Настоящие дни

Высшие Силы определённо существуют, что бы там ни говорили. И они, по счастью, благосклонны к Марте. Иначе как объяснить, что родители, вместо того чтобы накричать, обозвать фантазёркой или последней лгуньей и запереть в комнате, спокойно выслушали рассказ об изнанке и, кажется, поверили каждому слову? По крайней мере, никто не бросился в полицию с просьбой немедленно арестовать господина Красного шарфа и разыскать того, кто весьма на него похож. Марта долго благодарила Высшие Силы за чудесный подарок и заодно просила присмотреть за Чужестранцем. На изнанке может произойти что угодно, а если он пострадает... Она никогда себе не простит. Из-за неё, простой девчонки, попал в беду такой удивительный человек! «Быть может, господин Часовщик будет с ним милостив? Он, кажется, не намерен губить. Но эти страшные слова, про невозвращение...» И Марта снова поднимала голову и обращалась к Высшим Силам со своей наивной просьбой: «Приглядывайте, пожалуйста, за Чужестранцем!» И когда к ней в окно постучал Мотылёк... Когда шагнул прямо сквозь стекло и воскликнул: «Чужестранец вернулся!»... Марта лишь прошептала: «О Высшие Силы!» И бросилась к родителям: просить, чтобы отпустили, хоть ненадолго. И как же хорошо было вновь прижаться к Чужестранцу, уткнуться лбом ему в грудь, не сдерживая нечаянных слёз, ощущая себя такой счастливой, что и никакие слова не нужны. Живой. Вернувшийся. Снова здесь – и теперь, хорошо бы, надолго. Если родители позволят, можно будет вновь видеться каждый день. «А если не позволят, я буду уходить безо всякого разрешения!» Марта одевается и выходит из комнаты. Некстати вспоминается разговор с отцом за три дня до свадьбы. Тогда она позорно отступила, но теперь ни за что не позволит отнять право на счастье. – Могу я пойти к господину Красному шарфу? Мама переглядывается с отцом. Тот задумывается, но, видно, чувствует железную решимость Марты хоть из дома сбежать, и поэтому кивает: – Хорошо, можешь пойти. Только будь осторожна. – Благодарю, – счастливо улыбается Марта. И уже на выходе из дома её догоняет вопрос: – Может, ты нас всё-таки познакомишь? Она замирает на пороге и неуверенно оборачивается: – Хорошо. Я... я это устрою. Сегодня же. Познакомить родителей с Чужестранцем – что может быть лучше? Они увидят, какой он хороший человек. И тогда, быть может, даже... «Деньги, Марта, – напоминает она себе. – У него мало денег». Это напоминание обжигает, точно огонь, заставляет замереть посреди улицы и пугливо оглядеться. А если родители снова захотят выдать её за Къяррэ? Правда, слух о возвращении уже прошёл по городу, а он не спешит вспоминать о браке и даже на людях не показывается. Но что мешает родителям самим прийти к нему с визитом? Марта ёжится и ускоряет шаг. Лорд Къяррэ ей категорически не нравится; от него веет ледяной опасностью. Она бы с куда большей охотой пошла даже за Часовщика: не самый ужасный тип, довольно любезен и слово держит. Что уж говорить о Чужестранце? И если он, конечно, будет не против... Она добьётся этого брака! Сделает всё возможное, чтобы всегда быть рядом, чтобы их не смели разлучить! «Какой эгоизм! Только о своём счастье и думаешь! А о будущем семьи, о будущем Тона подумать не судьба? Что, если им не хватит денег? Зато ты, конечно, будешь довольна!» Марта качает головой и ускоряет шаг. Она устроится на работу, она будет трудиться дни и ночи, она сделает всё, чтобы достать необходимое количество денег. Только пускай... Пускай сложится так, как они оба будут желать. Чужестранец открывает дверь, и Марта с порога заявляет: – Я познакомлю тебя с родителями. – Это ещё зачем? – нахмуривается он. – Они... они просили. И к тому же вдруг они согласятся... – Марта опускает глаза. Может, он вовсе не хочет брать её замуж? Это она так привязалась, что желает не расставаться, а он? – Я не хочу замуж за Къяррэ! Чужестранец кладёт руку ей на плечо. – Могу тебя обрадовать: Къяррэ мёртв. – Мёртв?! – радостно восклицает Марта и тут же осекается: – Ну, то есть, это, конечно... А как? – Часовщик убил его. В честном поединке. Поединок? То есть они там, на изнанке, не просто в квартире сидели? – А вот теперь, – Марта упирает руки в бока, стараясь казаться серьёзнее, – расскажи всё с самого начала. – Это странная история, – вздыхает Чужестранец. – Проходи, что ли, на кухню. О таком только за чаем говорить годится. Мотылёк – куда же без него? – уже устроился на подоконнике: говорит, что тоже ничего не знает, видел только сущие мелочи. Марта здоровается с ним, садится на табуретку и наблюдает, как Чужестранец кипятит воду и заваривает чай. Раздав всем по кружке, он садится рядом и долго рассматривает кружащиеся в стакане чаинки. – Что ж. Началось всё одной ночью, когда я краем глаза заметил в зеркале чужое отражение... Он рассказывает медленно, стараясь ничего не упустить. Рассказывает о том, что скрывал от Марты, чтобы не столкнуть её с изнанкой и Часовщиком: о первой встрече, об унесённом сердце, о шарманщике на городской площади. – А когда ты пропала... Я не знал, что делать. Сходил с ума, искал по всему городу. И понемногу серел, проваливался на изнанку. Наверное, так бы и скончался, если бы он, – кивок в сторону Мотылька, – меня на крышу не вытащил. Оттуда я заметил Къяррэ... В общем, в результате слежки выяснилось, что Къяррэ – с изнанки. – С изнанки?! – едва не подскакивает Марта. Выходит, её могли, даже хотели туда утащить и запереть на веки вечные? – С изнанки, – кивает Чужестранец. – А забегая вперёд, скажу, что своих жён он приносил в жертву. И я тогда подумал: «Как хорошо, что Часовщик тебя утащил!» Постепенное осознание услышанного заставляет Марту похолодеть. Её собирались принести в жертву? И предсвадебный сон – с мраморным алтарём, с железными оковами – был не так уж далёк от правды? «Высшие Силы! Как вы великодушны!» Она непременно расскажет об этом родителям, об этом и о смерти Къяррэ. Как же всё хорошо складывается! – На чём я остановился? – Чужестранец отпивает чай. – Ах да. Потом я вернулся домой, умудрился вызвать Часовщика, и оказалось… Так вот что он пытался починить все эти дни! Марта замечала только рассыпанные детали, а это, значит, были человеческие часы – второе сердце, о котором часто шептались дети: «У них на изнанке часы вместо сердец! Представляешь, забыл завести – и наутро уже не проснулся!» Выходит, все эти выдуманные истории не такие уж выдуманные. И это странное изнаночное давление Марта тоже ощущала. Временами так сжимало грудь, что становилось невозможно дышать, ужасно кружилась голова, хотелось лечь и вообще не шевелиться – это она и делала. Часовщик ничего не говорил, не усмехался даже; должно быть, понимал. А вот Птиц – это новость! – Птиц? – удивляется Марта. – Я там была почти три дня, ни разу его не видела. – Он такой, – кивает Чужестранец, – почти как тень. Захочет – и никто его не увидит. Тебя бы, – он переводит взгляд на Мотылька, – с ним познакомить. Есть у вас что-то общее. – Такое же общее, как у вас с Часовщиком? – улыбается призрак; видимо, не верит – или не хочет верить – в свою схожесть с кем-то изнаночным. Но Чужестранец не отнекивается. Задумывается и хмыкает: – Да, пожалуй. У меня с ним даже больше общего, чем у тебя с Птицем. Но ради любопытства я вас однажды сведу. Глаза Мотылька вспыхивают. Схожесть, несхожесть, а побывать на изнанке или повстречать изнаночного ему, видимо, хочется. Марта взволнованно слушает о встрече с Къяррэ, о плене и поединке и уточняет: – А он не мог остаться живым? Чужестранец с сомнением качает головой. – Это вряд ли. Под ним такая лужа крови была... Да и сколько я ни глядел, он не вдохнул, не шевельнулся. Точно был мёртв. – Тогда хорошо, – выдыхает Марта. – То есть нельзя так говорить, надо сожалеть. Но мне его ни капли не жалко, ужасный человек... был. К счастью, был. Чужестранец медленно кивает. Его, кажется, что-то беспокоит. – Что случилось? – с тревогой спрашивает Марта. – Вот я и подошёл к финалу. И он, к сожалению, не самый радужный. Мотылёк переползает на стол и усаживается напротив Чужестранца. Марта едва удерживается, чтобы не встать, только стискивает кулаки. – Меня отпустили сюда с одним условием, которое я сам же и выдвинул: Часовщик может заявляться и творить со мной всё, что захочет. Мотылёк застывает. В его глазах читается ужас, негодование, сочувствие – и это всё одновременно. – Как?.. Да ты!.. – Он в бессилии кусает себя за палец и вертит головой. – Он бы иначе тебя не отпустил, да? Чужестранец разводит руками. – Увы. Говорил, что я влеку его своей лицевовостью, светлыми мыслями и энергией. Расставаться ни за что не хотел. Но я решил, что ничего особенно страшного он не сотворит, и предложил такой выход. Да и что остановило бы его на изнанке? А так я хотя бы здесь буду, где привычно. И где вы. – Я тебя в обиду не дам, – храбро обещает Мотылёк. – Если он... Если он что-нибудь посмеет... Попляшет он у меня! – Я тоже! – Марта отчаянно вцепляется в свой браслет. – Ни за что. Никому. «Творить всё, что захочет». Если вспомнить, как пугал её Часовщик... Кто знает, какие ужасы способны взбрести ему в голову? И чтобы всё это обрушилось на Чужестранца? Ну уж нет! – Вот вам делать нечего, – ворчит Чужестранец; но видно, что такая забота ему приятна. – Однако условие есть условие, менять его я не вправе. А то, чего доброго, вздумает за вас приняться. – Мотылёк порывается что-то возразить, но он качает головой и встаёт из-за стола: – Закрыли эту тему, больше обсуждать не желаю. Марта подходит ближе и, не удержавшись, обнимает Чужестранца. Тот на мгновение утыкается лицом в её волосы и выдыхает: – Теперь, когда всё закончено... Ты хотела меня с родителями познакомить. – А ты не против? – Куда ж я денусь? – усмехается он. – Да и надо бы им представиться, чтобы не боялись тебя отпускать. Впрочем, кто знает, могут как раз-таки после знакомства и забояться. – Глупости! – фыркает Марта. – Они поймут, какой ты хороший человек. И, может, даже... – Было бы неплохо, неплохо, – хмыкает Чужестранец и оглядывается на Мотылька: ты, мол, как? Тот машет рукой: – Идите, я тут останусь. Идите-идите. Чужестранец пожимает плечами. Повязывает шарф, надевает шляпу, пальто, неизменные чёрные очки – куда же без них? – и кивает Марте: – Идём? Хотя внешне это никак не отражается, Марта чувствует: он волнуется. Выглядит серьёзнее обычного, шагает медленнее, рука чуть дрожит. Хочется шепнуть: «Успокойся, всё будет хорошо». Но она и сама волнуется не меньше. А всё-таки более подходящего момента не найти. – Послушай, – неловко начинает Марта и замолкает: Чужестранец смотрит прямо на неё. – Я хочу за тебя замуж. Каких усилий ей стоит не отвести глаза! Чужестранец на мгновение сбивается с шага. – Я в этом и не сомневался. Понимаешь, Марта... Я бы с радостью взял тебя в жёны. Но... – Деньги, да? Но я могу их заработать. Я уже подрабатываю и, если родители согласятся, устроюсь на целый день. Я могу ходить на несколько работ, я могу... Чужестранец сжимает её руку. – Марта-Марта. Может быть, ты и права. Может, если вместе, мы сумеем собрать достаточное количество. Вот только, – он вздыхает, – найти бы ещё работу мне. – Так ты согласен? – сияет Марта. О Высшие Силы!.. – Согласен. Как же ей везёт! И неужели за такое счастье придётся платить? Почему нельзя просто быть счастливой, безо всякого закона равновесия? А впрочем, кто сказал, что нельзя? Кто посмеет помешать? Марта вцепляется в Чужестранца – будто могут отобрать, утащить – и не отпускает уже до самого дома. А там, кажется, никто и не сомневался, что она его приведёт: никакого удивления, будто ждали. Тон открывает дверь – сама любезность, но в глазах у него сверкает озорной огонёк. – Здравствуйте, господин Красный шарф. – Здравствуй, Тон. – Вы к нам в гости? – Именно так. По Тону видно, что так перебрасываться фразами он может долго. И хотя это немного снимает волнение, Марта недовольно шепчет: – Не держи гостя на пороге! – Проходите, пожалуйста, – кланяется Тон. Чужестранец улыбается и отвечает поклоном: – Благодарю. Пока он раздевается – преувеличенно спокойно, – Марта заглядывает в комнату. Мама приятно улыбается, а отец, напротив, серьёзнее обычного. «О чём они будут говорить? Что они захотят узнать – все подробности? А готов ли он так просто всё рассказать?» – Я обещала – я привела. – Она глядит прямо на родителей, и сердце бешено стучит в груди. Зачем она так волнуется? От неё совсем ничего не зависит. Ну поговорят, страшного в этом нет. Чужестранец мягко опускает руку ей на плечо: не переживай, мол, всё будет хорошо. – Добрый день. Марта сказала, вы хотели со мной познакомиться? – Добрый день, – кивает мама и указывает на диван: – Проходите, садитесь. Чужестранец учтиво склоняет голову и бесшумно ступает на ковёр. Марта, не зная, куда деться, идёт следом – и на диван тоже опускается рядом с ним. – Что ж, – слово берёт отец, – приятно вас здесь видеть. – Могу ответить тем же. – Марта о вас рассказывала, причём исключительно хорошее. – Увы, – качает головой Чужестранец, – я не настолько хорош. Думаю, ей, как влюблённой девушке, свойственно приукрашивать. «И ничего я не приукрашивала!» – хочется встрять Марте. Но она только бросает на Чужестранца недовольный взгляд и сжимает руки. – Например, – продолжает он, – у меня есть такая невыносимая черта характера, как неспособность находиться в одном городе дольше... хм... месяца. Это всё потому, что меня прозвали Чужестранцем; и вот моя вторая невыносимая черта – скрытность: я могу назвать вам только это прозвище, имя-фамилию предпочту не упоминать. Значит, имя-прозвище способно и впрямь влиять на судьбу? Она-то думала, он Чужестранец потому, что вечно странствует. А он, выходит, странствует потому, что кто-то назвал Чужестранцем – и не поймёшь, одарил или проклял. Отец нахмуривается; Марта замирает: как скажет что-нибудь о такой скрытности! – но он только представляется: – А я Торвальд Тиррен; это моя жена, – полуоборот в сторону матери, – Делия. Приятно познакомиться, господин Чужестранец. – Мне тоже, господин Торвальд. – И чем вы занимаетесь, кроме того что... странствуете? Чужестранец на мгновение отводит взгляд и нервно сцепляет пальцы в замок. У Марты ёкает сердце: он ведь даже не работает! Что на это скажет отец? – Честно говоря, – вздыхает Чужестранец, – в данный момент я ничем не занимаюсь, нахожусь в поиске работы. Предупреждая ваш возможный вопрос: некоторая сумма денег у меня осталась после других городов, поэтому я не бедствую. Марта знает, что он лжёт: с деньгами совсем худо. Квартира, к счастью, была оплачена, выселение не грозит, но ещё немного – и нечего будет есть. А подходящего рабочего места, как назло, нет. – Понятно, – цедит отец, и от этого тона мурашки пробегают по спине. – Ничем, значит, не занимаетесь? Чужестранец виновато пожимает плечами и, кажется, хочет откланяться. Марта касается его руки: пожалуйста, не уходи! – и робко спрашивает: – Но деньги – это ведь не самое главное?.. – «Не для твоей семьи!» – Деньги можно заработать. А он... Он хороший. Он заботливый, внимательный. – На этих словах Чужестранец чуть слышно фыркает. – Он меня уважает... и любит. А Къяррэ, он... Чужестранец хватает её за руку, буквально прожигает взглядом и заканчивает: – А Къяррэ не такой. – После этого спокойно разворачивается к родителям, будто ничего и не было. Марте хочется возмущённо воскликнуть: «Что ты делаешь?!» Но она глубоко вдыхает, откладывает разговор на потом – этому наверняка есть объяснение – и поддакивает: – Да, а Къяррэ не такой. Даже если родители заметили эту неожиданную вспышку – а не заметить её было сложно, – они не подают вида. Только отец чуть наклоняется вперёд и, кажется, смотрит Марте прямо в глаза. – Заработать их, конечно, можно. Вот только господин Чужестранец, видимо, не торопится этим заниматься. Сказанное звучит как пощёчина. Чужестранец, однако, нисколько не меняется в лице, но и возразить не спешит. В следующую секунду раздаётся звонок в дверь, и отец, озабоченно нахмурившись, идёт открывать. Тогда Марта даёт волю эмоциям. – Да как он смеет?! – яростно шепчет она, сжав кулаки так, что белеют костяшки. – Он что, не понимает?.. Чужестранец убирает прядку волос с её лица и мягко просит: – Пожалуйста, успокойся. Как видишь, пока я не найду работу, рассчитывать не на что. – Прошу прощения, – неожиданно вмешивается мама, – господин Чужестранец, вы случайно не умеете чинить часы? – Умею, – кивает Чужестранец, – но при чём?.. – Тогда что вам мешает сделаться местным часовщиком? Марта недоуменно переспрашивает: – Часовщиком? А как же господин Баррен? Мама качает головой. – Господин Баррен отошёл от дел неделю назад. Сказал, что слишком стар заниматься такими вещами, поэтому уезжает к сыну в Лускарс. И теперь ближайший часовщик – в соседнем городе. Чужестранец задумывается. – Но я, право, не уверен, что смогу... – Сможешь! – Марта придвигается ближе. – Ты сам говорил, что учился у часового мастера. – «И смог починить человеческие часы!» – Ну неужели ты даже не попробуешь? Ответить он не успевает: из прихожей возвращается отец. Пару секунд хмурится и мнёт в руках лист бумаги – телеграмму? записку? – На чём мы остановились? Ах да, – он улыбается, – сейчас ваш ход, господин Чужестранец. – Пожалуйста, господин Торвальд, – с налётом язвительности в голосе «ходит» Чужестранец. – За эти несколько секунд я, кажется, нашёл работу: планирую стать местным часовщиком. Теперь настаёт очередь отца молчать, удивлённо подняв брови. Марта мысленно торжествует: вот так-то! – В таком случае поздравляю вас, господин Чужестранец. Разговор, полагаю, продолжится, когда у вас появятся деньги? – Он будто специально упускает слова о том, что деньги есть и в данный момент. – Как вам будет угодно, господин Торвальд. – Чужестранец поднимается с дивана. – А теперь позвольте распрощаться. – И он склоняет голову, приложив правую руку к сердцу. Отец отвечает коротким кивком, мама тепло улыбается. Марта выходит его проводить и неловко вертит на руке браслет, пока он одевается. Кажется, встреча всё-таки была удачной. А в следующий раз, должно быть, повезёт ещё больше. – Марта, – шепчет Чужестранец, обняв её, – не говори им пока про Къяррэ. Я не знаю, почему, но всё-таки не говори. – Ты думаешь?.. – с тревогой переспрашивает Марта. – Нет-нет, конечно, нет. Но поостерегись заводить об этом разговор. – Он осторожно целует её и уходит, закрыв за собой дверь. Марта долго стоит в прихожей и думает, что теперь им уже ничего не помешает, даже если Къяррэ вздумает вернуться с того света. Ни-че-го.