все не давала покоя та фраза, что, если уйдет один, заберет с собой второго. Я говорю: «Мам, надо рисковать. Том сам не вылезет, а так есть шанс его найти. И тут без вариантов — или она нам помогает, и мы спасаем Тома и все счастливы, или Том там загибается, и я вскоре отправляюсь за ним». На рассвете мы были у старушки с водой и футболкой. Она взяла мою футболку, связала с твоей, сказала, что будет работать, а мы можем возвращаться домой. А еще она сказала маме, указав на меня: «Я отведу беду от старшего, но не дай умереть младшему, он на себя возьмет». Мы всю дорогу думали, что она имела в виду. Решили, что надо как-то обезопасить меня — не ездить на машине, чтобы не попасть в аварию, не летать на самолетах, быть аккуратным, пока это все не кончится.
Прошло несколько дней. Я много думал, как ты можешь дать о себе знать. Решил, что либо ты позвонишь, либо что-то кинешь по Интернету. Компьютер был постоянно включен. Я почти не выходил из комнаты, ко мне все приходили-приезжали, я сказал, что плохо себя чувствую, в депрессии, и не хочу светиться на людях. Мы обсуждали слова женщины с Кристианом. Он сказал, что как только будет какая-то информация, он тут же примет все меры, чтобы максимально быстро вытащить тебя оттуда. Я все думал про того мужчину… Понимал, что скорей всего, тебя там не хорошим манерам учат и не повышают твое мастерство игры на гитаре, что мужчина, возможно, издевается над тобой, может быть, даже насилует, но это было как-то очень далеко и нереально. Я заставлял себя верить, что ты там худо-бедно, но живешь… Пока запись не увидел… Там еще наручники были на спинках кровати прикреплены. Вообще все иллюзии распались… Я когда попал в ту комнату, где он тебя держал, просто упал по середине на пол и долго тихо плакал, пока меня люди Кристиана не забрали.
Еще в самом начале он мне трубку подогнал. В ней есть функция записи разговора. И в тот вечер, когда ты позвонил, я поставил ее на зарядку и ушел мыться. Я, честно говоря, вообще с телефоном не расставался, а тут вот такое стечение обстоятельств. Я скорее почувствовал, что ты звонишь, чем услышал. Выключил воду, слышу, а телефон разрывается. Вылетел из ванной — номер неизвестный какой-то, сложный очень. Я сразу же понял, что это ты. Включаю диктофон, нажимаю «принять вызов», но вот не знаю почему, «алло» не сказал. Только трубку зажал посильнее, чтобы не слышно меня было. А там мужской голос вдруг говорит, четко так слышно было: «Ты будешь серьезно наказан!». И твой отчаянный крик: «Марино! Нет! Пожалуйста, нет! Я даже с ним не поговорил! Я даже его не слышал! Марино!!!» И короткие гудки. У меня ноги подкосились. Я к маме бросился, забыл, что она к кому-то в гости с отцом ушла. Тогда я быстро оделся и побежал к Кристиану. Ночь была, ливень страшный, я побоялся на машине ехать, толком-то водить не умею. Такси вызывать было некогда. И я прям под проливным дождем, после ванной, легко одетый, понесся к Кристиану через весь город, судорожно прижимая телефон к груди… Через два-три дня они установили откуда телефон, на чье имя оформлен номер, кто реально им пользуется, запеленговали его. Вышло, что это Багамские острова. Остров эль Паресо Пэкено — Маленький Рай… Частные владения Эмиля Норберто Диаса, одного из крупнейших мафиози того региона.
Пока Кристиан вел переговоры, пока разрабатывали операцию, связывались с Багамами, я заболел. А я еще такой ему говорю, что поеду с ним, даже если он меня дома под арест посадит, что я нужен тебе и поеду в любом случае. Георг и Густав тоже сказали, что поедут со мной, даже если их запрут в сарае и охрану приставят, все равно поедут. А тут я слег. Вроде бы ничего серьезного, простуда… А потом… В общем, врачи меня еле откачали. Двусторонняя пневмония. Какой-то вирус. Что они только не делали… Врач потом еще шутил, что у меня нет больше крови, сплошные растворы антибиотиков. Не знаю, как я выжил, честно. В голове только одно — я не должен умереть, иначе умрет Том. Мама говорила, что я бредил, звал тебя. Было несколько моментов, когда я реально почти загибался, и все говорили, что это всё, конец…
— Марино после того звонка посадил меня в подвал на несколько дней. Издевался страшно. Там было холодно, а он еще обливал меня ледяной водой или кипятком. И я заболел… Двусторонняя пневмония… Марино рассказывал, что они спасли меня чудом. Даже его друг-врач не верил, что я выживу, сказал, что не откачивают таких… Мне снился ты: ты тащил меня куда-то за руку, и я понимал, что там выход, там свобода, а значит нельзя умирать, ты придешь… Марино месяц жил у меня, кормил с ложечки, ухаживал, — Том грустно улыбнулся. Он отгонял от себя все мысли о нем, старался не думать. Но на душе все равно было кошмарно тяжело и пусто. Вроде бы и Билл рядом, и все хорошо, он в безопасности, но Марино был к нему добр, старался выполнить какие-то просьбы, ухаживал и выхаживал…
— Том, а тебе не кажется, что если бы тебя не похитили, то и ухаживать никаким пидорасам за тобой не надо было? — очень резко спросил Билл.
Том дернулся, словно он его сильно ударил.
— Да что ты знаешь? — зло закричал на брата.
— Я знаю, что тебя на восемь месяцев вырвали из жизни! — подскочил Билл. — Что тебя били и насиловали почти каждый день! Что ты несколько раз чуть не умер! И что я тут вижу?! Как ты вздыхаешь по какому-то уроду во всех смыслах этого слова?!
— Не смей так говорить о нем! — Том налетел на него с кулаками, подмял под себя, занес руку для удара. Остановился в последний момент — Билл смотрел на него широко раскрытыми глазами, наполненными удивлением, болью и страхом. Том слез с брата, вышел в коридор. Какое же дерьмо на душе творится…
Билла мелко трясло. Том налетел на него! На брата! На родного брата поднял руку! А что он такого сказал? Правду! Так… Спокойно… Зря что ли он просидел полдня у врача, пока Том спал? Это не Том. Это не его Том. Это в нем еще живет тот, другой. И этого другого, чужого, ненавистного надо как-то вытравить. Что там врач говорил? Как там это называется, когда жертва влюбляется в похитителя? Стокгольмский синдром? Хорошо хоть синдром Маугли у него не проявился, но еще не вечер… Пока только один… Про расстройство сексуальной функции говорить еще рано. Блин, слов каких нахватался… Главное, чтобы ориентацию не сменил, обидно будет. Синдром Маугли — это когда человек долго был в изоляции и боится общаться с окружающими, избегает их. Билл вспомнил, как Том кокетничал с медсестрой и решил, что синдрома Маугли у них точно нет. Значит, только стокгольмский синдром, самый гадкий… Чувствует его сердце, расшатанные нервы Тома еще покажут ему небо в алмазах. Надо будет завтра поговорить с врачом, может быть, что-нибудь дельного посоветует. А пока он будет выполнять его первые рекомендации: будет спокойным, мягким, внимательным. Том пережил очень серьезное потрясение, насилие над телом и душой. И врач сказал, что если стокгольмский синдром сработает, то не надо обращать внимание на его выпады, на защиту Диаса, это нормально и естественно. Он сам пока не понимает, что эта любовь абсурдна, цепляется за что-то, чего нет, выдумал себе невесть что. Но Билл поможет брату, они вместе справятся. Тому сейчас нужна защита, внимание, любовь. И Билл все это даст ему. Поскорее бы вернуться домой, подальше отсюда, поближе к маме. Он никогда в жизни больше не будет отдыхать на островах, ну их к черту! Поедут с Густавом на лыжах кататься! Только вот никому нет дела до того, что чувствует сейчас Билл, что происходит с его душой и сознанием, какие сомнения и страхи его гложут.
Билл встал и пошел к сумке. Во-первых, там было успокоительное, он без него все эти месяцы даже из дома не выходил. Во-вторых, надо достать спортивные штаны, в них удобнее, чем в джинсах. В-третьих, надо найти Тома и успокоить его. Он очень надеялся, что брат никуда не ушел с территории больницы.
— Ты куда? — раздалось за спиной тревожно.
— В гостиницу, — буркнул Билл исключительно из вредности.
— Не уходи, — голос задрожал. — Пожалуйста… Не бросай меня здесь одного!
Том упал сзади на колени и обнял его, прижавшись щекой к спине.
— Прости меня… Прости, если можешь. Я понимаю, как тебе было плохо, понимаю, как ты страдал и переживал… Я сам не свой… Несу какую-то чушь… Просто, пойми, Марино эти месяцы был всем для меня, я зависел даже от того, хорошо ли он спал… Для меня, например, сейчас странно, что я могу свободно выйти за дверь, чтобы потом не быть в лучшем случае избитым. И ты абсолютно прав! Прав во всем! Билл, я так долго изображал любовь, что, кажется, поверил в нее сам. Дай мне время… Я справлюсь… Мне просто нужно время…
Билл погладил его по рукам.
— Давай спать.
— Нет, ты не все мне рассказал. А завтра нам никто не даст поговорить.
— Томми, мне больно об этом говорить и вспоминать. Я знаю, что ты прошел через ад, знаю, что тебя уничтожали каждый день. Но, поверь, мне тоже было очень плохо. И мне так же, как и тебе, нужна помощь и поддержка, мне нужно твое понимание. Помоги мне вернутся в этот мир, научи заново улыбаться, я очень нуждаюсь в тебе.
— Я постараюсь, Билл. Я буду очень стараться. Ты просто не обращай на меня внимания, если что. Я и сам понимаю, что фигня какая-то в голове, но пока ничего не могу с собой поделать. Я слишком заигрался. Мне надо выйти из этой роли влюбленной дуры. Мне надо снова стать мужчиной, твоим братом, твоим старшим братом, понимаешь? Я восемь месяцев был каким-то дерьмом, я выживал, подстраивался, ломал себя. Это прозвучит ужасно, но я ненавидел себя, ненавидел за то, что прогнулся, делал так, как хотел он, стал тем, кем он хотел меня видеть — шлюхой, готовой на все. Но по другому мне было не выжить. Я хотел умереть и я очень боялся умереть… Боялся за себя, за тебя, за маму. Сходил с ума от ненависти и играл по его правилам… Я улыбался ему! Я шлюха! Твой брат шлюха, Билл!!! Шлюха, которая сама раздвигала ноги!
— Не говори так! — он резко развернулся, схватил его за плечи и с силой тряхнул. — Ты выжил, и это самое главное! У него никто не выживал, а ты выжил! И мне плевать, как ты этого добился! Важно, что ты выжил! Что живой, здоровый! А все остальное… Мне плевать!
Том уткнулся ему в шею и тихо пробормотал:
— Мне нужно время, чтобы стать прежним, чтобы вернуться. Я буду стараться. Клянусь, я буду очень стараться. И мы вместе научимся улыбаться, слышишь? Вместе! Не я и ты, а именно мы… У нас с тобой футболки теперь связаны. Один ангел на двоих.
— Пойдем спать, уже поздно, — Билл обнял его и повел к кровати.
— Нет, я хочу узнать, что было дальше. Пожалуйста, для меня это важно…
Билл накрыл его одеялом. Лег рядом, прижал к себе. Том повозился, устраивая голову у него на плече, обнял.
— Рассказывай. Я готов. Что было дальше?
— А что дальше… Дальше я через три недели уполз из больницы и, под протестующие вопли мамы, улетел на Багамы. Звучит-то как красиво… — усмехнулся грустно. — Улетел на Багамы… Эх… Георг меня встретил. Густав, как он сказал, нас переселил из двухместного номера в трехместный. По легенде, мы с ребятами приехали на острова отдыхать. Кристиан категорически запретил нам светиться на людях, но самое главное подплывать к острову, на котором держали тебя. Сказал, что дело сложнее, чем все думали, что ты в смертельной опасности и любой промах может стоить тебе жизни. Я объясню, почему мы не могли просто напасть на дом и вытащить тебя, хотя первоначально именно так и думали, так и хотели сделать. Ну, не мы… Мы с ребятами были самыми бесполезными людьми во всем этом деле. Да еще я приехал больной. У меня акклиматизация началась, думал, вообще сдохну. Густав и Георг меня попеременно лечили и развлекали, пока у них визы не кончились. Там уж я один остался… Так вот, твоя комната была, во-первых, абсолютно герметична, а, во-вторых, оборудована похлеще банковского хранилища. Окна бронированные, как ты, наверное, понял. Но вовсе не для того, чтобы ты не вышел (хотя и это тоже), а для того, чтобы никто к тебе не вошел. То есть мы не могли попасть внутрь, просто разбив или расстреляв стекло. Три двери отделяли тебя от дома. Две сейфовых, одна относительно простая. Все они открывались только после того, как опознают хозяина. И только его. Никто не мог попасть к тебе, кроме него. Вообще никто. Любая попытка взломать дверь закончилась бы твоей гибелью. Там система безопасности была настроена таким образом, что если дверь пытаются вскрыть или нарушается целостность какого-то окна, то в комнату запускается хлор в такой концентрации, чтобы ты умер быстрее, чем вскроют все эти двери. Но и это еще не все. Мы не могли трогать Диаса, так как прошла информация, что у него есть что-то, что может запустить этот механизм на расстоянии. Мы думали, что это телефон. Оказалось, наручные часы.
— Блин, я их столько раз видел… — пробормотал Том.
— Да, одно касание — и заказывайте музыку. Поэтому Кристиан сказал, что мы будем ждать, пока он не выведет тебя из этой газовой камеры. А для этого нам нужно, чтобы в его доме жил наш человек и предупредил нас о начале операции. Желательно, чтобы это был охранник, который бы имел доступ к информации по тебе.
— И тот мужик, который мне помог… — неожиданно догадался он.
— …был нашим человеком. Но в его задачу входило доставить тебя к нам на остров. Вот взять за руку и привести. И все было хорошо до того момента, пока он не решил, что его помощь в поимке Диаса важнее, чем спасение твоей задницы до конца. Может быть, ты помнишь, Эмиль был ранен?
— Очень хорошо помню. Он меня накануне отодрал страшно, избил и свалил куда-то, урод. Я сутки на полу пролежал, потом еще два дня под кроватью, чуть не умер от голода… — проворчал Том.
Билл погладил его.
— Он тоже чуть не умер. Много крови потерял. Его ранили серьезно. У них с колумбийцами дележ территории произошел. Диас свою землю отстоял, но положил на это дело две трети своей охраны. Его Андреа фактически на себе вытащила. Он два дня пробыл в частной клинике, потом домой вернулся…
— Откуда ты все это знаешь?
— Ну, как откуда? У меня ж его досье все было… Ну, не у меня, а у Кристиана. А я у него брал читать, да и он сам мне каждый вечер рассказывал, как у тебя дела. Ты же знаешь, меня проще пристрелить, чем от меня отвязаться. Я если хочу, то любую информацию выужу. А чем мне было там заниматься? На остров я днем смотрел. А вечером Кристиана пытал.
— Я думал, ты пил, гулял, по бабам лазил… — хитро прищурился Том.
— Ага, лазил, — скривился Билл. — С тобой тут полазишь… С тобой только импотентом стать можно и в психушку загреметь. Не хочешь слушать? Ну и не надо.
— Рассказывай, — потребовал он.
Билл недовольно фыркнул.
— Охрану-то он положить положил, следовательно, надо бойцов новых набрать. Занималась этим Фернандес. Всех подробностей я тут не знаю, мне не рассказали, но в конце июля нам удалось внедрить к Диасу агента. Это произошло буквально за несколько дней до твоего второго звонка. Уж я не знаю, как он там к кому влезал в доверие, но накануне твоего звонка, я знал, что ты очень сильно болел, но тебя спасли, что сейчас Диас с тобой что-то мутит серьезное, но не понятно что, так как он сидит дома, но вместо того, чтобы торчать в твоей комнате, как он это делал весь последний месяц, там всем заправляет Андреа.
— И тут звоню я и направляю тебя в Полинезию? — зло расхохотался Том. — А ты, сука, сидишь на соседнем острове и хоть бы словом намекнул.
— Я не мог, — жестко ответил Билл.
— А ты знаешь, что я жить расхотел, когда узнал, как они меня обманули?! — вскочил старший. — Пока я верил, что ты можешь меня спасти, у меня стимул был!
— А ты знаешь, что хрен бы ты прожил дольше нескольких минут, если бы он узнал, что мы на соседнем острове вокруг него паутину плетем?! — с обидой заорал младший. — Ты меня-то в окно увидел — выдал и меня, и себя с головой! Мозгов не хватило быть посдержанней?!
— Ты знаешь, что он мне устроил… — тихо-тихо произнес Том.
— Знаю…
Кристиан влетел в номер, схватил Билла за шкирку и швырнул в кресло напротив.
«Ты, тварь, что творишь?! Ты, мразь, что делаешь?! Ты мне сложнейшую операцию провалить хочешь?! Столько людей зря работают! Я тебе, недоноску, где велел сидеть?! Я тебе, ублюдку, что велел делать?! Ты куда полез, щенок?!» — схватил за грудки и тряхнул.
«Он загибается там… — пробормотал Билл, испуганно глядя снизу вверх на взбешенного мужчину. — Я был нужен ему. Он сдается, я чувствую это. Если он сдастся, то…»
«Меня заколебала ваша ментальная связь! Он загнется быстрее, если ты там нарисуешься еще хотя бы раз! Ты знаешь, что тебя засекли видеокамеры? Во всей красе засекли! Ты знаешь, чего нашему человеку стоило подменить запись? Ты знаешь, ЧЕМ мы все тут рискуем? Ты знаешь, что твой брат стал вести себя по-другому? Ты знаешь, что он опять его избил? Ты в курсе, что у него очередной нервный срыв был из-за тебя? Ты его доканать хочешь?»
Билл потупился.
«Я был нужен ему. С ним что-то происходило…»
Кристиан тяжело вздохнул, растерянно осмотрелся и обхватил голову руками.
«Он пытался покончить с собой… Давай, мальчик, задействуй свою ментальную связь, заставь его выйти из комнаты… По другому мы его не достанем».
Билл подлетел к нему, упал на колени, схватив за руки, и со слезами в голосе начал лепетать:
«Умоляю, спаси его! Все, что угодно проси, но спаси! — он сползал по его телу вниз, вцепился в ноги. — Умоляю, спаси…»
«Билл, я делаю всё возможное… Ты знаешь… Сейчас все зависит только от него и от Диаса. Я не волшебник… » — он отошел и сел на постель.
«Крис, а твой человек может его сфотографировать? — подполз к нему на четвереньках Билл, сел у ног, как большой щенок. — Хотя бы с экрана? Хотя бы маленькую, нечеткую фотографию… Пожалуйста… Хотя бы маленькую… Я так давно его не видел…»
«Билл... — недовольно вздохнул он. — Ты его скоро увидишь... Живьем. Хоть обсмотрись на него»
«Крис… Пожалуйста… Я сейчас хочу... Я так соскучился... Пожалуйста... Хотя бы с телефона пусть экран сфотографирует и тут же удалит картинку… Крис… С ним все в порядке? Почему ты не хочешь, чтобы я его видел? С ним что-то случилось? Ему плохо?»
«Нет, с ним все хорошо. Относительно, конечно, хорошо. Насколько там вообще может быть хорошо… Ложись спать».
«Крис…»
«Ложись…»
Через несколько дней Кристиан принес ему конверт.
«Это самые первые фотографии Тома в доме Диаса. Я их из дела взял, точнее переснял. Сделаны накануне твоей вылазки. Я из-за тебя правила нарушаю. Мне голову оторвут...»
«Я никому не скажу», — буркнул Билл, дрожащими руками распаковывая конверт и вытаскивая несколько больших фотографий ужасного качества. Том сидел на подоконнике, абсолютно голый, вырывал странички из книги и делал самолетики. Глаза какие-то мертвые. Билл всё всматривался в эти глаза и пытался увидеть в них хоть что-то прежнее, родное, веселое, теплое. Взгляд пустой и мертвый. Он почувствовал, как в груди все оборвалось, похолодело.
«А почему он голый?» — дрожащим голосом спросил Билл.
«Нууу…» — протянул Кристофер, отворачиваясь.
«Почему он голый?!» — истерично заорал парень, пытаясь поймать его бегающий взгляд.
Кристофер скривился.
«Ты же говорил, что он только бьет и издевается над ним… Ты говорил!!!»
Мужчина взял его за плечи:
«Ты должен быть сильным».
Билл вырвался, отскочил в сторону:
«Ты говорил!!!»
«Билл, именно поэтому я и не хотел, чтобы ты все это видел… Тому бы это не понравилось. Он бы сам тебе об этом сказал, если бы захотел. А так выходит, что мы выдали его...»
«Не говори никому и спаси его, заклинаю…» — прошептал он.
Билл лежал и смотрел в потолок. Лицо спокойное, уставшее. Взгляд тусклый. Они вместе всего несколько часов, а уже два раза поссорились и один раз чуть не подрались… Охренеть… Да, ему больно. Да, ему тяжело. Но он не ожидал, что Том, вместо благодарности, будет вести себя настолько агрессивно. А так не только больно и тяжело, но и чувствуешь себя абсолютным придурком, которого никто не просил никого спасать. Том лежал спиной к нему, обиженно сопел. Как мерзко на душе, словно в нее нагадили. Бля, восемь месяцев он просыпался и боялся открыть глаза, потому что не знал, какие новости получит через несколько минут, хотелось оттянуть это, спрятаться, скрыться. Он не умел молиться, не знал ни одной молитвы. Он просто просил кого-нибудь наверху, чтобы плохих новостей не было. Целый день жил в аду неведенья. А вечером, когда Кристофер звонил или приходил, готов был остановить время, лишь бы не услышать от него ничего плохого. И опять просил, молился, умолял. Он стал бояться ложиться спать — ему снились кошмары. Он выматывал себя — это не помогало… А сейчас человек, из-за которого у него разрушена нервная система, говорит ему гадости и пытается ударить… Обидно, столько народу было задействовано, столько людей им помогало, столько сил потрачено зря… А ему, оказывается, этого было не надо, ему было комфортно, его все устраивало. Надо успокоиться. Надо побыть наедине с собой. Не подумать, а именно успокоиться… Нервы ни к черту… Билл встал и вышел. Около дверей обернулся — Том даже не шелохнулся.
Сколько он просидел на скамейке в маленьком больничном дворике, поджав ноги и уткнувшись в колени, — неизвестно. Билл был в трусах, липкая жара спала, уступив место неприятной прохладе. Он замерз и дрожал, но возвращаться в палату хотя бы просто для того, чтобы взять одежду, ему не хотелось. Он так мечтал увидеть брата все эти месяцы, а сейчас… Он его ненавидит?
— Ты простудишься, — накинул ему толстовку на плечи Том. — Пойдем обратно. Тебе надо беречь голос.
— Оставь меня, — буркнул Билл.
— Не оставлю. И если ты не пойдешь в палату сам, я отнесу тебя туда на руках, — он обнял его.
— Отвали! — заорал Билл, скидывая его руки.
Том упрямо поднял толстовку и опять накинул ее на плечи брата. Сел рядом, едва слышно произнес:
— Сначала я думал, что это вот-вот кончится. Я сопротивлялся. Он бил меня. Рвал. Бил. И опять рвал по свежему. Каждый день. Я сходил с ума от боли, страха, меня держало только одно — я поклялся тебе, что не умру… Давно… В детстве… Когда мы были в горах, и я простудился… Потом понял, что, видимо, меня завезли очень далеко и ты не можешь меня найти. Я стал приспосабливаться. Моей целью стало выжить и дать тебе знать, где я. Он стал помягче. Ненамного, но помягче. За тот звонок я, действительно, дорого заплатил. Я держался только ради тебя. Он издевался надо мной, не кормил, бил, насиловал, пустил по кругу… Они втроем… Я умолял их убить меня… Я мечтал умереть, но клятва внутри жила, не отпускала. Потом он дал мне позвонить. Я ждал тебя. Я был уверен, что вот-вот дверь откроется, и ты войдешь… Он показал ту статью… Я понял, что ты не придешь. Меня предала Даниэле… Ты забыл обо мне… Предал… Клятва внутри сгорела в тот момент, когда я увидел статью… Я пытался покончить с собой. Он не дал. А потом ты приехал, постоял под окнами и уехал… Он изнасиловал меня, опять порвал, хотел снова пустить по кругу, сказал, что продал меня в бордель… Я жил только тем, что ты рядом, что ты пришел за мной… А ты… Ты опять меня бросил… А сейчас ты сидишь и рассказываешь мне, что несколько месяцев жил рядом со мной, все знал обо мне, но ни черта не мог сделать?
— Ты забыл сказать, что это я помог тебя украсть… или продал… — усмехнулся Билл. — А ты никогда не думал, что чувствовал я, находясь рядом с тобой и не способный тебе помочь? Что чувствовал я, зная, что этот человек делает с тобой, и не способный тебя защитить? Ты никогда не задавался вопросом, по какой причине ты сейчас стоишь здесь, а не закопан под каким-нибудь кустом? А ты никогда не думал, каково это входить в морг на ватных ногах и умолять богов, чтобы на том столе лежал любой другой человек? А потом прыгать от счастья, что тебе в этот раз опять повезло чуть больше, чем этому бедняге с дредами и проколом в губе? И после всего этого ты думаешь, что я способен петь и плясать в новом туре с новым гитаристом, что я предал тебя, что бросил? И после того, как куча народа, как спецслужбы разных стран пытались найти тебя и освободить, после этого я слышу, как ты устраиваешь тут сцены ревности, набрасываешься на меня с кулаками, оскорбляешь… Прости, Том, что вытащил тебя оттуда. Прости, Том, что помешал твоему счастью. Совет тебе, Том, да любовь с этим насильником.
Билл встал. Том схватил его за руку, прижался к животу, крепко обхватив за талию. По щекам текли слезы. Билл не шевелился. Руки вдоль тела. Лишь дыхание сбивается.
— Если ты оттолкнешь меня, я умру… Я не смогу жить со всем этим… Он сломал меня… Раздавил… Я не смогу…
Билл ничего не ответил. Пустота какая-то внутри. Он достиг цели, но вместо эйфории испытал глубокое разочарование…
— Я не отпущу тебя, — Том вжался так, что ему стало больно.
Он молчал.
— Не уходи… — легким шорохом.
Билл уже чувствует, как кожа становится влажной. Ее холодит… Неприятно… Он погладил брата по голове, помог ему подняться, вытер слезы.
— Я хочу, чтобы ты знал: я ни на секунду не переставал думать о тебе и делал всё, чтобы найти тебя. И я горжусь тем, какой у меня сильный брат, что бы он там не делал, как бы не выкручивался. Главное, в этой ситуации результат. А результат сейчас стоит передо мной — живой, здоровый, и мне плевать, как ты этого достиг. А сейчас ты очень устал, перенервничал и хочешь спать. С проблемой…
— … надо переспать, — через силу улыбнулся Том. — Билл, я…
— Вот и идем спать. Не говори больше ни слова. Прошу тебя.
— Ты…
— Я не уйду. Не брошу. Я помогу. Ты только сам не отталкивай меня и не делай больно.
— Я не понимаю, что со мной. Я так хотел оттуда вырваться, так хотел вернуться домой, так хотел спастись, а сейчас… — Том беспомощно развел руками. — Что со мной?
— Пройдет это все. Слишком много эмоций для первого дня. Идем, завтра у нас трудный день, надо выспаться.
— А когда мы домой поедем?
— Как все будет готово, нас с тобой отпустят. Думаю, что завтра все станет известно. Но долго мы тут торчать не будем, обещаю. Как Кристиан скажет…
— А ты нас познакомишь?
Билл улыбнулся.
— Иди уже спать, а.
— А ты мне до конца расскажешь?
— Том! Блин! Кыш! Сегодня точно нет!
— Зануда!
Они прижались, согреваясь в тепле друг друга. Билл все еще дрожал, совсем ледяной. Том старался обхватить его ногами так, чтобы согреть. Потом, поняв, что ничего толком не выходит, накрыл его одеялом, а сам стал растирать озябшие ступни.
— Вот как ты теперь выступать будешь? — ворчал он. — Простудишься еще… Что я маме скажу? Не уберег мелкого? Как можно было ночью по улицам в трусах скакать? Вот взрослый же парень, а умишка, как у младенца. Скажи, а что с группой? Если Марино меня обманул этой статьей, то, как вы выступали без меня все это время?
Билл удивленно высунулся из-под одеяла.
— Я же тебе говорил… Мы не выступали… Мы ни одного концерта не дали с тех пор, отменили все. Но, если я правильно понимаю твой заход, то студия не разрывала с нами контракт, поэтому, как только ты будешь в состоянии, мы выйдем на сцену.
— Ты думаешь, мы кому-то еще нужны? — с надеждой спросил он.
— Том, все ждут только тебя, — с легким возмущением заявил Билл. — Абсолютно все. У нас готов материал для нового альбома. Мы запишем пару песен, снимем клип. У меня очень серьезные планы на ближайшее будущее.
— А если они не захотят меня видеть?
Билл скептически покачал головой и приподнял одеяло, приглашая брата к себе под бок.
— Пусть только попробуют, — улыбнулся он.
Том сегодняшний отличался от Тома вчерашнего, как март отличается от ноября — вроде бы та же слякоть и грязь, а на душе все равно птички поют. Утром их разбудила медсестра и велела Тому идти на обследования. Ему сделали узи, кардиограмму и энцефалограмму. Он покорно следовал всем инструкциям врачей, довольно поглядывая на брата. Когда выдавалась свободная минутка, его рот не закрывался. Том стал просто кладезем остроумия. Сначала Биллу показалось, что брат нервничает. Потом ему показалось, что брат «подстроился» под него из-за вчерашних конфликтов. Потом Билл запутался в своих подозрениях и перестал думать всякие глупости. А Том всего лишь на рассвете, рассматривая лицо близнеца с легкими едва заметными грустными морщинками на лбу, которых раньше не было, дал себе слово, что больше не будет его расстраивать. Ведь на самом деле, они прошли через это вместе, у каждого был свой персональный ад, этот же ад остался глубоко в душе, так зачем его вытаскивать наружу собственными руками, зачем обвинять друг друга в недостаточном внимании, надо просто начать жить заново. Нет, не с начала, а с чистого листа. Именно так — перевернуть страницу и начать жить с чистого листа. Ведь что мог бы сделать Том в той ситуации, окажись он на месте Билла? Ничего. То же самое. И в какой-то момент к нему пришло осознание того, что Билл действительно делал все от себя возможное и невозможное, стараясь вытащить брата из беды. И он не имеет права обвинять его ни в чем. Он должен сказать ему спасибо, за то, что тот был рядом, что помогал, что рисковал. Том понял, что безумно сильно любит его, безумно сильно благодарен ему, и он очень постарается сделать так, чтобы Билл вылез из своей депрессии, начал улыбаться, смеяться, стал опять тем самым солнечным мальчиком, каким был всегда. Эта беда их объединила, сделала сильнее, выносливее. Он сделает всё, чтобы Билла больше не мучила вина из-за того, что он не смог помочь сразу. Потому что, если бы Том сам попал на его место, то страдал бы точно так же, точно так же переживал бы, старался изо всех сил, а если бы что-то не получалось, то убивался бы так же, как сейчас убивается Билл. Том как будто проснулся от многомесячного кошмара. «Открыл» глаза и понял, что всё, кончилось, он на свободе, рядом брат, можно расслабиться. Теперь все будет как прежде, как было много лет. Он вернется домой, и снова будет жить полноценной жизнью. Он сделал себе именно такую установку. А Марино… Том еще раз посмотрел на брата, поцеловал его в щеку и обнял. Марино пусть останется где-то там… Он еще не знает где, но обязательно подальше, поглубже, в самом дальнем, тайном и черном уголке его памяти.
Обследования длились долго и проводили их особенно тщательно. Том даже утомился одеваться-раздеваться в каждом кабинете. Билл, как мамаша-наседка, садился недалеко на кушетку и внимательно наблюдал, что там делают с братом. Брат шутил, кокетничал с медсестрами и вообще вскоре влюбил в себя всех. Видимо, он так устал без общества, что теперь с радостью наверстывал упущенное. Билл любовался им. А события вчерашнего вечера постепенно стирались из памяти. Это было не с ним. Не с ними. Этого не было. Никогда. Потом доктор Маркес долго изучал полученные данные, хмурил брови и смешно причмокивал. Том нервничал, беспокойно поглядывал на брата, а тот лишь ободряюще улыбался.
— Ну, юноша, я вас поздравляю, — в конце концов, сообщил врач. — Результат, в принципе, для меня неожиданный, но, в целом, весьма и весьма недурственный.
— Я умру в страшных мучениях? — нервно хмыкнул Том.
— Отнюдь…
А дальше доктор долго и нудно объяснял, что с Томом все в порядке. Есть кое-какие проблемы с сердцем и почками, но все это решаемо и не настолько критично. Рассказывал про нервное и физическое истощение. Настоятельно рекомендовал посетить проктолога. Потому что «попа хоть и хорошо и качественно штопанная, но все равно попу надо держать под наблюдением хотя бы несколько месяцев».
— И использовать по прямому назначению, — влез Билл.
На что Том тут же оскорбился и возмущенно воскликнул:
— За кого ты меня принимаешь?!
И все засмеялись.
— Том, у тебя сейчас будет очень сложный период адаптации, — говорил на прощание им врач. — Даже если ты постараешься, тщательно скроешь все свои страхи, все равно они никуда не денутся. Я бы посоветовал тебе выговориться, рассказать все, отпустить их. Может, это будет психолог, который поможет тебе решить эти проблемы. Возможно, ты не захочешь доверять свои тайны чужому человеку, это может быть мама, твой брат, человек, которому ты абсолютно доверяешь, который поймет тебя, поддержит. Не держи это все в себе, выпусти. Когда страхи озвучиваешь, понимаешь, как с ними жить, как бороться, как их победить. Я вчера разговаривал с твоим братом. Мне кажется, что вам есть, что сказать друг другу, потому что эту трагедию вы пережили вместе, только по разную сторону одного забора. И я уверен, что если вы поможете друг другу, то выйти из этого состояния вам будет легче.
— Мы уже поговорили… — недовольно буркнул Билл.
— Но вчера я был не готов слушать его. Вчера я был в себе, — говорил Том врачу, пристально глядя на брата.
— Я тоже… Но сегодня все по-другому, — тепло улыбнулся он.
— И еще, Билл, я тебе вчера это сказал, повторю сегодня Тому. Очень долгое время твой, Том, мирок был маленьким и заключался всего в одном человеке. В очень жестоком человеке. Поэтому то, что сейчас ты помнишь только хорошее, какие-то крохи, эпизодики — это нормально. Это свойственно психике человека. Пусть они останутся в памяти. Не мешай им там жить. Но не культивируй их, не взращивай того, чего не было и не может быть. Просто пойми это и прими. Так тебе будет легче расстаться с этим кошмаром и начать жить заново.
— С чистого листа, — поправил его Том.
— Да, именно так, — кивнул доктор Маркес. — Я подготовлю выписку для своих коллег. И после обеда вы можете зайти за ней.
Через час близнецы уже обживали гостиничный номер. Том распахнул все окна, а Билл удрал мыться. Чтобы выяснить, кто первый, пришлось бросать монетку. Том бы и сам уступил (он всегда уступал душ Биллу, понимая, что потом будет плескаться хоть до посинения), но брат стал настаивать, чтобы тот шел первым. Их спор разрешила монетка. А потом они пойдут гулять. Тому надо купить какой-нибудь одежды, чемодан. Еще надо позвонить маме, друзьям. Они все утром звонили, но Билла попросили отключить телефон, чтобы не мешали. Столько дел, столько планов. Том вдруг понял, что хочет мороженого! Обязательно купить мороженое! Он порылся у брата в сумке… Блин, все у Билла какое-то тесное! Тесные штаны, тесные футболки, трусы и те тесные… Вот любит он, чтобы… Дверь бесцеремонно распахнулась, и в комнату вошел охранник Марино и какой-то рослый мужик…
Билл торопился. Сейчас они переоденутся и пойдут гулять. Кристиан сказал, что приедет вечером, так что до ужина у них полно времени. Брату нужно сменить обстановку. Если он долго сидел взаперти, то, наверное, сейчас самое оно будет его побольше выгуливать. Важно, что Том пошел на контакт, старается сделать что-то для него. А за Биллом не заржавеет. Интересно, что на него повлияло? Истошный вопль Тома едва не взорвал ему мозг. Столько отчаянья и ужаса в одном простом «ААААА!!!» он никогда не слышал. Билл вылетел из душа, готовый порвать любого, кто посмеет обидеть его Томми.
Томми с ногами сидел на самом краю подоконника и обещал спрыгнуть вниз, если к нему кто-то подойдет. Два каких-то мужика пытались его убедить не делать этого. В одном Билл признал Кристиана.
— Том!!! Это свои!!! — заорал он, бросаясь к истерящему брату.
— Спасайся!!! Это люди Марино!!! — не слушал он.
— Это свои, — Билл остановился рядом с мужчинами. — Это Кристиан. Человек, который руководил операцией по твоему освобождению. А это… — он бросил отчаянный взгляд на второго мужчину.
— Анхель Гонсалес. Том, это человек, который отвечал за твою безопасность в доме Марино, — представил охранника Кристиан. — Все нормально, Том. Прости, я не думал, что мы так тебя напугаем.
— Он был у Марино! — менее уверенно воскликнул Том.
— Да, он был у Марино. Он тот, кто помог тебе сбежать.
— А зачем вы у меня нож отобрали? — окрысился Том. — Почему не сказали, что вы от Билла? Я ведь вас спрашивал! Я просил вас назвать хотя бы одну причину, по которой я должен был вам верить!
— Потому что если бы у нас ничего не получилось, ты бы не выдал никого. А так бы ты все валил на ненормального охранника, который вдруг решил тебе помочь. У нас людей было мало, вероятность благоприятного исхода минимальная. А нож я у тебя отобрал, потому что в человека с оружием стреляют сразу же. Ты бы обязательно захотел им воспользоваться. Если ты не можешь его грамотно спрятать, то и пользоваться им не умеешь.
— А Марино заметил, что я спрятал нож?
— Да. И он дал мне знак, забрать его у тебя. Но вот живот ты тер вполне правдоподобно. Я даже решил, что он у тебя и правда разболелся, — захохотал Анхель.
— Придурки, — беззлобно бросил Том.
— Идиоты, — обиженно фыркнул Билл, хватая первые попавшиеся под руку шорты в синий цветочек.
Анхель подошел к нему и снял с подоконника. Том недовольно оттолкнул мужчину, одернул футболку.
— Я, собственно, на пять минут зашел, просто поздороваться. Ты молодец, парень! Я горжусь тем, что знаком с тобой. Такая сила воли есть не у всякого мужчины. Клянусь, в доме не было никого, кто бы не уважал тебя.
— Почему же в доме не нашлось никого, кто бы позвонил моему брату или в полицию?
— Потому что тогда бы тебя убили.
— А так… — зло прищурился он.
— А так тебя вытащили, — улыбнулся дядька. — Я вот что хочу спросить: ты почему не пошел туда, куда я тебе сказал? Испугался?
— Нет, — холодно усмехнулся Том. — Я уже однажды поверил доброй слабой девушке…
— Знаешь, эта добрая слабая девушка после того, как они с Эмилем раскрыли перед тобой свой маленький заговор, потом несколько дней плевалась ядом и говорила, что никто и никогда не унижал ее взглядом, — он протянул ему руку. — Я под ее началом был полтора месяца, такой суки никогда в жизни не встречал. Ее вообще ничем пронять нельзя было.
Том настороженно пожал ему руку.
— Билл сказал, что они были любовниками? — нагло соврал парень. Билл удивленно распахнул глаза.
— Нет, ты у него был единственным, — ухмыльнулся Анхель. — Любимым. Он даже за тобой вернулся в ресторан. Когда Андреа погибла, он вернулся за тобой. Очень волновался, не пострадал ли ты.
Бальзамом пролились на его израненную душу слова охранника. Том счастливо улыбнулся. Потом вспомнил, что это делает Биллу больно, тут же нахмурился и подчеркнуто холодно спросил:
— С чего это я у него любимый? С любимыми так не обращаются. Их берегут. Он не за мной вернулся. Просто понял, что если будет бежать, то тоже погибнет.
— В любом случае, мы взяли его благодаря тебе.
— Вот и отлично, — отрезал он, всем своим видом показывая, что разговор его раздражает.
— Билл, сходи в магазин, купи брату какую-нибудь одежду, — улыбнулся Кристиан. — А мы с Анхелем пока поговорим с ним, хорошо?
— Но мы хотели вместе… — пробормотал Билл.
— Иди.
Он не посмел перечить. Том вообще заметил, что брат говорит о Кристиане с большим воодушевлением, но в его присутствии полностью теряется. Билл быстро натянул футболку и скрылся за дверью.
— Ну вот, когда мы познакомились, можно и поговорить, — Кристиан указал Тому на кресло. Странный человек. Говорит очень мягко и тихо, но в нем живет опасность, как в тигре — вроде бы киска, большая, красивая, а не дай бог, под ее лапы попасть… Мужчины расселись по кроватям.
— Том, нам нужна твоя помощь, — спокойно произнес Анхель, словно спросил во сколько новости.
— У нас собрано много материала на Эмиля Норберто Диаса, но нам нужны твои показания, чтобы поставить в этом деле точку.
— Но мне нечего вам рассказать, — пожал плечами Том. — Он никогда не говорил со мной о делах. Я однажды спросил. Он ответил, что если я хочу умереть сегодня же, то он мне расскажет. Я не изъявил никакого желания его слушать. Всё. Я даже не знал, как его зовут.
Кристиан приблизился к нему, посмотрел в глаза.
— Послушай, мальчик. Ты думаешь, Анхель тебе зря рассказал о том, что Эмиль… Марино (так лучше) вернулся за тобой? Не надо его покрывать. Твои слова уже вряд ли изменят что-то в его судьбе, они просто станут еще одним кирпичиком на его могиле. Пойми, ты был не первым мальчиком, кто жил в той комнате. Ты продержался дольше всех. Ты единственный, кого удалось спасти, кто выжил…
— Не правда! — с обидой воскликнул Том. — Там до меня был… Я слышал! Эмирко! Он говорил, что продал его в бордель куда-то в Азию!
Мужчины переглянулись.
— Ты на рыбалку с ним ездил? — вкрадчиво спросил Анхель.
Том кивнул.
— Акул кормил?
Он напряженно смотрел на мужчину.
— Последний раз вы скормили им его конкурента.
Перед глазами очень четко встала картинка, как они дразнят хищников кусками мяса. Как он берет это в руки… Тома вырвало.
В номере убрали. Он переоделся в тренировочные штаны. Перед глазами все плыло. В голове туман и каша.
— Тебе объяснить, куда делся Эмирко? — спросил Анхель, когда горничная вышла. — Или ты сам уже догадался? Та же участь ожидала тебя.
— Нет… — отчаянно затряс он головой. — Он обещал, что отдаст мое тело Биллу. Что вернет меня в Германию!
— Том… — вздохнули они в один голос.
— Том, это надо прекратить, — продолжил очень мягко Кристиан. — Его надо наказать за всех погибших там ребят. За слезы их родителей, за всё. Том, нам нужны твои показания. Если его не остановить, то будут новые жертвы. Не всем так может повезти, как тебе! Не у каждого есть такой брат, как у тебя… А значит будут новые жертвы…
— Спрашивай… — пробормотал он.
Кристиан положил перед ним диктофон.
— Я буду задавать тебе вопросы, а ты на них будешь отвечать, хорошо?
Он кивнул.
— А что с ним сделают, если я дам показания против него?
— На Багамах действует смертная казнь.
— А если я не дам показания против него?
— Все равно казнят. У нас достаточно доказательств. С твоими показаниями они будут более полными.
— Он, правда, спрашивал обо мне?
— Правда. Думаю, он все-таки хотел услышать, что ты погиб.
Том сжал губы, не позволяя себе улыбнуться. Нет, Марино любил его… Он не мог так с ним поступить… Он вернулся за ним. Точно так же, как Том хотел вернуться к нему… Только Марино смог, не смотря на то, что рисковал жизнью, а Том испугался… Он уже один раз предал его…
— Подождите! Кристиан, я знаю, вы практически всемогущий! Устройте мне с ним свидание! Пожалуйста! Я хочу увидеть его!
—Зачем? — опешил мужчина.
— Понимаете, он мой кошмар. Зверь, который рвал меня многие месяцы… Я хочу увидеть его в клетке! Я хочу посмотреть в его глаза! Я хочу плюнуть ему в лицо! — закончил очень зло.
— Я попробую… Но ты уверен, что хочешь этого? Ты точно уверен?
— Да! Прежде, чем я уеду отсюда, хочу еще раз посмотреть на это чудовище! За решеткой! В клетке! Униженного и растоптанного!
— Хорошо, я поговорю, но не обещаю.
— Спрашивай! — решительно потребовал Том.
***
Машина, которую прислал Кристиан, остановилась у высокого здания. Том сильно нервничал, ерзал по сиденью, то хватая Билла за руку, то резко ее откидывая. Билл молчал. Мало того, что он был в шоке, когда узнал, куда напросился брат, так еще его бесило поведение близнеца. Том мог врать Кристиану (он не стал его выдавать), но врать близнецу абсолютно бесполезно.
— Ответь мне честно, а? — устало попросил он. — Ты дал показания против него или нет? Хоть что-то из того, что ты говорил, правда?
— Я сказал им правду, — Том выдержал его пристальный взгляд.
— Спасибо, — облегченно вздохнул брат.
«Только я сказал им не всю правду», — отвернулся он.
«Я так и понял», — с укоризной посмотрел ему в спину Билл.
Их вели по длинным коридорам. Потом оставили в какой-то маленькой комнатке. Около двери стоял полицейский. В углу была еще одна дверь. Она манила к себе, приковывала внимание. Том нервно переминался с ноги на ногу. Наконец-то дверь открылась, ему разрешили пройти.
— Я пойду с тобой, — Билл придержал его за руку.
— Нет, — Том мягко высвободился. — Я сам.
— Я боюсь за тебя, — он тревожно смотрел ему в глаза.
— Я сам за себя боюсь, — как-то очень двояко отозвался Том.
Билл отступил.
— Я буду рядом. Дверь будет открыта. Если мне что-то покажется подозрительным…
— Билл, он будет за решеткой. Я не буду подходить к нему близко.
— Ты уверен, что тебе надо туда идти?
Том кивнул. Сжал кулак а ля no pasaran и улыбнулся.
— Я буду здесь, за дверью, — громко и нервно произнес Билл, глядя на темнеющий проход.
Том медленно вошел в помещение, разделенное на две половины решеткой. Обернулся, чтобы проверить, что Билл за ним не увязался. Остановился в некотором отдалении. Марино улыбнулся ему. Взгляд теплый и грустный.
— Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Опять свою бесформенную хламиду надел?
— Мне в ней комфортно, — растеряно дернул плечами Том.
— Ты очень красивый без одежды. Я любил наблюдать за тобой.
Том робко улыбнулся. Глаза странно блестят.
— Подойди, — поманил Марино.
Он приблизился на расстояние вытянутой руки.
— Ты ведь что-то хотел?
Том кивнул, отвернулся.
— Что?
— Спросить…
— Спрашивай…
По щекам неожиданно потекли слезы.
— За что?.. — одними губами.
— Что? — не расслышал Марино.
Том смахнул слезы и подошел к решетке вплотную. Посмотрел ему в глаза с болью, с отчаяньем.
— Ты ведь любил меня?
Марино обнял его. Прижал к себе, как смог.
— Любил…
Потянулся к нему губами.
— С первой минуты, как увидел.
Нежно поцеловал.
— Все мои мысли принадлежали только тебе.
Провел рукой по спине.
— Ты будешь моим самым ярким воспоминанием этой жизни.
Потерся о нос. Слизнул с кончика слезинку.
— До самой смерти.
Том закусил губу, пытаясь хоть как-то сдержать слезы.
— А ты?
Том запустил руку ему в волосы.
— А ты… — мужчина погладил его по щеке.
Он поцеловал Марино. Губы соленые. Тело дрожит.
— Ты будешь меня ненавидеть…
Всхлипнул и прижался к решетке плотнее.
— …до самой смерти…
Том качнул головой.
— Не надо плакать.
Марино вытирал его слезы.
— Все образуется.
Опять нежно поцеловал. Провел пальцем по губам, словно запоминая их…
— Марино, я… я… — он не мог говорить, слезы текли в два ручья, дыхание сбивалось. — Марино, я…
— Возвращайся домой, малыш.
Том просел, вцепившись руками в решетку и упершись в нее лбом. Он беззвучно плакал. Марино сел рядом. Начал гладить по сгорбленной спине.
— Не плачь…
— Я…
— Иди.
— Я…
Марино коснулся его век. Провел по бровям. Снял кепку, распустил дреды.
— Ты… всегда… делал мне… так… больно… — через слово всхлипывал Том. — Бил… Издевался… За… что?
— Я так сильно тебя любил, что боялся, что ты почувствуешь это. Я ведь ни в чем не мог тебе отказать. Знал, что ты всего лишь приспосабливаешься, врешь, пытаешься играть со мной…
Том отчаянно затряс головой.
— Но мне все равно хотелось выполнить каждую твою просьбу, подарить тебе этот мир. Бросить к ногам. Хотелось хоть на минуту поверить, что ты искренен со мной. Помнишь, гитара… Я ведь заказал ее в тот день, когда ты впервые попросил принести тебе гитару. Ее привезли накануне твоего дня рождения.
— Я… был… хотел… — он не мог говорить, ревел в голос, уже не сдерживаясь…
— Хотелось видеть твою улыбку… настоящую… живую… И я боялся…
— Че… че… го?..
— Себя. Рядом с тобой я всегда был слабым. И, знаешь… Я ведь в тот день хотел сделать тебе еще один подарок. Самый главный. Билет на самолет до Германии и новые документы… Когда ты умирал, я поклялся отпустить тебя домой, если ты выживешь…
Том прижался к нему сильно-сильно, вцепился мертвой хваткой.
— Не успел…
Замолчал.
— Ты выиграл эту игру, мальчик… Ты выигрывал ее раз за разом…
Поцеловал.
— Даже сдавшись, ты остался непобежденным… Я так и не смог тебя сломать…
Он разжал его пальцы.
— Иди, малыш. Иди.
Жадно припал к губам, лаская языком зубы и нёбо. Оттолкнул от себя с силой.
— Иди, я сказал! Убирайся вон!
— Я люблю тебя… — одними губами прошептал Том, бессильно протягивая к нему руки.
Марино улыбнулся и покачал головой, отходя от решетки, но не отпуская его взглядом.
— Том! Том! — подлетел к нему Билл, схватил за плечи. — Том, что он тебе сказал? Том, он тебя обидел? — затараторил, заглядывая в глаза, пытаясь прервать их молчаливую связь. Потом обернулся и посмотрел на уходящего Марино, не спускающего глаз с Тома. На Тома, вцепившегося в Марино взглядом. Обнял брата. Вздрогнул, когда дверь за Марино захлопнулась, прижал брата к себе плотнее, когда Том задрожал, горько заплакал. — Томми, я понимаю тебя… Но мне ты тоже нужен. И я тоже тебя люблю. И эти месяцы без тебя я жил только мыслями о тебе. Я ложился с твоим именем, я просыпался с твоим именем, я дышал только тобой… только из-за тебя… Томми…
— Не надо, Билл… Замолчи… Я… просто… Я слишком… долго… Я очень… соскучился… по не… му… соску… чи… по дому…
— Я помогу тебе стать прежним.
— Прежнего…
Билл приложил палец к его губам.
— Прежним, — улыбнулся младший брат, осторожно вытирая слезы старшего. — Может ты сейчас и был искренним с ним, но это был не ты. А я научу тебя снова радоваться жизни, не бояться. Я сделаю тебя счастливым, — у Билла самого потекли слезы. Он вымученно растянул губы и всхлипнул: — Я научу тебя быть счастливым.
— Ты-то чего ревешь? — сквозь слезы усмехнулся Том, обнимая брата.
— Потому что ты ревешь, — Билл обиженно размазал влагу по щекам. — А что ты ревешь?
— Потому что… — он рассмеялся. — Потому что ты ревешь.
— Близнецы, — истерично захохотали они в один голос. Потом так же одновременно прекратили смеяться. Том, всхлипнул, отвернулся и поднял лицо вверх, стараясь скрыть горькие слезы. Билл неожиданно для себя отзеркалил его — запрокинул голову, отворачиваясь. Они переглянулись, вновь растянули губы якобы в улыбках и покрепче прижались друг к другу.
— Ты ведь вернешься ко мне? — всхлипывал Билл ему в ухо.
— Я вернулся, — пробормотал Том.
— Нет, — замотал он головой. Взял его лицо в ладони и посмотрел в глаза: — Ты… Ты… ТЫ ко мне вернешься?
— Ты ведь мне поможешь?
— Ты, главное, сам мне помоги.
— Когда у нас самолет?
— Завтра утром.
— Я хочу купить себе одежду… Много одежды… И я хочу подышать воздухом… Хочу гулять и просто дышать воздухом… И… я хочу искупаться… Я хочу лежать с тобой на белом песке и купаться в голубом океане… И…
— …и ты хочешь пить кокосовый сок, — улыбался Билл, роняя крупные слезы на футболку. — А у меня только одно желание. Я хочу держать тебя за руку. Можно?
— Не отпускай меня больше.
— Я буду очень крепко держать тебя за руку. Обещаю. Ты только вернись ко мне.
***
Самолет оторвался от земли и начал медленно набирать высоту. Том отстегнул ремень безопасности, поднял подлокотник, разделяющий его с братом и, повозившись, устроил голову у него на коленях. Билл обнял его одной рукой, во второй он держал факс от Дэвида со списком их дел на сегодня и завтра. Список выглядел слишком внушительно, а Том еще очень слаб, чтобы с головой погружаться в работу. К тому же, врач при посольстве настоятельно рекомендовал подыскать хорошего психолога, чтобы тот помог брату справиться с возможными психологическими проблемами. Дэвид обещал помочь. Нет, все-таки половину заявок на интервью надо вычеркнуть к чертовой матери!
— Оставь, — зевнул Том.
— Что оставить? — не понял Билл.
— Я говорю, оставь их всех. Ведь не отвяжутся. Опять херни всякой напишут.
— Я о тебе думаю, между прочим.
— Не мешай людям делать свою работу. К тому же, мне так долго не с кем было поговорить, что я готов сейчас разговаривать с каждым встречным, лишь бы он согласился меня выслушать.
— Ты только осторожно с ними разговаривай.
— Ты же будешь рядом.
— И я буду держать тебя за руку.
— Билл…
— Том…
— Окружающие решат, что я гей.
— Окружающие увидят, как сильно я тебя люблю и как страшно я по тебе скучал.
— Я тоже по тебе очень скучал.
— Только скучал?
— Ну…
— Том…
— Билл…
— Том?
Том прижал его руку к губам и поцеловал. Подложил ее под щеку.
— Помнишь, как ты в детстве взял с меня клятву в больнице, что я без тебя не умру, помнишь? Если бы не она, если бы не моя любовь к тебе, хрен бы я выкарабкался.
Билл довольно улыбнулся.
— Мы, Том… Хрен бы МЫ выкарабкались. Ведь я бы обязательно почувствовал, что твое сердце больше не бьется, и… Я бы не выжил. А мое сердце столько раз останавливалось… Я чувствовал, что ты хочешь уйти от меня. И я просил небеса, не забирать тебя у меня. Я ведь не выживу без тебя…
Белая вата облаков, словно взбитые сливки, спрятала землю. Билл накрыл брата пледом и откинул спинку своего кресла. Они летели домой. Через несколько часов будут назойливые журналисты, вспышки, камеры. Короткая пресс-конференция. Через несколько часов все газеты и телеканалы мира сообщат, что в ходе успешной операции спецслужб двух стран из восьмимесячного плена освобожден Том Каулитц. И снимки, где его в аэропорту обнимают друзья и плачущие родители, а брат крепко держит за руку, молниеносно разлетятся по Интернету. А фанаты всех стран на всех языках завалят студию и их дом письмами, телеграммами, открытками и подарками, будут устраивать встречи и снимать видео. И через месяц у них будет первый концерт в битком забитом зале, билеты на который раскупятся за считанные часы. И несколько минут перед концертом фанаты будут скандировать: «Том!», и в верх взлетят листочки с его именем и красным сердечком, и вдалеке развернут огромный длинный плакат «Том, мы тебя любим! С возвращением!». А Том будет стоять на сцене, обводить взглядом зал, закусывать от волнения губу и бороться с щекоткой в носу и слезами радости в глазах. И Билл весь концерт не будет сводить с него счастливого и тревожного взгляда, переживая за брата гораздо больше, чем за себя. Но никто и никогда не узнает, как еще долгое время Том будет просыпаться по ночам от приснившегося кошмара, а потом до утра вытирать слезы кончиком пододеяльника от накатившей на него тоски. Как будет вздрагивать от случайных прикосновений друзей, сжиматься от страха, ожидая удара, если кто-то заходит за спину, как будет бояться секса и шарахаться от мужчин с черными жесткими волнистыми волосами до плеч, смуглой кожей и темно-карими глазами в обрамлении длинных густых ресниц. Шарахаться и замирать, провожая унылым взглядом, с болью и тоской вспоминая того, чье имя он никогда не забудет. А через несколько месяцев ему кто-то передаст после концерта маленький сверток, в котором будет лежать красивый браслет из платины, украшенный бриллиантовой россыпью, и записка: «Я тебя помню, малыш».
20/06/08 — 13/08/08
Москва