Испанцы и французы

Во всём Лувре сегодня царила обстановка торжественного ожидания. Все придворные были в возбуждении, волнении, все трепетали от одной лишь мысли, что уже через час они, наконец, узнают ответ на вопрос – кто же станет капитаном французской армии? В высших дворянских кругах борьба за эту должность была нешуточной, поскольку все понимали, какие невообразимые возможности она открывает перед человеком. Претендентов на это вожделенное место было предостаточно, но слухи ходили лишь о нескольких из них, самых ярких лиц в политической жизни Франции – во-первых, большинство придворных сходились во мнении о том, что, скорее всего, капитаном армии будет назначен Генрих де Гиз, «первый воин Франции». Этот человек имел далеко идущие планы на французский престол, и целая армия, состоящая из крепких и закалённых в боях воинов, очень пригодилась бы герцогу в этой непростой задаче – как он грезил об этой должности!.. Следующим претендентом на мундир капитана армии был Луи де Клермон, граф де Бюсси. Образец доблести и благородства, человек, которого обожали женщины и боялись мужчины, мог бы прекрасно справиться с такой задачей, как управление армией, поскольку одну третью часть этой самой армии он и сам мог бы заменить. И, наконец, ряд блистательных лиц замыкает наш «любимый» Келюс! Этот главный миньон пользуется такой популярностью и такой благосклонностью короля, что Генрих III непременно бы отдал своему любимцу самую лучшую должность. Невозможно описать словами тот трепет, который испытывали в этот день вышеназванные личности – их сердца одинаково взволнованно дрожали, и разница их была в том, что внешне Бюсси и Генрих Гиз выглядели так, что нельзя было определить с первого взгляда, какие страсти бороздили их души; в отличие от Келюса, который просто светился от радости, полностью уверенный в своей победе. Итак, придворные собрались в тронном зале Лувра, где король находился в окружении своих миньонов и непринуждённого, веселого Шико. Он вёл себя так, как будто исход дела всем уже был давно известен, и совершенно непонятно, из-за чего такой ажиотаж? Впрочем, приподнятому настроению шута никогда нельзя было довериться: он практически никогда не снимал со своего лица маску приветливости, и один только Бог ведал, какой тайный замысел поселился в сердце Шико. А вот на Его величество сегодня невозможно было взглянуть без сочувствия: он сидел на троне, устремив в сторону Келюса взгляд, полный искреннего сожаления и мольбы о прощении, как будто Генрих III намеревался вот-вот сделать то, что вдребезги бы разрушило все надежды и чаяния любимого миньона. «Но ведь таков мой долг, бедный Келюс! У меня нет другого выбора!» - говорил этот взгляд. – «Ах, если бы всё в этом королевстве происходило только по моей воле!..» -Ты слишком печален для такого радостного события, Генрих, - вполголоса начал Шико, явно удивлённый настроением короля. - Не стоит своим грустным видом портить вечер всем остальным придворным! -Келюс-Келюс… - повторял Валуа, не отрывая взгляда от Жака де Леви и как будто не внимая словам шута. – Как же он будет огорчён!.. Услышав эти слова, Шико красноречиво возвёл очи горе. -Как же трогательно ты заботишься о своих миньонах! – иронично произнес шут. – С тем же усердием можно было бы позаботиться о благополучии своей страны! Сын мой, смирись с этим: да, Келюс будет не просто огорчён; он будет в бешенстве, он будет рвать и метать! Я это знаю, потому что иначе на крушение своей мечты не может отвечать человек, который с такой напыщенностью рассказывал своим друзьям о том, как хорошо будет на нём смотреться мундир капитана; но прояви ты хоть раз в жизни свою королевскую волю, не потакай этим жалким миньонам! Разве их капризы для тебя важнее интересов Франции? -Ты слишком много на себя берёшь, Шико! – мгновенно возмутился Генрих III; от былой печали не осталось и следа. – Мало того, что ты оскорбляешь самых преданных мне людей – ты ещё смеешь учить меня управлению государством! Ты – шут, и потому изъяви желание не вмешиваться в дела государственные и делать лишь то, что тебе предписано! «Ты взбешён – значит, я задел тебя за живое, Генрике,» - усмехнулся Шико своим мыслям; он принял такой победоносный вид, как будто только что справился с тяжёлой миссией. – «Зато эта лёгкая встряска не позволит тебе вновь погрузиться в уныние – ты станешь намного бодрее!» -О, как скажешь! – весело произнёс шут. – Но позволь мне заметить, что гости уже готовы к представлению, которое пора бы начать; заметь, что я не настаиваю и не вношу коррективы в твой тонко продуманный план, и, конечно же, я не сую свой некрасивый нос в твои тайные хитросплетённые дела. Я лишь намекаю на то, что пора бы, наконец, сбросить завесу тайны! -Эти кривляния иногда очень раздражают, - произнёс крайне недовольный король и поднялся с трона, окинув всех собравшихся надменным взглядом. -Кривляться – это моя обязанность, - ехидно ответил Шико. – Ведь я – шут! Но Генрих III уже не услышал его слов, или, вернее, не хотел слышать; взгляды всех придворных разом устремились на Валуа, все разговоры тут же прекратились – всё замерло здесь, как только король с величественным видом призвал гостей к тишине. Только в этот напряжённый момент можно было заметить, до какой степени был встревожен Бюсси: до этого он старался за праздными разговорами с друзьями-анжуйцами скрыть волнение своей души, но сейчас, когда все вдруг затихли, прежние переживания вернулись вновь и Луи всерьёз испугался того, что неистовый стук его сердца может быть слышен во всей зале. Он бросил взгляд в сторону герцога де Гиза, ещё одного претендента на место капитана, и поразился тому, насколько его соперник был невозмутим, по крайней мере, внешне. Ни одна жилка на его лице не дрогнула ни волнением, ни возбуждением – словом, ни одним из тех чувств, которые сейчас испытывал Бюсси. Келюс совсем не демонстрировал чудес стойкости: если Луи де Клермон хоть как-то старался сдерживать свои эмоции, то Жак де Леви, весь красный от нетерпения, кусал собственные усы и чуть подрагивал, как будто ему было холодно. Король, собравшись с духом, начал свою речь: -Господа! Я долго размышлял над тем, кто из королевских подданных обладает достаточной смелостью, умом и ловкостью, чтобы иметь честь возглавить французскую армию. Это решение было непростым для меня, но я сделал вывод, что именно этот человек будет отличным капитаном: он невероятно храбрый, самоотверженный, он одарён незаурядным умом и красноречием, он словно рождён для армии! Кто же ещё сможет так воодушевить солдат, чтобы они сражалось за своё отечество с неистовством, не щадя собственной жизни? Но воодушевить не только словом, но и личным примером; я уверен, что этот человек настолько предан Франции, её народу и королю, что с радостью положил бы на алтарь победы свою жизнь. «Это я, я!» - трепеща от радости, думал Келюс, который явно переоценивал собственные способности. «Неужели он объявит меня?» - дрожа от волнения, размышлял Бюсси, которого товарищи одаривали такими взглядами, словно заранее поздравляли его с победой. «Заканчивай, заканчивай эти пламенные речи, Валуа!» - мысленно призывал герцог Гиз, всегда отличавшийся особой воинственностью. – «Всем и без того понятно, что капитаном буду я!» -Пригласите капитана! – громко объявил Генрих III, и слуги тотчас же распахнули двери тронного зала. Все собравшиеся ахнули. На пороге появился мужчина невысокого роста, крепкого телосложения, с тёмно-русыми волосами и ясными голубыми глазами. Живым, быстрым взглядом окинул он всё помещение; такому капитану двор явно не был рад. Кто-то бросал на него взгляды презрительные, кто-то – гневные, кто-то был приведён в замешательство королевским выбором, но новый командующий армией, казалось, готовился именно к такому приёму. Он держался с непринуждённой лёгкостью так, будто источником этого весёлого настроения и была недоброжелательность остальных, и чем больше нарастало недовольство толпы, тем бодрее становился наш герой. -Господин Готье Боннар только вчера вечером вернулся из Бельгии, а сегодня днём он уже готов приступить к обязанностям капитана. Ведь я не ошибаюсь, сударь? – обратился к нему Генрих III. -Вы абсолютно правы, Ваше величество, - Боннар поклонился королю и всем придворным и торжественным тоном продолжал. – Возглавлять французскую армию – великая честь для меня, и я счастлив, что оказался этой чести удостоен. Я клянусь, что буду в точности выполнять все приказы Вашего величества, решать самые непростые задачи, которые только будут попадаться на суровом военном пути. Я готов к службе, Ваше величество! Его звучный, полный энергии голос невольно производил впечатление на окружающих; Готье казался спокойным и уверенным в себе, как человек, привыкший в любых обстоятельствах рассчитывать только на себя и собственные силы. Такие люди всегда молчат о собственных проблемах, но если трудности возникают в жизни их друзей, они всегда принимают живейшее участие в судьбе своих ближних. Но никто из придворных, похоже, не думал о новом капитане ничего положительного. Люди, которые смотрели на него то с опаской, то с отвращением, явно припоминали этому человеку какую-то страшную ошибку, для которой, видимо, не существовало срока давности. -Посмотри, мама: тот самый Готье Боннар, о котором ты рассказывала мне! – в самой гуще толпы находились мать и дочь, обе испанки; первой на вид было не больше сорока лет, второй едва исполнилось двадцать. Дочь что-то оживлённо, но тихо говорила своей маме так, чтобы ни один посторонний не смог подслушать их. – Но разве его не изгнали за особую преданность герцогу Анжуйскому? -Изгнание – слишком громкое слово, Шарлиз, - так же тихо ответила женщина. – Просто некоторые люди (не будем называть фамилий) очень хотели, чтобы Боннар надолго покинул Францию, и они добились своего. -И он вернулся, чтобы отомстить? – быстро прошептала девушка, и в глазах её невольно блеснул огонёк; её воодушевляло всё, что было связано с восстановлением справедливости в этом мире. -Возможно… Но тише! Сейчас снова будет говорить король. И действительно, Генрих III сошёл со ступенек своего трона и подошёл к Готье, довольный решимостью нового капитана. -Ваша уверенность невольно вселяет доверие, господин Боннар! – похвалил Валуа и протянул ему руку. Капитан почтительно поцеловал руку короля, и после этого они при всех обговорили, когда и где Боннар приступит к своим новым обязанностям. -Дело за формальностями… Кажется, торжественный приём подходит к концу. Ты видишь, мама? Ещё две минуты, и все начнут расходиться… Ты слышишь меня? – Шарлиз (так звали вышеописанную девушку) резко обернулась и с удивлением обнаружила, что Елена (следовательно, так звали мать) уже куда-то ушла; затем, бросив взгляд в сторону двери, она увидела, что Елена вместе с Шико плавно и незаметно двигались в сторону двери, прочь из этой залы. «У них снова какие-то секреты! Какие же на этот раз, дорогой Шико?» - с азартом подумала дочь и, дождавшись, когда придворные стали покидать помещение, так же незаметно направилась по следу вышеназванных героев.