Некрещенная

- Таня! Кто-то звал меня по имени… Странно, голос вроде бы знакомый, но, кому он принадлежит, я вспомнить не могла. Я опаздывала, хотя неслась по улице чуть ли не бегом, и не хотела отвлекаться на что-то постороннее. Это важно – сегодня придти вовремя, - но, бросив взгляд на наручные часы, я с ужасом обнаружила, что уже одиннадцать. Как?! - Таня! И чего ему, а, вернее, ей, ибо голос был женский, от меня надо? Ну, раз уж я все равно опаздываю, возможно, стоит выяснить, кто меня так навязчиво зовет. И все же, не могу понять, почему так поздно, вроде, выходила из дома с приличным запасом… - Таня, вставай, проспишь же! Просплю? Я огляделась вокруг, но дорога – самая обычная дорога, по которой я с детства хожу в школу, - вдруг начала расплываться и менять свои очертания. Это уже и не дорога вовсе, а комната… - Таня! Ощутимый толчок в бок заставил меня окончательно выбраться из объятий сна и наконец-то понять, что я на самом деле никуда не бегу и не опаздываю, а лежу на своей кровати, в своей комнате, и… - Тань, вставай, мама завтракать зовет уже! … и любимая сестренка стоит рядом, пытаясь всеми способами разлучить меня с моей уютной теплой кроваткой. - Я не хочу завтракать, я хочу спать, - буркнула я, пряча лицо в подушку. - Сегодня же первое сентября, мы в школу опоздаем, вставай! – Соня схватилась за край моего одеяла и что было сил дернула его на себя. Не скажу, что сил хватило бы на все одеяло, но мои плечи тут же почувствовали прикосновение холодного воздуха – похоже, я на ночь забыла закрыть форточку и теперь буду жестоко расплачиваться за свою беспечность. - Ну Тань! – Соня скривила губы, готовая уже заплакать от обиды. – Неужели ты не понимаешь… Для сестренки сегодняшний день был особенным – она в первый раз должна была переступить порог школы. То есть, не первый, конечно, она уже была там, когда мама водила ее знакомиться с учительницей, но ведь это не считается. Соня уже была в белых бантах – должно быть, встала ни свет ни заря, и побежала будить маму, чтобы та сделала ей положенную всем первоклашкам прическу. Сестра так ждала этого дня, а тут я, лохматая и заспанная, не разделяющая ее энтузиазма. Ведь это я должна буду взять Соню за руку и отвести туда, где та будет учиться на протяжении одиннадцати лет, и неважно, что скоро ее романтические представления о школьных буднях будут разрушены о суровую реальность. Сейчас все должно быть идеально – новенький розовый портфель за плечами, в одной руке купленный вчера букет неизвестных мне цветов, чем-то смахивающих на огромные ромашки, а в другой – твердая ладонь старшей сестры, как символ преемственности поколений… Ну да, с последним я переборщила, сестра вряд ли думала о таких вещах, но во мне она определенно нуждалась. Только вот не в лохматом чудовище, желающем уползти подальше от солнечного света и впасть в спячку лет на сто. Я сейчас портила Соне все ее мечты о начале новой «взрослой» жизни, это был ее день, а вовсе не мой. Я просто не имела права валяться в кровати и неважно, что от перспективы снова идти в школу хотелось выть – нужно было взять себя в руки. - Я встаю, встаю, - заверила я и, сделав над собой усилие, приняла вертикальное положение. – Видишь? Уже почти. Иди на кухню, я пока оденусь. - Точно? – Соня недоверчиво нахмурилась. - Ну, одеваться самостоятельно я, кажется, еще не разучилась, - фыркнула я. Сестра решила мне поверить, но в дверях все равно обернулась, поэтому пришлось сделать вид, что я занята поисками тапок. Те, впрочем, успехом не увенчались – вчера я забыла тапки на кухне, когда мы с мамой вечером пили чай и обсуждали начало нового учебного года. Кстати, мы так и не пришли к единому мнению о том, стоит ли отдавать Соню на дополнительные занятия по английскому или пока хватит обычной школьной нагрузки… Добравшись до шкафа, я начала собираться. Белая блузка в честь праздника, юбка ниже колена в едва заметную полоску, сложные манипуляции с колготками, дабы не порвать вчера купленные в первый же день эксплуатации, и, наконец, самое сложное – причесаться. Мои волосы хоть и не отличались пышностью, были довольно длинными – за всю свою жизнь я ни разу не стриглась, - поэтому разодрать их расческой после сна было делом нелегким. Но вот я уже одетая, причесанная – без бантов, разумеется, на десятикласснице они выглядели бы, мягко говоря, странновато, - значит, можно выходить в люди. - Доброе утро, - поздоровалась я, проходя на кухню. Тут уже собралась вся наша семья. Мама суетилась около плиты, раскладывая по тарелкам кашу, Соня нетерпеливо болтала ногой на своем стуле, папа помешивал ложкой чай и, похоже, был слегка не в духе – наверное, тоже не выспался. - Погода портится, - сказал он, кивая на окно. – Первый день осени, а холодно, будто уже конец октября. Я нащупала под столом свои тапки и наконец-то почувствовала блаженство. «Торжественная» блузка ничуть не грела – синтетика все-таки, а юбка, хоть и называлась на этикетке шерстяной, только неприятно кусала ноги. Про колготки я вообще молчу… А вот тапочки – да, они грели, в них было тепло и уютно, почти как под одеялом. Жаль, что нельзя пойти в школу прямо в них… - Ну все, - мама поставила на стол последнюю тарелку с кашей. – Сонечка, читай молитву. Мы встали и повернулись лицом к иконам. Соня торжественным голосом начала произносить давно заученные наизусть слова «Отче наш», мы дружно перекрестились и снова сели за стол. Папа включил телевизор – по утрам мы обычно всегда смотрели на кухне новости, - но, вместо репортажа о поездке президента в очередную страну или сюжета о драке футбольных фанатов в центре Лондона, мы увидели парня с черными волосами и ярко накрашенными глазами. Говорил он по-английски, русский переводчик читал текст одновременно с ним, поэтому разобрать смысл получилось не сразу. - Вы знаете, я благодарен Богу за то, что я такой, какой есть, за то, что он наградил меня талантом и дал возможность дарить людям свою музыку. Я счастлив, что могу всему миру открыто заявить о своей ориентации, и знаю, что мои поклонники меня поддержат… - О Боже! – папа поспешно нажал на кнопку выключения и перекрестился. – Не зря мне духовник говорил, что телевизор – от дьявола, а я, грешник, все никак не могу отказаться от соблазна… Как им только не стыдно показывать с утра всю эту, прости, Господи, голубизну? Уже и закон приняли, а толку никакого… - Пап, он просто музыкант, - Соня скривилась, явно недовольная, что отец начал снова обсуждать свою любимую тему. - Софья, да что ты такое говоришь! – мама всплеснула руками и чуть не смахнула со стола заварочный чайник. – Если он публичный человек, то должен подавать пример другим, а это что? Ты хочешь, чтобы в твоей школе мальчики начали красить волосы и, не дай Бог, обниматься друг с другом? - Они специально развращают нашу молодежь! – папа принялся яростно размешивать свою кашу. – Русь православная никогда и не слышала обо всем этом, вся зараза с Запада пошла. Все эти, как Софья выразилась, музыканты… У нашей семьи однозначное мнение по поводу тех, кто имеет отношения с представителями своего пола. Родители несколько раз ходили вместе с нашими знакомыми – разумеется, тоже глубоко верующими, - разгонять митинги этих неправедно живущих, пытаясь объяснить им, что Господь отвернулся от них, что необходимо покаяться в своих грехах и вернуться в лоно церкви, но те слишком упорны в своих заблуждениях. - Пап, ну сколько можно? – Соня капризно надула губы. - Ты, между прочим, так ничего и не сказал о моих бантиках. - Ох, Софья, Софья, - вздохнул папа и погладил сестренку по голове. – И в кого ты у нас такая растешь? О душе надо думать, а не о бантиках. Лен, зачем ты ей это на голове накрутила? Девушку должна украшать скромность, она же с такими шарами даже в дверь не пролезет. Соня опустила голову и начала всхлипывать. Пока что это была просто обида, но скоро, если так дело пойдет и дальше, слезы вполне могли стать настоящими. - Миш, ну пусть ребенок хотя бы сегодня порадуется, - мама укоризненно посмотрела на отца. – Первый же раз в школу идет, праздник все-таки. - Неправильно ты, Елена, дочерей воспитываешь, - папа сокрушенно покачал головой. – Одна тихоня, слова лишнего не вытянешь, другая с младых ногтей уже в модницу превращается. Какую смену мы себе растим? Кто будет оберегать Россию от супостатов? - Миш, - мама выразительно кивнула в сторону расстроенной Сони. - Хорошо, как скажешь, матушка, - папа пожал плечами и снова принялся за свою кашу. – Пусть будут банты, если они сегодня так необходимы. Соня мгновенно повеселела и, забыв про свои слезы, начала без умолку трещать о том, что будет в школе, как она обязательно станет отличницей и учительница сразу переведет ее в десятый класс, ко мне. Родители посмеивались над Сониными фантазиями, но добродушно, и завтрак в целом прошел спокойно, без бурных дискуссий. Пора было выходить. Мы с сестрой натянули куртки и под напутствия мамы («Соня, веди себя хорошо. Смотри, не потеряй иконку, что мы привезли из лавры! А ты, Таня, помни о своих обязанностях старшей сестры, приглядывай за Сонечкой») зашли в лифт. На улице был самый настоящий ливень. Мы взяли из дома зонты, вот только толку от них было немного. Странно, сколько себя помню, первого сентября всегда шел дождь. Конечно, в Питере дождь может пойти когда и где угодно, но чтобы на протяжении десяти лет после каникул топать под ливнем до школы – тут явно замешана какая-то природная аномалия. Ведь еще вчера же было солнце, такое ласковое и по-настоящему летнее, а сегодня на небе ни единого просвета, а стекающая в туфли вода еще холоднее, чем пол в моей комнате. Тут бы даже любимые тапочки не спасли… - Тань, у тебя все колготки грязные, - сообщила мне сестра на полпути к школе. Я обернулась и поняла, что она права – грязные брызги попали даже на юбку. В отличие от меня, сестра была абсолютно чистая, словно шла, вообще не касаясь земли, и это притом, что колготки у нее белые, под цвет многострадальных бантов. Ну ладно, я сама виновата… Ноги потом в туалете отмою, а на юбке пятна не так уж и заметны. - Мы уже почти пришли, давай быстрее, опоздаем! – сестра нетерпеливо тянула меня вперед. - Не опоздаем. Мне вспомнился утренний сон – видимо, я была так взбудоражена предстоящим возвращением в школу, что даже во сне боялась, что все пойдет не так. Скоро, совсем скоро я увижу своих одноклассников – отдохнувших, загоревших, наверняка изменившихся внешне и почти стопроцентно оставшихся неизменными внутри… - О, Монашка, привет! – гаркнул мне в самое ухо кто-то, и я невольно вздрогнула. – Кто это с тобой? Напугавший меня парень учился в параллельном классе. Парень, как парень, зовут Колей, вроде, в свободное время он катается на скейте, водит дружбу с нашими девчонками. Довольно симпатичный, вот только красота без праведного образа жизни стоит немного. - Это моя сестра, - ответила я, чувствуя, что краснею – так происходило всегда, стоило мне с кем-нибудь заговорить. – В первый класс идет. - Круто! – восхитился Коля, бесцеремонно дернув Соню за бантик. – Значит, у нас в школе теперь будут две монашки, ну прикольно же! И, явно не считая нужным продолжать разговор, Коля пошлепал прочь прямо через перекрывающий дорогу дождевой поток. Он даже не позаботился взять с собой зонт, поэтому, наверное, ему было уже неважно, если промокнут еще и кеды. А ведь так и заболеть недолго… - Это твой бойфренд, да? Я чуть не подавилась от неожиданности. И откуда моя семилетняя сестра знает такие слова?! Разумеется, нас с Колей ничего, кроме школы, не связывало, он мне даже не нравился. Мой идеал мужчины совсем не такой, то есть, у меня, конечно, вообще нет никакого идеала, мне же всего шестнадцать, да и православная девушка не должна забивать себе голову подобными мыслями… - А почему он тебя монашкой назвал? – продолжала свои вопросы моя не в меру любопытная сестренка. - Потому что не всем ребятам в школе нравится, что я верю в Бога, - мне очень хотелось промолчать, но я по опыту знала, что Соня не отвяжется. Главное, чтобы на первый вопрос отвечать не заставила… - Почему не нравится? – Соня нахмурилась – в ее голову такое явно не укладывалось. Родители решили не отдавать сестренку в детский сад – так же, как в свое время меня, - и мама сама учила Соню читать и писать. По выходным мы всей семьей ходили в воскресную школу, у сестренки там было много друзей, поэтому нельзя сказать, что она лишена общения. Вот только все, с кем играет Соня, тоже с детства посещают храм, и для нее наверняка будет неожиданностью, что большинство ее одноклассников не то что не верующие, а, наоборот, с радостью будут высмеивать ее за веру. Папа говорит, что нужно уметь отстаивать свои убеждения, да и пример святых отцов учит нас быть сильными, с божьей помощью преодолевать посланные испытания, но все же… мне страшно представить, что сестренке придется пережить то же самое, что переживаю каждый день я. Ей же всего семь лет… Хотя, зная Сонин характер, можно предположить, что она станет в классе заводилой, заставит всех принять крещение и устроит охоту на еретиков из параллельного класса… - Линейка вот-вот начнется, давай ты лучше присоединишься к своим, - предложила я, благо, что мы уже подошли к самым воротам школы. – Видишь свою учительницу? - Ага, - Соня мгновенно потеряла ко мне интерес, стоило ей увидеть толпу из букетов и бантиков, над которой возвышалась худая женщина в зеленом – Анна Геннадьевна, классный руководитель сестры, - державшая табличку с надписью «1А». Я проследила, чтобы Соня благополучно добралась до своих «ашек» и пошла искать своих. Так уж получилось, что у нашего класса тоже была буква «А», но, собственно, на этом все сходство и заканчивалось. Испуганные, тихие первоклашки были полной противоположностью шумной компании, от которых в буквальном смысле шел дым коромыслом – многие курили, нисколько не смущаясь присутствия учителей и угрозой быть оштрафованными. Еще в прошлом году директор, которой надоело, что устные выговоры и даже более серьезные меры в виде вызова в школу родителей не имеют должного эффекта и туалеты как мальчиков, так и девочек по-прежнему закиданы окурками, решила ввести систему штрафов: попался с сигаретой один раз – будь добр заплатить родной школе пятьдесят рублей, два – сто, и так далее, по нарастающей. Не знаю, штрафовали ли кого-нибудь на самом деле или обязательная вклейка в дневник (директор называла ее «прейскурантом») была лишь для устрашения родителей, но, судя по той беспечности, с которой мои одноклассники выдували дым прямо на школьном дворе, никто из них с новым школьным наказанием не сталкивался. - Танюха, радость наша! Одноклассники наконец-то меня заметили. Последовала череда не очень обидных шуток в адрес меня и моей юбки в частности, но в целом встреча была мирной, особенно если вспомнить, каким было расставание. Маме так и не удалось отстирать ту надпись с моей футболки… - Ну так вот, я про Пауля, - Голикова повернулась к своим подружкам, продолжая свой прерванный моим появлением монолог. – Он был таааакой классный, я его сразу заметила, но, разумеется, не подошла… Подружки нашей «королевы класса» загомонили, умоляя ее о продолжении. Вообще, Голикова каждый год класса с седьмого, если мне не изменяет память, возвращается осенью из круиза по каким-нибудь южным странам с ровным шоколадным загаром и историями о «тааааком классном» парне. Я знаю, что осуждать ближнего большой грех, но все же не могу не отметить, что Маша ведет очень неправедный образ жизни. Правда, иногда ее грехи бывают не такими тяжкими и она всего лишь оскверняет себя ложью, как сейчас, например. Но стайка подружек «королевы», похоже, пока не замечала, что им вешают лапшу на уши. Или делала вид, что не замечала… - А, народ, вы в курсе, что у вас в классе новенькая? – вклинился неизвестно откуда взявшийся Коля. – Мне мать сказала, что девчонка вроде как из Москвы, вся из себя пафосная, у родителей денег куры не клюют. Так что, Голикова, у тебя теперь появится серьезная конкурентка. - Сгинь, Соколов, - Машу, похоже, сильно разозлило, что Коля прервал ее рассказ о романтических закатах на пляже, да еще и подкинул информацию, которая будет явно поинтереснее. – Твой класс стоит с противоположной стороны, что ты здесь забыл? - Пришел друзей повидать, рассказать им последние сплетни, - Коля ловко увернулся от замахнувшейся было на него Голиковой. – А то всем давно надоело слушать про то, как ты перепихнулась с кем-то в темном закоулке. Нам этого и в школе хватает… Лицо Голиковой перекосилось, приняв воистину бесовское выражение, а в следующую секунду Коля уже прыгал на одной ноге, зажимая руками колено другой, куда пришелся неслабый удар высоченной шпильки. - Еще раз вякнешь что-то подобное, и у тебя больше никогда ни на кого не встанет, мудак! – прошипела Маша, яростно одергивая свою мини-юбку. Коля покрутил пальцем у виска, одними губами прошептав бранное слово в адрес Голиковой, но счел за лучшее не связываться. Когда-то Голикова и Соколов учились в одном классе, но потом жизнь их разделила. Директор решила поэкспериментировать и, что называется, отделила агнцев от козлищ – детей с хорошей успеваемостью, чьи родители хотели, чтобы они шли на золотую медаль или просто хорошо закончили школу, собрали в гимназический класс, а всех остальных определили в обычный. Родители Голиковой, хоть их дочь и не проявляла особого прилежания в учебе, выделили определенную сумму на «нужды школы», и Маша стала учиться в нашем классе, а Соколов остался среди троечников. Я слышала когда-то, что Коля одно время был влюблен в Голикову, но ее разгульный образ жизни, грубое поведение и несдержанность речи превратили любовь в ненависть. С тех пор не проходило ни дня, чтобы эта парочка не поругалась или даже не подралась. Вот что происходит, когда девушка отворачивается от Бога и перестает быть девушкой… - В общем, мы с Паулем заказали мартини и продолжили общаться, - Маша попыталась вернуть внимание своей аудитории. – И знаете, что он мне рассказал? Но подружки уже слушали Голикову без особого интереса и, стоило той сделать паузу, как началось бурное обсуждение сообщенной Колей новости. Маша надулась – в ее лице на этот раз не было животной злобы, скорее, она выглядела, как моя капризничающая сестра, когда ей не разрешают смотреть мультики по телевизору, - но привлечь к себе внимание больше не старалась, решив спрятаться за сигаретой. - Как думаете, почему новенькая к нам так и не подошла? Может, ее вообще сегодня не будет в школе? – в глазах Давыдовой горел азартный огонек. - Ага, не царское это дело, приходить вовремя на линейку, - фыркнул Минеев. – У нас еще половины класса нет, только мы приперлись к началу речи директрисы, как придурки. - А, может, она в пробке стоит? Соколов сказал, что она богатая, значит, квартира наверняка в центре, пока доберется… - Точно, не на метро же ей ездить! - Интересно, а какая у нее марка машины? Слава Господу, линейка началась и обсуждение частично потонуло в эхе от усиленного микрофоном голоса директора. Мне был непонятен интерес одноклассников к благосостоянию нашей таинственной одноклассницы. Иисус учил нас не думать о материальном, раздать свое богатство и отправиться проповедовать слово Божие. Возможно, в наше время это немного сложнее сделать, ведь на каждом шагу подстерегают столько искушений, но дорогая машина или квартира в центре не спасут душу, а, скорее, наоборот. Так что я очень сомневалась, что наша новая одноклассница окажется скромной и набожной. Вероятнее всего, это новая подруга для Голиковой – Маша не станет делать себе врага из того, с кем можно вместе ходить по бутикам. Речь директора оказалась на удивление недолгой – голос Елены Владимировны был простужен и она решила поберечь свое горло, - и нам разрешили заходить внутрь. Я хотела было сначала проводить Соню до левого крыла, целиком отданного первым классам, но меня унесло толпой в другую сторону, и я решила подчиниться. В конце концов, у Сони есть великолепный ориентир в лице ее новой учительницы, так что заблудиться она не должна, а после классного часа я уже буду с ней и мы вместе пойдем домой. Чувствую, впечатлений сестре хватит не только на все время дороги от школы, но и потом, когда мы будем обедать, а вечером с работы придет папа и она будет пересказывать свои приключения еще и ему… Нашей классной была преподавательница информатики, поэтому наш класс считался элитным во всех смыслах – мы могли пользоваться школьными компьютерами и интернетом в любое время, когда в кабинете не шли уроки. Одноклассники быстро расселись на крутящиеся стулья около стоящих вдоль стен компьютерных столов, но их постигло разочарование – Людмила Львовна оставила питание неподключенным. Минеев уже собрался исправить эту несправедливость, но тут в кабинет стремительно влетела наша классная. - Саша, фу! – рявкнула Людмила, и Минеев разочарованно попятился к своему стулу. – Зачем тебе компьютер, только вчера небось весь день в контакте сидел, да по аське со всеми присутствующими трепался. - А вот и не угадали! –Минеев радостно заулыбался. – Вчера я весь день задрачивался. Представляете, за лето я двух персов до восьмидесятого уровня прокачал! - Нашел чем гордиться, - фыркнула Людмила. – Летом надо на природу ездить, ягоды собирать и загорать. А ты только от монитора, наверное, и загораешь… Все захихикали и, признаюсь, я тоже не могла удержаться от улыбки. Саша Минеев ни дня не мог прожить без компьютера и большую часть времени тратил на любимые игры. Над такой его одержимостью у нас время от времени подтрунивали, но достаточно беззлобно, да и сам Саша был очень добрым и никогда не обижался. Вообще, он был единственным в классе, к кому я испытывала симпатию, и, возможно, если бы Саша не проводил так много времени в праздности, его взор обратился бы к церкви, где его с радостью приняли и наставили на путь истинный. Будь я хоть немного решительней, давно поговорила бы с Минеевым о вере… Но нет. Я слишком смущаюсь даже когда меня просто вызывают к доске, быть проповедником не мой удел, хоть папа и пытался всегда добиться от меня решительности в подобных делах. - А где же новенькая? – крикнул кто-то из конца кабинета. - Уже все знаете, да? – усмехнулась Людмила Львовна. – Наверняка Соколов на хвосте новость принес. - Между прочим, эта девочка, кто бы она ни была, уже прогуляла линейку и половину классного часа, - Маша презрительно скривила губы. – Неужели ей за это ничего не будет? Или школьные правила писаны не для всех? - Голикова, уймись! – одернула ее классная и собралась было добавить еще что-то, но тут в дверь постучали. - Можно? – показалась встрепанная девчачья голова. – Простите, мы никак кабинет не могли найти. - Ничего страшного, проходите, - Людмила приветливо улыбнулась. В класс зашли сразу две девочки – та, что спрашивала разрешения, была немного выше меня, с распущенными русыми волосами, растрепавшимися, наверное, от беготни по этажам, и светлой улыбкой на тонких губах, а вторая была на целую голову ее выше, с пышными формами и очень серьезным выражением лица. Они, казалось, были полной противоположностью друг другу, причем, как внешне, так и по характеру. Первая оглядывала класс открыто, дружелюбно, вторая сдержанно и слегка настороженно. И все же, эти девочки явно были хорошо знакомы друг с другом – как только они вошли в кабинет и встали рядом около учительского стола, русоволосая взяла серьезную за руку, словно искала поддержки или, наоборот, успокаивала. - Это наши новенькие, - объявила Людмила, улыбаясь недоумению, отразившемуся на лицах присутствующих – еще бы, ждали же всего одну, а появилось целых две, – Алиса и Анна. Думаю, вам всем не терпится задать им кучу вопросов, так что вперед. - Почему вас двое? – тут же подал голос Минеев. – И как вас различать? - Мы вроде не близнецы, - фыркнула та, что пониже. – Я Алиса, а это моя подруга Аня. Нас давно двое, еще с детского сада. - Это правда, что вы из Москвы? Или это тоже придумал Сокол наш ясный? - елейным голоском поинтересовалась Голикова. По выражению торжества на ее лице можно было понять, что перевод в наш класс даже двух новеньких больше не пугал нашу «королеву». То ли Коля что-то неправильно понял из рассказа матери, работавшей в школе преподавательницей биологии, то ли он нарочно преувеличил некоторые факты, но ни одна из девочек вовсе не походила на богатенькую принцессу из высшего общества. Обычные прически, обычная одежда, ничего вычурного или вызывающего. Аня с Алисой ничуть не походили на Голикову, а для нее это значило, что они ей не конкурентки. - Мы правда из Москвы, - отвечала по-прежнему Алиса – хоть и несколько озадаченная таким нелюбезным приемом, она все равно выглядела не такой замкнутой, как ее подруга, которую та продолжала держать за руку. – Мой папа получил здесь работу и нужно было переезжать, а, поскольку мы с Аней всегда неразлучны, то родители отпустили ее со мной. Так что учиться мы будем здесь, в Питере, в вашей школе, целых два года. Надеюсь, мы с вами подружимся! Алиса широко улыбнулась и посмотрела на подругу, которая, хоть и не разделяла ее энтузиазм, но все-таки тоже изобразила легкую улыбку. На мой взгляд, девочки были очень милыми и совсем не заносчивыми. Аня, правда, немного мрачновата, но ее можно понять – окажись я сама перед целым классом ребят, которых впервые вижу, тоже молчала бы и боялась. А еще краснела бы, как перезревший помидор… - Раз уж можно спрашивать, то задам еще вопрос, - по лицу Маши я поняла, что она задумала какую-то гадость. – Вы такие разные, прямо противоположные, что ли, а дружите так давно. И все это время так мило держитесь за руки… Скажите, вы, случаем, не лесбиянки? Я не сдержала шокированного вздоха, который тут же потонул в хихиканье приспешниц нашей «королевы». Поняв, что новенькие вовсе не та сенсация, на которую они надеялись, подружки Голиковой сразу же подхватили идею своего лидера – а именно, в первый же день показать нашим новым одноклассницам их место. Чтобы не питали иллюзий, что эти два года будут для них наполнены радостью и дружескими улыбками… - Голикова, как тебе не стыдно?! – Людмила Львовна была единственной, кроме меня и девочек, кого еще шокировал этот вопрос. – А ну, угомонитесь все сейчас же! Вы что, не понимаете, что новенькие сейчас смотрят на вас и делают выводы о нашем городе в целом? - А что тут такого? – подала голос Давыдова. – Питер – культурная столица, значит, просвещенная, без предрассудков. Новый приступ хохота. Улыбка на лице Алисы погасла, а вот Аня скорее выглядела злой. Она потянула подругу за собой, они сели неподалеку от меня за парту, но веселье все не кончалось. Ребята с подачи довольной Голиковой задавали все новые и новые вопросы, пытаясь превзойти друг друга в их извращенности, а Людмила Львовна тщетно пыталась прекратить это безобразие. В итоге, классная пригрозила позвать директора, и страсти, слава Богу, улеглись. Оставшуюся часть классного часа Людмила рассказывала о планах на год, о возможных экскурсиях и необходимых суммах, которые необходимо было сдать на не кончающийся со времен моего поступления в первый класс ремонт. Ребята вроде забыли про травлю, но то и дело поглядывали на девочек и о чем-то перешептывались, еле слышно хихикая. Алиса опустила голову так, что волосы почти скрывали ее лицо, и просидела в такой позе до конца классного часа, не реагируя даже на попытки Ани привлечь к себе внимание. Едва прозвенел звонок, подруги вскочили и вылетели из класса под нестройное улюлюканье, посланное им вслед друзьями Маши, так что я, уже совсем было решившаяся подойти к ним и утешить, оказалась лишена этой возможности. А все оттого, что я не смогла отринуть страх и поставить на первое место не себя и свою вечную робость, а ни в чем не повинных девочек, над которыми так жестоко поиздевался весь класс. Соня уже ждала меня в раздевалке, когда я спустилась вниз и собиралась идти в крыло для первых классов. Как я и предполагала, сестра была полна впечатлений и горела желанием поделиться ими со всем миром. Я была настолько расстроена, что слушала сестренку вполуха, хорошо еще, что та, как глухарь на току, не слышала и не видела ничего, в том числе и моей кислой физиономии. Едва переступив через порог квартиры, Соня прямо в куртке бросилась на кухню, чтобы поведать о своих эмоциях маме, а я тихонько прошмыгнула в свою комнату. В нашей квартире было множество икон, некоторые остались еще от прабабушки и пережили революцию, блокаду и перестройку. Мне с детства нравился образ Казанской Божьей Матери – эта была крестильная икона бабушки, которую та полжизни прятала под полом тех квартир, в которых ей приходилось жить. Маленький, потемневший от времени образ стоял в моей комнате, сколько я себя помнила, а лет с шести я сама зажигала подле него лампаду, которая могла гореть всю ночь, напоминая о том, что Господь оберегает нас в любое время дня и ночи, нужно только открыть ему свое сердце. Я зажгла лампадку и, встав на колени, начала молиться. В такие минуты, как сейчас, я не читала выученные с детства молитвы, а говорила своими словами, стараясь, чтобы они исходили из самых глубин души. Я просила Господа о том, чтобы он простил мне мои грехи и дал сил исправиться. Я страстно молила о том, чтобы Бог защитил всех несправедливо угнетенных, дал утешение страждущим и укрепил их веру. С каждым произнесенным полушепотом словом я все больше убеждалась в том, что Господь меня слышит и обязательно поможет, ведь он бесконечно добр ко всем своим детям. Под конец я решила отдельно попросить за новеньких, но вдруг столкнулась с одной, казалось бы, неразрешимой проблемой. - Господи, защити от всякого зла рабу Твою Анну и рабу… Разве Алиса – православное имя? Я никогда не слышала о такой святой, значит ли это, что у девочки нет покровителя? Да нет, быть не может… Нужно посмотреть в церковном календаре или спросить у батюшки. Точно, завтра же выходной, мы как раз идем в воскресную школу, там я и спрошу. А пока что оставалось только надеяться на всеведение Господа и на то, что он понял, кого конкретно я имела в виду в своих молитвах.