Патруль

– Спасти? – переспрашиваю хрипло. – Я не совсем... – Пусть человек молчит, – прерывает меня все тот же призрачный шепот. – Человек должен только слушать. То, что ты называешь именем «Ио» – причина гибели планеты. Мы предпочли уничтожить этот мир и самих себя, чтобы не дать подобным ему вырваться на свободу. – Ио, – это мне шепчут уже в левое ухо, – не его имя. У него не может быть имени. Он один из образцов генетических мутантов. Неудачный эксперимент, вышедший из-под контроля за несколько сот лет до событий, приведших к уничтожению нашей цивилизации. Проект закрыли, когда власти осознали, чем грозит продолжение работы, но образцы так и остались законсервированными в нескольких десятках лабораторий по всей планете. Одной из особей удалось вырваться, что повлекло за собой серию побегов из лабораторий по всей планете. Образцы, обладая всеми положенными взрослой особи знаниями и доступом к общевидовому пакету информации, сумели ассимилироваться и исчезнуть из поля зрения специальных служб. Кроме того, все выведенные особи обладали возможностями, в десятки раз превышающими возможности любого из маэеон. – Маэеон? – спрашиваю бездумно. И вдруг ловлю себя на мысли, что уже не знаю, зачем задал этот вопрос. – Название нашего вида, человек, – в шепоте мне слышится недовольство. – Любой из образцов мог с легкостью подчинить себе тысячи маэеон. Питаться их ментальной энергией, становясь все сильнее. Но их целью было не всемирное господство, превосходство над всеми живущими или месть. Образцы изначально создавались программируемыми биологическими организмами, без возможности генерировать собственные чувства или желания. Но где-то в генном коде произошел сбой, никому из ученых, работавших над проектом, так и не удалось выяснить где. Впрочем, эта информация уже никак бы не повлияла на результат. Образцы объединились и приступили к зачистке. Глобальному уничтожению всех форм жизни. Первым этапом было бы уничтожение Маэеона. Дальше – ближайшие планеты одна за другой. Чудом нам удалось завладеть одним из образцов. Проведя анализ его мозговой активности, мы поняли, что остается только один выход – инициировать катастрофу, которая убьет большую часть образцов и лишит оставшихся ресурсов, нужных для реализации планов по уничтожению. Для рядовых граждан была придумана легенда о мировой войне за ресурсы, что в сложившейся на тот момент ситуации было бы в определенной степени логично. Но Ио, он... – Ио – один из образцов, – шепот словно лишает меня воли. – Последний, по нашим данным. И он должен умереть здесь. Если не веришь на́м – вспомни о людях из твоей колонии. Ни один из маэеон не бросил бы их погибать. Образцам же неведомы чувства. Они заботятся только о себе и о том, что считают своим. – Ио... – запинаюсь, пытаясь собрать в кучу вяло ворочающиеся в голове мысли. – Ио, он рассказывал мне о своей матери. Он не может быть одним из тех, о ком... вы говорите, – слова тяжелые, словно камни, мне кажется, будто рот набит крупным мокрым песком. – Глупый человек, – шепот вкручивается в виски ледяным штырем. – После катастрофы только образцы имели способность к размножению. Ио – не оригинальный образец, а рожденный. Поэтому он не знает, что является плодом эксперимента. Возможно, он даже считает себя одним из маэеон. В любом случае, правды он тебе не скажет, человек. Но это не имеет значения. Ни один подобный ему не должен выжить. Ради этого мы погубили все, что было нам дорого. Ты должен... Должен? Я вдруг с ужасающей ясностью чувствую, как лишаюсь воли. Будто я снова оказался у ворот ангара, окруженный толпой тварей. Мать твою! Меня хватает только на то, чтобы онемевшими губами выговорить одно единственное имя. А потом я просто проваливаюсь в черное небытие, скалящееся тысячами кошмарных красноглазых морд. *** – Рома... – Ио шепчет это в самое мое ухо, касаясь ледяными губами. – Рома... Я чувствую, как шелковые пряди его волос скользят по моей шее, забираются под воротник комбеза. Чувствую его холодные ладони на плечах, и то, как он прижимается грудью к моей спине. Ловлю его за руку, разворачиваюсь. Склоняет голову набок, смотрит привычно внимательно. Вокруг глаз узор из тонких черных линий, белесые ресницы подрагивают. – Твои волосы... – выдыхаю удивленно, касаясь пальцами белоснежных прядей. На ощупь они такие же, как и раньше. Не сухие, словно истлевшие, а гладкие. Живые. Глажу их осторожно, позволяю прядкам обвиться вокруг пальцев. В рассеянном голубоватом свете, в пятне которого мы стоим, они почему-то отливают серебром. – Пойдем со мной, – Ио мягко сжимает мою ладонь, тянет куда-то. – Зачем? – мне совершенно не хочется идти в темноту, клубящуюся за границей круга. – Я покажу дверь, – морлок все тянет меня за собой. – Выход. – Выход? – почему-то слово кажется мне чужим, будто неприменимым для этого места. Сразу начинают ныть виски. – Идем, – Ио больше не просит. Он приказывает. И уже буквально тащит меня за собой, впиваясь когтями в мою руку. А тьма становится осязаемой, и продираться сквозь нее с каждым шагом все сложнее. Я чувствую, как задыхаюсь, как вязнут ноги, которые все сложнее выдергивать из липкой холодной трясины. Но Ио, кажется, не ощущает ничего этого, он просто тащит меня за собой, все сильнее всаживая когти, пропарывая плоть до кости. И когда в темноте проявляется подсвеченный аварийным красным светом шлюз – я уже едва могу сделать вдох. На меня будто давит бетонная плита, лишающая не только сил, но и воли. А потом Ио поворачивается, смотрит прямо в глаза и коротким резким движением всаживает пальцы в мою грудь. Я слышу хруст собственных ребер, чувствую, как когти рвут плоть. И когда боль становится нестерпимой – шлюз вдруг с тихим шипением приводов открывается, и меня буквально выдергивает в слепящий белый свет. *** – Рома! – кто-то трясет меня за плечи. – Рома! Боль на мгновение ослепляет. Хотя это лишь тень того, что я чувствовал секунду назад. Судорожно прижимаю ладонь к груди, но пальцы натыкаются только на ткань комбинезона. Опускаю глаза и вздрагиваю: ладонь у меня в крови, а на коже глубокие борозды, словно от когтей. – Ио? – спрашиваю зачем-то, хотя и так ясно, что никого, кроме него, рядом нет. – Прости, – морлок тоже смотрит на мою ладонь. Его пальцы в крови. В моей. – Я не знал, как вытащить тебя иначе. Вытащить? – Завязка на боль – самая сильная, – Ио осторожно берет мою руку в ладони. – Я не мог проникнуть в твое сознание, чтобы помочь, но ты сам представил меня. А такое... – он запинается, – такое сложно не почувствовать. – Они сказали... – тяжело сглатываю, пытаясь склеить в голове разрозненные фрагменты всего произошедшего. – Они сказали, что ты... – Я знаю, – глухо отзывается Ио, не давая мне закончить. – Это правда? – вопрос повисает в воздухе чем-то осязаемым. Ио вздрагивает, вскидывает глаза. Вся кожа у него пронизана сеткой черных вен, а из-под отклеившегося пластыря на правом виске медленно стекает серая сукровица. – Ио, – зову тихо. Морлок как-то растерянно, совсем беспомощно пожимает плечами. – Если бы я мог получить доступ к общему пакету данных, – он говорит хрипло, едва слышно, – я мог бы узнать об этом проекте. И о том, правда ли все то, что ты слышал. А сейчас... Я не знаю. – Мы должны вернуться на Кеплер, – кровь с моей ладони, которую Ио до сих пор сжимает обеими руками, медленно, капля за каплей стекает на пол. – Забрать людей. – Да, – через паузу отзывается Ио. – Но я... – Что? – спрашиваю это тогда, когда становится понятно, что фразу Ио не договорит. – Я не должен улетать, – Ио отпускает мою руку и проводит пальцем по красным каплям на полу. – Сейчас я займусь управлением станции и борта номер девяносто. Управление станет доступно людям. Вы сможете вывезти людей из колонии и отправиться на свою планету. Перенастройка не займет много времени. Через десять часов мы сможем отстыковаться уже под управлением любого из вас и вернуться на... планету. – Ио... – начинаю было, но морлок перебивает: – Если я полечу с вами – людям на корабле не выжить. Те, кто говорил с тобой, сделают все, чтобы я не покинул орбиту. Поэтому я останусь на Маэеон. Так будет правильно. Я сам хочу этого. В груди у меня тоскливо тянет. Касаюсь плеча Ио и прошу: – Иди сюда. Он слушается, подается чуть вперед. Убираю его волосы назад, стираю пальцем сукровицу с его кожи. А потом осторожно целую его. Сначала в переносицу, а потом, чуть помедлив, в губы. Без претензии на полноценный поцелуй. Это просто касание. Но от него простреливает тоскливой болью. Наверное, Ио чувствует это. Он ведет ладонью по моей небритой щеке, гладит. И мне почему-то кажется, что это прощание. *** – Значит, управление теперь на нас? – интересуется Сержант у молча стоящего рядом с пультом Ио. – Полностью? – Возьми это, – морлок протягивает ему тонкий прозрачный обруч. – Это ключ к управлению. Адаптирует сигналы вашего мозга так, чтобы их воспринимала аппаратура. Карты, расчеты, настройки – все заложено в интерфейс. При сбоях компьютер сам считает информацию из мозга и оптимизирует для дальнейших операций. Все переведено на ваш язык. Топливо на максимуме, корабль готов к отправке. – А ты? – как-то неловко спрашивает Горячев. Он стоит, тяжело опираясь о стену, смотрит в пол. В отличие от Сержанта, он вспомнил все практически сразу. Включая нашу с ним импровизированную «перестрелку». – Меня я попрошу высадить в этом квадрате, – Ио коротким движением увеличивает карту и отмечает нужное место маркером. – На этом все. – Ты меня... извини, – мне очень хорошо видно, с каким трудом Горячеву даются эти слова. – Я не хотел, чтобы все так вышло. Я не мог ничего сделать. – Ты ни в чем не виноват, – Ио качает головой. – Ты действительно ничего не мог сделать. Никто из вас не мог. Ему никто не отвечает. Наверное, нам просто больше нечего друг другу сказать. *** – Пора начинать вход в атмосферу, – Ио внимательно смотрит на голографический экран. – Вот здесь. Под углом в тридцать семь градусов. Сержант молча кивает и касается нескольких углублений. С обручем на голове разобраться с управлением оказалось совсем легко. Каждый сенсор имел название и отмечался компьютером в момент, когда его нужно было активировать. На каждом шагу были подсказки, исключающие любую возможность ошибки. Наверное, надев обруч, с управлением справился бы и ребенок. Оставалось только гадать, специально ли Ио упростил все до этого уровня, или управление было таким изначально. Вход в атмосферу происходит без каких-либо осложнений. Как будто это посадка вертолета. Корабль плавно снижается теперь уже на автомате, по рассчитанной компьютером траектории, зависает над выбранным местом и медленно опускается. По полу прокатывается едва заметная вибрация и тут же затихает. В углу экрана загорается зеленый индикатор. Ио пару секунд смотрит на меня, а потом молча подхватывает с пола две увесистые сумки и идет к выходу с мостика. Никто не говорит ни слова. И только когда я беру с пола свой баул, Сержант хрипло спрашивает: – Почему сразу не сказал? – Я не знаю, – говорю это, пожимая ему руку. – Вы оба там умрете, – Горячев тоже протягивает ладонь. В ответ я предпочитаю промолчать. Хотя бы потому, что абсолютно с ним согласен. Провожать меня не идут. Так что к шлюзу я иду в полной тишине. И даже звук шагов кажется приглушенным. Створка бесшумно поднимается, впуская в буферную зону сухой холодный ветер, мелкую взвесь пыли и до боли привычный запах гнили. Спрыгиваю на каменистую растрескавшуюся землю и зову: – Ио! Морлок резко оборачивается. Удивление в его глазах сменяется болезненным пониманием. Он почти осторожно опускает сумки на землю и снова поднимает на меня взгляд. Хочу было что-то сказать, но меня перебивает гул стартовых ускорителей. Секунда, и я уже кашляю в поднявшемся после взлета облаке пыли. Стряхиваю серую взвесь с комбеза, сплевываю безвкусную, хрустящую песком на зубах слюну и иду к замершему на месте морлоку. – Зачем? – в его голосе нет абсолютно никаких эмоций. – Ты знаешь, – ставлю свой баул рядом с его. – Ты так уверен, что все это настоящее? – Ио склоняет голову набок. Пожимаю плечами и интересуюсь в ответ: – А ты? – Мне страшно, Рома, – вместо ответа негромко говорит морлок. – Как никогда. Ответить мне нечего. Так что я просто опускаю перебинтованную ладонь на его плечо, и вздрагиваю, когда Ио сжимает мою руку своими ледяными пальцами.