Из СССР с любовью

Вопреки ожиданиям, перед генсеком возникла голограмма не Призрака, а Петровского. - Товарищ генеральный секретарь, - любимец Харпера козырнул советскому руководителю. – Генерал Олег Петровский. - Петровского знаю, - кивнул генсек, - Но какой он, к черту, генерал? Или Призрак решил оставить вам звание? Почему же не повысил хотя бы до генерал-полковника? Или генерала Армии? Своей, разумеется. - Отставим ненужные обмены колкостями, полковник, - попросил Петровский. – У меня тоже сформировано определенное мнение о нынешнем советском руководстве, но кому оно интересно? - Мне интересно. Вы всегда были чрезвычайно умны и прозорливы, Петровский. Мне жаль, что интуиция и дар предвиденья подвели вас, когда вы приняли решение сбежать с Родины. Ваш ум был бы полезен Союзу, - генсек перевел взгляд на портрет предшественника. – Да и место у вас сейчас было бы посолидней, да и, что таить греха, почище. - Старое заблуждение, которое вы всецело поддерживаете. Из кабинета генерального секретаря не так уж хорошо видно реальную жизнь народа. А вот из штаба «Цербера» открывается печальный вид на человечество в целом. Я слышал ваше выступление на заседании. Печально, что вы решили делить человечество в самый неудобный момент. «Разделяй и властвуй» - дьявольская формула. Не равняйтесь на предшественников, у нынешнего генерального секретаря совсем другие проблемы и масштабы деятельности. Соответственно, подбираемые методы должны соответствовать новому времени и новым катаклизмам. - Благодарю за совет, Петровский, - кивнул генсек. – Но в нем нет нужды. Я готов стереть границы государства, если Альянс будет способен принять новую доктрину. А пока… Пока пусть играются в демократию, загрязняют армию и флот женщинами и… И лицами, потерявшими звание «мужчина». Вы хотите, чтобы мы сейчас объединились? Чтобы эта грязь переползала в СССР? А пока Союз будет отмываться, Жнецы воспользуются заминкой и будут отлавливать нас по душевым кабинам. Нет, Петровский, такой Альянс, какой он сейчас, нам не нужен. Слишком многое нужно менять, а перед войной тратить время и ресурсы на придание этим, подверженных заразой территориям, нормального облика цивилизованного социалистического государства, мы не можем. Генеральный секретарь покосился на передатчик. Красный огонек, горевший на нем, говорил о том, что сигнал связи не отслежен. Значит нужно и дальше тянуть время пустословием. Про «Цербер» сразу заговаривать нельзя. Петровский почувствует неладное и сразу отсоединится. Лучше удариться в политологию и сотрясать воздух очевидными истинами. В конце концов, если Призрака или Петровского удастся захватить, то побеседовать с ними он сможет на любые интересующие темы. Осталось только найти кого-нибудь из этих «человеколюбов». - Излишне категорично. Впрочем, ожидать чего-то другого от особиста бессмысленно. Вы патриот и обязаны быть им. Поверьте, мне это близко. Но я хотел бы обсудить некоторые моменты, не затрагивающие идеологию. Например, Шепард. Ваша любовь к закону может сыграть дурную службу СССР. В конце концов, капитан был связующим звеном со многими расами. Он смог бы договориться там, где бессилен даже чрезвычайный посол. - А вот это вы скажите судебной системе Альянса, а не мне, - улыбнулся генсек. – Его судили и назначили наказания не по уголовному кодексу одной из наших республик, а по родному, альянсовскому. И наказание он отбывает не на территориях Союза. Какие претензии ко мне? Я предложил наказать преступника и террориста, Альянс это сделал. - Делегация советских дипломатов не будет принята кварианцами без Шепарда. Они не доверяют людям. Они никому не доверяют, - сказал Петровский. – Но у них мощный флот, способный оказывать человечеству содействие в борьбе. На одной чаше весов Шепард с его проступком, который, стоит заметить, оттянул время жатвы, а с другой – самый масштабный флот. И каков же выбор советского руководителя? Дать Шепарду сгнить в комфортабельной, но все же тюрьме? Или выпустить под присмотром того же Михайловича и получить самую значительную поддержку? - Даже не буду спрашивать, откуда вы узнали о делегации на Мигрирующий флот. Не интересно, но хорошо работаете – это стоит признать. Скажите, а какой интерес Призраку, отличающемуся нелюбовью к другим расам, до поддержки человечества этими самыми расами? Политика «Цербера» изменилась, и теперь он несет «доброе и вечное» не только людям, но и другим? - Политика - у вас, у «Цербера» - убеждения, - поправил Петровский. – Мы по-прежнему радеем за человечество в целом, а не только ту его часть, которая носит красные повязки. И если в интересах сохранения нашей расы нужно тесно взаимодействовать с другими, то мы просто делаем свою работу. - У «Цербера» нет союзников, у него есть интересы, - перефразировал генсек английского политика. – С вашими интересами мы были ознакомлены. Опыты, кровь, страдания людей, попавших к вам в качестве объекта для исследования - вот и весь «Цербер». Эдакий предвестник скорого уничтожения расы, прикрывающийся лицемерной заботой о ней. А придут Жнецы, в своих же интересах опять-таки, ваш кобелек побежит к ним, в надежде сохранить остатки расы. И вроде все благородно: мы же спасаем хоть кого-то. Вопрос: смогут ли остатки человечества возродить былое величие расы, учитывая, что костяк вашей организации составляют беглые преступники и предатели? И это лишь при том варианте, где жнецы согласились вас использовать. Скажите, Петровский, вы верите в то, что Призрак вам наобещал? В его идеи, в его мечты? - Если бы не верил, то сидел бы на своем месте в Управлении. Или уже на вашем, - отозвался Петровский. – Вы должны изменить решение относительно Шепарда. При другом раскладе, человечество будет вырвано под корень и даже церберовские истребители вам не помогут спасти ситуацию. Кораблям требуется команда, а где вы ее возьмете, когда начнется жатва и первыми же жертвами станут военнослужащие, так как удары Жнецов первоочередно наносятся именно по военным комплексам? Генсек снял очки и вновь покосился на прибор. Красный огонек мигал чаще, значит, связистам удалось «поймать» сигнал. Нужно разговаривать и дальше. Петровский заговорил о церберовских истребителях неслучайно. Видимо, как и с кварианским флотом, кто-то ему донес. Только кто? Колесников – нет, его проинструктировали работать иначе, да и не стал бы генерал выдавать своего друга. А тут именно кивок в сторону доносчиков и, наверняка, советских. Сам Михайлович терзаем выбором между дружбой с адмиралом Альянса и любовью к отчизне? Вряд ли. Получается, что не так уж он хорошо подчистил ряды, раз в них все еще появляются доносчики. Нужно ужесточать систему еще более сильно. Увы. - Я не дам ответ на этот вопрос, генерал. Вы сейчас находитесь не в той компании, с которой бы я откровенничал. И планы СССР, это планы СССР. Альянс, в какой-то мере может знать о наших шагах, но не вы и не Призрак. Кстати, почему он не связался со мной? Мне было бы любопытно посмотреть на человека, столь помешенного на любви к людям, который даже не замечает, как душит во вроде бы нежных объятиях того, кого сам себе повелел оберегать. - Призраку вы тоже интересны. Он даже готов был предложить вам личную встречу, но после вашего выступления на «Арктуре», решил повременить с любезностями. - Хотите сказать, я поторопился с резкими отзывами и потерял столь приятную компанию на вечер из-за них? Увы и ах, - усмехнулся генсек и краем глаза заметил, что огонек стал зеленым. – Рад был с вами побеседовать. Знаете, это даже полезно вот так поговорить со старым товарищем, который поскользнулся, оступился и потерял берега. Родные берега. А насчет Шепарда не переживайте. Никто отпускать его не будет. Конечно, если он загорится желанием, в случае войны, пополнить ряды штрафбата своим присутствием, возражать не станем. А пока пусть отдыхает. Благодарю за этот разговор, но знаете ли, надо торопиться. Забыл дома утюг выключить, переживаю, как бы квартира не сгорела. А она, все-таки, государственная. Отключив Петровского, генсек быстро связался с председателем КГБ. - Где сейчас генерал? – спросил он у Лисина. - Он на истребительной базе, которую должен был захватить Общий Флот, - ответил председатель. - Хм, странно. Он знает, что Альянс и СССР собираются напасть, но сидит там. Или же общался со мной, уже находясь в шаттле, заманивая сигналом в ловушку. Если это не так, то я разочаруюсь в Петровском, - генсек задумчиво взглянул на зеленый огонек передатчика. – Заманивает в ловушку, как думаешь? - Не могу знать, - отозвался Лисин. - А должен бы, - недовольно бросил генсек. – Значит, так. Операцию по взятию базы отменить, Михайловича как можно быстрее отправить на Мигрирующий Флот. Не хватало еще похоронить советских людей руками Призрака. С базой решим потом, когда заручимся поддержкой кварианцев.

***

- Колесников, там есть кто-нибудь мужского рода, но не совсем мужчина? – спросил Михайлович, поглядывая из-за угла. - На них это разве написано? – отозвался Колесников, оглядывая «Нормандию». – Да, Альянс определенно порушил церберовские красоты. Вон, ящиков каких-то накидал около двери в оружейную каюту. Чем она нашим собратьям помешала – не могу представить. - Это перестроенный корабль? – поинтересовался Михайлович, решившийся все-таки показаться. – Какая неприкрытая расточительность. Возмутительно. А если здесь есть бар, то я отказываюсь вообще куда-то лететь в этом кабаке с крыльями. - Раньше точно был. Сейчас, наверное, убрали. Хотя, кто его знает. - Михайлович, как это понимать? – спросил подошедший Хакет. – Мы сворачиваем операцию ради дипломатической миссии. Тебе не кажется, что среди делегатов присутствуют два лишних адмирала? - Не кажется, - улыбнулся Михайлович. – Если не получится договориться, используя политическое красноречие, то придется брать кварианцев обаянием. Взгляни на неудачника Колесникова и поймешь, что от него обаянием не пахнет. И теперь обрати внимание на этого приятного мужчину рядом – на меня. В сравнении с советским послом, я просто распространитель феромонов, вызывающих крепкую ко мне любовь. - Адмирал Хакет, нет ли среди личного состава парочки офицеров, готовых залюбить одного противного товарища до смерти? Мужской пол в этом вопросе обязателен, - отозвался Колесников. - Не наглей, Колесников, - беззлобно сказал Михайлович. – А почему мы отправляемся на «Нормандии»? Мне на своем крейсере комфортней было бы. Надеюсь, капитаном корабля не Шепард назначен? А то будет бегать, греметь кандалами и мешать мне работать. - Шепард под стражей и не надо больше о нем, - нахмурился Хакет. – Обязанности капитана исполняет один из офицеров. Михайлович, объясни мне одну вещь: мы собираемся бок о бок сражаться со Жнецами или ваш новый руководитель хочет молча взирать, как гибнет флот Альянса? Мне совершенно непонятны его решения и приказы Совета Обороны. - Будем у меня на крейсере, свяжу тебя с генсеком, и сам у него спрашивай, чего он хочет и о чем мечтает. Я - личность подневольная, - отозвался советский адмирал. – А обсуждать и осуждать приказы в военное и предвоенное время – задача предателей и прочей сволочи. Ну свернули операцию по взятию базы, ну разберемся с «Цербером» чуть погодя. Ничего страшного в этом нет. А вот задружиться с самым масштабным флотом галактики нужно как можно скорее. Ну, и наладить личную жизнь вздрачивающего на Устав Колесникова. Ему этими руками надо нести добро, а какое добро запачканными пакшами он донесет? Никакого. И проиграем мы Жнецам из-за него, говнюка. - Я здесь, если что, - напомнил о себе Колесников. – Где можно расположиться? - Отдельных кают несколько. Выбирайте любую, кроме капитанской, - отозвался Хакет. – Лично я возвращаюсь на свой крейсер и продолжаю разрабатывать операцию. В качестве представителя Альянса с вами отправится Андерсон, пожелавший вернуться к службе. - Ты что, не со мной отправишься? – погрустнел Михайлович. – Вот, настроение у меня начало портиться, и я уже хочу накричать на кого-нибудь. - Если на инженерной палубе никого, то направлюсь туда, - сказал Колесников, глядя на затосковавшегося Михайловича. Видимо, двум адмиралам нужно было обговорить что-то, и он был явно лишний. Да и выслушивать колкости Михайловича не хотелось. Ему и так терпеть его три дня до прибытия на Мигрирующий Флот и три дня до возвращения на Цитадель. А это почти неделя в нежных объятиях хамски настроенного адмирала. Оглядывая вновь измененный главный отсек, Колесников почувствовал тоску. Шепарда явно здесь не хватало, как и его сумасшедшей, разноперой команды. Без них все казалось настолько правильным, что неимоверно раздражало. Корабль был словно пустой, а это с самим образом «Нормандии» никак не вязалось. А где дурдом, вечная ругань и болтовня полусвихнувшегося профессора, голос которого он слышал разборчиво даже из закрытого лабораторного отсека? Нет ничего. Все настолько идеально, что выводило из себя. Колесников ценил дисциплину, но тот корабль ассоциировался с чем-то другим, менее правильным, но более душевным. А бедный капитан этого судна сейчас томится в одной из тюрем Альянса. Все это неправильно и мрачно. У входа в лифт, Колесников столкнулся с накаченным парнишкой, напоминающим стриптизера, а не офицера. Почему Запад так любил отращивать гору мышц, разведчику было не понятно. Вот какой прок в этом конкретном офицере? Да никакого. Лишний вес остается лишним, несмотря на то, что его делает избыточным. Жир или мышцы – не важно. Бедному позвоночнику, который ненавидит перенапрягаться, не объяснишь, что это не вредный холестерин по бокам витаминами растекся, а сплошная мышечная масса. Наверняка, паренек бежать долго и быстро не способен. А на что он способен? А таскать ящики с боеприпасами у него при таких формах вполне неплохо получается. - Колесников, - услышал знакомый голос разведчик, выходя из лифта. - Капитан Аленко, приветствую. Вы снова в строю? – чуть улыбнулся особист. - Снова. Хакет назначил меня на «Нормандию». Правда, без Шепарда это не «Нормандия» и я уже не капитан, - ответил офицер. - Очередное повышение? Поздравляю, - Колесников сделал несколько шагов и осмотрел кают-компанию. – Да, Шепарда определенно не хватает. Да и его компаньонов тоже. Я несколько минут назад думал об этом. - Испытываете удовлетворение? – полюбопытствовал Кайден. – Я видел конференцию и обратил внимание, как генеральный секретарь доказывал то, что место Шепарда именно в тюрьме. Ваш руководитель не думает дальше, чем на его посту положено? - Вы хотите со мной обсудить решения генерального секретаря? Серьезно, майор? – поднял брови Колесников. – И что хотите от меня услышать? Что я против его решения? Но я не могу быть против хотя бы потому, что мое мнение на ситуацию не повлияет. - Это я понимаю. А еще я понимаю, что кварианский флот пошлет нас куда подальше без Шепарда. Из людей они наиболее тесно взаимодействовали только с ним, а остальным людям они элементарно не доверяют. И винить их за это невозможно, - объяснил Аленко. - Коллегия согласилась принять нас и отправила нам координаты своего нового местоположения. Почему бы им просто не сказать нам «нет» и послать, как вы сказали, куда подальше? - И как разговор будет проходить, по-вашему, товарищ? – едко спросил майор. – Давайте я попробую его предугадать. Здравствуйте, товарищи кварианцы. А не могли бы вы одолжить нам ваш флот для борьбы со жнецами? Могли бы, конечно. И с удовольствием. А вы кто такие? А где капитан «Нормандии»? А почему он поздороваться не выходит? А мы его в тюрьму посадили. Он нам помог прибытие жнецов отсрочить, ну мы его и отблагодарили чистой камерой и двухчасовой прогулкой по кругу в окружении преступников и негодяев. Колесников грустно улыбнулся. Может, разговор настолько прямым и коротким не будет, но суть майор уловил верно. А если кварианцы действительно рассчитывают увидеть именно Шепарда, а не гадкого советского адмирала и разведчика, который уже несколько лет умело маскируется под посла? Тогда исход переговоров может быть совсем нерадужным, а поездка – бессмысленной. - Колесников, даже если нам удастся договориться с кварианцами, на остальные расы можно не рассчитывать, - без следа былой иронии заговорил Кайден. – Турианцы очень воинственны, поэтому с ними у вас получилось все довольно легко. Мне кажется, что им совершенно плевать, где, когда и с кем сражаться. Но есть еще расы, представленные в Совете. А есть и не представленные, но не менее важные. Для рас Совета мы выглядим полнейшими идиотами, которые усадили за решетку СПЕКТРа. Первого, вспомните, Колесников. Шепард – первопроходец, символ. Мы же этот символ без особых мук совести отправили за решетку. Как выглядит человечество в глазах галактики после этого? - Могу вас уверить, что выглядим мы все такими же чудаками, какими выглядели с первого знакомства, - отозвался разведчик. – Давайте решать проблемы по мере их поступления. Шепард в тюрьме, и я не знаю, какой должен случиться катаклизм, чтобы его выпустили. - Думаю, если генеральный секретарь забудет о своей ненависти к Альянсу, то Шепарда вернут в строй немедленно. - Офицер сидевший, - усмехнулся Колесников. – Он не вернется на службу и в звании его не восстановят в любом случае. И не стоит обвинять нашего руководителя в столь сильной эмоции. Не забывайте, что перед вами советский гражданин. А у нас не принято поливать грязью и осуждать руководство. «Действующее, по крайней мере». - Все без толку. Нужен Шепард. Его будут слушать, - загрустил майор. – А на нас всем глубоко плевать. - Разберемся с кварианцами и начнем думать, как дальше жить. Не грустите раньше времени, майор. Шепард ведь жив, а значит, все не так паршиво. - Все погано, - покачал головой Кайден. – Но вы правы. Пока он жив, все еще может поменяться.

***

Михайлович извелся от скуки. Помня о том, что вся команда корабля состоит из солдат и офицеров Альянса, он редко себе позволял покидать каюту, дабы не увидеть то, что видеть он совсем не хотел. А именно женщин в составе команды корабля, и не совсем мужчин. Это было слишком тяжело для него, старого офицера, привыкшего к обычным советским гражданам. На его крейсере было ровно две женщины: одна повар, вторая врач. И в этом Михайлович ничего страшного не видел. Куда более его пугали девицы, разгуливающие по «Нормандии» в военной форме и при оружии. Михайловичу они решительно не нравились. Он по старинке считал, что нежной барышне больше подходит патрулирование от спальни и до кухни с привалами на нужных точках. А что здесь такое происходит? Колесников назвал это явление умным словом «феминизм». Михайлович тогда назвал это не менее умным, но более честным словом «блядство». Видимо, девицам не хватало чего-то на твердой земле, и они решительно начали это искать в замкнутом пространстве корабля, делая вид, что они тоже несут службу. Какая служба, бабоньки? Померив каюту шагами и посмотрев в иллюминатор, Михайлович решительно открыл дверь и направился к лифту. Сходить с ума от тоски надоело, общаться с Андерсоном и Колесниковым не хотелось решительно. Политика испортила двух и без того не сильно умных, не больно красивых мужиков. Слишком задумчивые, чтобы быть интересными. Чувство юмора стремилось к нулю у обоих, а этого Михайлович никак не мог выносить. Он с ранних лет понял, что отсутствие чувства юмора – прямое указание на отсутствие ума. И это в лучшем случае. В худшем – это нерадостный диагноз. Решив сделать самому себе экскурсию, дабы поразвлечься, Михайлович смело отправился в гаражный отсек. Раньше на «Нормандии» такого не имелось и потому было любопытно, что туда напихали сумасшедшие церберовцы и не менее придурковатые конструкторы Альянса. Выйдя из лифта, Михайлович настороженно осмотрелся. Беды ничего не предвещало. Женщин здесь не было, офицеров было крайне мало, и общались они очень даже по-товарищески. Пока все не так уж плохо, раз насиловать ему психику непотребными мужскими объятиями никто не собирался. Михайлович остановил взгляд на офицере, трудившемся возле одного из терминалов. Что делал военнослужащий – непонятно. Что должен был делать – неясно. Нужно выяснить это как можно скорее и пресечь тунеядство на военном судне. - Адмирал Михайлович, - представился он, рассматривая спину офицера. - Лейтенант Кортез, - тут же развернулся мужчина. – Пилот челнока. Михайлович с тоской наблюдал, как рука Кортеза взлетает к виску. А на голове ничего нет. Даже косыночки или беретика. Отвратительное приветствие отвратительного офицера отвратительного Альянса. - Как служба? – осторожно поинтересовался Михайлович, который жутко хотел пообщаться с кем-нибудь, кто не является советским послом и бывшим Советников. - Отлично, - бодро отозвался офицер. - А что плачем? Стружка металлическая в глаз попала? Или по семье заскучал, маленький? – спросил Михайлович, внимательно вглядываясь в лицо офицера. - По семье скучаю, - отозвался Кортез. - Это нормально. Поскучаешь, домой возвращаться приятней будет. А как ты хотел? Все правильно. Ты служишь родине, а семья тебя дома героем ждет. Все естественно. - Никто меня не ждет, господин адмирал, - опустил голову офицер. - Товарищ, - сквозь зубы поправил Михайлович Кортеза. – Это у вас, исторических рабовладельцев, есть господа. У нас они тоже есть, но в местах не столь отдаленных. Правда, там их господами не называют… Ну да ладно. Ты только что мне сказал, что скучаешь по семье и тут же заявляешь, что тебя никто не ждет. Я не улавливаю нужного совпадения. - Я потерял семью. Не хочу об этом говорить, - замотал головой Кортез. - Ясно, - кивнул Михайлович. – Не дождалась тебя твоя зазноба? Ну так и хрен на нее. Посмотри сколько вокруг хороших людей. Прямо сейчас рядом с тобой великолепнейший адмирал, способный вытащить из тоски любого страждущего. - Моя, как вы говорите, зазноба, погибла, - поделился Кортез. – А выходить из тоски вот так запросто, да еще и при помощи советского адмирала? Нет, я так не могу. - Вот как, - Михайлович снял фуражку и посмотрел на перекаченного парня, внимательно вслушивающегося в беседу. – А я всегда говорил, что место бабы возле кипящей кастрюли. Вот ты зачем женился на солдате? Вот зачем? Что, найти себе кого попроще не мог? И адмирала ты так сразу не отвергай. Я еще никому дурного не посоветовал. - Давайте не будем продолжать этот разговор. Мне тяжело, да и вас я не знаю, - отозвался Кортез. – Мне не нравится то, что вы так запросто предлагаете мне забыть любовь всей моей жизни и начать думать о ком-то другом. Все не так просто. Может у советских граждан период смерти любимых переживается легко, но я так не умею. - Бесишь меня, нытик. Не могу, не умею, - передразнил Михайлович Кортеза. - Что ты за офицер такой, если не можешь быстро перестроиться? Бери пример с меня: я всегда спокоен, красив и невозмутим. - Прошло мало времени. Так просто все не забывается. Я вот просматриваю наши совместные фотографии, чтобы не забыть никакой мелочи, чтобы любимое лицо в забвении не утопить. - Зря, офицер, ты занимаешься этим онанизмом. Ну кто вернет тебе это любимое лицо теперь? Да никто. Ищи новое. Благо, на кораблях Альянса есть, где и с кем разгуляться. Хотя я против женщин-военнослужащих. - Знаете, а я тоже против, - поднял глаза Кортез. – Совсем это неженское дело – с оружием бегать да в крови чужой пачкаться. Михайлович одобрительно посмотрел на офицера. - Неужели я встретил единственного нормального солдата? Все, с кем мне доводилось общаться, глотки драли, доказывая мне, что вся это порнография – норма современной жизни. Я однажды такое видел, что до сих пор мурашки по яйцам бегают. И мне доказывают, что все увиденное это нормальная, цивилизованная жизнь, а я, древний мамонт, не хрена в этой самой жизни не понимаю. Ну да, не нажил детей. Не могу быть во всех вопросах осведомленным, но так я на службе постоянно. А как нажить ребенка, если я в космосе, а зазноба на Земле? - Мне это близко. Мы тоже хотели усыновить маленького мальчика, да не успели. Правда, муж больше девочку хотел… - Стоп, машина, - перебил Михайлович Кортеза. – Я сейчас на метр отойду, а ты повтори то, что сказал. Надеюсь, мне послышалось. Адмирал опасливо отошел от офицера. - Я сказал, что супруг хотел девочку, - не думая о дурном, поделился Кортез. - Это я тут распинаюсь перед мужиком, у которого был муж? Опять не корабль, а кунсткамера. Хорошо хоть билеты на выставку этого уродства покупать не надо. Твою ж мать, а я только подумал, что не все в Альянсе родственники самца курицы и тут на тебе, товарищ, говна тачку. - Я сказал что-то не то? – пожал плечами Кортез. – Вроде, ничем вас не оскорбил. - Застрелись на хер, Иуда, - посоветовал Михайлович, заходя в лифт. – Содомит, как же я вас всех ненавижу, чертей. - Моя ориентация делает меня плохим человеком? – спросил у зашедшего в лифт адмирала офицер. - Дерьмо! – услышал Кортез из закрывающихся дверей лифта.

***

Явик совершенно не понимал, как люди умудрились так испортиться за тысячелетия эволюции, проходившей без присмотра. Коснувшись руки ученого, который первый наклонился к нему в момент пробуждения, он сумел считать столько ненужной информации, что становилось страшно. А получив по голове кулаком от этого же ученого, которому, от чего-то, прикосновение к руке не понравилось, стало совсем тоскливо. Использовать биотику, а его способности здесь именовались именно так, под чутким присмотром нескольких винтовок, не хотелось. Объяснять, почему его разбудили именно сейчас и где остальные протеане, ему никто не собирался. Зато его все дружно называли «уродцем». На себя бы посмотрели, недалекие! Группа ученых, подошедших к нему, зачем-то попыталась снять с него броню. Вероятно, хотели изучить получше. Проклятая слабость, растекающаяся по организму, мешала наподдать людишкам по первое число. И по второе, на всякий случай. Пришлось смиренно наблюдать за бесстрастными лицами коновалов и терпеть их прикосновения. Видимо, им тоже особенно не нравилось к нему притрагиваться, но все эти мгновения прошли с пользой, ибо по обрывкам видений, которые возникали в голове, картинка общей человеческой истории пополнялась нужными деталями. Судя по всему, разбудили его практически перед самой Жатвой, а значит он провел в этом состоянии целый цикл. Примитивные идиоты не додумались растолкать его хотя бы на пару тысяч лет пораньше. И чего они хотят от него теперь? - Понимаешь меня? – спросил один из примитивов. - Да, - отозвался протеанин, решивший, что лгать или молчать бессмысленно. - Как себя чувствуешь? – вновь последовал вопрос. - Нормально, - отозвался Явик. - Встать и идти сможешь? Явик приподнялся и ощутил легкое головокружение. - Жнецы… Они уже рядом, да? – спросил он. Ответа не последовало. - Где остальные протеане? И снова тишина в ответ. - Переведите его в другой блок, - заговорил один из ученых. – Возьмите у него нужные для исследования ткани. Сообщите генеральному секретарю о том, что объект жив. Объект. Он - объект, а они, стало быть, гении нового цикла. Хотя, люди определенно поумнели с того времени, когда с деревянными палками охотились на мамонтов. Правда, чаще всего заканчивалось это тем, что толпа людей с бешенным криком бежала к своим пещерам, а скотина их догоняла и подгоняла. Они тогда от безысходности начали есть абсолютно все растущее кругом, так как понимание того, что палкой ты большую животину не забьешь, постепенно приходило, а до использования ям, как ловушек, они еще не додумались. Наблюдать за примитивными людьми было весело и приятно. Особенно за теми, кто травился очевидно несъедобными плодами. Да и съедобными тоже травились не реже, так как гигиена у них не наблюдалось абсолютно. А теперь эти гурманы решили, что они - венец эволюции и называют его «объектом для исследования». Заметив, как ученый принялся мыть руки после осмотра, протеанин в уме поздравил поумневших особей. Да и вожака наконец-то додумались выбирать не из самых крупных и волосатых, а из умных, если верить тому, что он успел считать. Конечно, примитивами они все равно остались, но теперь выглядели не настолько печально, да и приматов, которые жили раньше по соседству с другими людьми, более темного окраса, напоминали меньше. Но напоминали. - Сообщить ученым Альянса об этом? – спросил один из исследователей. - Сначала генсеку, - ответил другой.