Победителей не судят

В то утро Рёске проснулся без будильника в самую рань, но сразу распахнул глаза и уставился в потолок над головой. Подобное с ним случалось нечасто, поэтому Рёске точно знал – это из-за волнения. Хотя он не шевелился, спящий в ногах кот тут же завозился и поднял голову, безошибочно чувствуя, что хозяин уже проснулся – в полумраке блеснули круглые желтые глаза. На столе в комнате стояла маленькая метеостанция, показывавшая температуру в квартире и снаружи, давление, прогноз на будущий день, а заодно время и календарь. Свет от нее, как от ночника, разгонял темноту в комнате, и Рёске, переведя взгляд на экран, задумчиво посмотрел на высвечивавшуюся дату. Двадцать девятое февраля, пятница, пять часов тринадцать минут. - В магию чисел верите? – смеялся накануне Такуя – перед предстоящим концертом он перекрасил волосы и теперь стал пепельным блондином. Рёске считал, что цвет ему очень идет. – Такой день бывает всего раз в четыре года. - Такой день бывает только раз в жизни, - с улыбкой возразил ему Леда, и Такуя рассмеялся снова, когда Рёске подумал о том, что лидер говорил серьезно. При всех своих недостатках чего Леда точно не делал, так это не бросал слов на ветер, а еще – никогда не шутил, когда дело касалось его группы. - Я считаю, что такие концерты надо сделать нашей традицией – выступать каждые четыре года двадцать девятого февраля, - не унимался Такуя. – Как вы на это смотрите? - Дожить бы, - хмыкнул в ответ Рё, на что Леда тут же убежденно произнес: - Конечно, доживем. Куда мы денемся? - Заметано! Тогда двадцать девятого февраля две тысячи двенадцатого выступаем в любом случае. Не особо прислушиваясь к разговору, Рёске улыбнулся и покачал головой. Две тысячи двенадцатый год казался недостижимо далеким… Глубоко вдохнув и выдохнув, Рёске пришел к выводу, что уснуть снова не получится, и, отбросив одеяло, поднялся на ноги. В комнате было прохладно, а пол под босыми ступнями показался и вовсе ледяным. За окном оставалось по-зимнему беспросветно темно, но Рёске не включал свет, пока не дошел до ванной. Собственное лицо в зеркале казалось осунувшимся и усталым – Рёске рассматривал себя несколько секунд, упираясь руками в край раковины. Удивляться тут было нечему: хотя с основной работой он расстался почти две недели назад, отдыхать практически не получалось. Но Рёске даже не пытался врать себе, будто все происходящее ему не нравится: в определенный момент он поймал себя на мысли, что чувствует абсолютное счастье. Все же музыка была именно тем, чем он всегда хотел заниматься в жизни. Любимое дело не утомляло его, даже когда занимало по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки. Рёске был рад, чего нельзя было сказать об Аюми. - Мы с тобой почти не видимся, - с укоризной качала головой его девушка. - Ты же знаешь, я сейчас очень занят, - пожимал плечами Рёске. – Возможно, позже станет чуть легче. В собственные слова он не слишком верил: сбавлять темп после первого концерта или первого релиза, который был запланирован на март, никто не собирался, но Рёске надо было как-то успокоить Аюми. Ему не слишком хотелось развивать эту тему. Впрочем, Аюми ему и не верила – Рёске чувствовал это по интонациям ее голоса, видел скепсис в глазах. - Когда мы работали вместе, было лучше, - со вздохом Аюми отворачивалась. - Для меня это была временная работа, - Рёске предпочитал не замечать ее отношения к его новой группе и вообще тому, чем он занимался. – Я бы все равно там не задержался. На их первый концерт Аюми не могла прийти – у кого-то из ее многочисленных родственников был юбилей, и, отпросившись с работы, девушка уехала. Рёске был этому даже рад. Во-первых, первый лайв далеко не всегда становился удачным, и хотя Рёске верил в успех, он так же искренне считал, что друзей и близких надо приглашать позже. Во-вторых, Рёске практически не сомневался, что девушка не оценит их дебют – Аюми была слишком далека от тяжелой музыки, клубов, шумных компаний и всего, что с этим было связано. "Завтра в это время все уже будет позади", - глядя в зеркало, мысленно сказал своему отражению Рёске и повернул кран. Эту волшебную фразу, которая странным образом его успокаивала, он говорил себе каждый раз, когда предстоял какой-то ответственный шаг. Рёске сам не знал, почему от этих слов становилось спокойнее – может, потому что в рамках целой жизни пережить один единственный день было не так уж страшно. Что-то подобное, должно быть, люди испытывали перед собственной свадьбой или перед защитой научной работы. Рёске не доводилось переживать ни того, ни другого, но он был практически уверен, что его чувства сродни им: даже перед радостным событием, к которому шел по собственному желанию, часто бывало тревожно, и хотелось, чтобы все скорее закончилось, чтобы выдохнуть и расслабиться. За несколько дней до концерта Рёске пришел на репетицию и, почти вплотную подойдя к двери, услышал уже ставшим привычным смех Такуи. Их вокалист мог веселиться в любое время и при любых обстоятельствах – именно такое у Рёске о нем сложилось мнение. Такуя вызывал исключительно положительные эмоции и, пожалуй, из всей новой команды нравился Рёске больше всех остальных. - О, Рёске, ты тако-ое пропустил! – тут же выпалил Такуя, едва тот переступил порог. - Такуя, заткнись, - беззлобно потребовал Леда, тоже улыбаясь и с нарочито серьезной физиономией перебирая струны. - Тако-ое пропустил… - игнорируя его, Такуя во все глаза таращился на Рёске, как будто до этого увидел нечто невероятное. - Боюсь представить, - усмехнулся Рёске, снимая куртку и сбрасывая обувь. - Леда продемонстрировал нам свой костюм, - понизив голос до шепота, Такуя хитро прищурился – долго сохранять интригу у него не получилось. – Это что-то, я тебе скажу. - Такуя, сейчас получишь, - в шутку возмутился Леда, и тот, не выдержав, расхохотался. - Костюм крутой, нормально все, - как всегда спокойно заметил Рё, сидевший на диване и бездумно водивший пальцами по экрану своего телефона. - Но Такуя прав – это действительно что-то. Последняя фраза была адресована Рёске, но тот только руками развел, сразу направляясь к барабанной установке: - У меня еще будет шанс полюбоваться. Про себя Рёске решил, что все их сценические костюмы – это "что-то", еще когда рассматривал эскизы. В какой-то момент у Рёске даже возникло чувство, что его взяли санитаром в дурдом. Но спорить с Ледой, да и остальными, он не желал, потому как общей идеи, группы в целом с ее образами, музыкой, идеями, он еще не чувствовал и предложить ничего своего не мог. - Начнем? – протянул Рё, откладывая телефон и потягиваясь всем телом. - Начнем, но сначала я хотел обсудить кое-что, - ответил на это Леда, наконец отрываясь от созерцания грифа и обводя всех собравшихся взглядом. - Что же? – тут же заинтересовался Такуя. - Мне не нравится наше название, - в лоб заявил Леда, и Рёске устремил на него удивленный взгляд. - В смысле, название? – вопросительно поднял брови Рё. - Название группы. Неосознанно Рёске улыбнулся и с запозданием в секунду поймал себя на этом. Название группы на него самого не произвело впечатления, но по опыту он знал, что порой придумать его даже сложнее, чем написать несколько песен. Группа живет, песни пишутся, а вот дать своей команде имя, емкое и точное, чтобы быстро запоминалось и не было ни на что похоже, на деле было действительно сложно. Рёске вообще считал, что во всем мире наберется совсем немного коллективов, названия которых можно было назвать удачными. Но развеселило его другое – то, как Леда в своей привычной прямолинейной манере заявил об этом. - Опомнился, – нарушил ненадолго повисшее молчание Такуя. – Через три дня концерт. Не поздно ли имя менять? - Через четыре, - уточнил Леда. – И не поздно, в самый раз. Концерта ведь еще не было. "Логика такая железная, что если возразишь, сам себя дураком почувствуешь", - усмехнулся про себя Рёске. - Но мы же уже заявлены как Grave Seed, - неуверенно произнес Такуя, почесав затылок. - Нас все равно пока никто не знает, - упрямо стоял на своем Леда. - Ладно. Говори уже, что придумал, - надоело тянуть Рёске, тем более, по хитрому выражению, застывшему в глазах Леды, он был готов поклясться, что тому не терпится поделиться своей идеей. - Deluhi. Коротко, просто и главное – запоминается сразу. - Чего?.. – растерялся Рёске. На лице Рё, который до этого заинтересованно глядел на Леду, застыло задумчивое выражение, а Такуя, в удивлении приоткрывший рот, тут же рассмеялся. - Ле-еда, - протянул он, упирая руки в бока и склоняя голову к плечу, будто был учителем, вычитывающим своего ученика. – Твое увлечение Индией до добра не доведет.* - Оно меня доведет до правильной концепции всего нашего творчества, - серьезно возразил Леда. – На самом деле, у меня есть уже задумка насчет наших будущих синглов… - Синглов? Да мы же еще наш первый альбом не записали! - Синглов, - упрямо повторил Леда. – Я смотрю далеко, но пока это обсуждать действительно рано, потому я ничего не рассказывал. А что касается названия… Леда пустился в объяснение, почему именно это название хорошее и почему оно идеально им подходит, но Рёске уже не прислушивался. Слово было необычным и действительно не ассоциировалось ни с одной известной ему группой. "Де-лу-хи", - мысленно повторил он по слогам, будто пробуя на вкус. Получилось странно, но неплохо. Однозначно лучше, чем было до этого. - Отличное название, - перебил он Леду, который уже на эмоциях размахивал руками, что-то доказывая Такуе и Рё. – Мне нравится. Леда обернулся через плечо, в его глазах Рёске успел прочитать удивление, которое тут же сменилось хитрым прищуром. В эту минуту Рёске померещилось в облике Леды что-то лисье – шкодливое и неуловимо притягательное. На него было приятно смотреть. - Замечательно, я рад, - не вставая со стула, шутливо поклонился он Рёске, и тот мотнул головой, гоня прочь неуместные мысли. - Да мне тоже нравится вроде бы, - Такуя неуверенно переступил с ноги на ногу. – Просто внезапно так… - Название лучше или хуже старого? – не желал отступать и давать время на раздумья своим согруппникам Леда. - Ну, наверное, лучше… - Сто процентов лучше, - неожиданно уверенно поддержал Рё. - Тогда единогласно, - провозгласил Леда. – Поздравляю нас с именинами. В чем Рёске был солидарен с Такуей, так это в том, что все происходило действительно внезапно, а что касалось его самого, так внезапно вдвойне. Внезапно он оказался в этой группе, внезапно началась запись первого мини-альбома. Внезапно был назначен первый концерт, придуманы костюмы, сменено название. Все было слишком внезапно, и Рёске казалось, что его жизнь, прежде спокойная и размеренная, ускорилась, припустила вперед. Так бывает, когда идешь по улице с другом, шаг которого в два раза быстрее твоего. В последнее время Рёске настойчиво чудилось, что он подстраивается под темп Леды, и Такуя с Рё делают то же самое. Но Рёске не видел в этом ничего плохого. "Интересно, сколько часов в сутки Леда спит? – подумалось вдруг Рёске, когда, умывшись, он вытирал полотенцем лицо. – И спит ли он вообще?" Рёске уже не удивился бы, если б выяснилось, что нет – в Леде было столько энергии, что хватило бы на них четверых. Отложив полотенце, Рёске улыбнулся своему отражению, мысленно пожелал себе удачи и отправился на кухню – кормить безымянного кота и варить кофе. * День их первого концерта в памяти Рёске смазался, превратился в какое-то невнятное пятно, и если бы в будущем кто-то попросил его подробно пересказать, что было тогда, двадцать девятого февраля две тысячи восьмого года, вряд ли у него получился бы связный рассказ – скорее какие-то обрывочные воспоминания. В клуб Рёске приехал рано, но Леда все равно был уже на месте. Его глаза горели от возбуждения, и он постоянно улыбался, немного нервно, как показалось Рёске – эту мысль он почему-то четко запомнил. В отличие от Рёске Леда пригласил на концерт всех своих друзей-знакомых, о чем сразу же и сообщил. Леда был уверен, что все пройдет гладко и без запинок, но Рёске чувствовал, что тот все равно тревожится. Настройка аппаратуры, чекинг, обсуждения рабочих моментов, несколько коротких перекуров слились воедино. Вокруг творилась какая-то беготня и неразбериха, беспорядок и ажиотаж, которые Рёске никогда не нравились. Такуя был веселым – как всегда, Рё был спокоен – тоже как обычно. Рёске же казалось, что сам он как в тумане, а еще что время припустило с утроенной скоростью: несмотря на его ранний подъем, вечер будто через каких-то пару часов наступил. - Так, знакомьтесь, это Митсу. Митсу – гример, - объявил Леда, переступая порог гримерки и делая приглашающий жест – следом за ним вошла невысокая длинноволосая девушка в серых джинсах и таком же сером длинном свитере. – Такуя, ты первый. - Почему это я первый? – удивился Такуя, не забыв при этом улыбнуться Митсу. - Потому что ты все равно ничего не делаешь. - Рёске тоже ничего не делает, - наябедничал Такуя, но с дивана, где до этого сидел, сразу поднялся, готовый слушать дальнейшие инструкции. - Рёске мне нужен, пойдем, - кивнул Леда, и Рёске, который весь день провел на ногах и только присел ненадолго, был вынужден оторвать себя от дивана и последовать за лидером. Такуя на них уже не смотрел, во всю улыбаясь девушке и кивая, пока та что-то негромко ему объясняла. - Митсу – хороший визажист, - бросил через плечо Леда, когда они вдвоем шли по плохо освещенному коридору в сторону сцены, где он хотел обсудить какие-то моменты с Рёске. – Да и парикмахер тоже, поможет сделать прически. - Мне можно и не делать, - устало заметил Рёске – эта часть мероприятия его утомляла больше всего. – Длинные волосы и есть длинные. - Еще чего, - возмутился Леда. – Ничего не делать можно Рё, он и так теперь красавец, а тебе не можно, а нужно. За неделю до концерта Рё поразил своих согруппников, явившись на репетицию с дредами. Новая прическа смотрелась феерично – Рёске потом целый день ловил себя на том, что невольно переводит взгляд на их басиста, разглядывая торчавшие во все стороны, растрепанные дреды. Прическа Рё однозначно была к лицу, хотя Рёске он теперь напоминал какое-то инопланетное космическое существо. Спорить с Ледой Рёске не стал. Такие мелочи, как прически, линзы в глазах и прочую ерунду они не успели обсудить, оставив на усмотрение каждого. Рёске вообще не считал эту тему достойной внимания. За полчаса до выхода Рёске потерял Леду из вида. Сначала он попал в руки Митсу, которая и правда очень ловко и быстро привела в порядок его волосы. На вопрос, как быть с макияжем, Рёске ответил коротко: - Попроще что-нибудь. Я ж не Леда. Такуя, который в этот момент поправлял манжеты на своей кружевной рубашке, и Рё, меривший шагами гримерку, в унисон рассмеялись, и Митсу тоже улыбнулась. Потом Рёске переодевался, после Рё позвал его на последний перекур, и Рёске, которому казалось, что все возможное он уже сделал, не стал отказываться. На улице возле черного входа никого не было, и Рёске ненадолго оказался в долгожданной тишине, благо Рё, как обычно, был неразговорчив. В сценическом костюме было холодно, зимний ветер пробирался под жилетку, и Рёске чувствовал, как холодок неприятно ползет по спине, но спешить не хотелось, и он неторопливо подносил сигарету к губам и смотрел прямо перед собой, ни о чем не думая. - У тебя шоколадки традиционной не будет? – спросил его Рё, нарушив молчание, только когда выбрасывал окурок. - В куртке осталась, - улыбнулся Рёске, переводя взгляд на Рё. – Вернемся в гримерку, поделюсь. - Было бы неплохо, а то я за весь день поесть не успел. Запястья Рё до самого локтя обхватывали тонкие кожаные ремешки, и Рёске подумал, что тому тоже должно быть холодно. Из-за белых линз в глазах Рё производил немного жутковатое впечатление – при прочих равных Рёске не хотел бы с ним встретиться в темном переулке. - Страшно? – вдруг улыбнулся Рё, будто мысли его прочитав. - Внушительно, - усмехнулся в ответ Рёске и, помолчав, все же добавил: - Отличный образ. - А Такуя сказал, что обделаться можно. - Это был комплимент, - негромко рассмеялся Рёске. Когда они вернулись в помещение, воздух после улицы показался Рёске густым и спертым. До выхода на сцену оставалось пятнадцать минут – время взяло обратный отсчет. В гримерке никого не обнаружилось, и Рёске, угостив Рё обещанной шоколадкой, предложил идти к сцене. - Я догоню, - кивнул ему Рё, на что Рёске только плечами пожал. В коридорах снова было полутемно – вскользь Рёске отметил, что где бы он ни выступал, еще ни разу не видел нормального освещения в подсобных помещениях: не иначе на нем везде экономили. Мысли помогали отвлечься от неосознанного волнения, Рёске свернул за поворот, поднял глаза и на мгновение замер на месте. В десяти метрах от него стояли Леда и Такуя, о чем-то негромко переговариваясь. Рёске видел Леду со спины, видел в пол-оборота лицо Такуи, который внимательно слушал и кивал. Со светлыми линзами и такими же светлыми взъерошенными волосами он был едва узнаваем – в жизни Такуя был вовсе не таким. Но на него Рёске смотрел долю секунды и все эти мелочи отметил вскользь. Все его внимание сосредоточилось на Леде. Когда Такуя сказал, что Рёске много пропустил, не увидев примерку костюма Леды, он не соврал. Это действительно было что-то – других слов и не придумаешь. Рёске не представлял, как Леду угораздило придумать такое: шорты он назвал бы не иначе, как стиптизерскими, как назывался странный предмет одежды – нечто наподобие чулок выше колена – Рёске и вовсе не знал. Они не столько скрывали его ноги, сколько подчеркивали опять же эти шорты, акцентировали, насколько короткими те были. Сверху же у Леды было нечто вроде укороченного пиджака, не прикрывавшего голую поясницу. Рёске почувствовал, что у него потянуло в животе, как бывает от сильного беспокойства. И хотя наблюдал он за друзьями не более двух секунд, ему показалось, что топчется за спиной у Леды он достаточно долго. - Где вы ходите? – почти сразу заметил его Такуя. – Мы тут, может, волнуемся… Леда развернулся на сто восемьдесят градусов, и Рёске, который до этого пялился на его спину, на обнаженную полоску кожи между пиджаком и шортами, теперь автоматически уставился на его подтянутый живот, но тут же опомнился и поднял глаза. Если Такуя в сценическом образе был просто на себя не похож, то Леда показался Рёске вовсе неузнаваемым. Синие, почти васильковые линзы в глазах, которые из-за макияжа и накладных ресниц казались просто огромными, смотрели прямо на Рёске. Волосы, не такие уж и длинные, как он считал прежде, Леде зачесали и уложили в настолько замысловатом стайлинге, что Рёске даже не сомневался – расчесать это будет возможно только после мытья головы. И губы – их накрасили бледным блеском, почти бесцветным, но в полумраке коридора он влажно блестел, как будто Леда перед этим облизал губы. Леда был красивым: кукольно-красивым, не по-мужски привлекательным. Внезапно в голову Рёске пришла абсурдная, даже нездоровая мысль, что Леда куда красивее его девушки. "О чем ты думаешь, мать твою…" – мысленно застонал Рёске. Больше всего сейчас захотелось стукнуться головой о ближайшую стену. - Мы курить ходили. Рё сейчас подойдет, - взял себя в руки Рёске, однако для этого ему понадобилось несколько бесконечно долгих секунд, и проницательный Такуя тут же понял, из-за чего возникла пауза. - Я же говорил: у Леды костюм – зашатаешься, - коротко хохотнул он и хлопнул лидера по плечу. - Я вижу, что нравлюсь тебе, - усмехнулся Леда в ответ, пока Рёске поспешил подойти ближе и остановиться рядом, опершись рукой на стену и уставившись на Такую. Смотреть на него Рёске казалось безопасней – именно это слово крутилось на уме. Мысли метались хаотично, Рёске отказывался понимать, что с ним творится и почему не хватало сил ровно дышать, когда рядом стоял Леда в своем наряде, который, если по-честному, мало что скрывал. Рёске сто раз приходилось видеть, как музыканты одевались подобным образом. Леда не выглядел смешным в этом образе, наряд не казался ни пошлым, ни неприличным. И все же что-то было не так. Не с Ледой – с Рёске. - Ты всем нравишься. Вон, у Рёске даже глаз дергается, - не переставал веселиться Такуя. - Не по себе перед концертом, - поспешил оправдаться Рёске. В другой ситуации он бы не стал признаваться в волнении, да сейчас его, волнения перед выходом на сцену, и не было особо. Просто меньше всего Рёске хотелось, чтобы Такуя развивал тему костюма Леды и реакции Рёске на него. - Ну тебе ж не в первый раз, - не иначе, чтобы поддержать, Леда хлопнул его по плечу, задержав руку на мгновение, и Рёске своей все еще холодной после улицы кожей ощутил, какой горячей была его ладонь. От Леды одурманивающе пахло каким-то парфюмом – Рёске раньше не замечал, чтобы тот злоупотреблял им, но сейчас запах, приятный, но чересчур насыщенный, мешал сосредоточиться на чем-то, кроме самого Леды. - Ну что, готовы? – раздался за спиной непривычно бодрый голос Рё, и Леда наконец отпустил плечо Рёске, оборачиваясь. - Да одного тебя и ждем, - с деланной сварливостью в голосе проворчал Такуя. - Рё чем-то на паука похож, - невпопад ответил Леда, и в его голосе послышались веселые нотки. - Это чем же? - Не знаю, но что-то есть. Так и представляю тебя в паутине. - Даже не знаю, - задумчиво почесал подбородок Рё. – За такой комплимент спасибо сказать или сразу по морде съездить? - Я в школе хорошо дрался, имей в виду, - тут же рассмеялся Леда. - Я тоже неплохо, чтоб ты знал. - Но я сейчас серьезно, - не унимался Леда, на которого Рёске старательно не смотрел, переводя взгляд с Рё на Такую и обратно. – Здорово выглядишь. У меня даже идея появилась… - Только не говори, что ты решил опять переименовать группу, - возвел глаза к потолку Такуя. - Нет. Можно сделать фотосессию с паутиной. Такая красная паутина на белом фоне… - Напоминает сон психопата, - вздохнул Рёске, но Леда ничуть не обиделся на его слова. - Вот именно! – он поднял вверх указательный палец. – Но это будет наш следующий фотосет. А на ближайший у меня есть идея получше. С мертвыми глазами. Все как по команде обернулись в его строну, включая Рёске, который до этого старательно избегал прямого зрительного контакта. - Я надеюсь, это шутка сейчас была? – поинтересовался Такуя. "Сдается мне, нет", - мысленно ответил ему Рёске. - Нет, не шутка, - оправдал его ожидания Леда. – Ну, то есть как… Глаза не будут мертвыми сами по себе, это я выразился неправильно, они будут как будто вырванные… За его спиной поперхнулся на вдохе Рё, тут же негромко рассмеявшись, а Рёске поймал себя на том, что уже ничему не удивляется. - Через пять минут выход. Готовы? За кулисы заглянул невысокий паренек, имя которого Рёске с завидным упорством забывал, хотя тот полдня помогал им настраивать аппаратуру. - Готовы… - ответил ему нестройный хор голосов, и тот снова скрылся из виду. - Потом дорасскажу. Вам понравится, - подытожил Леда, сразу подобравшись и наверняка неосознанно выпрямив спину. - Да уж, будь добр не забудь, - вздохнул Такуя. Выходить на сцену, в том числе перед большой аудиторией, Рёске доводилось неоднократно, потому сильных переживаний он не испытывал уже давно. С другой стороны, Рёске искренне считал, что те, кто говорят, будто совсем не волнуются, лгут. Неосознанный трепет присутствовал всегда, но перед самым выходом на Рёске всегда накатывало холодное спокойствие, а первый шаг из-за кулис ему казался чем-то похожим на прыжок с пятиметровой вышки в бассейн. В один миг почувствовать на себе десятки взглядов – это было почти так же, как уйти с головой под воду. Дальше было проще. На концертах в голове Рёске как будто срабатывало что-то, отключая его от посторонних раздражителей, от ненужных мыслей – все внимание сосредоточивалось на деле. Каждый раз выходя на сцену, Рёске вспоминал слова своего первого уже немолодого учителя, который обучил его азам игры на барабанах. Он говорил сухо и четко, через годы Рёске уже не помнил дословно, но речь шла о том, что ударные – это сердце группы, стоит сердцу сбиться, и все пойдет наперекосяк, музыка закончится и начнется какофония. - Потому ни при каких обстоятельствах не смей лажать, - строго вещал его учитель. – И палочки держи крепко, а то вылетит и попадет гитаристу в глаз. При этом воспоминании, уже усаживаясь за установку, Рёске улыбнулся. Почему-то его учитель никогда не любил гитаристов. "Начали", - скомандовал себе он, отбивая ритм. Рёске помнил концерты, когда софиты были установлены таким образом, что он мог видеть толпу в зале – смутно и нечетко, но мог. Однако в большинстве случаев, как и в этот раз, светило в глаза, и Рёске видел лишь согруппников перед собой. Рё смотрелся очень здорово и даже свой бас умудрялся держать как-то по-особенному красиво – Рёске успел отметить это, бросив всего пару взглядов на него. Времени отвлекаться не было. В самом начале голос Такуи дрогнул, это Рёске тоже отметил вскользь, как и то, что еще пару раз за концерт он сбился. Но это было нестрашно, как мысленно Рёске успокаивал и себя, и Такую – важно было другое: в живую Такуя пел хорошо, намного лучше, чем многие знакомые Рёске вокалисты, которые могли похвастать куда большим опытом. Об этом надо было обязательно сказать Такуе после концерта, потому как лидер, скорее, обратит внимание на ошибки. На Леду Рёске по-прежнему предпочитал не смотреть, благо позволить себе таращиться по сторонам он все равно не мог. Он слышал его игру, но сосредоточиться ни на чем, кроме собственного инструмента, не мог, и если Леда где-то ошибся, Рёске все равно этого не заметил. Почти в самом конце запланированной программы прямо в середине песни перегорел один из софитов, крайний справа – или, что вероятнее, просто отключился. Такуя повернул голову в его сторону, наверняка не сообразив сразу, что случилось, но тут же снова развернулся лицом к залу. - Похоже, это намек, что пора заканчивать, - произнес в микрофон он, указывая рукой в сторону погасшего светильника, когда песня была допета. В зале послышался смех, и Такуя продолжил: - Но если вы не против, мы сыграем еще пару песен. Толпа одобрительно зашумела, и Рёске слабо улыбнулся, прежде чем сделать глоток из бутылки с водой. Усталости он не чувствовал, как и всегда бывало во время выступлений – только подрыв, всплеск энергии. Порой Рёске казалось, что он мог бы играть, не замечая собственного изнеможения, часами. И почувствовать, что сил не осталось, только уйдя со сцены. "Как же мне всего этого не хватало", - подумал Рёске, когда последняя песня была сыграна, и они дружно вышли на поклон. Хотя играли они недолго, пот катился градом в прямом смысле слова, застилал глаза, и Рёске провел тыльной стороной ладони по лбу, устало улыбаясь. Леда сжал его руку в своей, чтобы дружно поклониться, и Рёске ответил на это рукопожатие. Его ладонь была влажной, но вряд ли Леда замечал это. Некстати Рёске подумал о том, что когда-то, не так давно, был какой-то другой его концерт, с другими музыкантами, и он точно так же стоял на сцене, когда в зале был Леда. Когда тот впервые увидел его. "Они не вдохновляют", - сказал Леда о его бывших согруппниках в самую первую их встречу. "А я, стало быть, вдохновляю?" - спросил тогда Рёске, усмехнувшись – Леда забавлял его, он хорошо помнил, с какой снисходительностью смотрел на мальчишку, каким посчитал его. Но Леду это не смутило – он невозмутимо кивнул в ответ на вопрос Рёске. Кто бы мог подумать, что все повернется вот так. Что Рёске будет стоять на сцене, сжимать его руку и думать только о том, что их группа действительно отличная, и что они смогут работать как единый слаженный механизм. Что потенциал, который Рёске долго не желал видеть, все же есть. Только теперь Рёске поверил в это до конца и поверил в их общее будущее. Леда потянул его куда-то в сторону, со сцены, Рёске отметил это почему-то отстраненно. И только оказавшись за кулисами, он понял, что по-прежнему сжимает ладонь Леды в своей руке. __________ *Если кто забыл (или не знал и забыл), когда-то звучало, что Deluhi – это производное от Delhi (то есть Дели, столицы Индии, которую лидер-сан вроде бы очень любит). В этой части полагаюсь на память – не смогла найти первоисточник.