Never

— Д-джекс? Айзек как-то странно и сильно бледнеет, видя его среди команды звездолета, прибывшего на Санктум с Земли. Опускает свои блядско-голубые глаза. На скулах рубцами вспухают пунцовые пятна. — Какая встреча, Кудряшка. Значит, вот куда Крис тебя затащил. Я-то думал, вы до сих пор тусите где-то в Париже. Покрывшимся толстым слоем радиоактивного пепла. Вот уже... сколько веков минуло с тех пор? Айзек Лейхи, что хотел подумать после гибели маленькой Элли. Джексон Уиттмор, что дал ему все время этой сраной Вселенной. Джексон Уиттмор, что никогда еще не чувствовал себя таким дураком. Толпа встречающих в церемониальных одеждах возбужденно гудит. Один приближается робко и тянет Айзека за рукав, тут же склоняясь в низком поклоне и прижимая ладони к груди. Джексон успевает заметить расширившиеся от страха зрачки. — Прости меня, Первый. Но Красное солнце близко, и всем нам лучше укрыться в пещерах. — Конечно. Скажите Крису, что можно отправлять в убежище всех людей. Эти пришельцы... наши гости. Они не опасны. Джексон хмыкает, разбирая в голосе нотку сомнений. Такой самоуверенный мальчик. Он вырос. Он возмужал. Он подрос. Айзек просит: — Давай оставим все вопросы чуть на попозже. Сейчас... здесь правда очень скоро будет опасно. Затмение сразу двух звезд вызывает психоз у всего живого, что остается на поверхности. Это токсин, который выделяют растения... Джексон, просто поверь. В наш первый раз на этой планете мы почти перебили друг друга... Он говорит — на планете, но это спутник газового гиганта, жить на котором не смог бы никто. Из людей. И тех, кем они являются — тоже. "Почти перебили", — Айзек трет шею и все еще избегает смотреть. Айзек, наверное, что-то скрывает. — Волчонок... — старое прозвище вырывается как-то само, и оба вздрагивают как от удара наотмашь. Пятна на скулах становятся ярче, а кожа — бледнее. — Джексон, прошу... сколько спустились с тобой? — Только трое. Здесь никого из тех, кого бы ты знал... "Никого из нашей... нашей бывшей стаи", — не говорит он ему, но Лейхи, конечно же, слышит. Читает его мысли, как прежде. Когда они были — одно. — А там?.. — невнятный кивок в сторону неба. К орбите, на которой остался корабль, пронесший их через сотни световых лет сюда с погибшей Земли. Корабль сейчас — неразличимая звездочка, не видимая из-за яркого солнца. Двух солнц, что все быстрей начинают сближение и скоро сольются в одно. — Стилински. Айзек молча кивает, сжимая пальцы в два кулака. Джексон не видит отросшие когти, но запах свежей крови не спутать ни с чем. Стайлз Стилински. Конечно. — Мы должны выдвигаться, если хотим дожить до утра. Веди своих людей прямо за нами. И деревья... к ним лучше не подходить. И больше — ни слова в не таком уже долгом походе через странные заросли такой чуждой, такой непривычной планеты. Его злость пахнет пеплом и скисшимся молоком. Его боль... Джексон мог бы сжать его руки своими руками, но забрать не вышло б и так. Его боль — не в теле, она глубже. Он с ней сросся, наверное. Они оба срослись. Как корни вплетаются в мертвое тело, чтобы сделать его частью себя. * Кристофер Арджент в их суетливой гонке к пещерам бросает на Джексона один хмурый взгляд и легонько кивает, как старому другу, поправляя свой царский наряд и нож, спрятанный в рукаве. Конечно же, — инстинкты, охотник. Интересно, а здесь он нашел аконит? Или какой-то аналог? Позже, когда разместят с удобствами женщин, детей, он усядется рядом, предлагая фляжку с неизвестным напитком: — Значит, Земли больше нет? — Есть. Но вот жить на ней уже невозможно. Мертвый, спекшийся шар. Джексон прихлебывает терпкую жидкость, ни на секунду не думая, что Арджент мог бы его отравить. Оба знают, что оборотни читают эмоции не хуже, чем запах. Его неприязнь он разбирает легко, она пахнет жженой корицей, а вот тревога, истоки которой разобрать пока не выходит, — жухлой, прелой листвой. — Есть что-то, что я должен знать? — Если и так, _о н_ сам тебе скажет. Сейчас я должен идти... приятно было увидеть тебя, спустя эти годы... Какая-то заминка... или все это — складки у глаз, что выцвели с их последней встречи почти до оттенка родниковой воды. Что-то грызет в подсознании и лишает покоя. — Крис, — окликнет, сам того не хотя. Тот остановится, подняв вопросительно брови. — Ты и Айзек?.. Тихий смешок. — Не гони лошадей. Ты разберешься... волчонок. * Он крутится половину здешней ночи на своей жесткой лежанке, которую расположил за острым скальным выступом, сильно в стороне от других. Он вымотался, как будто не пролетел в звездолете половину галактики, а тащился все эти парсеки пешком. Без передышки на сон или отдых. Вот только сна — все равно ни в глазу. Он не пытается слушать, но не может не слышать. Все их шепотки и взгляды наискось. Он слышит, как Айзек ходит между группок людей, проверяя и уточняя, все ли в порядке. Как Айзек снова считает припасы и боезапас. Как Айзек начинает обход третьим кругом, нервируя каждого расспросами и своим шальным, потерянным видом. — Айзек, уймись, — тихо говорит ему Крис и, тот, наконец-то сдавшись, уходит. Уходит прямо к нему. Без единого слова опускается рядом, поджав свои длинные ноги. — Ты и Стайлз? — Ты и Крис? Между ними — густое молчание. Вязкое, в котором тонут, как в гиблом болоте. Сердце в груди, точно поршень. Стучит. "Ты бросил меня" — Я думал, ты остался там, ты погиб. "Ты дал мне уйти. Ты слишком долго находился с Стилински". — Я не успел сообщить. — Не успел? Скорей, не хотел. Айзек склоняет в согласии голову. Он не возражает, не спорит. В груди горит и печет, как будто из нее выламывают ребра. Одно за другим, чтобы добраться до сердца, что замерло, как мышонок. Ты там еще? Ты живо? Стучи. — Надеялся, выйдет начать все сначала. — Не вышло? — Я не успел. Он опускается рядом и утыкается лицом ему куда-то в колени. Он пахнет свежестью и грозой. Он дрожит. Это Айзек. Джексон закрывает глаза, запуская руку в кудряшки. Странно, что раньше получалось дышать. Так далеко. От него.