Раса проклятых

Чудовищами не рождаются. Чудовищами становятся, пережив то, что религиозный человек назвал бы адом, а скептик — чудовищным травматическим опытом, способным даже самых разумных и стойких свести с ума. Асура был обречён стать чудовищем, в день, когда в засекреченный бункер, куда его доставили из Арстоцка, прибыл Курт Хофман — гестаповец, известный своими извращёнными садистскими наклонностями и богатой фантазией в плане пыток. Душегуб, палач, инквизитор. Тот, кто мог из любого выбить информацию. До сего дня его жертвами становились евреи и вражеские солдаты, но теперь ему поручили нечто особенное и куда более важное. Хофман прибыл в бункер поздним вечером и с первых же секунд начал вести себя так, словно перед ним должны были красную дорожку расстелить. Всем это не нравилось, но никто не подавал виду. Всё-таки этого человека сюда направил сам фюрер. Пыточных дел мастер без стука вошёл в кабинет мужчины, заведовавшего всеми делами в бункере — Томаса Шмидта. Это был учёный средних лет, в своё время блестяще проявивший себя во многих областях, коньком которого стала генетика и психология. Он сильно отличался от типичных нацистов: вечно ходил неопрятным, в мятом белом халате, с жёсткой щетиной на усталом лице. Не заводил патриотичных диалогов, не прославлял национал-социалистическую партию, а порой и вовсе позволял себе негативно высказываться о фюрере, но делал это столь заумно, что всем казалось, будто он его лелеет. — Hail Hitler! — воскликнул Хофман, вскинув правую руку. Шмидт встал из-за рабочего стола, разгладил складки на своём халате и вежливо поклонился. — Герр Хофман, —, но тут же на лице гестаповца появилась недовольная гримаса. Учёный, вздохнув, ответил на приветствие, как полагалось, и тогда инквизитор довольно заулыбался. — Вот это другое дело! — Вы присаживайтесь, — Томас указал Хофману на стул, а сам рухнул в своё кожаное кресло. Гестаповец сел, как-то вульгарно закинув ногу на ногу. — Чай будете? — Кофе. С молоком и тремя ложками сахара, — Шмидт усмехнулся приказному тону сидевшего перед ним мужчины, но ничего по поводу этого не сказал, а лишь кивнул и попросил одну из своих подопечных принести кофе. — Итак, перейдём сразу к делу, если Вы не против. Как идёт изучение S-01? — Удовлетворительно. Мы ежедневно проводим новые анализы и тесты, а так же экспериментируем с его способностями, — уклончиво ответил Томас. — А что насчёт мер предосторожности? — Большую часть времени S-01 проводит в смирительной рубашке. Мы даём ему большое количество транквилизаторов, чтобы снизить его активность, а так же на крайний случай каждому работнику бункера был выдан пистолет. В случае попытки побега S-01 или проявления агрессии, приказано стрелять в голову. — А это точно сработает? Я слышал, что его уже пытались расстрелять… — Это не убьёт S-01, но уж точно на время остановит. Да и к тому же, сейчас в этой крайней мере нет необходимости. На данный момент Объект совершенно безобиден и не страшнее обычного ребёнка его возраста. — Ха! — Хофман хлопнул себя ладонью по колену, заёрзав на стуле, в то время как учёный просто смотрел на него с каменным выражением лица. — Скажите это нашим бравым солдатам, которых это существо разорвало на части силой мысли в Арстоцке! — Это был единичный случай и Вы, скорее всего, уже об этом знаете. С тех пор S-01 ни разу не воспользовался своими разрушительными способностями. У него это просто не получается, как бы сильно он ни старался. Будь это иначе, удерживать его здесь против его же воли было бы куда труднее… — Ещё бы мне не знать! — перебил гестаповец Шмидта. — Я ведь поэтому сейчас здесь! У вас было целых четыре месяца, чтобы превратить S-01 в оружие, которое мы могли бы обратить против врагов нашей великой страны, но Вы не справились! Вы не смогли реализовать его военный потенциал! — Думаете, я не пытался? Всё, чего хочет этот мальчик, так это быть со своей сестрой. Он чуть ли не каждый день спрашивает, где находится S-02, и когда он снова увидит её. И ради нашего дела я воспользовался этой его привязанностью. Я солгал, глядя ему прямо в глаза. Сказал, что если он обуздает свои силы и будет работать на нас, мы позволим ему увидеться с сестрой. И что из этого вышло? Да ничего. Он так и не сумел воспользоваться своими способностями. — И в чём же причина? — Я полагаю, что он неосознанно подавляет собственные силы. — Зачем подавлять то, что возвышает его над обычными людьми? — учёный усмехнулся словам инквизитора. — А Вы попробуйте представить себя на его месте. Разве Вы бы не побоялись использовать непонятную, смертоносную и разрушительную силу? — Хм… Ладно, теперь это уже не важно. За дело берусь я, а значит скоро мы сдвинемся с мёртвой точки, — на лице Хофмана появилась мерзкая ухмылка, предвещавшая беду. Учёный долго молчал, а затем снял свои очки в строгой оправе и серьёзно взглянул на инквизитора. — Что конкретно Вы намереваетесь с ним сделать? — Всё, что потребуется, — беспечно ответил Курт. Учёный прекрасно понял, что подразумевалось под этими словами. — Что, будете пытать его? Он ведь всего лишь ребёнок, — Хофман вдруг посмотрел на Шмидта, как на полного идиота, ухмыляясь шире, чем прежде. — Нет. Он — объект исследований. Цифра. Испытуемый под номером «01», не больше, не меньше. Я думал, что уж Вы-то это поймёте. Как учёный, Вы не должны бояться замарать свои руки во имя науки. И откуда в Вас такая мягкотелость? — …Я учёный, это верно. И я, как никто другой, знаю разницу между необходимой жестокостью и садизмом. А ещё я с первого взгляда распознаю людей, которые оправдываются какими-то там высшими целями, совершая аморальные поступки, когда на деле единственным их мотивом является ничто иное, как извращённое чувство удовлетворения. Как раз сейчас один такой отвратительный, лицемерный, психологически неуравновешенный человек сидит прямо передо мной, — в этот момент лицо инквизитора перекосило так, что жертвы инсульта лицевого нерва, взглянув на него, решили бы, что они ещё легко отделались. Он весь побагровел, ноздри его начали раздуваться в такт громкому пыхтения. Он резко вскочил, чуть не опрокинув стул, и завопил на высоких тонах: — Да как Вы смеете?! Я здесь по приказу самого фюрера, а Вы оскорбляете меня?! Осмеливаетесь противиться его воле?!! Да я…! — Успокойтесь, — учёный не дал Хофману договорить. Не скрывая своё недовольство, он сказал: — Я всего лишь высказываю своё мнение по поводу всей этой ситуации. Но я знаю, что оно ничего не стоит. Ну, запрещу я Вам мучить S-01, ну, прикажу охране гнать Вас в шею — толку-то никакого не будет. Меня сместят с должности или ещё чего похуже, посадят на моё место кого-то более покладистого, и он не станет вставать у Вас на пути. Чему быть, того не миновать, нет смысла жертвовать собственным благополучием, если это ничего не изменит… Вот, как всё будет: я не стану мешать Вам. Более того, если у Вас остались какие-то вопросы по поводу S-01, я на них отвечу. Я даже окажу Вам услугу и предупрежу о том, что пытая его, Вы рискуете открыть Ящик Пандоры, так как последствия непредсказуемы и, возможно, даже катастрофичны. Вы меня, разумеется, не послушаете и выдвинете свои требования. Назовёте полный список инструментов, необходимых Вам для «работы». Я позабочусь о том, чтобы Вам их предоставили. Но на этом я умываю руки. Завтра я покину бункер на весь день, и с семи часов утра Вы сможете делать с S-01 всё, что заблагорассудится. Но я не обязан быть свидетелем всего этого изуверства. Мы достигли соглашения? Гестаповец ещё несколько секунд сверлил Шмидта грозным взглядом, но в итоге снова сел на стул, смахнув со лба капельки пота, и вновь закинул ногу на ногу, словно ничего и не было. — Вполне. *** В течение тех четырёх месяцев, что Асура провёл в бункере, его многое терзало. Одиночество. Бессилие. Чувство вины перед Тессой, постепенно перерастающее в ненависть к самому себе. Почему он больше не мог использовать ту силу, что пробудилась в Арстоцке? Почему не мог убить всех в бункере, вырваться на свободу, отыскать сестру и освободить её? Разве он не желал спасти её всеми фибрами души? Разве не был готов на что угодно ради неё пойти и пролить океаны немецкой крови, лишь бы снова увидеться с ней? Неужели работники бункера, шептавшиеся, полагая, что он их не слышит, были правы? Он действительно монстр, которого даже не заботит судьба единственного существа в целом мире, любившего его?.. Подобные мысли сводили мальчика с ума и заставляли его испытывать к самому себе глубочайшее презрение. Но едва ли не хуже всех этих чувств вместе взятых был его голод. Неестественная, неутолимая жажда, начало которой было положено в тот момент, когда он обнаружил сына богатой соседки, пожиравшего материнский труп. С того дня голод и влечение к крови и красному мясу становилось всё сильнее и сильнее, хотел Асуры это признавать или нет. И вот этого влечения альбинос действительно боялся. Впрочем, стоит отдать немцам должное. Они кормили его три раза в день, несмотря на тот факт, что физически он и не нуждался в пище. Вот только голод обычная еда уже не утоляла. Для Асуры она стала совсем другой на вкус, и теперь у всего был привкус тлена. Впрочем, от еды он всё же не отказывался, и, давясь хлебом, встававшим в горле комком, пытался хоть на время приглушить голод. В день прибытия Хофмана в бункер Асуру покормили в четвёртый раз. Его разбудили и поставили перед ним поднос с молоком и печеньем, что показалось бы ему подозрительным, не будь его разум замутнён голодом. В один присест мальчик умял всё печенье и выпил молоко залпом, поздно заметив странный медикаментозный привкус, а спустя пару минут он ощутил небывалую слабость и тяжесть во всём теле. Перед глазами у него всё поплыло, и он уснул крепким сном. *** Асура очнулся в просторной комнате, где царил полумрак, сидя на массивном деревянном стуле. Он попытался встать, но его тут же что-то одёрнуло, а по комнате разнёсся звон. Цепи. Он был прикован к ножкам и подлокотникам стула. У альбиноса моментально возникло дурное предчувствие, а когда двойные двери комнаты отворились со скрипом, он вздрогнул. Прежде, чем Первый Объект разглядел своего посетителя, он услышал его бодрое насвистывание и ритмичный стук каблуков, а так же уловил резкий запах одеколона. Толкая небольшой столик на колёсиках, накрытый белой тканью, в комнату вошёл долговязый, коротко подстриженный мужчина в странной одежде. На нём был тёмно-серый резиновый фартук, достающий до самого пола, под ним — чёрная рубашка с закатанными рукавами. Резиновые черные перчатки до локтя и резиновые сапоги до колен. Он походил то ли на мясника, то ли на патологоанатома. Проблема в том, что в комнате не было ни трупов, ни коровьих туш, которые необходимо было разделать. Был только Асура. — С добрым утречком, парень! — воскликнул Хофман, остановившись в нескольких метрах перед седоволосым мальчиком. Тот ничего не ответил, недоумённо уставившись на гестаповца. — Прости, ты ведь меня понимаешь? Мне сказали, что за первые несколько недель своего пребывания здесь ты освоил немецкий. — …Я понимаю Вас, — тихо, с опаской ответил Асура на родном языке Хофмана. Тот громко хлопнул в ладоши. — Славно! Знаешь, твои способности к обучению почти так же удивительны, как скорость регенерации. Скажи-ка мне… — он вдруг склонил голову на бок и одарил Асуру леденящим душу взглядом, которого оказалось достаточно, чтобы альбинос осознал: этот человек убил очень много людей, — что делает тебя таким особенным? — Я-я… Я не знаю, правда. — Что ж, сегодня мы попытаемся приоткрыть завесу этой тайны, — резким движением Хофман сорвал белую ткань. Под ней скрывалось множество устрашающих пыточных инструментов, от одного вида которых Асура вжался в стул. От этого инквизитор расплылся в ухмылке. Он зашёл S-01 за спину и начал возиться с граммофоном, оставленном по его просьбе на в углу комнаты. Спустя примерно минуту, пластинка начала вращаться и из рупора стала доноситься музыка. Это была какая-то немецкая опера, в слова которой Асура не вникал, поскольку был слишком напуган. Вернувшись к нему, Хофман поднял с передвижного столика плоскогубцы и демонстративно поднёс их к лицу мальчика. — Начнём, пожалуй, — произнёс гестаповец с трепетом и предвкушением. — Прошу, не нужно этого делать… — пролепетал Первый Объект. В глазах у него была мольба о милосердии, а по щекам уже катились солёные капли. — Ну-ну, — немец неожиданно опустил свободную руку на голову S-01 и потрепал седые волосы. При этом выражение его лица сделалось воистину добродушным, словно он вовсе не желал мальчику зла. — Не нужно преждевременных слёз. Это пустая трата страданий. В следующую секунду Хофман стиснул правую ладонь Асуры своей рукой и, быстрыми, машинальными движениям зажав ноготь указательного пальца плоскогубцами, вырвал его рывком. Альбинос заорал от боли, а немец буквально весь задрожал от удовольствия, будто заядлый курильщик, делающий первую затяжку за долгое время. Разумеется, исцеляющий фактор начал делать своё дело, уже после первых капель крови, упавших на пол, и вскоре на месте кровоточащего оголённого мяса уже был новый ноготь. — Ха-ха-ха! Это же просто потрясающе! Ещё!!! Я хочу увидеть больше! То, что происходило дальше, странным образом походила на соитие. От прелюдий — вырванных ногтей, сломанных или попросту отрезанных пальцев на руках и ногах — гестаповец быстро перешёл к чему-то посерьёзнее. Становясь всё раскованней и изощренней, он менял пыточные инструменты, как перчатки, спонтанно, порой, бросая старые затеи недовведенными до конца. Прикусывая язык по старой привычке от извращённого удовольствия, Хофман вонзал мальчику иглу шприца в барабанную перепонку и надавливал на поршень, заливая воду в среднее ухо. Он вбивал в его коленные суставы дюжины ржавых гвоздей. Кромсал и прижигал, бил и ломал кости, отрубал и выкручивал. Ни на секунду не замолкали крики, стоны, чавканье рвущейся плоти, треск ломающихся костей и звон цепей, а на фоне всего этого продолжала безмятежно звучать немецкая опера. Сколько бы конечностей инквизитор ни отрезал, на их месте всегда вырастали новые. «Кусочками» первого Объекта наполнялись целые вёдра, которые Хофман приказал периодически выносить. Спустя несколько часов, весь пол был скользким от крови, а воздух казался пропитанным ей насквозь. Но страшнее всего для Асуры было то, что вся эта кровь лишь усиливала его голод. А ведь это было только начало. Гестаповец, взмокший от пота, сопел, вырывая Асуре зубы всё теми же плоскогубцами. Медлённо, максимально болезненно, со смаком. Никогда прежде немец так не веселился с жертвой, и сейчас он был доведён до состояния, близкого к эйфории и помешательству. S-01 били судороги, он захлёбывался собственной кровью. То ли случайно, то ли непроизвольно, альбинос плюнул ей Хофману в лицо. Того озарила вспышка злости, он схватил со столика окровавленный молоток и принялся с размаху бить им альбиноса по лицу. Разворотив мальчику челюсть и превратив ротовую полость в кровавое месиво, мастер пыток, наконец, прекратил и отбросил молоток. Асура обмяк, опустив голову, капая кровью и слюной себе под ноги. — Ты же знаешь, что всё это… хах-ха…. может… ха… прекратиться, — сказал долговязый немец, восстанавливая сбившееся дыхание. — Просто… Продемонстрируй нам свою силу ещё раз. Ну же! Сломай цепи силой мысли, подними собственные выбитые зубы в воздух, заставь лампочку взорваться! Сделай хоть что-нибудь! Первый Объект ничего не ответил, даже не шевельнулся. Тогда Хофман понял, что мальчик потерял сознание, уже далеко не в первый раз с момента начала пыток. Вздохнув, мужчина решил сделать перерыв и собраться с мыслями. — Знаешь, я нахожу свою работу, в каком-то смысле, творческой, — заговорил он сам с собой, уставившись в никуда. — Я как скульптор. Из грубых и неотёсанных каменных глыб высекаю нечто прекрасное и ценное, будь то информация или что-то ещё… А ведь многие брезгуют. Обвиняют меня в чрезмерной жестокости. Но разве любить свою работу и свою страну — преступление? Лично я так не считаю. И плевать, что скажут лицемеры вроде Шмидта… Придя в себя Асура поднял взгляд и в течение нескольких секунд непонимающе глядел на гестаповца, а затем вспомнил о том, где находится и что с ним происходит, и его лицо, залитое кровью и слезами, вновь исказилось от ужаса. — Продолжим? — усмехнулся Хофман, но вместо того, чтобы взяться за очередное орудие, он зачем-то подошёл к стене и нажал на располагавшуюся на ней небольшую красную кнопку. Не прошло и десяти секунд, как в комнату влетел один из многих работников бункера, несколько растерявшийся, увидев, что причиной его вызова послужила не какая-нибудь экстренная ситуация. — Пацан, ты же хочешь, чтобы я перестал тебя терзать? Тогда убей этого человека. На лице Асуры застыл шок, что, впрочем, можно было сказать и о работнике бункера, который, как говориться, на такое не подписывался. — Смелее! Докажи, что ты можешь быть живым оружием, и твои мучения тут же прекратятся! Несчастный подручный в этот момент всерьёз испугался за свою жизнь, но напрасно. Асура даже не смотрел на него. Его взгляд, преисполненный ненавистью, был прикован к Хофману. Сейчас он больше всего на свете хотел убить именно своего мучителя, и изо всех сил пытался сделать с ним то же самое, что с немецкими солдатами в Арстоцке. Но, как и прежде, способности подвели его. Не выдержав этой несправедливости, альбинос зарыдал, а инквизитор разочарованно хмыкнул и приказал подручному убраться отсюда. — Не понимаю я тебя, — сказал гестаповец, вновь приблизившись к Первому Объекту. — Какой смысл щадить людей, если сам ты не человек, а чудовище? — губы мальчика заметно шевельнулись, но немец не расслышал его. — Повтори, что ты сказал? — Я НЕ ЧУДОВИЩЕ!!! — выкрикнул Асура, взглянув ему прямо в глаза. Хофман усмехнулся и наклонился к нему, так, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Может и так, но к концу сегодняшнего дня я высеку из тебя настоящего монстра. Можешь в этом не сомневаться. *** Это продолжалось целую вечность. Хофман разрывал Асуру на куски, тот срывал голос, вопя, давился собственными внутренностями, бился в судорогах и регенерировал, а потом всё начиналось с начала. И так снова. И снова. И снова. Спустя ещё несколько часов, Асура вымотался настолько, что просто перестал реагировать на действия немца. Забился в самый тёмный уголок своего подсознания, в попытках спрятаться там от боли. Говоря откровенно, после этого гестаповцу стало просто скучно пытать мальчика. Вонзишь ему нож меж рёбер, а он не издаст ни звука, тупо уставившись в одну точку — не такой реакции инквизитор добивался. Тогда он решил сменить тактику и перейти к психологической пытке. Альбинос пришёл в себя, поняв, что уже минут десять, как гестаповец его больше не мучает. Он растеряно забегал взглядом по комнате, лишь сейчас заметив, что немец погасил свет, и теперь невозможно было ничего разглядеть дальше собственного носа. Вдруг за спиной седоволосого раздался тихий щелчок, и на стене, что была перед ним, появилось большое чёрно-белое изображение. Хофман воспользовался проектором, чтобы показать ему парочку слайдов. Как только Асуре удалось сфокусировать зрение, его душа словно оцепенела. — Знакомое лицо, да? — прозвучал голос Хофмана где-то позади Первого Объекта. На чёрно-белой фотографии была Тесса. Седоволосая девочка была раздета догола, и лишь бинты прикрывали интимные части её тела. Она выглядела запуганной и подавленной, во взгляде читалось отчаяние. — Тесси?! — несмотря на подавленный вид сестры, Асура был несказанно рад её видеть. После всех этих мучений, для него это было похоже на глоток свежего воздуха. — Вы виделись с Тесси?! Вы и её пытали?!! — Успокойся, я её и пальцем не тронул. За меня это сделали учёные. Если я не ошибаюсь, они обнаружили в её теле несколько аномальных желёз и решили поэкспериментировать, — снова щёлчок, и на стене появился следующий слайд, на котором Тессу удерживали несколько человек, в то время как учёный что-то ей вкалывал. На следующем слайде она уже лежала на полу, корчась от боли и плача. — Что они с ней сделали?!! — обуянный гневом, мальчик стиснул зубы и сдавил подлокотники стула до боли в пальцах. — Подробностей я не знаю, но они, вроде как, начали вводить ей «коктейли» из различных патогенов. Пытались таким образом стимулировать работу желёз. Одна из таких инфекций вызвала весьма странный эффект, — когда S-01 увидел последнюю фотографию, внутри у него всё оборвалось. На ней Тесса всё ещё лежала на полу, но теперь её правая рука ниже локтя была отделена от тела и располагалась в полуметре от неё. Рана на месте руки не кровоточила и не была похожа на порез. Складывалось такое впечатление, что конечность просто сама по себе отпала. — Началось стремительное отторжение тканей. Даже исцеляющий фактор ей не помог… — Н-нет… — Месяц назад она умерла, — на следующем слайде Тесса уже лишилась левой руки, а на следующем очередь дошла и до её ног. Асура буквально чувствовал её агонию на собственной шкуре. — Нет!!! — Тут уже ничего не поделаешь. Но, знаешь, у тебя ведь был шанс спасти её. Тебе всего лишь нужно было согласиться работать на нас. Тогда ты смог бы диктовать свои условия и обеспечить сестре безопасность, — немец продолжал злорадствовать, речь его становилась всё быстрее и громче. — Нет, нет, нет!!! — Асура замотал головой, зажмурив глаза. Тогда Хофман подскочил к нему со спины, схватил мальчика за седые волосы и, запрокинув его голову, склонился над ухом. — Но ты слишком слаб! Нерешителен! Жалок! Ответственность за случившееся с S-02 лежит на твоих плечах! — внезапно у Первого Объекта возникло очень странное ощущение. Словно у него внутри нечто начало скрестись, вырываться наружу из клетки, давшей слабину. Асура вдруг отчётливо осознал, что если Хофман продолжит подталкивать его к краю, если он надавит на него ещё хотя бы самую малость, он изменится навсегда. Для него уже не будет дороги назад. — Это твоя вина! Твоё бездействие погубило её! — Переста-а-а-ань!!! — истошный вопль Асуры пронзил темноту, а после этого настала тишина. Тело мальчика обмякло. — Ха, — удовлетворённый гестаповец отпустил S-01 и отошёл от него на несколько шагов, стягивая перчатки. — Думаю, нам пора закругляться. Мы с тобой отлично провели время, но Шмидт скоро вернётся, да и я уже подустал. Встретимся завтра в этом же месте в это же время, да? Инквизитор бросил на мальчика насмешливый взгляд, но в следующую секунду ухмылка сползла с его лица. Он увидел, как столик на колёсиках затрясся так, словно началось землетрясение, а лежавшие на нём инструменты загромыхали. Скальпели, заляпанные кровью, начали парить в воздухе. — Т-ты… — поражённый гестаповец уставился на S-01, сидевшего, опустив голову. От этого седоволосого ребёнка вдруг начала исходить такая ужасающая аура, что мужчина вмиг покрылся холодным потом. Асура резко поднял голову и сверкнул на него глазами, пылающими нечеловеческой злобой. — Убью, — Первый Объект произнёс всего одно слово изменившимся, охрипшим и скрежещущим голосом, и тот же миг звенья цепей, что были на его руках и ногах, разорвались. Мальчик встал со стула, на котором провёл последние десять часов, и медленно зашагал к Хофману. Тот, опомнившись, выхватил пистолет и нажал на курок, выстрелив альбиносу в голову. Пуля попала ему в левый глаз, но Асура и не думал останавливаться. Он продолжил идти, никак не отреагировав на нанесённые ему повреждения, которые уже начали заживать. Паникуя, инквизитор выстрелил ещё несколько раз, но так и не достиг желаемого результата. В ужасе он попятился от S-01 и в итоге наткнулся спиной на стену. Рука немца сама метнулась к красной кнопке, на которую он начал с дикой скоростью и частотой начал нажимать. Явившийся сотрудник бункера не заставил себя ждать. — Что у вас здесь творится?! — воскликнул он, влетев в комнату. Асура, даже не посмотрев в его сторону, взмахнул рукой, и немец лопнул, словно накачанный водой шарик, забрызгав всё вокруг своей кровью. S-01 продолжил приближаться к Хофману, шлёпая босыми ногами по влажному полу, наступая на собственные отрезанные части тела. — Ха… Ха-ха! Аха-ха-ха-ха! — гестаповец внезапно захохотал, как сумасшедший, сияя искренней, довольной улыбкой во все тридцать два зуба. — Я сделал это! Я высек из тебя идеальную машину для убийства!!! Ха-ха-ха! В следующее мгновение долговязый мужчина приставил пистолет к своему виску и, зажмурившись, спустил курок, не раздумывая. Но выстрела не было. Его глаза широко распахнулись. Он вновь надавил на курок, и снова ничего не произошло. — Я не собираюсь так просто тебя отпускать, — спокойно сказал Асура. Очередной взмах руки, и Хофмана отшвырнуло от стены некой невидимой силой. Первый Объект усадил гестаповца на стул, сковав все его движения усилием воли, приблизился к нему и расплылся в кровожадной ухмылке. — Теперь мой черёд высекать, — на этих словах облизнул пересохшие губы. Голод в нём был силён, как никогда, но теперь седоволосый не боялся пойти у него на поводу. У него намечался сытный ужин. *** Бункер находился в десятках километров от ближайшего населённого пункта, и чтобы до него добраться приходилось ездить по бездорожью. Сегодня это особенно сильно раздражало Томаса Шмидта, торопившегося вернуться на засекреченную подземную базу. Пыточных дел мастер не вызывал у него никакого доверия, из-за него учёный весь день сидел, как на иголках, вместо того, чтобы воспользоваться возможностью и отдохнуть, как следует. Он слишком поздно задумался над тем, что оставлять гестаповца на весь день без присмотра всё же не стоило. Дурное предчувствие, уже возникшее у Шмидта, лишь усилилось, когда навстречу ему не вышел вооруженный караульный, который должен был встречать и опрашивать всякого, кто приблизился бы к базе. Плюнув на правила немец поспешил к бункеру. То, что он там обнаружил, на всю жизнь врезалось учёному в память. Всюду была разруха, кровь, смерть и следы сражений. В воздухе всё ещё витало облако пыли, с потолка падали окровавленные ошмётки тел, на полу валялись гильзы. Все военные и учёные, работавшие в бункере, были мертвы. Забыв об опасности, Шмидт ворвался в комнату, в которой Хофман пытал S-01. Гестаповца он обнаружил, сидящим на деревянном стуле. По крайней мере, на нём покоилось всё, что осталось от немца: его лицо, шея, руки, ноги, туловище и грудь были обглоданы. Будто на него напала стая голодных собак, которая, утолив свой голод, оставила недоеденную тушу падальщиками. Пытаясь сдержать рвотные позывы, Шмидт зажал рот и нос ладонью. Озираясь по комнате, учёный заметил чёрно-белое изображение страдавшей Тессы, всё ещё проецировавшееся на стену покосившимся проектором, а затем и Первый Объект, сидевший на полу возле граммофона, прижав ноги к груди. Общая картина без труда сложилась в голове учёного. — Gott ist tot… Das Schicksal der Welt übermenschliche hat*, — прошептал мужчина. (*Примечание: фраза, упоминавшаяся в самой первой главе. По идее должна переводиться, как «Бог мёртв. Судьбу мира отныне вершит сверхчеловек», но не ручаюсь за грамматическую составляющую, т.к. я в немецком не силён). Шмидт подбежал к Асуре, опустился перед ним на корточки и без опаски взял за плечи мальчика, окровавленное лицо которого в данный момент ничего не выражало. — Как я мог всё это допустить?.. — пробормотал учёный. S-01 взглянул на него с абсолютным безразличием и недоумением, так, словно он не узнал человека, с которым регулярно встречался на протяжении последних четырёх месяцев, а затем указал пальцем на фотографию сестры. — Кто эта девочка? — этот вопрос, заданный с неподдельным непониманием, шокировал Томаса чуть ли не сильнее, чем вся сцена бойни. — Как… Ты не узнаёшь её? — …Я впервые в жизни её вижу. Когда это воспоминание вернулось к Асуре, он, наконец, понял, что же случилось с его памятью. Он никогда не «забывал» самые ранние годы своей жизни, годы, проведённые в Арстоцке и сестру. Он «предпочёл забыть». Подавил все воспоминания, связанные с Тессой, чтобы не чувствовать невыносимый груз вины. Вычеркнул её из своей жизни, убедив себя в том, что до исследовательских комплексах в его жизни ничего не было. Но теперь он знал правду, и едва ли удастся снова её забыть. Даже если он этого захотел. *** Наши дни. По улицам Вашингтона сгорбившись шёл Первый Объект. Голый. Грязный. Совершенно непохожий на себя прежнего. На вид ему сейчас можно было дать лет пятнадцать, не больше. Он казался болезненно тощим, с неразвитой мускулатурой и просвечивающими рёбрами. Волосы его были короткими, а глаза какими-то тусклыми. В них не было ни намёка на былое могущество и способность изменить мир одним движением пальца. Он шёл, не видя ничего вокруг себя. Не замечая запустения заброшенных районов, наполовину разрушенных после совсем недавних стычек людей и Объектов. Не видел ещё свежих следов крови на асфальте. Спустя какое-то время он очутился в уже более оживлённом районе, находившемся в центре города. Здесь вечерний город пестрил своими красками и огнями, толпы людей сновались туда-сюда, и жизнь здесь казалась неизменной. Но только на первый взгляд. Стоит только приглядеться, и заметишь плакаты и листовки, расклеенные повсюду, гласившие, что человечество должно объединиться перед лицом общего врага, что люди, владеющие любой информацией, связанной с Объектами, должны воспользоваться горячей линией, что пособничество монстрам считается государственной изменой… Не говоря уже об интерактивных билбордах, политиканы без умолку вещали о том же. Везде была эта пропаганда. Альбинос бесцельно бродил, будто лунатик, не замечая пялившихся на него людей. Сейчас слабость и апатия были его главными врагами. Да, он вернулся с того света и вспомнил, что у него была сестра, но какой во всём этом смысл? Тесса уже семьдесят лет, как мертва, мир изменился, а друзей нет поблизости. Ему хотелось просто на всё плюнуть и лечь. Он, в общем-то, почти так и сделал. Зашёл в тёмный переулок и сел прямо на холодный асфальт, прикрыв глаза. Что, если он и вовсе не «оживал»? Быть может, всё это — лишь очередной сон. Мучительное напоминание о реальности, следующий круг Ада? А иначе, ради чего он вообще вернулся в мир, где у него нет цели, и, как следствие, нет желания что-либо делать? Уж лучше пусть всё это прекратится… «Нет!», — вдруг подумал S-01. — «Мне больно, а значит я жив! И Тесси жива, я уверен! Хофман солгал… Иначе быть просто не может! Она всё ещё ждёт меня! Ждёт, что я спасу её! У меня нет времени сидеть здесь без дела! Хватит с меня снов!». Преисполненный решимостью и нелепым оптимизмом, Асура встал и зашагал вперёд. Не потому, что он понял, куда ему нужно было идти, а просто из-за нестерпимого желания действовать и пребывать в движении. Поддавшись этому порыву, S-01 вышел на проезжую часть дороги, как обычно совершенно не заботясь о таких вещах. В глаза ему ударил свет фар мчавшегося навстречу грузовика. Раздался оглушительно громкий сигнал и свист шин. Асура взмахнул рукой в привычном жесте, ожидая, что сейчас многотонная махина взлетит в воздух на несколько десятков метров, но этого не произошло. За долю секунды до того, как грузовик его сбил, S-01 испытал безграничное недоумение. А после этого был мощный удар, сбивающий с ног, падение на асфальт, боль, темнота перед глазами и звон в ушах, сквозь который он услышал: — Кто-нибудь, вызовите скорую!