Never

Он сказал, что никогда не вернется. Забросил на плечо довольно тощий рюкзак и ушел по дороге. Мокрые листья тем утром скрипели у него под ногами. Как сотни не-разложившихся трупов кузнечиков, бабочек и жуков. В тот день небо плакало беспрерывно, и туман лез за шиворот, заставляя дрожать. Он сказал, что никогда не вернется. Айзек Лейхи, которому Бейкон Хиллс стал слишком уж мал. Или дело было не в городе, даже не в людях, которых если честно, тут не осталось почти. Все больше оборотни, банши, химеры и прочая гадость. Он сказал, что никогда не вернется. Он сказал, что не стоит надеяться, ждать. Он сказал, что все между ними было забавой. Похоронено и забыто, прошло. Нет, ведь даже не так — ничего не значило вовсе. Не единого проклятого раза. Кори не поверил ему и на миг. Ничего другого не оставалось. Или так, или больше не жить, смирившись, что все, во что он сдуру умудрился поверить, оказалось даже не ложью, а сказкой, придуманной им самим же в одну из бесконечных ночей, когда Айзек у него оставался. Когда Айзек подминал под себя и врывался почти что без подготовки. Толкался, вжимаясь лбом в затылок или плечо, оставлял на шее и на ключицах ожерелье из лиловых отметин. Прокладывал цепочку из поцелуев-укусов от загривка до ягодиц. Так долго, так красиво кончал. Уходил на самом рассвете, укрывая одеялом раскинувшееся по кровати тело мальчишки. Что жмурился изо всех сил, притворяясь, что так крепко спит — ни шороха, ни движения не слышит. Губы кусал и солеными слезами давился, когда Лейхи напоследок склонялся и трогал губами макушку или плечо. Губами, вкус которых распробовать ему не дозволил: "Не люблю я целоваться. Прости. Такая вот дурацкая прихоть". Он пришел и перед самым отъездом. Ночью. Пах терпким вином и дождем. Он брал, как в последний раз, его снова и снова. Он столько нежностей в затылок шептал, а еще каких-то сумбурных, бессвязных признаний. Как будто в хлам был укурен, вот только оборотням трава нипочем. Кори не расслышал и не понял ни слова. Кори топило, сбивало и кружило мягкой обволакивающе-пряной волной. Кори той ночью впервые подумал, что, возможно, он все же любим. Вот только утром Айзек Лейхи сказал, что уже никогда не вернется. Утром Айзек Лейхи ушел по мокрой и темной дороге. Кори смотрел ему вслед, пока силуэт окончательно не потерялся в тумане. Где-то там через двадцать минут или час [он не считал, не засекал и вообще всех ориентиров лишился], в белесой жиже расслышал чихающий звук мотора и тут же — радостный визг тормозов. Нет, не удар. Остановка и движение обратно. Он сказал, что никогда не вернется. Писал из Парижа Стилински и изредка — Скотту МакКоллу. Кори не подслушивал, не шпионил. Но зачем ему такой редкий дар, если его не использовать в своих интересах? Не так уж и часто. Раз в месяц, может быть, два. Айзек сказал, что никогда не вернется. Четыре года прошло. Если поверить ему до конца... Нет. Нет и нет. Кори даже думать не будет. Кори терпеливый и верный. Кори его подождет. Айзек Лейхи вернется и сам все увидит. Может быть, тогда он сразу поймет, что Кори все это время... что Кори был только его. Для него одного. Он непременно поймет. * Школьная раздевалка давно опустела, только два лучших друга Скотт и Стайлз никуда не торопятся будто. Кори сливается со стеной у них за спиной. Кори жадно ловит каждое слово. — Какие новости, бро? — Клянусь, ты своим ушам не поверишь. Лидс вчера в Лондон по скайпу звонила. — Ха. Да ты прикалываешься? Джекс?! Но ведь они не один год даже встречались. То есть, я не имею ввиду... — Какая ерунда, — Стински легкомысленно махает рукой, опрокидывая сумку с клюшками и еще какую-то фигню. Создает такой адский грохот. Наверное, сейчас сюда вся школа сбежится. — Я не просто так любил ее с третьего класса. — Угу. Она предназначена тебе небесами. Ближе к делу, брат, Уиттмор там... что? Неспроста же ты лыбишься, как кот, сожравший чью-то сметану? Кори вздыхает. Если бы сейчас он мог мимо них пробраться беззвучно... Сегодня они говорят совсем не о нем. Быть может, стоит наведаться как-нибудь к Стайлзу и выкрасть номер телефона или адрес дома, в котором сейчас Айзек живет? Просто хоть раз набрать и услышать голос, который даже не снится уже больше года. Никак. А еще телефон проебан вместе со всеми /несколькими/ общими фото... — Нет. Ты правда никогда не поверишь! Джекс... он был почти голый — в одном полотенце, только из ванной. — Не уверен, что хочу это слышать... — Скотт кривится и почти зеленеет. Кори глушит ладонью смешок. — Так дело не в этом. Пока они говорили... я не очень запомнил, о чем... кто, ты думаешь, вышел следом из душа?! Мокрый и в чем мать родила! Лидс говорит, что всегда знала что-то такое, но была уверена, что Джексон никогда не признает и даже сам не поймет... — Погод-и-и-и-и, — до МакКолла и правда долго доходит. — То есть Уиттмор... и кто-то еще? Кто-то, кого мы, думаешь, знаем? — Кудряшка! Нет, ты прикинь?! Свинтил отсюда в Париж, а сам между делом... — Стайлз едва не выпрыгивает из штанов, которые размахивающими руками натянул еле-еле. — Прикалываешься что ли? — Да зуб даю! Джекс даже не стал отпираться, сочинять что-то про невъебенную дружбу. Просто кивнул и засосал его сразу. Как будто устал скрываться и хотел показать. Лидия уверена, свадьба — не за горами... Он от него конкретно плывет. Вроде они вместе три года или даже чуть больше. Стилински трещит про что-то еще, но его голос уплывает куда-то. Все дальше. Сливается с шумом льющейся воды в душевой. Кори смеется, зачем-то продолжая зажимать рот влажной ладонью. Будто смех пытается затолкать поглубже обратно. Чтобы им же перекрыть себе кислород. Воздух, он обжигает гортань и кожу словно сдирает... Очень холодно. Это туман. Это туман, что из леса ползет по дороге. Это туман, что змеями обвивает его и давит, жмет, дотягивается к шее и душит. Где-то кто-то кричит. Непонятно. Темно. — Кори! Блять! Да он-то как здесь оказался? — Он сливается с обстановкой, забыл? Помоги... надо его уложить... звони в неотложку... — Получается, он все слышал? — Может быть? Ну и что... ох... а я и забыл... — Бедный Кори. Выходит, он все еще ждал и... любил? Все эти годы. Нашего Лейхи? — Который никогда не собирался обратно... Черт, да что же такое? Стайлз, помоги. Дыши... Кори, дыши... Блять, почему он так быстро синеет? Туман ползет по дороге и лезет вверх по ногам и рукам. Кори ступает на разделительную черту, что летит вперед, к горизонту, как стрела, пущенная из лука самого Леголаса. Кто-то ждет там, у первого знака. Кто-то в белой рубашке и черном костюме, с золотой копной кучеряшек и улыбкой немного кривой. "Кори! Кори, не смей..." — далеко, будто и не отсюда. — Ну, привет. Вот и ты. Я скучал. Берет его ладонь и прижимает к щеке. Такой ледяной. Ничего, теперь они вместе. Теперь будет теплее. — Больше ты не уйдешь? — Не уйду. Кори улыбается. Становится легче, и он снова может дышать. Не уйдет.