Гули в мире гигантов.

      Мы, как обычно, идем за дровами и Кармен, не затыкаясь, о чём-то спорит с Эреном, не давая ему и слова вставить. Она делает это очень громко, и поэтому люди оборачиваются на нас, когда мы проходим мимо. Я не особо комфортно себя чувствую, поскольку испытываю голод, а в такие моменты мои инстинкты говорят мне либо засесть в засаду, либо в открытую броситься на жертву.       По моему затылку пробегают нервные мурашки. Это что-то на уровне инстинктов, рядом точно был ещё один гуль. Я чувствую его присутствие. Сосредотачиваюсь на запахах вокруг меня. Нельзя себя выдать. Если это кто-то из взрослых, он может захотеть избавиться от меня и Кармен как от конкурентов.       Я ощущаю мерзкую вонь гнилой блевотины. Даже не могу сказать, на что он похож из запахов, которые ощущает обычный человек, но именно его я мог узнать из тысячи. Так пахнет начавший разлагаться от человеческой пищи желудок гуля вперемешку с запахом его крови и человеческой еды.       Поворачиваюсь к источнику запаха и вижу блюющую в подворотне девушку, я вижу в её рвоте сияющие, как стекло, кристаллы кагуне. У гулей с «крыльями» есть такая особенность: их желудки для защиты начинают покрываться изнутри кристаллами. Правда, при рвоте они очень сильно ранят пищевод гуля, из-за чего она состояла почти наполовину из его же крови.       Ей определённо нужна помощь. Её рвет всё сильнее, и я хочу ей помочь. Не знаю почему, но я сам не понимаю, как роняю дрова, которые нёс, и иду к ней. Я кладу руку ей на плечо, и она поднимает на меня глаза, которые тут же наполнились ужасом. Она почувствовала исходящую от меня угрозу.       — Где твои родители? Куда тебя отвести? — Я понимаю, что у неё точно где-то в этом городе есть старшие родственники, поскольку ни один молодой гуль не будет нажираться человеческой едой и блевать на улице по собственной воле.       — Кто ты? Не убивай меня. — В ее глазах читается ужас.       — Где твои родители? — Она не отвечает, поскольку опять начинает блевать.       — Мне очень плохо. — Её тело содрогается от слабости.       — Хорошо. Как давно ты ела? — Я беру её уже за оба плеча и начинаю трясти.       — Вчера в обед, — говорит она, пытаясь вздохнуть перед новым приступом рвоты.       — Ты что, сдурела? Нельзя ходить с едой дольше шести часов. — Я ещё раз её встряхиваю, приводя в чувства, чтобы из-за этого её опять стошнило.       На этом моменте к нам подходят остальные ребята. Прохожие обращают на нас внимание и начинают перешёптываться слегка громче, чем это позволяют приличия.       — Эта девочка больна, надо сообщить в госпиталь.       Я понимаю, что надо незамедлительно что-то сделать, иначе её загребут туда, откуда она уже точно не выберется.       — Тебе нужно промыть желудок, пойдем к заражённой колонке. — Я перевожу глаза на ребят.       — Что с ней? Ты её знаешь? — Эрен с тревогой смотрит на меня.       — Микаса, уведи Эрена, а Кармен пойдет со мной. — Я кладу её руку на свои плечи и приобнимаю девушку свободной рукой за грудную клетку.       — Нет, — подаёт голос Микаса. — Я пойду с тобой.       — Я направляюсь на заражённую колонку. Тебе там слишком опасно. Совсем недавно этот район вымер от эпидемии холеры.       Я смотрю Микасе прямо в глаза, и весь мир вокруг меня будто останавливается на мгновение. Неожиданный резкий поток ветра расправляет её волосы и заставляет колыхаться алый шарф. Вопрос, которым я задавался пару дней назад, для меня теперь решился окончательно. Ради меня Микаса тут же убьёт без капли сожаления. Но этой решительности в её глазах не было три недели назад. Боюсь, это из-за того, что всего месяц назад она уже во второй раз лишилась родного дома и любящих родителей.       — Кармен? — я перевожу взгляд на неё.       — Ты прав, пойдем Эрен. Если мы не принесём дрова, то нас лишат ужина. А они и сами разберутся.       — Но разве не всем опасно идти на заражённую колонку? Армину же тоже? — В глазах Эрена возник вопрос.       — Я потом всё объясню, Эрен. — Микаса кладёт руку ему на плечо, и всё его волнение сразу уходит. Будто одним своим прикосновением она может управлять им.       — Идем. — Эрен с Кармен уходят собирать рассыпанные мной дрова, а Микаса подхватывает под вторую руку девушку, которая уже находится в почти бессознательном состоянии, и мы двигаемся в сторону колонки, стоявшей в трущобах в небольшом переулке. Все окрестные жители слегли от холеры и нас никто не увидит.       Шли мы туда около двадцати минут в абсолютном молчании. Посадив девушку около колонки, я набрал воды в лежащий рядом ковшик, а затем отдал его девушке. Она начала пить неохотно, но не выказывала никаких признаков сопротивления. Микаса подняла ещё один ковш и уже хотела набрать в него воды, чтобы передать мне, но я вышиб пустой ковш из её рук.       — Ничего здесь не трогай. Для нас эта вода безопасна, но ты от пары капель можешь погибнуть.       — В этом нет ничего страшного. Если я или Эрен заболеем, ты просто дашь нам своей крови. — Её лицо, как всегда, было очень спокойно.       — Ты что, с ума сошла?! Это жесточайшее преступление у нашего вида! Любой гуль прирежет всех нас, если узнает! — я неожиданно для себя самого начал кричать на неё. Она просто посчитала этот ритуал данностью, тогда как для меня он был величайшим таинством. После того, как я дал ей свою кровь, я стал чувствовать к ней неведомые мне доселе чувства.       — Гуль? — Её правая бровь слегка изогнулась в вопросе.       — Ты что, проболтался ей? — Девушка попыталась встать, чтобы напасть на меня, но у неё не было на это сил.       — Она и так уже в курсе всего. Какая разница — знает она, как это называется, или нет? — Я повернулся к незнакомке.       — По кодексу я должна убить вас обоих. — Она снова попыталась встать, и у неё это снова не получилось.       — Пей воду. — Я очень грубо толкнул ковш, который находился в её руках, из-за чего вся вода пролилась на неё. — Тебе нужно промыть желудок. — Я набрал для неё новую порцию воды, после чего аккуратно передал ей. После нескольких глотков, её с шумом вырвало. Я заставлял незнакомку пить воду до тех пор, пока из рвоты не ушли кусочки пищи и маленькие сияющие кристаллы. Всё это время Микаса стояла рядом и наблюдала, не выражая никаких эмоций.       — Как тебя зовут? — подала голос Микаса, когда девушку вырвало уже в четырнадцатый раз, и я решил, что с неё довольно.       — Я не должна ничего говорить человеку.       — Можешь считать её одной из нас. Несмотря на то, что её тело куда слабее наших с тобой, в рукопашном бою она с легкостью уложит нас на лопатки.       — Ладно. Ты спас мне жизнь, и поэтому я могу простить тебе некоторые странности. Я Киришима Тоука.       — Киришима? Ваш клан ведь славится четким следованием кодексу гуля. Этому тупому своду законов, которые абсолютно бесполезны в нашем мире. Верно?       — Я из побочной ветви. Как, между прочим, и ты. Проклятый мальчик. Думаешь, я не наслышана о тебе. Ходят слухи, что ты водишься с людьми из-за своего проклятия. И это, оказывается, правда.       — Думаю, что ты проклята не меньше его, если не можешь есть человеческую пищу. — Микаса подошла к нам вплотную. Она явно готовилась при надобности доказать мои слова касательно себя кулаками.       Киришима Тоука громко засмеялась ей в лицо:       — Дура. Его проклятие совсем не в этом, все мы — чистокровные гули, и только этот отброс всё ещё несет в себе человеческую кровь.       — Все мы в этом грешном мире прокляты, и наше проклятие — сидеть за этими стенами, и неизвестно — кто из нас чудовище: мальчик, который, для того чтобы выжить, убивает насильников, бомжей и убийц, или правительство, которое отправляет беззащитных людей за стены. А если Армин в ваших кругах проклят, то я даже рада, значит, я могу не сдерживаться перед ним и как следует наказать тебя за твой грязный язык.       Микаса заносит ногу и с силой пинает её в живот. Удар летит за ударом. Киришима пытается сопротивляться, но всё тщетно. Микаса хватает её, выкручивает руки и снова беспощадно бьёт. А я лишь молча смотрю и не могу поверить в то, что Микасе плевать на то, что я — чудовище. Моё сердце заколотилось, и я понял, что теряю сознание.