Испанцы и французы

Шико и Елена направлялись в ту самую комнату, где провёл свою первую брачную ночь несчастный Сен-Люк, оторванный от прелестной Жанны; шут, убедившись, что их никто не может подслушать, с крайне обеспокоенным видом облокотился о камин и пристально посмотрел в лицо Елены, которой, казалось, передалось его напряжённое состояние. -У меня есть две новости, обе плохие; с какой предлагаешь начать? – без вступлений начал Шико. -С худшей, - ответила Елена, сделав знак, что полностью внимает словам собеседника. -Меня очень беспокоит наш братец Горанфло, - сказал Шико и нервно стал измерять шагами комнату, устремив омрачённый тяжёлыми думами взгляд куда-то в пол. Обернувшись к женщине, шут быстро заговорил. – Он целую неделю днями и ночами пропадает в отдельной комнате в своём любимом кабачке, постоянно пьёт… -Но ведь это его обычное состояние! – Елену крайне удивило то, что её друг нашёл что-то странное в разгульном образе жизни этого прожорливого сборщика милостыни. – Что же тебя так пугает? -То, что в обычном своём состоянии он не льёт горьких слёз и не грозится повеситься на шнурке от собственной рясы! – горячо зажестикулировал Шико. – Елена, он в глубоком отчаянии; но больше всего мне не даёт покоя то, что я не могу узнать причины этого подавленного состояния. Когда спрашиваю у него: «Что с тобой случилось, куманёк?», он начинает рыдать с новой силой и бормочет нечто бессвязное, и из всех его слов я могу разобрать только: «Анжуйский», «В моей постели», «Мне страшно»! Но вчера я всё-таки смог добиться от него членораздельной речи, и он поведал мне нечто ужасное. Оказывается, его… Если можно выражаться так… Обесчестили! -Но как можно обесчестить того, кто о чести и не слышал?! – теперь и Елена не на шутку встревожилась. - Шико, расскажи эту историю во всех подробностях. -Вот тебе подробности: неделю назад наш куманёк отмечал день рождения Панурга и так сильно напился, что совершенно лишился самообладания, а наутро никакие усилия не помогли ему вспомнить, что же происходило непосредственно в день празднества. И что он мне рассказывает? Он говорит, что утром после дня рождения осла он проснулся в постели… не один! Представь, что Горанфло просыпается после попойки, медленно переворачивается на бок, ещё медленнее открывает глаза и, когда взор его перестаёт быть замутнённым от хереса, он видит перед собой лицо герцога Анжуйского! -Невозможно! – ахнула женщина. – Горанфло, видимо, тогда ещё не в полной мере освободился от объятий зелёного змия и видел только галлюцинации! -Я подумал то же самое, - кивнул Шико и продолжил. – Но братец настаивал, он говорил, что перед ним лежал тот самый наследник французского престола! И когда Анжуйский проснулся, то он, по словам Горанфло, сладко потянулся от дрёмы, зевнул так, что рисковал свернуть себе челюсть, и зловеще, с лукавым огоньком взглянул на нашего куманька. -Точно: зелёный змий, - для Елены сейчас эта правда была настолько невероятной, что она до конца отказывалась в неё верить. -Я тоже был в этом убеждён! Но слёзы Горанфло смягчили мою непреклонность; наш братец очень страстно утверждал, что герцог, пробудившись ото сна, коварно улыбнулся и сказал, что об этой ночи никто не должен узнать. Куманёк был в недоумении, в страхе, в трепете – конечно, ведь они оба проснулись почти раздетые, а бедный монах ничего не помнил! «Как же это возможно, Ваше высочество», - начал он дрожащим голосом, от ужаса еле извлекая из себя звуки. – «Мы с Вами не могли…» «Как видишь, смогли, брат Горанфло», - ответил Валуа самым будничным тоном, как будто ничего необычного не произошло, и стал одеваться. – «Ты знаешь, с мужчинами я редко устраиваю ночные свидания, но провести ночь с тобой было моей давней мечтой». «Господи!» - возопил бедный сборщик милостыни, зарыдав. - «Я же ничего не помню!..» «И не должны помнить», - прервал его Анжуйский, грозно взглянув на нашего друга. – «Вы должны вести себя так, как будто ничего не произошло; я присоединился к Вашему пиршеству не для того, чтобы об этом узнал весь Париж». «Боже, за что мне это?!» - слёзы непрерывным потоком стали стекать по щекам Горанфло, как два могучих водопада. - «Неужели такое наказание мне за грешную жизнь, за мое пьянство, за моё обжорство, за моё воровство?!» «Ах, поздно раскаиваться, дорогой брат», - ехидно улыбнулся герцог, закончив утреннее переодевание. – «Мне с Вами было очень даже хорошо. Надеюсь, наше свидание ещё когда-нибудь повторится; а теперь прощайте! Мне нужно торопиться в Лувр». Надев шляпу, Валуа стремительно покинул кабачок и отправился к себе домой, оставив нашего сборщика милостыни в отчаянии, в слезах, в жажде смерти. -Это вопиющий случай! – воскликнула Елена, которая после этого рассказа прониклась сочувствием к брату Горанфло. – Разврат творится в доме Валуа… Но что же ты намерен делать, Шико? -Я, в первую очередь, накажу виновного, - с видом крайней решительности ответил шут. – А виновный только один – это герцог Анжуйский. Я заставлю его просить прощения у Горанфло, заставлю его искупить вину, ещё и заплатить проценты!.. Но пока что нужно вернуть к жизни нашего куманька… А для этого я обязательно затею какое-нибудь увлекательное путешествие. -После Англии он наверняка вернётся во Францию счастливым, - предложила Елена. – После этого отвратительного пива, которое обожают в Англии, после этой ужасной овсянки на завтрак он с радостью вернётся на родину, где еда всегда сочная, жареная, приправленная самыми ароматными специями, а самое лучшее бургундское он всегда может найти только во Франции. -А теперь приготовься услышать вторую новость, потому что она касается именно тебя, - начал Шико таким тоном, который заставил собеседницу насторожиться. -Говори, - кивнула она. -Твой муж – заговорщик! -Как?! – воскликнула женщина. – Откуда ты это узнал?! -Я узнал это, - тут он резко снизил голос и подошёл к Елене ближе, будто боясь, что их могут подслушать в этой потайной комнате короля. – Потому что сам был на собрании так называемой «святой Лиги», хотя, на самом деле, это было сборище заговорщиков с семейством Гизов во главе! -Снова заговоры… - прошептала Елена и уже обычным голосом добавила. – Но при чём здесь мой муж? Ведь он всегда был на стороне короля, ни в какие тайные общества он не вступал, и его политические предпочтения ясны для всех! -Твоему мужу не повезло, - с сожалением вздохнул Шико. – Оливье Ноэль, человек, фамилию которого ты носишь, оказался жертвой пропаганды Гизов и всё того же герцога Анжуйского; они подчинили его волю себе, и теперь он, как и все лигисты, свято верит в то, что наш король – еретик, что Франция, а вместе с ней и вся католическая вера в опасности, и самое полезное, что он может сделать для своей любимой родины – это избавиться от Генриха Третьего, пособника всех гугенотов. -Дитя, - досадно покачала головой женщина. – Ему сорок один год, но он ведёт себя, как семнадцатилетний юноша. -Согласен; но представь, как я был удивлён тем, что на этом собрании Лиги был также и Боннар! -Боже мой! Неужели и он решил сместить законного короля с трона? -Я так не думаю, - возразил шут. – Готье слишком умён, чтобы участвовать в заговорах; скорее всего, он ведёт двойную игру… И потом, тебе не кажется странным то, что, по словам Генриха, Боннар только вчера вечером вернулся из Брюсселя, а днём он уже назначен командующим всей французской армии? То есть, вечером он приехал в Париж, ночью был на собрании Лиги, а днём… -Вся эта история очень смутна, как и все события, которые связаны с заговорами, - сказала Елена. – Но меня в твоём рассказе больше беспокоит Оливье, чем Боннар; придётся мне вытаскивать мужа из заговора!.. -Смею заметить, что Боннар, судя по всему, пытался отговорить твоего супруга вступать на этот скользкий путь интриг. Я видел, как Готье отвёл Оливье в сторону, что-то с крайне озабоченным видом шептал ему, но твой муж сопротивлялся, качал головой, был непреклонен, и повторял: «Нет, сударь! Для меня ничто не может быть важнее, чем дела Франции!» -Сама наивность! – обречённо вздохнула Ноэль, осознавая, что исправить характер мужа ей не под силу. – Его простодушие иногда бывает столь беспредельно, что от него страдает вся наша семья. -Елена, можешь спать спокойно – в деле дворцовых интриг я кое-что смыслю, и я сделаю всё возможное, чтобы в этом заговоре не пострадал ни твой муж, ни мой возлюбленный Генрике, и чтобы при этом виновные были наказаны. Помни: ты – один из немногих моих друзей, которым я могу доверять так же безгранично, как самому себе; я никогда не оставлю тебя один на один с бедой, потому что Шико делает для своих верных друзей всё, что в его силах, и даже больше. -Я никогда не сомневалась в тебе, Шико, - с выражением искренней благодарности ответила Елена. – Спасибо тебе, друг! И я, в свою очередь, могу сказать тебе то же самое: ты – мой единственный друг во всей Франции, и ради того, чтобы помочь тебе, я тоже сделаю всё, что мне под силу. Тут пробили часы, возвестив о том, что два друга проговорили целый час. -Как долго! – спохватился Шико. – Наше отсутствие могут заметить; скорее, вернёмся ко всем остальным. Они ушли обратно в тронный зал, так и не заметив дочь Елены, которая всё это время стояла под дверью и слышала каждое произнесённое в потайной комнате слово. «Мой отец – заговорщик, мой отец – под гипнозом», - судорожно размышляла Шарлиз. – «Нет, помощи одного Шико здесь будет мало – я должна вмешаться в это дело!»