Never

— У тебя засос в половину шеи, сладенький. Не пытайся спрятать его под футболкой, это не водолазка даже. Йен краснеет, как стыдливая школьница и бормочет что-то, отводя глаза. А Лидия тянется, сжимает тоненькими пальчиками широченную ладонь парня. — Что ты там мычишь? Я не слышу. — Я... упал? Пиздец, какая оригинальная отмазка, конечно же. Пять за сообразительность, Йен. — На губы этого уголовника, конечно же, - фыркает Мартин и притягивает парня к себе. - Ты поговоришь с ним? Стайлз все еще остается твоим братом. Йен отшатывается и растерянно чешет рыжий затылок пятерней. У него тоска в глазах мешается с горькой виной, а щеки будто зацелованы солнцем. Но даже эти конопушки не могут скрыть волну смущения и тревоги, заливающую бледную кожу. — В том-то и дело, - непонятно бормочет он и пытается отцепить от себя ее руки, сбежать, исчезнуть, раствориться. Боже, просто оставить все позади. — Да что с тобой, Йен? Это же Микки! Микки Милкович, что перетрахал половину Чикаго до переезда сюда. Ты знаешь, что он в тюрьме сидел? Трижды! — У него глаза теплеют, когда он на меня смотрит. И... кажется, я люблю его, Лидс. И Йен никогда не выглядел еще таким растерянным и виноватым одновременно. Даже в ту ночь, когда поцеловал Стайлза Стилински, а тот оттолкнул его с недоумением и каким-то суеверным ужасом. "Я не должен был, Лидс. Блять, я испортил все, понимаешь?", - он не плакал тогда, но отчаяние разливалось изнутри, отравляя вены ядом разочарования и тоски. "— Как я буду жить без него?" "— Тебе не придется, малыш. Он же твой брат, хоть и не по крови. Он поймет, дай ему время" — Любишь? Но, Йен... — Лидс, я пойду, хорошо? Меня Микки ждет, - и убегает, торопливо и стыдливо чмокнув подругу в краешек рта. Убегает и, несмотря на чувство вины, столь отчетливо проступающего на лице, кажется, что он светится изнутри. Будто кто-то зажег ему персональное солнце. Для него, только для Йена. * * * — Постой, это что, Йен? Стайлз почти спотыкается о Лидию, замирая на месте. За школой Милкович вминает Йена в стену, а тот жмурится и подставляет губы и шею жадным губам. И это выглядело бы горячо, определенно, если бы от это не было так тошно. Лидия моргает два раза и натягивает на губы самую беззаботную и обворожительную из своих фирменных улыбок. — Детка, нам ехать надо. Встреча со Скоттом и Кирой, ты помнишь? Тянет за руку подальше от парковки, подальше оттуда, где его брат вот-вот и трахнет другого - парня с наколками на пальцах и тонной нахальства в пасмурном взгляде. "Я ведь люблю его, Лидс" Они обжимаются по углам Бейкон Хиллс не меньше недели, и городок гудит от этой новости, как растревоженный улей. Только шериф да Стайлз, кажется, не знают еще ничего. — Он ведь сказал бы мне, да? Лидия, черт, не молчи! Сказал бы? Мартин смеется ненатурально и смотрится в зеркальце, поправляя помаду. Сказал бы после того, как поцеловал названного брата, а тот оттолкнул и просто сбежал из дома посреди ночи? Это вряд ли, милый. * * * — Ты меня избегаешь? На улице давно ночь, Стайлз сидит на ступеньках и курит в кулак, нимало не заботясь о том, увидит ли шериф из окна. Он бледный и взъерошенный, и миллиард родинок на шее и щеках, как зашифрованная карта звездного неба. "Я ж не просил ничего, Стайлз. Только тебя" — Нет, а должен был? Йен сильно навеселе и чуть растягивает слова вместе с нарочитой, неловкой какой-то улыбкой. Протянуть бы руку и дотронуться до щеки. Блять, чувак, я так по тебе скучаю. — Раньше мы все делали вместе, помнишь? С детства. И в школу потом - только вдвоем. А теперь ты пропадаешь где-то ночами, а я даже не знаю, с кем и зачем. "Раньше" - до злополучного поцелуя, быть может? Йен Галлагер появился в доме Стилински почти сразу после похорон Клаудии. Маленький, тощий и рыжий, зашуганный и дрожащий, как лист на ветру. Прятался за спиной Джона, и зыркал исподлобья, почти что шипел. Но очень быстро стал полноправным членом семьи и лучшим братом для Стайлза из всех, что могли бы быть. — Я думал ты знаешь. Я с Микки встречаюсь, - небрежно бросает Йен и прикуривает, опускаясь рядом с братом на ступени. На самом деле, это даже не новость. Особенно после утреннего "представления". Но почему так остро ноет в груди и кто-то словно выламывает ребра? Блять. — Я не должен был, - начинают они одновременно и замолкают, хохотнув невесело. "Я не должен был тебя целовать" "Я не должен был отталкивать" — Это серьезно? Стайлз не хочет знать, даже думать об этом не хочет. Но у Йена счастье в глазах, и... Блять, ты просто потерпишь. — Наверное. Мне по-настоящему с ним хорошо. Хотя я не знаю никого, кто бы так матерился. Мы думаем о том, чтобы попробовать снять квартиру. Как-то так, наверное, небо падает на землю, кроша черепушку обломками. Как-то так взрывается граната в замкнутом пространстве, превращая внутренности в фарш. Как-то так... как-то так понимаешь, что мир кончился, что впереди - лишь пустота. Но Стайлз находит откуда-то силы, чтобы опустить руку на плечо брата, чуть сжать и улыбнуться. Почти что естественно. Почти. — Я рад за тебя, братишка. Если у тебя все хорошо. — Лучше и быть не может, - пальцы Йена поверх его руки обжигают до волдырей, и в горле так горячо, будто он свинца расплавленного налакался. Пиздец. - А ты? Когда уже пригласишь Лидс на свидание? Ты же влюблен в нее с третьего класса. Это не ревность и не затаенная обида даже. Участие, волнение за брата. А Стайлзу смешно так, что чешутся губы. И хочется заржать, откинув голову, и спросить лишь одно: "Серьезно? Серьезно, блять, Йен? У тебя так быстро прошло?". Но он не спросит. И постарается справиться с тошнотой, когда в следующий раз увидит, как Милкович целует Йена на глазах у всей школы. "Это должен был быть я" "Ты опоздал"