Never

Джексон приезжает в эту деревушку на лето. Он даже названия ее не запомнил. Достаточно, что дом стоит на берегу охуенно-теплого моря, что прислуга беззвучна и почти незаметна, что никто нотациями не выедает мозги в режиме нон-стоп. Телефоны здесь по какой-то причине почти что не ловят, так что связь с внешним миром лишь по старинке. На вычурном столике в холле – пузатый аппарат с до блеска начищенной ручкой. Сюда каждый вечер ровно в восемь часов звонит за отчетом миссис Уиттмор и долго говорит о чем-то с управляющим домом. Джексона к трубке не позвали ни разу. Не то, чтобы это хоть как-то его огорчало. Джексон сутками пропадает на пляже. Ныряет чуть в стороне от общего пирса прямо с берега в лазурные воды и долго плавает у самого дна, разглядывая пригоршни разноцветных ракушек и шугая стайки совсем не пугливых рыбешек. * Мальчишка приплывает на лодке, когда больше половины июля уже позади. Он босой, в подвернутых до колен штанах из грубой парусины. На нем родинок больше, чем ночью на небе – мерцающих звезд. Они усыпают лицо и сползают по шее к ключицам, прячутся за невзрачной серой тканью, что промокла насквозь. Пацан его не замечает как будто, привязывает свое утлое суденышко и уходит вдоль кромки прибоя, чуть загребая ногами песок. Джексон смотрит на смуглые от тропического загара, крепкие руки. Ярко-красное солнце торопится нырнуть в море поглубже, и там, у горизонта, волны уже, пенясь, шипят. Тени становятся злее и гуще. Фигурка на пляже кажется одной из этих теней. Какой-то совсем нереальной. Джексон фыркает, ища взглядом оставленную где-то одежду. Ну и что... обычный пацан. Наверное, сын рыбака из того небольшого поселка, что в пяти милях на запад. * Наутро он спешит на причал, не пытаясь копаться в причинах. Ну и что, что добрую часть ночи не спал, что крутился и глаза закрыл лишь под утро и то на какие-то четверть часа, не больше. В итоге мешки под глазами такие, в них пору ракушки с песка собирать. К морю он почти бежит, спотыкаясь на гладких камешках, что то и дело попадают под ноги. Режет пятку каким-то осколком. Не глубоко, ну и пусть. Волны в этот час почти неподвижны. И весь океан, он как затаившийся зверь, что лежит в своем логове. Дышит. Мерно и глубоко. Вчерашнее место у пирса пустынно. Ни лодки, ни пацана, никакого следа. Не то, чтобы Джексон искал. Он ведь просто шел сюда искупаться. Под ребрами что-то ноет. А еще теперь почему-то очень плохо спится ночами. Как будто там, у моря, кто-то постоянно шепчет ему. Зовет за собой. В глубину. Чего ни примерещится от жары и от скуки. * – Красиво ныряешь... Мальчишка болтает ногами в воде. Все в тех же штанах и заношенной кофте. Глаза цвета теплого кофе без молока. Джексон такой пьет каждое утро на завтрак. – А ты рыбак или вроде того? – Я? – как будто даже опешит, но тут же улыбнется немножечко грустно. Кивнет. – Что-то вроде того. Такое верное слово... Смеется, будто журчит ручеек, и тянет улыбнуться в ответ ему следом. Джексон выбирается из воды на грубые доски и садится с ним рядом, ноги под себя подогнув. Они болтают /о чем – он потом даже не вспомнит/, пока солнце не начинает сползать в свое пристанище в море. Пацан, спохватившись как будто, сбивчиво бормочет что-то про деревню и сети. Убегает, будто за ним гонится сто тысяч чертей. Джексон оторопело смотрит, как фигурка растворяется в быстро спускающихся сумерках. Тает, как кусок сахара в кипятке. Это первая ночь за неделю, когда он спит спокойно, совсем не тревожась. * – Это сети или... – ... что-то вроде того? Пацан растягивает на каких-то деревянных треногах орудие лова, попутно очищает от застрявших мелких рыбех, кудрявых водорослей, тины буро-зеленой. Утирает со лба струящийся пот и улыбается, точно давнему другу. – Ты как меня отыскал? – Не искал. Просто прогуляться пошел. И сам на самом деле не очень-то понял, почему ноги понесли его вдоль волны и скал, поднимающихся из мокрого песка, будто острые зубы. Но разве он кого-то искал? Он даже имени мальчишки не знает. – Меня зовут Стайлз. Стайлз? Что за имя такое дурное? Улыбка белее, чем сахар. Тот самый, что в кипятке. Садится рядом с ним на песок. Как придурок. Как будто здесь его место. Как будто он вернулся домой. – Я – Джексон. Тебе, может, помочь? – Ага. Можно подумать, умеешь. – Ну, ты ведь покажешь мне, как? К закату у Джексона все руки в мозолях, и сам он рыбой и тиной провонял, как... рыбак. Вот только парадоксально не хочется возвращаться в холодную огромную виллу, где пусто, где будто умерло все. – Твои беспокоиться будут. – А ты?.. – Я утром рано в море. Не жди. * Не жди... Разбивается волнами о твердые скалы. Не жди. Не жди. – Я не жду! – кричит на горестно вопящих сутками чаек, на море, которое то равнодушно, то будто смеется над ним. На безымянных поваров и служанок, на садовника даже. Возможно, проще вернуться в Нью-Йорк и вытрясти из головы эту дичь вместе с летом. Но он берет у садовника разбитый пикап, заводит его под удивленные взгляды прислуги и едет по разбитой дороге в деревню. Как обычный турист – поглазеть. Задает осторожно вопросы, и на каждый в ответ получает растерянный взгляд. Мальчишка? Родинки? Лодка? Не знаем такого... Тревога возвращается на третьи сутки. * – Слышал, ты ездил в деревню. Меня что ли искал? Я говорил ведь, что уйду в море. Смотри, что привез... Вываливает на песок перед ним охапку разноцветных ракушек. Здесь темно-синий и голубой, маренго, индиго, лазурь, бирюза и электрик – все, сколько есть, оттенки синего, он и четвертой части названий не знает. – Красиво... – он опускает ладонь, накрывая вместе с ракушками Стайлзовы пальцы. Тот вскинет медленно взгляд из-под длинных, мокрых ресниц. Как будто спрашивает молча о чем-то или, может быть, просит? Джексон слышит, как громко бьется сердце о ребра. Его руке горячо. Находит сухие, горячие губы, медленно раскрывает их языком. Стайлз шумно выдыхает и так доверчиво подается навстречу. Он льнет к нему, гладя пальцами скулы, лицо... Целует жадно и что-то шепчет беззвучно. – Что? Стайлз? Я не слышу. Ты что-то сказал? – Ничего. Закат сегодня невероятно красивый... И почему-то отводит глаза. Грустные-грустные. Как будто не поцелуй случился, а кто-нибудь умер. – Хэй, ты чего? – Просто... мне ведь пора. Знаешь, я бы очень любил тебя, Джексон. И обнимает порывисто, прижимая к себе. Пахнет снова солнцем, морем и тиной. Затхлый какой-то, с гнильцой запашок. Джексон собирает с песка все ракушки. Сегодня вслед Стайлзу больно смотреть от солнца, что не светит, а глаза как кислотой выжигает. "Я бы любил тебя, Джексон... я бы любил..." * Стайлз не приходит ни через неделю, ни через месяц. Не приплывает на пирс, не появляется на их месте, не сушит свои драные сети. В деревне на Джексона уже глядят, как на своего – не очень здорового, правда. Все пытается найти призраков, каких-то мальчишек. Все рвется в море, кого-то зовет. А зачем? – Говорят, хозяин ищет кого-то? Садовник Дэнни решается к нему подойти, когда уже начинает смеркаться, а у Джексона от виски порядочно шумит в голове. – Его зовут Стайлз. Худощавый и черноволосый. Весь в родинках, как... ну полностью весь. Увидел его первый раз у пирса на маленькой лодке... в июле. Он говорит про ракушки и про песок. Про странное, тянущее чувство. Про кусок бессмысленной мышцы, который будто вырвали из груди сейчас, когда он больше совсем не приходит. – Его и в деревне не знают. Никто ни разу не видел. Глядят на меня, как на больного и только головами качают. А он есть... я видел, он.... был... Дэнни хмурится и глядит наискось, будто даже с опаской. Мнет широкополую шляпу в руках. Будто хочет что-то сказать, но боится. – Ты что-то знаешь о нем? – Как имя его, говорите? – Такое странное... Стайлз. – Жил здесь один паренек, – Дэнни вздыхает и палкой начинает что-то чертить на песке. Какие-то символы, непонятные знаки. От сглаза? – Сын рыбака. Имя сложное было такое, выговорить не мог ни один, вот его Стайлзом-то и прозвали. Гордость отца, помощник и весельчак. Девки, правда, на него совсем не смотрели. Говорили, уж больно тщедуш. Он не особо печалился, все хохотал, что женится на Лидии Мартин – дочка у мэра, красотка, конечно была... Он долго рассказывает про Стайлза, про их жизнь и обычаи. Про нападение на деревню стаи волков, в которой погиб Скотт – лучший друг шебутного мальчишки. Как тот все время грустил, тосковал. А после взял у Арджента ружье и умчался с ним горы. Вернулся через четыре дня кровью заляпанный весь. Не своей... – Почему ты говоришь о нем "был"? Обо всех этих людях... Дэнни прикусит губу и отчего-то попятится даже. – Сто шестьдесят три года уж минуло с тех пор. Стайлз действительно ходил в море на лодке. Однажды с востока налетел сильный шторм. Он из него не вернулся... как раз был июль. Сто шестьдесят три? Сто шестьдесят и еще три? Только как?.. Если и сейчас Джексон ощущает вкус его поцелуя... – Говорили, его русалки забрали. Он ведь просто чах от тоски... а теперь является, в ком чувствует что-то такое... Но это все бабьи сказки, конечно. Не слушайте дурака. Вам бы, мистер Уиттмор, поспать. Поспать? Как же спать, если море качается, шепчет. Если манит за собой... к нему, в глубину... ... я бы очень любил тебя, Джексон... ... иди... иди ко мне.... приходи... Я иду. – Поспать? Конечно, Дэнни, спасибо. Свободен. И правда надо в дом потихоньку идти. Но до того – один заплыв только возле пирса и все. Чтобы прочистить голову и не думать. Не слышать. ...иди... иди ко мне... Хорошо. Я иду.