Чертежи Судьбы

      Говорят, что ангелы — неизменный свет. Говорят, крылья их белые, волосы — золотые, а глаза чистые и нежные, как краски предрассветного неба. Говорят, что они набожны и, конечно, верят в Судьбу. Говорят, они следуют ее причудливым схемам и чертежам, не смея отступаться ни от малейшей черточки. Говорят, они живут по предписанным небесами законам и не смеют нарушать их. Говорят, они не умеют жить для себя. Говорят.       Еще говорят, что ангелам очень высоко падать.       Я сажусь в тень стены, наблюдая, как солнце по-воровски прячется за домами. Только несколько тонких прозрачных лучей остаются висеть над крышами. Как много света они могут дать? Лишь узкую полоску на исписанной граффити стене. Но ведь все в мире начинается с малого.       С узкой полоски на черной стене.       Говорят, ангелам не пристало травить жизненную философию и разбавлять ее мусором повседневности. Говорят, они не должны большую часть жизни проводить в наземном мире, якшаясь с людьми и прячась в их хрупком и изнеженном теле, не способном вынести истинный свет.       Говорят, приличные ангелы не пьют алкоголь, не курят табак, не ругаются. Говорят, они отводят глаза, когда видят красивую девушку, и всеми магическими и не магическими способами заставляют себя забыть о ней.       Так говорят.       Я закуриваю третью сигарету подряд. Кольца дыма перекручиваются в воздухе, сплетая причудливые фигуры. Из бара, что в двух шагах, несет терпким вином, неудержимой рекой льется рок-н-ролл девяностых. Жизнь здесь, в центре города, пропахла вином и сигаретным дымом и уже неотделима от них, как неотделим ангел от света, а демон — от тьмы.       Я — ни тот и ни другой. Промежуточная станция, до которой не продают билетов. Не полукровка и не создание безумного ученого. Не свет и не тьма. Иногда я задумываюсь, как уродился таким, но не могу найти ответа. Я не знаю, кто мои родители — ангелов еще маленькими забирают в приюты, а после в академии, где обучают местным порядкам и созидательной магии. Уже тогда жизнь моя разительно отличалась от жизни прочих ангелов. Если черные перья в белых крыльях еще можно было как-то объяснить и пережить, то вот разрушительную магию на небесах решительно не жаловали. Со временем я оброс проблемами подобного рода, как блохастый пес: страшную силу, что течет в жилах напополам с кровью, нелегко спрятать в рваных лохмотьях, какую носят послушники света. Теперь меня сторонятся на небесах, избегают смотреть в глаза, стараются поспешно пройти мимо.       Страдаю ли я от этого? Нет. Не страдаю. Я одинок, но это не пугает. В своем одиночестве я светел и чувствую присутствие Бога, чего не ощущаю в толпе. Эти фальшивые служители света говорят, что несут добрые идеи мира и порядка людям, но сами ведут кровопролитную войну с демонической расой и не скупятся на жестокие расправы. Они беспрестанно зудят о долге и чистоте ариумов, но сами давно сравняли их с грязью. Чистейший свет изрядно отравлен, истерзан больными помыслами и слепой верой, в которой нет ничего общего с верой искренней и вдумчивой, с какой положено обращаться к Хранителю наших Судеб.       — Ты снова погряз в философских размышлениях.       Перевожу взгляд с граффити на миниатюрную, но крепко сбитую и ловкую девчушку. Светлые волосы мягкими волнами ниспадают до пояса, обрамляя узкое румяное лицо с острыми угловатыми чертами. Кажется, будто ей лет шестнадцать, но на деле она даже старше меня, хотя мало кому об этом рассказывает. Встаю, склоняю голову в знак приветствия, небрежно отбрасывая сигарету. Она провожает тлеющий окурок многозначительным взглядом пронзительных голубо-серых глаз, но хранит молчание и, чуть склонившись в ответ, указывает тонкой рукой, украшенной неброской нитью жемчуга, на сияющие окна бара. Молча иду за ней, заказываю бокал вина и устраиваюсь напротив, чтобы хорошо видеть ее лицо и выражение проницательных умных глаз.       — Ты опоздала, Тессерия.       Она улыбается, качает головой. Упрекать ее в опозданиях — все равно, что заявить королеве, будто она плохо сегодня выглядит. Примирительно накрываю ее обманчиво хрупкую руку своей, но тотчас убираю, испугавшись неожиданного тепла.       — Ты стала слишком близка к людям.       — Как и ты, Мелвилль, — отвечает она тихо, хотя здесь, в шумном баре, посреди пьяного угара, нас мало кто может подслушать. — Как бы ты ни пытался это скрыть, ты к ним гораздо ближе, чем к ангелам. Хотя ты и не человек. Ты что-то среднее. Ты между сторонами, промежуточное звено, и в то же время я знаю, что ты находишься над всеми нами.       Слушаю ее, чуть склонив голову набок. Подобные разговоры привычны и неудивительны для нас двоих. Мы часто рассуждаем о предназначении и о том, в правильное ли место определила нас хитрая Судьба.       — А ты? — продолжая негласную игру, спрашиваю я ее.       — Я влюбилась в человека и с каждым днем все больше теряю в ангельских качествах, — говорит Тессерия с привычной нежной улыбкой, за которой может скрываться все что угодно. — Рано или поздно во мне ничего не останется от ангела, и тогда я смогу воссоединиться с любимым.       — Если тебя не убьют раньше прихехешники Серафимов, — спокойно отвечаю я, чуть опустив веки. Тессерия не пугается. Ее гладкое светлое лицо сохраняет прежнее благостное выражение.       — Ты всегда настроен на плохую волну, Мэл. Когда-нибудь ты думал о чем-нибудь хорошем? О том, например, что мы, избравшие иные пути, свободны, в отличие от наших собратьев? Мы рядом с ними, но отличаемся от них. Мы, как я думаю, ближе к Богу.       — Эти разговоры настраивают меня на депрессивную волну сильнее, чем ты можешь себе представить, — замечаю я, небрежно забирая преподнесенный бокал с вином. Золотая монета чудится официанту необходимой валютой и поспешно ныряет в жадный карман. Киваю, намекая, что ему пора идти.       — Но ты не можешь их избежать.       — Разговоров о моем пути, о свободе? О близости к Хранителю Судеб? Об этом не говорят, Тессерия. Об этом принято молчать.       Она склоняет голову, задумываясь. Выражение глаз в полумраке бара невозможно прочесть и истолковать правильно. Касаюсь губами пряного вина. В нос ударяет терпкий запах. Дешевка, какой люди хоронят печаль на дне души, а ангелы глушат невыносимо яркий свет ариумов.       — Ты прав, Мелвилль. Я на слишком многое претендую, вслух рассуждая об этом. Как думаешь, Он простит меня за такой выбор?       — Хранитель Судеб? — отхлебываю еще вина, задумываюсь. — Он многое видит и многое знает. Куда больше нас с тобой. Все, что творится в мире, создано Его рукой и ведомо Им. Значит, и чертеж твоей судьбы набросан Им же. Он мудрее, чем даже Серафимы могут себе представить.       Некоторое время молчим. Она смотрит на свои тонкие белые руки, сцепленные в замок, я — в окно, на спешащих мимо людей. Они целеустремленно шагают, не находя времени остановиться и оглядеться по сторонам. Всмотреться в лица прохожих, улыбнуться им. Люди не находят времени даже для самих себя, что уж говорить о других?       — Итак, — прерываю поток бесконечных унылых мыслей. — Ты позвала меня затем, чтобы поговорить о решении Хранителя Судеб?       Тессерия улыбается краем губ, и лицо ее снова становится нежным и светлым, как всегда, не омраченным тенью тяжелых раздумий.       — Я позвала тебя, потому что лишь я могу найти тебя и сообщить дурные вести. Кто-то боится, кто-то не хочет, кто-то просто не знает, где искать. — Она достает из кармана узкий, плотно запечатанный конверт и протягивает его мне без лишних слов.       — Что это? — спрашиваю прежде, чем взять письмо в руки.       — Прочитай. Ты все поймешь. Я не знаю подробностей, но общие черты мне известны. Мне жаль, Мелвилль, знай это.       Терзаемый дурными предчувствиями, распечатываю конверт и медленно, желая оттянуть неприятный момент, разворачиваю письмо. Сразу же узнаю каллиграфический почерк на ровной и гладкой бумаге.       Послушнику света третьего ранга, ангелу Мелвиллю.       Три дня назад, в 7-й день 3 чт. м. (четверти месяца), Вы были замечены в компании ангелов, несущих темные идеи в наш светлый мир, мир добра и порядка. Общение с мятежниками является нарушением закона №313 Кодекса Ангелов. Верным решением было бы казнить Вас в качестве расплаты за грех и назидания для остальных, но Суд Высших оказался милосерден, припоминая прошлые Ваши заслуги перед Небесами. Приговор был вынесен вчера на срочном заседании Суда Высших.       Согласно поправке №11.01 к закону №313 Вы, дабы искупить свою вину перед народом и Всевышним, а также доказать верность ангельскому закону, должны стать Судьбоносцем. Это означает, что с сегодняшнего дня Вы становитесь подопечным смертного человека. Как Вам известно, в восемнадцать лет человек, с коей расой мы существуем бок о бок с незапамятных времен, узнает правду о борьбе Сторон и имеет право сделать выбор в пользу одной из них. Начиная с 21 г. Э.Л. (Эры Людей), мы с помощью Судьбоносцев находим верных мужей и дев, которые становятся доблестными рыцарями Света и должны нести порядок в мир людей.       Став Судьбоносцем, Вы обязуетесь:       1) донести до Вашего подопечного информацию о борьбе Сторон и о возможности принятия Выбора;       2) в случае отказа от Выбора незамедлительно стереть подопечному память, содержащую информацию (см. п.1.);       3) в случае согласия любыми способами склонить смертного в сторону Света;       4) не доносить до подопечного ложную информацию о Светлой стороне, если только она не поможет склонить смертного в сторону правильного Выбора;       5) не связываться с Судьбоносцем Тьмы и не иметь с ним общих договоренностей и дел, не общаться с ним;       6) не влюбляться в подопечного, не заводить с ним дружбу и т.п.;       7) не разглашать тайн Судьбоносцев;       8) не заглядывать в Книгу Чертежей.       В случае нарушения хотя бы одного из пунктов устава Вас ждет незамедлительная смерть. Напоминаем Вам о том, что полномочия Вы получаете сегодня, но к своим обязанностям приступаете не раньше завтрашнего дня. Имя Вашего подопечного: Клэр Мэйнард. Аура Вашего подопечного: многоцветная, с преобладанием зеленых и глубоких синих тонов. Окрас магии Вашего подопечного: неоднородный.       Надеемся на удачное завершение Вашей миссии и отсутствие необходимости смертной казни.

Председатель Суда Высших, херувим Одраэль.

      Перечитываю письмо несколько раз, чтобы убедиться в том, что глаза не обманывают. Судьба дарит второй шанс, когда вместо смерти ангел становится Судьбоносцем, но смерть в тысячи раз желаннее этого сомнительного дара. Украдкой гляжу на Тессерию. По ее поникшим плечам и печальным глазам понимаю, что ей известно несколько больше, чем она стремится показать.       — Мне правда жаль.       — Не утруждай себя излишними словами, сестра, — встаю, небрежно убирая письмо в карман куртки. — Они лишь обличают нашу слабость перед высшими органами управления, против которых и ты, и я боремся большую часть нашей жизни.       Она поднимается следом, глядит с грустью, но не плачет, держится твердо и прямо. Незамеченными покидаем бар и направляемся через город к мосту: за речкой есть многоэтажка, с которой лучше всего взлетать. Люди не способны увидеть летящего по небу ангела, принимают его за птицу, а в ночное время — за сверкающий хвост падающей звезды.       — И ты будешь играть по их правилам? — спрашивает Тессерия, не отрывая взгляда от разбитого асфальта.       — Мне придется это сделать. Как бы я ни ненавидел далекие от справедливости законы, по которым мы живем, есть еще и долг перед человеком. Мой подопечный имеет право выбирать. Если меня не окажется рядом, если я не расскажу ему о сторонах света и тьмы, как он сможет сделать правильный для него самого выбор? Я делаю это не ради Суда Высших или Серафимов. Я делаю это ради Хранителя Судеб и ради людей, которые всю свою маленькую жизнь страдают от чужой войны.       Тессерия кивает. Я уверен, с самого начала она знала, каков будет мой ответ, и не ошиблась. Пересекаем мост, на котором, как всегда, собралась целая толпа мигающих и голосящих машин, сворачиваем во дворы. Здесь, на тесных узких улицах, царит полумрак. Пробираемся через арки и переулочки, выходим ближе к трассе, оказываясь рядом с многоэтажкой. Она настолько высокая, что не окинет ее взглядом даже ангел в истинном обличии. Широкие окна зажигаются и гаснут, подчиняясь беспорядочным законам мирской суеты. Седая косьержка не обращает на нас ровным счетом никакого внимания: ангелы умеют, когда нужно, отводить глаза. Жму на кнопку лифта, и Тессерия, не мигая, глядит на зажженный красный огонек, похожий на глаз свирепого чудовища.       — Люди научились подниматься ввысь и даже летать, — задумчиво говорит она, пока мы поднимаемся на крышу. — Но так и не научились быть близки к Хранителю Судеб.       — Люди многому пока не научились, — киваю я. — Но мы, ангелы, должны верить в них. Они наши дети, пускай часто и играют в слишком серьезные и опасные игрушки. Но однажды, поверь, настанет день, когда мир изменится в лучшую сторону.       На крыше принимаю истинный облик. Тессерия не спешит, ее дела на Земле еще не закончены: как только я улечу, она отправится к своему возлюбленному, обыкновенному, пускай и хорошему пареньку, который ровным счетом ничего не знает об ее истинной сущности.       — Как думаешь, откуда они узнали? — спрашивает Тессерия, присаживаясь на самый край крыши. Ее не пугает огромная высота под ногами. Ангелам падать выше. — Мы ведь так тщательно скрывали наш союз с мятежниками.       — Значит, я был неосторожен. Похоже, о тебе они ничего еще не знают, иначе прислали бы письмо. Не рискуй сильно, Тессерия.       — Ты говоришь это бунтарке, которая прислуживает курьером в Суде Высших? — насмешливо интересуется она, чуть щурясь. — Братство Мятежа было создано около семи лет назад, и ни разу мы не рисковали сильно, но при этом год от года мы теряем верных и надежных друзей.       Молчу, уставившись на огни вечернего города. Он беснуется яркими фарами, дышит, точно живой, задыхается в пыли, сигаретном дыме и газе из выхлопных труб. Там, далеко внизу, торопятся проходить друг мимо друга усталые люди. Их век короток, но столько мгновений они теряют впустую.       — Я чувствую, что времена меняются. Ты права, мы теряем друзей, но приходят новые, с каждым годом Братство становится все больше и больше. Настанет момент, и оно обретет такую силу, что сможет противостоять Серафимам и их свите. Я хотел бы разделить с вами этот знаменательный день, но теперь не уверен, что еще хоть раз увижу ваши лица.       — Мелвилль!       — Ты помнишь устав, Тесс. Пока Судьбоносец не исполнит свою миссию, он не имеет права возвращаться на Небеса. Если же он не справляется со своими обязанностями, наказание последует незамедлительно.       — Скройся! — Щеки Тессерии вспыхивают, она отводит взгляд. — Если не получится склонить подопечного на сторону Света, сбеги куда-нибудь, где они тебя не найдут. Уверена, ты найдешь себе такое место. Никто больше на всех Небесах не умеет лучше притворяться человеком, чем ты.       — Ты знаешь, Тессерия, это не в моих правилах.       Расправляю белые, с черными проблесками крылья, напоследок гляжу на Тессерию. Она сидит, маленькая и беззащитная, обхватив обнаженные плечи руками, и с печалью всматривается в мое лицо. Человеческий глаз не способен долго выносить облик ангела, но для Тессерии он не страшен.       — Береги себя, — просит она в последний миг.       — И ты тоже.       Перевожу взгляд на небо, которое лениво набрасывает на себя шелковистое черное одеяло, вышитое звездами, ловлю в крылья попутный ветер и, отталкиваясь с силой, взлетаю ввысь. Предстоит найти подопечного, отыскать его среди миллиардов людей, одного-единственного, и повести по извилистой дорожке между добром и злом. Впрочем, эти понятия давно стали призрачными и потеряли смысл. Я поведу его собственной дорогой, а уж он решит, в какую сторону обратить стопы.       И пусть он будет свободным.