Осознание

Глава 16.       Что есть страх? Страх - всего лишь защитная реакция организма, что самопроизвольно включается в те моменты, какие могут оказаться опасными для его нормальной жизнедеятельности. И главная его задача заключается в том, чтобы избегать подобных моментов, сохраняя прежнюю функциональность, без каких-либо повреждений, а для этого чаще всего он требует бежать, как можно дальше и как можно быстрее, отказываясь от того пути, что является опасным, насколько бы правильным при этом ни был. В страхе нет ничего постыдного, поскольку с молоком матери, с генокодом миллионов предков и пройденных поколений в кровь и плоть человека передается желание жить. Конечно, с самого начала это было лишь рефлексом, что позволял спасаться от хищников и хищных тварей, и потому до сих пор люди рефлекторно дергаются от резких и неожиданных звуков, выскакивающих перед ними препятствий и непонятных предметов, реагируя как и положено жертве при появлении опасного врага – моментально напрягая все силы организма и готовясь бежать. Однако чем дальше человек развивался, чем сложнее становились его мысли, тем дальше совершенствовался и страх, приобретая новые формы и образы. Люди научились бояться неизведанного, привыкая жить в том уютном мирке, что сами создавали, научились страшиться себе подобных, поскольку лишившись природных врагов, что уже не могли серьезно навредить популяции, начали с упоением истреблять друг друга. Научились бояться эмоций… Сознание познавало само себя, и люди в социуме познавали друг друга, радуясь, играя, конфликтуя и споря. Общение становилось все теснее, вызывая все новые и новые эмоциональные всплески, о каких их предки не могли даже и думать. Только не все они были положительны для организма, порой заставляя его страдать и мучиться, и тогда страх получил новую форму, заставляя людей отгораживаться от подобных переживаний, чтобы не получать повреждений, не физических, но духовных.       И Эдвард чувствовал, как его охватывает страх. Тот страх, что когда-то очень давно он смог перебороть, но ошибся, не увидев всех последствий, и тот, что позже очерствил его душу, превратив в камень, о который разбились все остальные эмоции. Ему никогда не было страшно за себя, своей жизни и души не жалко ради поставленных целей, они просто больше не были ценностью в его глазах, но ему все еще было страшно за тех, кто с ним рядом. За тех, кто ему дорог. И теперь ему стало очень страшно за Алису, за того человека, что вновь разбудила в нем то чувство, от которого когда-то отказался, заставив себя верить, что оно всего лишь слабость, способная помешать двигаться дальше.       Эта девушка всего лишь за несколько слов стала самым близким ему человеком не только в этом мире, но и в его родном, где родился, где сражался и где убивал. Всего лишь несколько сказанных слов, и душу словно разорвало, брызнув черной и гнилой кровью, слишком долго застоявшейся в гнилых сосудах, что давно перестали пульсировать. И теперь забились с новой силой, напоминая ему, как же это больно и мучительно, когда рядом тот, кого ты боишься потерять.       Девушка не успела даже убрать губы от его кожи, как подобные мысли словно яркой полосой прорезали его сознание, заставив вздрогнуть от неожиданности. Рефлекторно сгреб девушку двумя руками и крепко прижал к себе, так что та только пискнула от неожиданности, и зарылся лицом в ее волосы, надеясь, что никто не заметит той глупой и бессмысленной слезинки, выкатившейся из глаза.       - Я обещал, что никогда больше… никогда… и я нарушил слово… - проговорил он шепотом, не желая выпускать Алису из объятий, - Я не должен был… Я не имею право на подобное…       - Эд, ты что делаешь? – прогудела девушка, пытаясь выбраться, но получилось далеко не сразу, лишь когда он сам смог справиться с накатившими на него чувствами.       - Я вам тут не мешаю? – ехидно заметила Ульяна, про которую в этот момент Эдвард почти забыл. Зато не забыла она сама, довольная при этом настолько, что, кажется, еще немного и ее физиономией можно будет заменить Солнце, лучилось удовольствием никак не меньше.       - Ульян! – буркнула на нее Алиса, отряхиваясь и пытаясь привести в порядок взъерошенные волосы, но сама при этом покраснев так, что на ее лице можно было яичницу жарить, - Не говори глупостей! – а потом все-таки повернулась к Эдварду, окончательно забывшему о еде и уставившемуся куда-то в пол, уйдя в глубокие дебри собственного разума, - Эд, о чем-ты сейчас говорил?       - Ни о чем особенном, - он постарался выдавить из себя улыбку, но получилось плохо. Первичный заряд эндорфинов, взорвавший мозг в первые минуты, когда наконец-то смог себе признаться в том, что сидящая рядом с ним рыжая девушка очень ему дорога, прошел. И теперь на его место приходили куда более мрачные размышления, какими никого не хотел пугать, - Не бери в голову, - спиной прислонившись к стенке домика, сделал несколько больших глотков из открытого пакета сока, сладкого, но уже успевшего согреться, оставляя во рту не очень приятное вяжущее ощущение.       - Тогда скажи, ты сейчас серьезно говорил? – Алиса тоже прислонилась к стене рядом с ним, - Или просто для того, чтобы успокоить меня? – кажется, ей тоже не просто так давались подобные признания, и сейчас тоже чего-то очень боялась, - Пожалуйста, говори честно, я больше не смогу слушать вранье…       - Я никогда тебе не врал, - Эдвард погладил девушку по щеке, видя в ее глазах страх, смешанный с надеждой и одновременно с ожиданием. Она очень хотела услышать ответ, но боялась того, каким он может быть, - Недоговаривал, признаю, но лишь потому, что не знаю, могу ли тебе рассказать всю правду. И я никогда не вру о подобных вещах, слишком сложно они даются…       - И ты… не передумаешь? – у нее неожиданно на глазах снова появились слезы, словно зацепило какое-то старое болезненное воспоминание, спрятанное глубоко внутри, но все еще продолжающее тревожить ее еще слабую, не обточенную испытаниями, душу. Ее ручка как-то особенно крепко схватилась за локоть Эдварда, словно боясь, что сейчас он вырвется и сбежит.       - Хватит уже ваших телячьих нежностей, - Ульяна кинула в них кусочком булки, напоминания, что кроме них здесь есть еще один живой человек. Эдвард рефлекторно перехватил его, успев увидеть, как что-то летит в его сторону, но потом чуть не рассмеялся, представляя, как их с Алисой разговор действительно выглядит со стороны. И что в чужом присутствии действительно не стоит так себя вести. Его собеседница, кажется, тоже сообразила, что перешли на действительно личные темы, и бросила строгий взгляд на Ульяну.       - Уль! – попросила она, но ее соседка, кажется, действительно поняла, что лишняя здесь и в этот момент. На ходу дожевывая бутерброд с колбасой, полезла в окно, ничуть не стесняя того, что с грязными босоножками забралась на стол.       - Я пойду пока прогуляюсь, - озорно подмигнув, перпетуум-мобиле в человеческом обличии, с шумом спрыгнула на траву, озорно им подмигнув, - Так что минут двадцать у вас есть. Если что, я буду стучаться! - прежде чем Эдвард успел запустить в нее обратно недоеденной булкой, с хохотом скрылась за углом домика.       - Вот что за девчушка такая… - хлопнув себя по лбу, протянул Эдвард, - Если по лагерю опять слухи пойдут, то, клянусь Небом, косы ей оборву…       - Она же ребенок, - улыбнулась Алиса, возвращая голову ему на плечо, явно уже считая это место своим по праву, - Хотя ты прав, она очень говорливая. Эд… ты не ответил на вопрос, - добавила спустя несколько секунд, пока просто молча сидели рядом, разбираясь в собственных мыслях. Для Эдварда все складывалось как-то слишком быстро, особенно после того, как сам же раз за разом убегал от подобных моментов, буквально преследующих его в этом лагере.       - Алис, понимаешь, - он усмехнулся, - есть такие понятия, против которых нельзя спорить. И одно из них как раз и заключается в том, что необходимо держать слово. Если я что-то сказал, то не буду «передумывать», это слишком глупо… - и обнял девушку за плечи, - даже думать об этом не смей.       - Эд… - Алиса совсем покраснела, с трудом подбирая слова и старательно уводя от него взгляд, - Я тогда должна тебе сказать… чтобы ты знал… ну, и чтобы решил тогда сразу… я не хочу больше скрывать от тебя, - еще никогда прежде он не видел ее такой стесняющейся, и улыбка против воли расползалась на лице Эдварда, пока девушка заканчивала начатую фразу, не зная, как сделать так, чтобы звучало мягче, - Эд… я ведь не такая как все… ну, как большинство других… понимаешь… - глубоко вздохнув, девушка все-таки подняла на него полный немого вызова взгляд, - я ведь из детдома! - и тут же замолчала, внимательно глядя ему в лицо и ожидая ответной реакции. Из одного только зловредного чувства удовольствия Эдвард на несколько секунд задержался с ответом, наблюдая, как на лице этой казавшейся такой гордой и самодовольной девушки проявляется практически физически ощутимое ожидание, борющееся с недоверием и одновременно с надеждой.       - Я знаю, - он поцеловал ее в лоб, прижав к себе крепче, - Мне Ольга Дмитриевна как-то проговорилась… - выражение лица Алисы моментально сменилось на удивленное, так что даже глаза округлились и готовы были выскочить из глазниц, - А ты что думала, что никто не заметит, как мы вместе ходили? – только рассмеялся, - Меня вожатая за эти дни успела уже во всех смертных грехах обвинить, так что нечего тут удивляться! – и стукнул ее пальцем по носу.       - И ты все равно? – она посмотрела на него одновременно с надеждой и удивлением, словно не веря только что сказанному, вцепившись ему в руку почти до боли. Наивное и простое создание, успевшая почувствовать жестокость человеческого общества по отношению к таким, кто не укладывался в привычные рамки, и теперь прятавшая этот страх за напускной смелостью, отвечая окружающему миру тем же самым. И только стоило дать ей поверить, что может быть кому-то нужна просто такой, какая есть на самом деле, как под Алисой-разбойницей проявилась другая Алиса. Хрупкая и нежная, нуждающаяся в человеке рядом даже гораздо больше остальных, потому что с самого начала привыкла быть одна против всего мира и почти разуверившаяся в том, что кто-то может ее принять настоящую.       - И я все равно от тебя не откажусь, - кивнул головой Эдвард, - Мы ведь с тобой не так уж и отличаемся, - вздохнув, решился и о себе сказать несколько слов, - Моя мать умерла всего лишь через пару месяцев после родов. А отец во мне видел лишь только наследника, поручив мое воспитание лучшим преподавателям и тренерам, я его почти никогда не видел. А потом и он пропал, отправился в экспедицию и не вернулся, все поиски закончились ничем. Никто даже следов найти не смог, - воспоминания об отце снова натолкнули его на грустные мысли, так что отклонился к стене, вызывая в памяти моменты их немногочисленных встреч и разговоров.       - Эд… - Алиса легла на кровати, уложив голову ему на грудь, и он тут же воспользовался моментом, чтобы запустить руку в ее шевелюру, - Скажи, а ты с Леной общался? – такое чувство, словно девушка специально ищет поводы, чтобы найти между ними какую-то трещину, пусть даже ей самой при этом было очень больно.       - Хорошая девочка, - он чуть заметно кивнул, вспоминая тихую скромницу с фиолетовыми волосами, - Почему ты ее вспомнила?       - Да так просто, - пожав плечами, рыжая заерзала плечами, устраиваясь удобнее, - Просто мы с ней подруги. Наверное, она даже моя единственная настоящая подруга, за исключением Ульянки… - выдавив из себя улыбку, Алиса снова посмотрела ему в глаза, - ну и почти всегда все мальчики на нее смотрят… А со мной так…       - Она тоже из детдома? – Эдвард спросил скорее просто из желания поддержать разговор, нежели из настоящего любопытства, мысли все равно витали где-то очень далеко в голубом небе с белыми облаками, краешек которого сейчас видел в окно. Почему-то сейчас он чувствовал себя действительно спокойным, чего с ним не было уже очень давно. Никаких сторонних мыслей и ожиданий, только сиюминутные ощущения, и хотелось, чтобы этот момент не прерывался.       - Нет, - Алиса снова пожала, - Мы в одном дворе живем… Она с настоящими родителями, а я с опекунами. Ну, и мальчишки всегда на нее больше внимания обращают. Тихая, скромная… значит, лучше…       - Там, откуда я родом, в молодых девушках тоже ценится скромность, знание этикета и умение выглядеть милой и тихой, - усмехнувшись, добавил Эдвард, - Так что, думаю, там бы Лена тоже смотрелась на твоем фоне гораздо лучше, - от таких слов Алиса моментально вспыхнула и зло посмотрела на него, но быстро успокоилась, поняв, что сейчас шутят, - Только чаще всего это лишь игра. И под внешней оболочкой скрывается что-то совершенно другое, чаще всего не столь красивое и опрятное, как может показаться с самого начала. А с тобой все совершенно иначе, - погладил ее по голове, и девушка снова смирно легла ему на грудь, - и поверь, кроме раздражения, правила этикета у меня давно уже ничего не вызывают.       - Эд, я уже говорила, что ты не похож на всех остальных? – девушка впервые с начала их разговора расслабилась и закрыла глаза, - Я это с самого первого момента поняла, как только тебя увидела, и даже не из-за твоих волос… хотя они очень странные! Ты вел себя как-то иначе… словно развлекаешься… А потом вдруг такой серьезный становишься… И у тебя почти все время улыбка такая…       - Какая? – Эдварду положительно нравилось гладить ее по волосам, сразу возникало ощущение умиротворения и спокойствия. И даже продолжающие стучаться в подкорку сознания страхи и тяжелые мысли отступали, оставляя только спокойное и мирное «сейчас», когда мог позволить себе насладиться этим опьяняющим чувством близости дорогого тебе человека.       - Ты так улыбаешься, словно знаешь чуть больше, чем все остальные, - сказала Алиса, - Я уж и не знаю, кто ты на самом деле… шпион какой-то или агент… но даже надеяться боялась, что именно так все и получится. Я ведь раньше даже ни с кем никогда не встречалась…       Прерывая их идиллию, в замке с довольно громким звуком провернулся ключ, заставив моментально забыть о разговоре и торопливо подскочить на кровати, оказавшись как можно дальше друг от друга прежде, чем дверь откроется. Ключи от этого домика, по идее, были всего лишь у двух человек: у Ульяны, которая сейчас вряд ли бы стала входить в дверь, и у Ольги Дмитриевны, что забрала ключ Алисы, когда наказала девушку, заперев здесь до ужина. Вот только зачем ей вообще понадобилось приходить сюда в такое время, когда до ужина еще довольно далеко по времени?       И это действительно была их всеми любимая вожатая, уже заранее входя в домик с видом светлого паладина, пришедшего сразиться с жутким демоном, что терроризировал население небольшой деревушки. И только зайдя внутрь, она уже огласила весь домик своим голосом, увидав, что Алиса здесь не одна.       - Эдвард! – в этот момент, казалось, она готова уже начать метать молнии из глаз, и если бы взглядом можно было убить, то он уже сейчас валялся бездыханным на полу, пробитый насквозь, - Что ты здесь делаешь?! – конечно, вопрос по большей части риторический, поскольку вряд ли ожидается честный ответ, с помощью которого можно избежать наказания, но, не дав даже и рта раскрыть кому-либо еще, Ольга Дмитриевна накинулась на него со всеми возможными обвинениями, - Я подозревала, что могу найти тебя здесь, когда ты не появился на обеде, но все же надеялась, что ты окажешься более ответственным! Вообще хотя бы представляешь, как это выглядит? – здесь хотя бы была справедливой, если тот факт, что они с Алисой долгое время находились одни в закрытом домике, станет общеизвестным достоянием, то тут уж точно не избежать всевозможных слухов и весьма неприятных суждений.       - Я зашел навестить человека, которого вы заперли в четырех стенах, - ответил ей, как только взяла паузу, чтобы набрать в легкие больше воздуха, - Считаете, что здесь есть что-то противоправное?       - Считаю! – рявкнула вожатая, окончательно выйдя из себя. Кажется, Эдвард пересек ту грань, за которой кончалось терпение вожатой. И так уязвленная сегодняшней отповедью, она не нашла иного повода вывалить на него все, что уже успело накопиться, - Как ты вообще разговариваешь со старшими! Ты всю смену ведешь себя так, как не подобает настоящему пионеру! Кем ты вообще себя возомнил за эти дни?! – ее голос уже больше походил на крик, и даже Алиса испуганно вжалась в стену, еще не видя вожатую настолько разозленной.       - Не при Алисе! – рявкнул в ответ Эдвард, не собираясь выслушивать еще одну бессмысленную нотацию от вожатой и уже порядком устав от той роли послушного пионера, что должен играть перед ней со всеми ее глупостями. Если хочет служебного разбирательства, то пусть его получает, но и дальше стоять ниже ее по иерархической лестнице, выполняя столь же глупые поручения, больше не желал. Повернувшись к девушке, чуть улыбнулся, - Выйди на пять минут…       - Да как ты смеешь указывать, кто и что должен делать?! – теперь уже очередь вожатой выходить из себя, - Тут я старшая по званию! Алиса, выйди! – трижды упрашивать рыжую смысла никакого не было, и девушка стрелой вылетела из домика, только дверью хлопнула. Хотя сейчас наверняка начнет подслушивать. В любом случае, стоило только двери закрыться, Ольга Дмитриевна с новой силой накинулась на Эдварда, рассчитывая задавить его авторитетом старшей по званию, - Эдвард! Как мне все это понимать?! Мало того, что ты устроил на площади, так теперь еще и черт знает что устроил здесь! Как я теперь вообще могу тебе доверять?! Я твоим родителям напишу, что ты здесь делаешь! И будь уверен, напишу и в твою школу, как себя ведешь!       - Да будьте добры, устройте мне такую любезность! – в ответ тоже повысил голос Эдвард, - Даже не буду вам объяснять, почему мне все равно, что и куда вы напишете! Можете хоть написать в правительство о том, какой я плохой и почему не являюсь порядочным пионером! Пишите! Только не смейте и слова сказать про Алису! Если вы сами сказали, что я за нее отвечаю, то и вся ее вина тоже моя!       - Я сама как-нибудь разберусь, что и про кого мне писать! – уперев руки в бедра, отрезала Ольга Дмитриевна, - Ты вообще не понимаешь, что ты сейчас устраиваешь? Я могу и в комсомол написать про тебя!       - В Бездну ваш комсомол! – вспылил Эдвард, которому уже порядком надоели все эти бессмысленные угрозы, - Если вам так хочется испортить мне жизнь здесь, то не смею мешать! И не думайте, что сейчас буду тут валяться перед вами на коленях и вымаливать прощения! Вы сами все это устроили, так что первая вина в первую очередь на вас! – наверное, их слышала не только Алиса под дверью, но, как Эдварду сейчас казалось, и большая часть населения лагеря, вне зависимости от того, где находились юные пионерки и пионеры.       - Моя вина?! – вот теперь Ольга Дмитриевна удивилась, не ожидая, что ситуацию можно повернуть и таким боком. Местная правовая безграмотность, где никто не знал ничего, кроме своих прямых обязанностей, порой поражала, но оставляла в профессиональном самосознании такие дыры, что туда при желании можно было затолкать вообще все, что угодно.       - А кто запустил отряд настолько, что даже не знает, кто и где находится?! – ответил Эдвард, - Проморгали государственный флаг на площади! А теперь еще и пытаетесь свалить все это на кого-то еще! – выдохнув, заговорил уже тише, чтобы его не было слышно снаружи, - Меня вы можете винить в чем угодно, мне все равно, но не смейте в этом обвинять Алису.       - И почему же? – Ольга Дмитриевна, вся красная и разозленная, тоже несколько снизила тон, то ли беря паузу, то ли уже успев накричаться, - Ты вообще понимаешь, что с теми характеристиками, какие я уже могу написать, тебя даже из пионеров выкинут! И вместо того, чтобы извиняться, ты продолжаешь выгораживать Алису! Что у вас с ней здесь было?       - Ничего, - отрезал Эдвард, - Повторюсь, вы сами сказали, что я за нее отвечаю, и от этой ответственности отказываться не собираюсь. Можете меня гнать из пионеров, из вашего комсомола или откуда-то еще, мне все равно, только я не позволю портить еще и ее будущее… ей здесь жить еще.       - Эдвард, - Ольга Дмитриевна несколько успокоилась, - Только посмей мне сейчас соврать. Скажи, у тебя сейчас что-то с Алисой было? Только честно! – она вцепилась в него придирчивым взглядом, пытаясь разглядеть эмоции на его лице.       - Ничего у нас не было, - ответил он, тоже выдыхая и стараясь собраться с мыслями, уже успевшими разбежаться в разные стороны как пустотные тараканы, - За исключением того, что я только что понял, что этот человек для меня здесь важнее всех остальных, вместе взятых. Этот ответ вас устраивает?       - И перестань со мной так разговаривать! – снова рявкнула на него вожатая, но уже тише, чем в начале, - Я еще старшая здесь, а ты ведешь себя совсем не так, как должен вести себя пионер.       - Я веду себя так, как считаю должным в данной ситуации, - объяснил Эдвард, - И, раз уж мы с вами закрыли тему с вашими фантазиями по моему поводу, то считаю, что обязан еще и перед вами извинится по поводу того, как вел себя на площади. Мне не пристало с вами разговаривать подобным тоном, хотя и не отказываюсь от тех слов, что тогда произнес, - поклонился даже, выражая свое искреннее желание принести все возможные в данном случае извинения.       - Эдвард, почему ты себя так ведешь? – спросила вожатая, присаживаясь на мятую кровать, где еще недавно он с рыжей девушкой лежал чуть ли не в обнимку, - Алиса так влияет?       - Я защищаю тех, кого считаю должным, - ответил ей, посчитав, что и сам может сесть, раз единственная представительница прекрасного пола в этом помещении больше не стоит на ногах, - Вне зависимости от того, насколько они сами виноваты в случившемся.       - Ты же понимаешь, что я все равно должна буду тебя наказать? - спросила Ольга Дмитриевна, - не могу закрывать глаза на то, что ты забрался к пионерке в домик, даже только для того, чтобы скрасить ее наказание.       - Понимаю, - кивнул Эдвард, - и совершенно с вами согласен. Только Алису не наказывайте строже, чем уже поступили. Если для нее вступление в комсомол так важно, то не пишите никуда. Сейчас прошу вас не как вожатую, а как человека.       - А я и не собиралась ничего писать, - вожатая вдруг улыбнулась, - Просто хотела ее напугать, чтобы больше такие глупости не устраивала. Хотя ты меня очень разозлил на площади, и на тебя писать докладную собиралась уже серьезно. Не подумала сразу, что мог сделать это все только из-за Алисы…       - Значит, не стоило о таком говорить, - равнодушно пожал Эдвард плечами, - лично я воспринял грозившие ей проблемы тоже совершенно серьезно. Тем более, что она действительно виновата. Там, откуда я родом, не принято бросать слова на ветер.       - Пусть почувствует себя виноватой, - хитро улыбнувшись, сказала вожатая, - Ты останешься без ужина и чтобы сегодня из домика больше не ногой! До отбоя! А после отбоя спать. С тебя хватит за сегодняшнее, но если дашь мне еще какой-то повод, то действительно напишу в твою школу! Понятно? – она пригрозила Эдварду пальцем, в ответ на что он тщательно пытался сохранить серьезное лицо. Все-таки эта вожатая сама далеко не ушла от своих подопечных пионеров, накричать может, пригрозить даже, но сама не может даже серьезно наказать. То ли потому, что боится действительно их обидеть, то ли потому, что слишком любит и не может серьезно разозлиться на провинившихся. Почему-то ему казалось, что второе. Интересно, что бы он сам сделал со своим подчиненным, попробуй тот не только голос на него повысить, но и ослушаться прямо отданного приказания? Скорее всего, просто бы пристрелил на месте, не став даже раздумывать, а Ольга Дмитриевна лишила ужина… поразительная мягкость.       - А с Алисой что? – на себя, по большей части, ему было все равно, а вот с этим вопросом хотел разобраться конкретно.       - Не бойся ты за свою возлюбленную, Отелло, - рассмеялась вожатая, - до ужина здесь досидит и может быть свободна. Хотя скажу ей, что из-за нее тебя и наказала, - она снова хитро улыбнулась.       - Ольга Дмитриевна, вы сами провокатор еще тот, - Эдвард тоже усмехнулся. Ему даже самому стало интересно, станет ли эта рыжеволосая красавица испытывать какие-то муки совести по этому поводу, либо же остаток дня проведет так же спокойно, как и прежде. Хотя после сегодняшнего разговора между ними предполагать можно было что угодно.       - А теперь пошли, - Ольга Дмитриевна встала, - Ключ от домика я у тебя заберу, а если выскочишь в окно, то рассержусь уже по-настоящему!       - Даю вам слово, что никуда не сбегу, - он даже по привычке два пальца ко лбу приложил, но быстро убрал, успев сообразить, что такой жест здесь не используют.       Алисы снаружи не оказалось, но Эдвард был уверен, что она где-то рядом, подслушивала разговор. Зато ее исчезновение вызвало тяжкий вздох у вожатой, которая снова собиралась здесь ее закрыть до ужина, а ловить по всему лагерю эту разбойницу снова явно не собиралась. Если только рыжеволосая до ужина не попадется вожатой на глаза, то можно считать, что получила досрочное освобождение.       Ольга Дмитриевна шла впереди, время от времени оглядываясь назад, но Эдвард смирно шел позади, собирая на себе взгляды любопытствующих пионеров, решивших, что нет ничего лучше, чем после обеда вывалиться на улицу и наслаждаться ярким и теплым солнцем. Хотя здесь, в жилом секторе лагеря пионеров было и не особенно много, большая часть из них сейчас, наверное, на площади или в районе пляжа, купается и загорает. Интересно, Славя тоже там сейчас? Эдвард вспомнил, что так и не попробовал тех обещанных пирожков с земляникой, для которых начинку и собирали вместе. Наверное, получились вкусные, если только местные повара снова не решили показать свое мастерство переводить продукты в бессмысленную несъедобную бурду.       С другой стороны, по лагерю, наверное, уже пойдут слухи, как и за что наказали Эдварда, да и вожатая старалась выглядеть максимально строго, когда возвращал ей свой ключ от их общего домика. Затем замок щелкнул за его спиной, оставив одного внутри, за исключением компании непонятного мутанта с серым лицом и какого-то дикаря с бумажным пакетом на голове. Никакого интереса ни один из них у Эдварда не вызывал, а ощущение пустоты внутри после того, как эндорфины начали постепенно выветриваться из крови, возвращая сознание к повседневным ощущениям, не способствовало повышению настроения.       Сев на кровать, Эдвард некоторое время листал первый попавшийся учебник из тех, что еще лежали неаккуратной стопкой на столике с его стороны, но мысли все никак не хотели ни на чем сосредотачиваться, все время возвращаясь к Алисе и к тому, что между ними сегодня произошло.       Что он наделал? Этот вопрос так и стучал в сознании, вышибая все остальное с мощностью ударов пневматического молота, заодно вгоняя туда острые гвозди старых воспоминаний, окончательно рвущих то чувство радости и счастья, что испытал, когда увидел совершенно искренне светящиеся радостью глаза Алисы, когда эта девушка прижалась к нему. Что же он наделал? Зачем он так с ней поступил? Зачем он так с собой поступил? Ведь отлично знал, чем все это должно закончиться. И боялся этого сильнее всего остального. Учебник, слова которого все равно плясали между строчек, превращаясь в размытые и непонятные пятна, полетел в противоположную стенку, и Эдвард, закрыв глаза, завалился на кровать, почувствовав под головой мягкую и еще пахнущую грубым отбеливателем подушку. И воспоминания на него накинулись с новой силой, пробираясь под веки, такие же яркие, словно все происходило только вчера, такие же сильные и болезненные. Рефлекторно натянул подушку на лицо, крепко сжав двумя руками, будто пытаясь загородиться от них. ***       Темный коридор, выложенный каменной кладкой, старый и древний настолько, что уже давно стерлась память о тех, кто его выкапывал глубоко под основанием замка, освещенный лишь плазменными фонарями, висевшими на стене через каждые тридцать метров, уходил все дальше и глубже под землю. При ходьбе под подошвами ботинок на старом, выложенном керамзитной плиткой, полу хрустела старая каменная крошка, осыпавшаяся от времени с потолка. Сопровождающий его смотритель был единственным, которому Эдвард позволил сейчас пойти с ним, оставив снаружи даже свою свиту, не желая кому-либо еще открывать свою терзаемую душу. Почти не выходящий из своих подземелий старик с сухим вытянувшимся лицом, покрытым глубокими морщинами, уверенно шел впереди, пока не дошел до арочного прохода, искусно украшенных скульпторами в виде небесных стражей, поддерживающих свод. На каменном покрывале, что стражи держали в руках, старым шрифтом были вырезаны слова «Мы здесь обрели покой, не тревожь наш сон. Ибо в этом мире каждый лишь в пути, и мы свой прошли».       - Дальше я пойду один, - приказал Эдвард, подняв воротник своего камзола, чье золотое шитье поблескивало в свете фонаря смотрителя. Это казалось лишним в подобном месте, но он и так крал сам у себя время, которого оставалось и так очень мало. И все же, сюда он должен был прийти, - Ожидай здесь. Смотритель только кивнул и протянул ему свой фонарь. Взяв закрытый в металлический корпус плазменный огонь в правую руку, Эдвард прошел вперед, под своды семейного склепа Карийских баронов, за столь долгое время их правления здесь превратившегося в настоящие катакомбы. Длинные коридоры, пересекающиеся под прямым углом, проходили вдоль больших ниш, где стояли надгробные памятники упокоившимся здесь дворянам. Воины, политики, полководцы, герои и просто те, кто был кровно связан с правящим в этих землях родом. Многим могилам уже было несколько тысяч лет, но за ними все так же бережно смотрели и оберегали, сохраняя так, словно установлены здесь надгробия совсем недавно, Эдвард шел мимо, не задерживаясь даже на то, чтобы прочитать имена тех великих, кто здесь похоронен. И чем дальше продвигался в затхлом воздухе склепа, тем тяжелее становилось идти, тем труднее становилось дышать, а слезы снова начинали подбираться неприятным и тяжелым комом к горлу.       Вот поэтому он и должен прийти сюда один. Никто не должен видеть, как плачет тристанский барон, никто не должен видеть его в эти минуты слабости. А слезы уже против воли капали из глаз, когда остановился перед совсем новым надгробием, с еще первозданной белизной обработанного камня, ради которого сюда и пришел. Скульптор действительно оказался талантлив, изобразив Дух Неба в виде фигуры в тяжелом балахоне и с капюшоном, закрывающим лицо, расправившей руки над лежащей у его ног молодой женщиной. Он практически точно изобразил все черты ее лица, казалось даже, будто она улыбается, если бы только не ее подвенечное платье, пробитое пулями. И надпись золотыми буквами у основания скульптуры гласила «Изабелла Карийская, жена Эдварда, барона Тристанского».       Он вытащил из нагрудного кармана несколько свечей, за которыми специально сам прилетал в храм Неба, давя в себе ту ненависть, что с недавнего времени испытывал к этим культистам, но помнил, с каким трепетом Изабелла всегда относилась к подобным традициям. Поставив их на и так залитом воском надгробии, не без труда зажег трясущейся рукой, с трудом подавляя в себе давящие изнутри на грудь рыдания, и только после этого позволил упасть перед ее могилой на колени.       - Здравствуй… прости что не смог прибыть на твои похороны, - с трудом смог улыбнуться сквозь слезы, - Я и сам был недалек от того, чтобы отправиться за тобой следом, и видит Небо, так бы и поступил, если что-то мог тогда решать… Прости, что не приходил сюда раньше… Прости меня за все… Если ты меня еще как-то можешь слышать, прости пожалуйста… - единственный человек, перед которым когда-либо смел открывать свою душу, лежал сейчас по ту сторону могильной плиты, и понимание этого только еще сильнее разжигало чувство вины, что испытывал за ее смерть, - Прости, что не смог спасти тебя в тот день… Ты не должна была умереть. Я должен был. Я должен был быть на твоем месте… Прости меня… Я не могу тебя вернуть… Я хочу, чтобы ты знала… - расплавившийся воск свечей медленно стекал с холодного камня и попадал на кончики пальцев, но сейчас Эдвард совершенно не обращал на него никакого внимания, занятый только теми словами, что хотел произнести, - Я пришел сюда сказать, что не могу никого простить за твою смерть… Знаю, ты бы не хотела этого, но я не могу даже думать о том, что они ходят по этой земле, дышат и радуются, когда ты лежишь здесь. Я поклялся отомстить за тебя. Всем, кто виновен. Я истреблю их род до последнего, и никто больше не сможет стать наследником. Никто и никогда больше не вспомнит о них после того, как я вычеркну их из истории королевства. Прости меня за это… Я знаю, ты бы не хотела войны, но ее не избежать… Прости и за это… Девочка моя… - он чувствовал что срывается на рыдания, но и не хотел их даже останавливать, - Почему они забрали тебя у меня? Почему Небо забрало тебя, а не меня? Я не могу жить. Я не хочу жить… Но я буду. Я заставлю себя жить, пока не отомщу сполна. Обещаю тебе… - слезы рвались наружу, и просто что-то неразборчиво шептал, надгробию, ткнувшись в холодный камень лбом. Там была похоронена не просто его возлюбленная. Там было похоронено его сердце. ***       В стекло постучались, и Эдвард вернулся в реальность. Точнее сказать, туда, что называлось реальностью «Совенка», этого проклятого лагеря, заставляющего его совершать ту же ошибку, что совершил уже давным-давно, погубив человека, который должен был жить и радоваться жизни. Стащив подушку с лица, он понял, что наволочка мокрая. Проклятый лагерь… Кто бы там ни был, свернет ему шею просто за то, что оказался в этом месте и в эту секунду, но, как только подошел к окну, увидал с другой стороны Славю, опасливо посматривающую по сторонам.       - Привет, - она мило улыбнулась ему, как только показался с другой стороны окна. Естественно, всякие мысли о жестокой и кровавой расправе над тем, кто посмел его сейчас беспокоить, тут же исчезли, оставив лишь чувство нежности, что испытывал по отношению к этой чудесной девушке.       - И тебе привет, северное чудо, - он открыл окно, выбираясь на подоконник, - Теперь у нас ты отважный рыцарь, что пришел спасать меня из заточения, - девушка только покраснела в ответ на такие слова, но от этого стала только еще милее, - Славя, я тут вроде как наказан нашей вожатой, так что должен соблюдать правила своего содержания. Про прием посетителей у меня ничего не указано, - он не мог не улыбаться, глядя на нее. Чем бы ни был этот «Совенок», но смог создать поистине прекрасные проявления женской красоты, готовые растопить любое сердце.       - Эд, я тебе поесть принесла немного, - заботливо протянула ему небольшой пакет с булочками Славяна, - Ты ведь на обеде сегодня не был, вот я и подумала…       - Как это все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится, - улыбнулся Эдвард и, перевалившись через подоконник, спрыгнул на траву. Конечно, это уже выходило из его договоренности с вожатой не покидать больше сегодня домик в качестве наказания, но просто так проводить отсюда эту девушку, позаботившуюся о нем, не мог себе позволить, - Славя, снова ты спасаешь меня от голодной смерти… - в какой-то мере был прав, от всего того богатства, что принесла Ульяна, успел перехватить только одну булку, а порция сегодняшнего обеда, предназначенного для его персоны, спокойно проплыла мимо. Может быть, хотя бы в этот раз ему дадут спокойно поесть.       - Сам виноват, что обед пропустил, - сказала Славя с каким-то упреком, отдавая ему пакет, - почему ты вообще так себя ведешь?       - Славя, пожалуйста, - протянул Эдвард, никак не ожидавший, что его будут отчитывать снова. Почему-то рядом с этой девушкой сейчас ему совсем не хотелось быть серьезным, и можно забыть о том, кто он есть на самом деле, чтобы побыть немного совсем еще юнцом, которого решила отчитать старшая в отряде. И почему бы в это время немного не подурачиться, - Мне уже вожатая и так плешь проела…       - Значит, мало проела, - пытаясь подавить в себе улыбку, относительно строго сказала девушка, - Сейчас ты обед прогулял, потом на линейку не придешь… Ешь, пока они еще теплые… - заметила, что пакет с булками он все еще держит в руках, - Я специально просила поваров оставить несколько, а то в столовой сразу все смели.       - Не хорошо получается, - озадаченно сказал Эдвард, разглядывая булки, - Ты меня, значит, сейчас ругать будешь, а я буду рот набивать… Как-то не очень получается воспитательная процедура, не находишь?       - Дурачок ты все-таки! – рассмеялась Славя, хлопнув его по лбу, - Зачем мне тебя ругать! Хотя ты действительно виноват! Нельзя нарушать режим…       - А что, у нас на режиме все и держится? – Эдвард открыл пакет и оттуда одурманивающее потянуло запахом свежей выпечки, - Славь, ты можешь присесть? Стоя есть не очень удобно…       - А мне-то зачем? – не совсем понимающе поинтересовалась девушка, осторожно расправив юбку и присев на траву.       - Потому что нельзя сидеть, если рядом стоит девушка, - сказал Эдвард, сползая по стенке домика и усаживаясь рядом, - Да и потом, мне не очень удобно разговаривать, разглядывая кого-то снизу вверх, - булки оказались теплыми и очень вкусными, и вкус у них был очень знакомым, хотя, жуя горячую начинку, он даже не сразу сообразил, почему их вкус показался ему таким особенным, - Земляника?       - Да, - кивнула Славя, - повара прямо нашу свежую землянику в начинку пустили. Очень вкусно получилось, правда?       - Действительно, - кивнул Эдвард, - Считай, я твой должник, раз только из-за тебя и смог попробовать, - приходилось быстро пережевывать, обжигаясь, чтобы поддерживать разговор, а говорить с набитым ртом было бы верхом невежливости к своему собеседнику, - Ты точно не хочешь? – булки оказались даже приторно сладкими, но девушка оказалась достаточно мудрой, чтобы принести еще и пакет кефира. Уже успел согреться, будучи в одном пакете с горячими булками, но отлично подходил, чтобы отбить ощущение, будто во рту просыпали мешок сахара.       - Нет, не хочу, - покачала головой Славя, но через несколько секунд снова вернулась к начатой теме, - Эд, что ты на площади устроил? Ты хоть понимаешь, что нельзя так со старшими разговаривать? Ольга Дмитриевна ведь в школу написать может, а с такой характеристикой тебя и в комсомол не примут…       - На этом жизнь не заканчивается, - довольно потянулся Эдвард, наслаждаясь теплым солнцем, земляникой и компанией такой милой девушки, - Ты никогда не думала, что если для тебя заранее расписали какой-то путь, то он не обязательно будет успешным в итоге? И что по нему вовсе не обязательно следовать…       - Ну как же? – Славя искренне удивилась, - Тебя же тогда и в партию могут не взять, и в институт не поступишь, да и вообще…       - Что вообще? – он посмотрел на нее, - Поступать, как тебе велят, жить, как тебе скажут? Я не из стада, я из пастухов… - Эдвард снова потянулся и зажмурился от удовольствия. В принципе, сегодня не такой уж и плохой день, - Ты слишком много обращаешь внимание на мнение других… - он улыбнулся Славе, внимательно на него смотревшей, - Славя, я действительно очень рад, что узнал тебя, никогда и не думал, что такие люди, как ты, вообще могут существовать…       - Какие такие? – девушка была одновременно смущена и озадачена словами Эдварда, так что даже и не знала, что отвечать. Поскольку то, что он говорил, совершенно не укладывалось в те принципы уравнения и обобщения, какие власть предержащие вкладывали в головы молодых пионеров, формируя тех, кто им был нужен, а не тех, кем они вообще могли стать, если бы осознали, на что способны.       - Добрые, - уточнил Эдвард, - Ты самый добрый и отзывчивый человек, что я когда-либо видел. Помогаешь людям просто потому, что сама хочешь этого, не требуя в ответ ничего… - он улыбнулся, - Я привык думать, что людей надо направлять, привык, что обращаться с ними надо совершенно другим образом, требуя от них обязанности и награждая правами…       - Эд, крепостное право давно отменили, - рассмеялась Славя, - Все люди давно свободные. Каждый делает то, что хочет… - она положила свою маленькую ладошку ему на ладонь, от чего Эдвард дернулся, как от удара электрическим током, но, глядя на ее улыбку, не смог закончить начатую фразу.       - И ты хочешь помогать другим людям? – вместо этого поинтересовался он, - Славя, они не ответят тебе благодарностью… - покачав головой, подумал, что просто должен сказать ей это, - Люди в большинстве своем жадные и эгоистичные. Делай им добро, и они это забудут, помогай им, и они начнут от тебя требовать… - пальчики на его ладони сжались, а Славя смотрела на него как-то совсем иначе, словно он зацепил что-то в ее душе, глубоко и надежно спрятанное, но сам уже должен был выговориться, - Они не понимают, когда к ним относятся с пониманием. Может быть, каждый человек в отдельности и разумен, но толпа лишь тупое животное, что готово сожрать и осквернить все, что ему не предложат. И это животное понимает лишь кнут…       - Эд, зачем ты так говоришь? – на глазах у Слави навернулись слезы, - Ты же сам не понимаешь… Люди не такие…       - Я говорю то, что видел, - отрицательно покачал головой в ответ, - Я видел, как распинали людей, жертвовавших жизнями за тех, кто их теперь казнил. Видел, как из-за алчности и жажды наживы предавали самых близких и дорогих. Я видел, как толпы скандировали, когда у них на глазах убивали тех, кто потратил свою жизнь, чтобы привести народ к благоденствию, а на следующий день эти же толпы радостно кричали, когда казнили вчерашних палачей… Ну не плачь… - он увидел, что Славя уже готова расплакаться, - это было не здесь, да и дела эти давно прошли…       - Эд, - вдруг выдавила из себя Славя, почему-то крепко вцепившись ему в руку, - Почему я тебе верю? – теперь уже его очередь удивленно округлить глаза, но девушку в этот момент прорвало, - Почему так происходит? – прислонившись к его плечу, она готова была расплакаться. Видимо, сегодня «Совенок» решил, что Эдварду суждено быть всеобщим носовым платком, - Я же просто хочу помочь. Хочу, чтобы у всех все было хорошо… Я устала, понимаешь? Словно все делаю неправильно, куда ни посмотрю. Алиса все время так на меня смотрит, словно я ей враг какой-то, Ульянка не слушается… даже малыши все время говорят, что я скучная… Ольга Дмитриевна все время что-то просит… Эд, ну почему так…       - И вовсе ты не скучная, - кажется, сейчас надо собой гордиться. Довел девушку до слез только из-за того, что не мог держать язык за зубами, вытащил наружу то, что она сама загнала глубоко вглубь себя и никому больше не показывала. А вот ему доверилась, и вместо того, чтобы поддержать, воткнул в нее нож еще глубже, - Славя, не обращай ты внимания на такие мелочи…       - Мне с самого детства говорили, что надо быть правильной, ответственной, умной, - подняла Славя на него заплаканные глаза, - Я старалась. Действительно старалась, но почему-то во мне видят только зазнайку и отличницу…       - Славя, какая же ты наивная, - улыбнулся Эдвард, вытерев слезинки у нее под глазами, - Я действительно до сих пор не могу поверить, что такие люди на самом деле могут существовать. Что тебе говорят, тому ты и веришь… Перестань немедленно таким заниматься. Перестань пытаться понравиться всем и будь просто немножко сама собой. Такой доброй и милой девушкой, что встретила незадачливого паренька у ворот, который и не знал, куда деться… - он улыбнулся, и девушка улыбнулась ему в ответ, тоже вспоминая самый первый день его здесь. Быть может, если бы Славя не отнеслась к нему так открыто и честно тогда, то уже к следующему утру Эдвард перебил бы половину лагеря в поисках ответов на свои вопросы, вместо того, чтобы немножко насладиться такой мирной и тихой жизнью.       - Прости, что я на тебя это все вывалила… - Славя улыбнулась, все еще продолжая держать его за руку, - Наверное, ты меня теперь плаксой считаешь…       - Тебе не за что извиняться, - он погладил ее по голове, - Скорее извиняться мне надо, что довел тебя до такого. Буду сегодня твоим личным психологом…       - Эд, а почему ты о людях такого плохого мнения? – вдруг спросила девушка, - Что они не благодарные и не понимают добра…       - Потому, что я видел, кем люди могут быть, - он пожал плечами, - И от них в первую очередь страдают те, кто больше всего в них верит, Славя… - он повернул голову, разглядывая ее сейчас грустные голубые глаза, - Я очень надеюсь, что у вас все по-другому, раз здесь есть такие, как ты. Понимаешь, я не верю, что все люди хорошие. Иначе мир был бы утопией…       - А ты не хочешь построить свою утопию? – вдруг улыбнулась Славя, - Где все будут счастливы и довольны, где не будет злобы и зависти. Это же будет так чудесно… - она посмотрела куда-то на небо, - Я бы очень хотела увидеть такой мир. Люди же не злые… они просто вынуждены такими быть…       - Утопия так и называется, потому что недостижима, - пожал Эдвард плечами, не желая и дальше разочаровывать девушку в людях, - Конечно, в нее можно верить…       - Эд, не будь таким мрачным все время, – Славя справилась с накатившим на нее волнением и грустью, и теперь перед ним была все та же добрая и душевная девушка, казавшаяся ангелом Небес, спустившимся к нему на помощь, - Мне порой кажется, что у тебя в жизни случилось что-то очень плохое, и ты никак не можешь забыть об этом… У тебя такая искренняя улыбка, но ты редко улыбаешься… Улыбайся почаще, таким ты мне нравишься гораздо больше.       - У меня прежде не было много поводов улыбаться, - ответил Эдвард, - хотя, если ты просишь, я постараюсь. Да и не могу рядом с тобой не улыбаться… Ты мне напоминаешь… - кажется, кто-то прошел по тропинке, и он быстро выглянул за угол, но видно никого не было. Наверное, просто пионеры гуляют, здесь не надо иметь веского повода, чтобы выбираться на улицу.       - Кого напоминаю? - девушка подождала, пока снова к ней повернется, прежде чем задать этот вопрос.       - Напоминаешь, как улыбаться, - Эдвард снова прислонился к стенке, - Знаешь, даже и о таких вещах можно забыть. Или заставить себя забыть…       - Тогда я буду напоминать тебе почаще, - улыбнулась Славя, - Это не сложно. Я попрошу Ольгу Дмитриевну, чтобы она отпустила тебя до ужина. Только ты перед ней извинишься за то, что так себя вел, хорошо?       - Славя, вообще, обычно мужчина должен заступаться за девушку, - он покачал головой, - А в нашей ситуации почему-то ты меня спасаешь, так что уже начинаю себя чувствовать обузой на твоей шее…       - Да какая ты обуза? – Слава поднялась, расправляя юбку, - Я только рада, что ты сюда приехал. И что мы познакомились… - покрутив в руках свою косу, добавила после секундной паузы, - Прости, я побежала, пока меня вожатая не спохватилась… - она топталась на месте, не желая уходить, и ее стеснение выглядело необычайно мило.       - Еще раз тебе спасибо, - Эдвард тоже поднялся и взяв за плечи, поцеловал в лобик, от чего девушка совсем покраснела, - И вот уже снова ты спасаешь меня от голодной смерти…       - Ты мой должник, - со смехом напомнила девушка, уже убегая, - Сам сказал. А я запомню… До ужина! Я попрошу Ольгу Дмитриевну, чтобы тебя отпустили!       - Не сметь! – со смехом ответил Эдвард, - Тогда я буду тебе дважды должен! – на что девушка только еще сильнее заулыбалась. Проводив ее взглядом и еще раз убедившись, что вокруг никого нет, залез обратно в домик, ставший местом его временного заточения. Что конкретно делать сейчас, не представлял совершенно, но после визита Слави плохие мысли отступили окончательно, не хотелось больше ни о чем вспоминать и терзать самого себя.       Время тянулось невероятно медленно, но организм отказывался даже делать каких-либо попыток заснуть, так что приходилось развлекать себя всеми возможными способами. Эдвард, осторожно, чтобы случайно ничего не зацепить, провел целый комплекс тренировочных упражнений, но и так отвыкший от постоянного напряжения организм теперь, со столь мягким режимом, буквально кипел от энергии, и по окончании даже слегка не устал. Так что не нашел ничего лучше, как снова свалиться на кровать и развлекать себя чтением, хотя подобное занятие было весьма сомнительным развлечением, как нечто сложное и только что открытое выдвигались в учебниках теории и теоремы, что давно известны и считаются весьма простыми, едва ли не первоосновами научных исследований. Примитивный мир… Хотя, может, именно эта примитивность и позволяет в этом мире сохраняться таким вот людям вроде Слави и Алисы, каких уже давно не видел в тех местах, что привык называть «цивилизованными».       От своих размышлений Эдвард отвлекся только ближе к вечеру, когда прозвучал призывающий пионеров на очередной прием пищи горн, знаменуя начало ужина. За ним, правда, не пришла его тюремщица в виде вожатой, так что вряд ли просьбы Слави были услышаны. Хотя, на месте Ольги Дмитриевны Эдвард тоже не стал бы выпускать по первой же просьбе того, кто посмел пошатнуть его авторитет на глазах у подчиненных. Если быть слишком мягким, то тебя и вовсе перестанут уважать, а значит, и слушаться. Просидеть хотя бы один вечер в домике вполне возможно, особых проблем возникнуть не должно.       Открыв окно и облокотившись на подоконник, Эдвард наблюдал за вечерним небом, погрузившись в размышления о том, почему же его родной мир был лишен подобного, когда почувствовал, что на него кто-то смотрит. Ощущение казалось столь четким и ясным, так что почти сразу же забегал глазами по окрестностям в поисках того, кто вздумал за ним шпионить. Внешне, конечно, оставался неподвижен, не вызывая лишних подозрений, только чуть повернулся так, чтобы получить как можно больший обзор. Со стороны выглядело, будто наслаждается пейзажем, но получил почти все сто восемьдесят градусов обзора.       В итоге обнаружив в уже темных из-за заходящего солнца тенях деревьев пару любопытных желтых глаз, издалека за ним наблюдавших. Не узнать их было невозможно, именно их видел ночью, когда погнался за странным существом, прыгающим по деревьям. Значит, это существо следит за ним, но вот в чем причина такого интереса? Тоже запомнило его, как своего преследователя, или же природное любопытство? В тени и с такого расстояния невозможно было разглядеть силуэты тела, так что оставалось лишь гадать, кто же это. В какой-то момент они все-таки пересеклись взглядами, и желтые глаза, моргнув пару раз, исчезли.       Разочарованно вздохнув, Эдвард сполз обратно на кровать, теперь еще задумавшийся о еще одном непонятном жителе «Совенка», ставший, если не самой сложной, то уж самой интересной загадкой. У кого вообще можно об этом поинтересоваться? Разве что у вожатой, она же здесь далеко не первую смену. Звук поворачивающего в замке ключа раздался примерно через стандартный час с того момента, как обнаружил, что за ним наблюдают, возвещая о том, что если его не освобождают, то хотя бы скрашивают одиночество заточения здесь. В домик вошла улыбающаяся вожатая, неся с собой сверток, источающий явный съестной запах.       - Соскучился здесь один? – поинтересовалась она заботливым тоном, когда встал с кровати при ее появлении, - Да садись уже, хотя не стоит в кровати лежать в форме, сомнешь ее всю… - и протянула ему маслянистый на ощупь сверток, - на, перекуси, не стоит спать на пустой желудок.       - Мой тюремщик решил меня побаловать? – поинтересовался Эдвард, вгрызаясь в бутерброды, что там оказались, - Или же мне придется отрабатывать эти бутерброды позже?       - Не паясничай, - уже строже сказала Ольга Дмитриевна, - И не говори никому, что я тебе бутерброды приносила, ты же все-таки наказан. Кстати, что у тебя со Славей? – Эдвард чуть не поперхнулся, недоумевающе посмотрев на свою собеседницу, тоже сверлившую его взором.       - Ничего, - честно пожал плечами, - Славя очень милая и добрая девушка… - он снова увлекся бутербродом, не желая вступать в демагогию с вожатой, но вспомнив о желтых глазах в тени, решил сменить тему разговора, - Ольга Дмитриевна, скажите, пожалуйста, а у вас здесь случаем никакие странные существа не обитают возле лагеря? – сделав самое невинное выражение лица, спросил словно между прочим.       - Это ты что имеешь в виду? – она посмотрела на него не совсем понимающим тоном, - У нас здесь даже крупных животных поблизости никаких нет…       - Так я и не про животных, - Эдвард пожал плечами, - Может, истории какие…       - Ааа… - протянула вожатая, - так ты об этом. Уже рассказал кто-то? Ну да, есть у нас одна лагерная легенда, хотя никто не может сказать, что это правда или выдумка, - заметив, как Эдвард напрягся, вслушивайся в ее слова, чуть не рассмеялась, - Это всего лишь страшилка, что пионеры друг другу рассказывают, не бойся. В общем, история про девочку-кошку, что живет в лесу около лагеря. Никто не знает, что она здесь делает и почему не уходит отсюда, может, ей здесь просто нравится… В любом случае, она живет рядом, иногда следит за пионерами, какие далеко в лес заходят, но никого еще не трогала. И еще рассказывают, что она воровка, - улыбнулась вожатая, - всякие мелкие вещи крадет и прячет, особенно если оставишь их без присмотра. Я в это не особо и верила, но уже несколько раз подмечала, что у меня то зубной порошок пропадет, то мыла в упаковке не окажется, то еще что-нибудь. И повара жалуются, что у них с кухни по ночам продукты иногда исчезают и кто-то мешки с сахаром расковыривает. Хотя я думаю, что здесь больше пионеры виноваты, - она развела руками, - Такая вот история…       - Девочка-кошка? – удивленно приподнял бровь Эдвард, - Гибрид, что ли?       - Кто? – Ольга Дмитриевна не совсем поняла терминологию.       - Гибрид, - пояснил сказанное слово, - Ребенок от спаривания двух различных видов. Ну, могут быть естественным образом, если совместимость позволяет, а могут порой получаться и искусственным путем…       - Ты фантастики перечитался, - уверенно поставила диагноз вожатая, - Это всего лишь одна из лагерных историй. Кстати, у меня для тебя новость, - добавила вдруг с самым заговорщическим видом.       - Я весь в нетерпении, - Эдвард покончил с бутербродами и посмотрел на вожатую, - И благодарен за то, что не оставили умирать от голода.       - Алиса без тебя совсем смурная ходила, - хихикнула вожатая как девочка, решившая поделиться секретом, - И совсем расстроилась, когда я ей сказала, что из-за нее тебя наказали. Даже ругаться не стала, на нее это не похоже…       - Ольга Дмитриевна, повторюсь, вы провокатор, - обвинительно ткнул в нее пальцем, но вожатая только засмеялась.       - Ты с ней хоть целовался? – она сейчас буквально светилась любопытством, - Я сейчас с тобой не как вожатая разговариваю, мне же то же интересно.       - Нет… - покачал головой Эдвард, - ничего подобного не было.       - Ну и зря! – вдруг заявила вожатая, - Алиса только выглядит так, словно ей никто не нужен. А вот как ты появился, так ее и не узнать теперь. Чтобы завтра поцеловал! – добавила решительно, от чего теперь уже у Эдварда брови поползли на не предназначенную природой высоту.       - Ольга Дмитриевна! – он только попытался возмутиться, но она стукнула ладошкой его по лбу, так и оставив с открытым ртом.       - Но только так, чтобы я не видела! А теперь выйди, мне переодеться надо. И никуда не сбегай! – тут же напомнила ему, - Ты все еще наказан!       - Даю слово, - он приложил два пальца ко лбу, - Никуда не денусь, - и вышел за дверь, ожидать своей очереди вернуться и завалиться спать. Сна, конечно, не было ни в одном глазу, но день действительно постепенно подходил к своему логическому завершению, и больше идти было некуда. И да, конечно, он все еще находится под арестом, как бы забавно это ни звучало.