Справедливости ради.

— Джастин, меня зовут доктор Франц, — дождь так сильно ударяется об асфальт, что мне закладывает уши. Смотрю, как прозрачные капли смывают с земли мелкие камни и алую кровь. Она сливаются с водой и уносится струями в океан, что совсем рядом. — Посмотри, пожалуйста, на меня, — он улыбается. Он счастлив. И это видно по его искренне поднятым уголкам тонких губ, которые обрамляет небрежная тёмная щетина. Будто бы он избавился от того, что мешало жить. Мешало думать и передвигаться. Мешало дышать. А теперь он может вдохнуть полной грудью и жить полноценной жизнью без тяжёлого груза. Без неё. — Джастин, ты меня слышишь? — белая лента, пересекаемая красными полосками, помещает её в середину ровного квадрата, за пределы которого поочерёдно проходят какие-то люди. А я сейчас думаю лишь о звёздах. Ведь только они знают всю истину этой ночи, только они видели его и теперь хранят эту тайну в своём вечном сиянии. Сколько ещё секретов таят в себе эти маленькие огоньки? Сколько им пришлось повидать за миллиарды лет? И им не с кем поделиться, некому излить переполненную увиденным душу. Они просто молчат, продолжая беспрерывно смотреть и не имея возможности что-либо сделать. В эту ночь мы похожи. — Всё будет хорошо, — красно-синий свет то появляется, то пропадает на мокром асфальте, отражаясь от него. Чёрный мешок поглощает маму в себя, и мужчины в оранжевых костюмах небрежно застегивают его, помещая на каталку. Зонты не спасают от сильного дождя. Ведь он так сильно хочет смыть с неё эту грязь, а эти твари не позволяют ему этого сделать. Они бесчувственно и обыденно катят бездыханное тело к машине и поднимают каталку в кузов. — Что с мальчиком? — двери захлопываются, и улицу озаряет очередная порция сине-красного света. Теперь его сопровождает и режущий слух звук. Противный и раздражающий он продолжается несколько минут, пока машина не скрывается в темноте неосвещённой дороги. — У него шок, — а моих рук всё бесчувственно касаются шершавые ладони. Они никогда не сравнятся с мамиными, пропитанными нежностью и заботой. Но я не в силах противоречить этому. Всё слишком сильно давит. Со всех сторон зажимает в тиски и не желает отпускать. Никогда. Эта темнота вокруг, пропитанная молниями и грозой, будто бы проникает внутрь моего тела, распространяясь повсюду. В каждую клетку проскальзывает прохлада. Каждый нерв чувствует бушующий внутри ветер. А по венам текут сгустки яркой молнии. Чувство насыщения силой природы и могуществом ночи проходится приятным покалыванием по всему телу. И без всяких объяснений сердце понимает, что это теперь до боли моё, до боли естественное. Я выливаю заплесневевший кофе в окно и закрываю шторы, защищаясь от ярких лучей. Ненавижу солнце. Ставлю чашку в мойку и открываю воду. Большой напор создаёт громкий и приятный для ушей звук. Подхожу к кухонному столу и, беря старую вырезку, усаживаюсь на стуле. «24 октября 2014 года. Недавний случай в старом порту «Барида» вызвал небывалые страх и переживание у местных жителей Чикаго. Эксперты и криминалисты подтвердили наличие травм, несовместимых с жизнью, и по характеру их нанесения, пришли к единогласному решению — это убийство. Теперь дело переходит в руки полиции, и им предстоит выяснять обстоятельства преступления и местонахождение преступника. А самое главное — мотив, из-за которого Хлоя Бибер была лишена жизни. Её сын в данный момент находится в центральной городской больнице имени Хилтона, по-прежнему не говоря ни слова. Врачи объясняют это сильным шоком после увиденного, и не могут предугадать, когда мальчик заговорит. Главный врач отделения сказал пару слов по этому поводу: «С ним работают лучшие психологи Чикаго, и они делают всё возможное. Но, какие бы не были профессионалы, мы должны понимать, что, после такого, на восстановление его нервной системы уйдет много времени». Нам удалось выяснить некоторую информацию, по поводу родных и близких этой семьи. Отец — Джереми Бибер — год назад скончался от передозировки наркотиками. Родители Джереми живут в Вашингтоне, и отказались приехать на похороны родного сына, аргументировав этот тем, что не хотят иметь никакого дела с наркоманом. У Хлои Бибер осталась лишь мать, живущая на сервере Чикаго, и наши сотрудники сейчас пытаются с ней связаться и сообщить о смерти дочери. А так же узнать, сможет ли она забрать мальчика на своё попечение, или его ждёт детский дом.» Усмехаюсь, вспоминая то, как она встретила меня с бутылкой на пороге, и сказала, что особой лаской обделять не будет. Больно надо было. Мыслей слишком много, и они такие настойчивые, что, кажется, моя черепная коробка скоро взорвётся, а мозги вылетят наружу. Так хочу закончить этот каламбур прямо сейчас и показать всем правду. Но не могу. Ударяю кулаком по столу, отчего лист бумаги немного перемещается. Но не могу. Чёрт. Не могу. Бью ещё раз. Не могу. Ещё раз. Не могу. Ещё. Шумно выдыхаю и тянусь ладонями к лицу, накрывая его и помещая в темноту. Мне стоит просто подождать, чтобы всё получилось, чтобы было больнее и ужаснее. Чтобы было по заслугам. Массирую пальцами затёкшую шею, затем поднимаю их ко лбу, распрямляя образовавшиеся складки. Поправляю упавшую чёлку, убирая её назад, и накидываю капюшон. Так хорошо. Уютно и комфортно. А вода всё шумит, очищая дно грязной кружки. Делаю вдох. Медленно поднимаюсь и подхожу к крану, выключая его. Уши закладывает от внезапной тишины. А внутри всё та же неизменная пустота.