Just be

      Голос лейтенанта раздражал Шепарда. Это благоразумие до последнего лоскута строгой синей формы Альянса; поколениями взращенное благородство; преданность идеалам; разборчивость; честь и устав, поставленные во главу угла – редкие и меткие реплики, высказанные вечно хрипловатым, севшим, задумчивым голосом.       «Хей, лейтенант Аленко, как насчет жадных до власти сволочей? Как насчет тупорыло-деревянных вояк, которые и шагу не сделают не по уставу, чтобы спасти дюжину детишек?»       Все эти вопросы роились у Джона в голове не раз и не два, но высказанными так и не оказались. Внеуставные разговорчики на службе ни к чему хорошему не приводили, будь ты хоть адмиралом. И, к слову, были ни к чему. Если бы раздражение нижестоящим офицером достигло опасной черты, Шепард всегда мог подать рапорт о переводе Кейдана на другое судно. Пришлось бы попотеть, объясняясь, но помимо коммандера Альянса, он все-таки был и СПЕКТРом Совета.       Авантюристская натура Джона, взращенная на болезненных уроках нищенского детства и бандитской юности, закованная поверх в броню армейской выправки, диссонировала с характером первого помощника.       «И еще этот голос. Раздражает. Спишу к чертовой матери на берег.»       Лишь немного времени спустя сметливый обычно Шепард осознал, почему что-то внутри него продолжало хлебать ложкой эти легкие сомнения лейтенанта в его, коммандера, действиях, это хриплое задумчивое спокойствие. Кейдан служил в его собранной с миру по нитке пестрой удачливой компании этаким личным моральным стопором: «Вы уверены, коммандер, что хотите застрелить этого негодяя? Не благородная ли ярость в вас говорит? Считаете, что лучшим способом будет отправить его на допрос Альянсу? Прекрасное решение, сэр.»       Джон гулко фыркнул в полупустую чашку синтетического кофе, отставил ее, и откинулся в кожаном кресле, разминая пальцами плечо.       Не так уж и плох со временем оказался Аленко. Да и перечил вовсе не по каждому поводу, как казалось изначально. А вовсе даже на отлично прикрывал спину коммандера, был ценным бойцом, интересным собеседником, и даже осмеливался выражать недовольство осознанной слепотой Совета.       «Возможно, это мое влияние, к худу ли, к добру ли…»       После нескольких крайне удачных операций Шепарду и вовсе померещилось некое восхищение в карих глазах лейтенанта, обычно отлично скрывавших все его эмоции. Только если тот не хмурился – брови выдавали его с потрохами.       Коммандер был любопытен и предпочитал знать своих людей, как свои пять пальцев. Природное чутье подсказывало ему, что именно так можно добиться максимального командного эффекта. И в этом оно не ошибалось – Шепард был прирожденным лидером и, мало того, знал об этом.       Разговорить лейтенанта оказалось почти так же сложно, как и Рекса. Впрочем, кроган ответы свои в итоге все же выплевывал, как раздраженное одолжение, тогда как Кейдан проговаривался невзначай, тут же отступая в тень – «Это мои проблемы, коммандер, сэр. Не стоит об этом говорить.» Но Джон не был бы собой, если бы не смог-таки развести упрямого интроверта на разговор.       Именно тогда в душе Шепарда шевельнулись первые ростки понимания, уважения и сожаления. До разговора о «Нулевом скачке», надо признаться, он считал жизнь и карьеру лейтенанта вполне мирными и уютными. Он предполагал, исходя из возраста и биотического потенциала Кейдана, что тот был одним из первого поколения биотиков, но представлял себе карьеру потомственного военного несколько иначе – обучение на военной базе, в рядах Альянса, в старшие годы. А вышло оно вон как: первые экспериментальные воспитанники – подростки-биотики, запертые без связи с внешним знакомым миром на отдаленной станции за Плутоном, под предводительством недавнего врага-турианца в качестве начальства. Недавнего врага, не избавившегося от ненависти к людям и не гнушавшегося оторваться на доверенных ему подростках. Недавнего врага, возненавидевшего находчивого подростка, вежливо отбившего грубую и унизительную подачу турианца, оскорблявшего прилюдно его семью. Интересно, лютовал бы Вирнус так же, зная, что черноволосый парень свернет ему шею? Впрочем, зная турианцев, тот скорее без зазрений совести и жалости к экспериментальному образцу, сам бы уничтожил Кейдана.       Приступая к процессу развода лейтенанта на более откровенный, чем обычно, разговор, Джон, признаться, не ожидал такого действенно-обескураживающего результата. И почувствовал непривычную благодарность за доверие, за без сомнений вложенную в его руки глубоко личную историю об убийстве ради защиты первой любимой девочки, приведшем к закрытию одной из важнейших программ того времени, повлекшем для Аленко годы безвестности, приведшие его в итоге в Альянс. Не потомственным военным, а растерянным пареньком с одуряющими мигренями от имплантата и перспективой свихнуться к тридцати годам, плюс к тому - с клеймом несдержанного и опасного биотика.       Теперь со щелчком встали в пазы по своим местам и сдержанность лейтенанта, читай – бешеный самоконтроль, приобретенный с годами, не дававший мужчине испепелять биотикой все живое по сиюминутному импульсу, и его приверженность правилам, закаленная в огне, и эта вечная опаска открыться кому-либо – есть вещи, которые носишь только в себе. За редкими исключениями в виде отдельно взятых коммандеров, рано или поздно вызывающих доверие практически любого существа – от инопланетных советников до варренов.       - Мне нравится мужчина, в которого превратился тот мальчишка. – Так он сказал тогда Кейдану, получив в ответ несмелую и растерянную улыбку. Сам коммандер в тот момент не был ни растерян, ни задумчив; он был радостно-зол и полон желания накручивать внутренности Вирнуса на лезвие инструментрона. Жаль одного - что для этого было поздновато.       К тому моменту в Джоне уже четко поселилось осознание того, что никого он на берег не спишет, даже за раздражающий до печенок голос. Это был ЕГО лейтенант, ЕГО первый помощник, часть ЕГО команды. И за любого из них он бы сворачивал шеи без счета. Если бы его не остановил вовремя проклятый хриплый голос Аленко.       - Коммандер, время прибытия – сорок минут. Высадка подготовлена. – От голоса Джокера Джон вздрогнул, моментально отметая ненужные навязчивые мысли. Когда наступает время действий, становится проще.       - Скажи Аленко и Гаррусу спускаться в док. Буду через десять минут.