Американская роза

Years & Years — King

— Неужели ты не видишь цвета, когда слушаешь музыку? Нет, Луи не видел. — Луи, клянусь! Я думал, все так могут, но, кажется… Кажется, это не так. Я имею в виду… Нет, он особенный. Особенный, потому что всё, что касается Гарри Стайлса, чертовски особенно и неповторимо. Когда Луи Томлинсон впервые присоединился к звукозаписывающей компании Лиама Пейна в качестве его основного партнёра и автора песен, он думал, что у него появится шанс встретить кого-то ещё с такой способностью, но этого не произошло. — Это что-то абсолютно уникальное, Хаз, — говорил ему Луи несколько лет назад. — У некоторых людей тоже есть такая особенность, и они думают, что это обычное дело, ведь они были рождены с ней. Это чудесно, она делает тебя таким особенным. Эту особенность называют «синестезией». Луи возвращается обратно на землю, когда пара холодных потрескавшихся губ надавливают на его собственные. Он открывает глаза, вспоминая многочисленные привилегии, которые он имеет в бизнесе; например, сейчас на коленях Луи сидит красивая девушка и целует его. Кто бы ни говорил, что деньги и слава — это лучшее оружие, чтобы завоёвывать девушек, что ж, он был прав. Девушки, девушки — вот кого должен хотеть Луи. — О боже, Луи, я такая мокрая. Это не тот тип грязных разговоров, который любит Луи, но кому какая разница. Он нормальный, абсолютно гетеросексуальный парень, которому нравятся девушки; вагина, грудь и всё такое. Понимаете ли, Луи не гей. Он по факту натурал. Он совсем не думает о единственном человеке во всем мире, перевернувшем его мир с ног на голову. — Да? — выдыхает Луи, соединяя их рты в поцелуе, в котором нет никаких искр, и на вкус всё уныло, но это поцелуй натурала, так что Луи продолжает. — Объезди меня? Блять, объезди меня прямо здесь. — Да, да, — отчаянно кивает девушка, расстегивая штаны Луи и доставая его возбуждённый толстый член. Она очень нетерпеливая и отчаянная; это немного грустно, по мнению Луи. Он даже не знает её имени, ради бога. — Презерватив? — Да, дорогая. — Меня зовут Даниэла, — напоминает она, снова целуя его. Луи не отвечает, потому как он неожиданно погружается в свои мысли. Он смотрит на девушку, сидящую на его коленях, на её губы и глаза, в которых нет никакого блеска. — Неужели ты не слышишь цвета? Сердце Луи замирает, его разум опустошается, все мысли исчезают без видимой причины. Даниэла снимает трусики и пристраивает себя на члене Луи, готовая объездить его; и Луи не хочет этого. Совершенно очевидно, что его возбуждение спадает, когда девушка разочарованно дуется и спрашивает: — Тебе нужно больше прелюдии? Таблетки? Может, у тебя есть кинки? Луи не хочет этого. — Я не могу сделать этого, милая, — говорит он твёрдым голосом. — Извини. — Что? — спрашивает она, выглядя так, будто ей дали пощечину. — Мои мысли где-то далеко, ладно? — извиняется Луи частично правдиво. — Что ты хочешь; трахать меня, пока я думаю о бизнесе? — Ты думаешь не о бизнесе, — возмущается она, вставая с его колен и забирая трусики с пола. — Ты думаешь о ком-то другом. Кто она? — Я не думаю ни о ком другом, — рычит Луи. Он не понимает, почему должен оправдываться перед девушкой, которую даже не знает. — Она хорошо трахает тебя? Она доминант? — О чём ты, блять, говоришь? — говорит Луи, закатывая глаза. Он поднимается, застегивая джинсы, и ведёт её к двери. — Не неси чушь; оставь эти словечки для дерьмовых порно книг. — Я просто хочу понять! — кричит она. Луи стонет с раздражением. — Нечего понимать, дорогая, — настаивает Луи, пытаясь быть вежливым, но он знает, что его терпение на пределе. — Я просто… Устал. — Ложь! Почему ты хочешь её, а не меня? — Просто, блять, перестань. — Нет! — Я сказал перестань. — Нет, послушай… — Гарри, перестань! Это ошеломляет их обоих и охлаждает их тела, словно на них вылили ведро ледяной воды. Луи перестаёт дышать на секунду, и девушка широко раскрывает свои глаза. — Я не Гарри. Я Даниэла. «Конечно же, ты не Гарри» — думает Луи. Если бы она была Гарри, они бы не пытались заняться сексом несколько минут назад, потому что, вы знаете, как и любой натурал, Луи не хочет трахаться с геем. Вне зависимости от того, насколько Гарри красив. — Я знаю. Прости, — извиняется он. — Я же сказал; мои мысли где-то далеко. — Я заметила, — говорит она и уходит, хлопнув дверью перед его лицом. Луи не особо заботится об этом, поскольку он берёт свой телефон и листает список последних звонков, пока не находит тот особенный номер. Одна неделя, прошла ровно неделя с тех пор, как Гарри позвонил. И он звучал так испуганно, так уязвимо, так разбито, что Луи неосознанно нуждался в том, чтобы вернуться обратно в Лондон, обнять его и целовать до тех пор, пока тот снова не улыбнётся. Но он не просто так переехал в Ливерпуль. У него была цель; ему нужно было поддерживать жизнь. Ему нужно было чего-то избежать. Блокируя телефон, Луи решает забыть о Гарри Стайлсе и попробовать снова с другой девушкой. Гарри в прошлом, неважно насколько громко его сердце доказывает обратное. Он старается остаться в стороне от своих мыслей, направляясь в офис Лиама, чтобы сосредоточиться на настоящем бизнесе, а не на глупой проблеме с мальчиком, который даже не находится здесь. — Луи, — приветствует его Лиам, как только тот заходит в кабинет. Он не выглядит особо радостным по отношению к нему. — Наконец-то. — Наконец-то? — повторяет Луи, закрывая дверь. — Ты можешь сказать мне, почему ты больше сосредоточен на чёртовых девушках, чем на написании музыки? — У меня творческий кризис, — оправдывается Луи, что своего рода верно, но не совсем правдиво. — Луи, я напоминаю тебе, что мы говорим о Foxes. Она хочет от тебя текст песни, и для такой маленькой звукозаписывающей компании, как мы, это большой шанс. — Я знаю, — фыркает Луи, прислонившись к дверному косяку. — Для меня это мог быть хоть Мик Джаггер, творческому кризису всё равно. Если он есть, значит он есть. — Ты можешь использовать своё время с пользой, знаешь, — говорит Лиам, поднимая брови. Он звучит, как идиот, когда злится. Он воспринимает бизнес слишком серьёзно, по мнению Луи. — Вместо того, чтобы трахаться, ты мог бы заняться чем-то, что вдохновило бы тебя. — Секс вдохновляет меня. — Чушь, — раздражённо отвечает Лиам. Луи понимает его позицию, но Лиам не может понять его. Дело не только в кризисе, и Луи знает это, но он не может позволить кому-нибудь другому узнать. — Зейн расскажет тебе всё о Foxes. — Ладно, — кивает Луи, цокая. — Луи? Поговори со мной. Ты уверен, что ты в порядке? «Нет. Я скучаю по нему. Я переживаю за него» — думает он, но не говорит вслух, потому что, в первую очередь, Лиам даже не знает о существовании Гарри. — Я в порядке, — вздыхает он, подходя к стулу и падая на него. — Я просто немного… Я не знаю. — Измотан? Луи, ты мой друг, ты же знаешь. Я волнуюсь за тебя, и не только потому, что ты часть этой компании. У тебя что-то в семье? — Спрашивает Лиам. Это не Лиам-его-партнер-по-бизнесу больше, теперь это Лиам-его-хороший-друг. — С моей семьёй всё в порядке, — вздыхает Луи. Он очень сильно хочет поговорить о Гарри, рассказать кому-нибудь о нём, объяснить насколько прекрасная он личность. Но он натурал, так что парни не должны его интересовать. Вместо этого, он решает пойти по самой родственной к этому теме. — Ты когда-нибудь слышал о таком явлении, как синестезия? Лиам качает головой. — Нет, на самом деле. — Хроместезия является таким видом синестезии, при котором звуки автоматически и непроизвольно вызывают цветовые ощущения. — Луи не запоминал этого наизусть. Конечно же, он не запоминал. — Что? Это впечатляет, Лу! — поражённо восклицает Лиам. — Могу я узнать, как это делается? Это было бы очень полезно для нас. Луи улыбается, потому что Гарри настолько особенный. — Нет, — качает головой он. — Это расстройство, у некоторых людей оно есть, у остальных — нет. — Это здорово, Лу, — настаивает Лиам. — Но я не понимаю, как это может нам помочь. Ты хочешь нанять человека с синестезией? — Нет, — отвечает Луи и снова лжёт, когда говорит, — я не знаю таких. — Ну, в таком случае, Лу, я понимаю, что синестезия — это круто и всё такое, но не вижу, почему это может быть полезным. — Заткнись, Лиам! — кричит Луи, складывая руки на груди. — Я просто пытался поддержать разговор. — Я думаю, ты пытался сказать мне что-то, но я не уловил этого, — признаётся Лиам, повышая голос. Он прав. Луи настолько облажался из-за того, что он не может позволить себе получить то, что хочет; вместо этого, ему нужно быть сосредоточенным, чтобы продолжать делать это, потому что то, что он хочет, — это не совсем то, чего он должен хотеть. Он хочет, чтобы кто-нибудь убедил Луи вернуться к Гарри, потому что этого он отчаянно хочет больше всего. Это основная причина, по которой он говорит о синестезии. Лиам поднимается и подходит к Луи. Он заботливо поглаживает его по спине, пытаясь быть внимательным к своему другу. Луи благодарит его робкой улыбкой. — Я пойду куплю нам кофе. Может, ты хочешь чего-то особенного? — Двойной мокко с шоколадом. Спасибо, Ли. — Без проблем, — говорит он, прежде чем выходит из офиса. Как только Лиам исчезает, Луи вытаскивает свой телефон и смотрит на номер, на который, он знает, он никогда не позвонит. — Я просто хочу, чтобы он вернулся, — шепчет он. Луи счастлив иметь Зейна в качестве помощника, так как, если честно, он единственный, кто мирится с его плохим настроением. Как только он видит Луи в коридоре, то сразу подходит к нему с какими-то бумагами в руках. — Привет, бро, — говорит он, подделывая фальшивую улыбку на лице. — Луи, — поправляет он. Зейн всегда звучал скучающим, будто эта звукозаписывающая компания была недостаточно хороша для него. Луи он всё равно нравится. — Как ты сегодня? — Нормально, думаю. Лиам зол на меня, потому что у меня творческий кризис, — раздражённо бормочет Луи. — Это не моя чёртова вина. Давай, парень, что у тебя есть для меня? — Foxes. И Даниэла, — говорит Зейн, ухмыляясь. — Я видел её, она в бешенстве из-за тебя. — Да. Мы… Она меня поцеловала, но я не чувствовал, что хочу продолжить. — Бывает, — кивает Зейн, почёсывая затылок. — Ладно, вернёмся к Foxes. Я говорил тебе, что… Луи не слушает. Он продолжает поддельно улыбаться, делая вид, что ему нравится Даниэла, изображая интерес к ней. Это не так уж и сложно. Он в порядке; он всегда был в порядке, ему правда хорошо живётся во лжи, спасибо большое. Он не думает о нём. Исключая то, что, на самом деле, думает. — Зейн, — перебивает его Луи. — Мне жаль, я где-то не здесь сегодня. — Да, я заметил. Это довольно очевидно, приятель. Плохой день? — Что-то вроде того, — кивает Луи. — Сходи куда-нибудь с девушкой, Луи, — призывает его Зейн. — Повеселись, расслабься немного. Этот бизнес может напрягать иногда. Луи хочет ответить, Зейн хочет продолжить говорить о Foxes. Ничего из этого не происходит, так как двери лифта раскрываются, представляя им третьего человека в этом коридоре. Зейн закрывает рот, раздражённый тем, что его прервали, и краем глаза смотрит на Луи. Луи слишком сосредоточен на своих гетеросексуальных планах, чтобы заметить только что вошедшего парня. Тем не менее, он скользит глазами по заднице парня, и… Блять. Крошечная, маленькая задница, обтянутая супер узкими джинсами. Блестящие розовые ботинки слишком женственные и смешные, чтобы быть правдой. Кто-то, кто выше Луи, и стоит в нелепой позе. Он в ловушке. Зейн неожиданно уходит из его головы, он отходит назад, пока его тело не соприкасается со стеной. Он пытается спрятаться в углу, стараясь изо всех сил стать невидимым. Волосы парня собраны в пучок, и он одет в ужасную рубашку с цветами и бабочками. Цветы, розы, Луи не может остановить себя от взгляда на грёбаный кинжал, красующийся на его собственной коже. Зейн, удивлённый обстоятельствами, непонимающе хмурится и смотрит на парня. Он не понимает такого неожиданного изменения в Луи, так что прочищает горло и говорит: — Извини, чувак, я тебя знаю? Он не знает его, но Луи знает. Они в чёртовой ловушке. — Это… Это Гарри Стайлс, — бормочет Луи себе под нос. Гарри Стайлс, как только слышит своё имя из уст Луи, оборачивается лицом к нему. Мир вокруг Луи внезапно рушится. Вздрогнув от воспоминания, каково это — быть с Гарри, его сердце замирает. Он знает его. Он знает этого парня, того единственного, у кого была небольшая особенность понимать Луи лучше, чем кто-либо другой в мире. — Блять. Дерьмо, — бормочет Луи так, чтобы только он сам мог себя услышать. Зейн щурится, ощущая себя не на своём месте, потому как никто не пытается ввести его в курс дела. Луи хочет притвориться, что он не шокирован, также ему нужно делать вид, что он натурал, но, прежде всего, он хочет притвориться, что он не сломал сердце Гарри Стайлса два года назад. — Лу. О Господи, его голос остался прежним. Таким же красивым, мужественным, глубоким голосом, таким же синим, как море, и таким же тёмным, как ночное небо. Однако, Луи не может знать наверняка, потому что он не умеет слышать цвета. Потому что слышать цвета невозможно, если вы не Гарри Стайлс. — Гарри. Эй. Эм. — Он потеет, как свинья, и ведёт себя, как три года назад, совсем не как автор песен известной звукозаписывающей компании. — Привет. Гарри улыбается. Он, блять, улыбается, со своими ямочками и очаровательными зелёными глазами, уставленными на Луи. Луи забывает, где находится, потому что Гарри Стайлс стоит прямо напротив него. — Окей, ладно, Луи, — говорит Зейн раздражённо. — Приходи ко мне в офис, когда закончишь. — Хорошо, бро, — кивает Луи, пытаясь заставить уголки рта подняться, чтобы образовать грёбаную улыбку, но его мозг, кажется, не совсем хорошо работает, чтобы дать такое указание. Зейн уходит в свой офис, пока Гарри и Луи стоят в середине коридора, лицом к лицу, в полной тишине. — Что ты здесь делаешь, Гарри? — резко говорит Луи. Гарри сжимает губы, пожимая плечами. — Зашёл, чтобы повидать тебя. Он всё ещё слишком высок для своего же комфорта, едва осознает размеры собственного тела. — Ты не должен был. Серьёзно, он не должен был. Луи разбил его чёртово сердце два года назад, когда Гарри признался ему в любви, а он был слишком натурален, чтобы ответить взаимностью. В любом случае, Гарри улыбается, и Луи думает, что он действительно красив. Он определенно, совершенно, стопроцентно натурален, поэтому отмечать, что парень красив, — это просто что-то, что, скорее всего, делают абсолютно все. Каждый должен заметить его красоту и то, как его зелёные глаза сияют, словно звёзды в небе; и какие заманчивые и розовые у него губы. — Ты спел мне, — отмечает Гарри, пытаясь говорить обыденно. Луи знает его слишком хорошо; в любом случае, он знает, как сильно тот волнуется. — Только потому, что я был пьян. Это его первый инстинкт, солгать. Но Гарри не обманешь. — Твой голос становится тёмно-бордовым, когда ты лжёшь. Луи почти забыл, каково это — жить с Гарри. Почти. Замечание Гарри цинично, но Луи, вероятно, заслуживает его. — Я не лгал, Гарри. — Ты лжёшь прямо сейчас, — самодовольно ухмыляется парень. Луи закатывает глаза, вздыхая. — Серьёзно, к черту твою синестезию. Это самый большой страх Луи. Вернёмся к тому времени, когда Луи и Гарри были сильно привязаны друг к другу. Гарри был единственным, кому было позволено узнать настоящего Луи, ту его сторону, которую он никогда никому не показывал (даже Гарри). Он мог знать, когда Луи был грустным, счастливым, разочарованным. Голос Луи был единственным разноцветным голосом для Гарри; имел отдельный оттенок для каждой эмоции или поведения. Гарри мог знать, когда Луи лгал; и Луи живёт больше во лжи, чем без неё. Он должен, так как в нём есть кое-что, чего он не хочет признавать. Младший парень бледнеет, когда Луи говорит эти слова, неожиданно теряя весь свой радостный дух. Абсолютно ясно, что именно этот комментарий Луи напугал его. — Мне всегда нравилось, что ты единственный, чей голос не имеет какого-то определённого цвета, — шепчет Гарри, его глаза прикованы к полу. Боже, Луи почти забыл, насколько сильно он любит его. В смысле, только в качестве его друга-братана, конечно. Жизнь без Гарри такая скучная, такая очевидная. Цветной слух научил Гарри видеть мир по-другому, и Луи скучает по этому. — Мне всегда нравилось, что ты единственный, кто может это заметить, — мягко отвечает Луи. — Если серьёзно, то я пел тебе трезвый и всё такое. Я просто знаю, что тебе иногда нужно слышать… мой голос. Как ты нашёл меня? Что ты здесь делаешь? — Твоя компания по всему интернету, Лу, тебя нетрудно найти. Я просто решил посетить Ливерпуль, — отвечает он, и Луи не нужно слышать в цветах, чтобы понять, что он лжёт. — Я просто… Не знаю. Подумал навестить тебя. Ты действительно успешен сейчас. Луи борется с желанием сделать шаг вперед и взять Гарри за руку. Их руки всегда очень хорошо подходили друг другу; было так хорошо держаться за Гарри. Он задаётся вопросом, осталось ли это чувство прежним. — Да, я очень горжусь этим. Я всё ещё думаю, что ты был бы хорош в этом бизнесе, потому как ты… Слышишь в цветах. Гарри прикусывает свою нижнюю губу, смотря куда угодно, кроме глаз Луи, находя что-то чрезвычайно интересное на своей обуви. Луи ненавидит это. — Я не особо счастлив жить с этим… расстройством. Ты знаешь. У Луи есть небольшое подозрение насчёт синестезии Гарри. Необычная сила цветного слуха могла быть причиной, которая привела Гарри сюда. — Красивое расстройство, — говорит он, подчеркивая слово «красивое», как он делал это давным-давно, когда Гарри впервые узнал о своей особенности. Гарри не кажется особо уверенным в этом. Мир обманывает людей, заставляя их думать, что расстройства не могут быть красивыми; что расстройства — это что-то, что необходимо скрывать. Однако, расстройство Гарри красиво, и Луи хочет, чтобы он знал это. — Эй, Гарри, не делай это щенячье лицо, — призывает он, подмигивая ему. — Ты приехал в Ливерпуль и показался передо мной только для того, чтобы пожаловаться на то, что имеешь? Я так не думаю. Гарри смотрит на него, пока он говорит, и уголки его рта изгибаются в искренней улыбке. Когда Луи заканчивает, его улыбка большая и широкая. — Нет, не для этого. Я просто скучал по тебе, — признаётся Гарри. Боже, он всё ещё очаровательный. Луи хочет сжечь себя. — Это место действительно фантастическое. — Да нет, ничего особенного, — говорит он, покусывая ногти в нервном жесте. — Я всё ещё живу со своей семьёй, если хочешь знать. — Правда? — удивлённо спрашивает Гарри. — Да. Я пытался жить самостоятельно, это длилось три недели, — объясняет он, вспоминая дни, когда он притворялся, что любит побыть в одиночестве. — Я голодал, разговаривал со стенами и жил в пещере грязи. Нет, абсолютно не для меня. Гарри хихикает над его комментарием, вокруг его глаз появляются морщинки. — Готов поспорить, Джей счастлива. Она ненавидит, когда ты далеко от неё. — Это так, — кивает Луи. — Она любит притворяться, что мне всё ещё пять, что я не двадцатитрёхлетний музыкальный продюсер. Это так чертовски странно, говорить здесь об их семьях, как будто между ними ничего не произошло. Луи застрял в мире незнания, и он ненавидит это чувство. Они болтают ещё немного, притворяясь, будто между ними нет никакого дискомфорта, пока Гарри не решается сказать свою последнюю реплику. — Было приятно увидеться с тобой, Лу. Спасибо тебе, — говорит он, смотря на него сверху вниз. Его глаза такие яркие, такие глубокие. Луи ненавидит себя за то, что любит их. — Я никогда не думал об этом… Но я нуждался в тебе. Мне нужно было услышать твой голос, знаешь. Он меняется. Всегда… Мне это нравится. Спасибо. Гарри борется со словами, запутываясь в собственном языке. Луи понимает его, потому что они, вероятно, чувствуют одинаковый хаос эмоций. — Мне тоже приятно тебя видеть, Хаз. Они увязли в особой атмосфере, где на чувства не вешают ярлыки, но довольно легко заметить, что один из них сделан из железа, а другой — магнит, потому как они притягиваются друг к другу. — Ладно. Я думаю… Мне нужно работать. Ты должен уйти. — Луи не знает, почему это заявление звучит так неправильно. — Да, ладно. Лу… Твой голос… Гарри останавливается; Луи пытается перестать умирать внутри. Он не может. Его голос всегда был их маленьким кладом, их способом понимать, что они предназначены друг другу, по крайней мере, как друзья. Луи всегда знал, что его голос был предназначен для Гарри, именно поэтому Гарри был единственным, что было настоящим в его жизни. Он хочет спросить, остался ли он единственным, кто имел разноцветный голос, не делит ли Гарри свою особенность с кем-то другим, не нашёл ли он вдохновение в другом человеке. Он не хочет знать, если тот нашёл ему замену, что делает его не совсем натуралом. Это была основная причина, по которой он ушёл, оставляя Лондон, чтобы переехать в Ливерпуль, на расстояние в двести двадцать миль от Гарри. Он хочет знать, остался ли он Американской розой. — Ты всё ещё единственный, — неловко бормочет Гарри, уставившись на свои ботинки. — Ты знаешь. Чей голос меняется… Всё ещё красный. — Луи делает вид, что ему всё равно. — Всё ещё амарантовый, когда ты нервничаешь. — Я не нервничаю, — тихо говорит Луи. — Всё ещё тёмно-бордовый, когда лжёшь, — повторяет Гарри, улыбаясь так, будто Луи и его голос — это лучшее, что произошло с ним за всю жизнь. Луи хотел бы, чтобы он изменился. Он не заслуживает того количества любви, которое предлагает ему Гарри; в то же время наличие этого делает его самым гордым и счастливым человеком в мире. Спустя несколько минут тишины, Гарри оборачивается, готовый уйти. Луи не хочет этого. Он знает, что не должен. Он знает, что это, вероятно, самая худшая идея на всей чёртовой планете, потому что у Луи очень успешно получилось разбить Гарри сердце. Также потому, что синестезия Гарри всегда создавала проблему между ними. Постоянно меняющийся голос Луи — ключ Гарри, чтобы понимать его с головы до ног, и Луи не уверен, что хочет, чтобы его поняли. Но, несмотря ни на что, он идёт на это. Он идёт на это, потому что он всегда нуждался в том, чтобы Гарри был рядом с ним, чтобы делать его лучше, чтобы вдохновлять его. — Гарри. Младший парень поворачивается к нему и осторожно поднимает взгляд. Луи вспоминает, как эти глаза смотрели на него раньше. Он скучает по тому, старому взгляду, не по этому, нерешительному и огорчённому. Луи ничего не говорит. Он смотрит на Гарри, а Гарри смотрит на него. Между ними нет слов; Луи не знает, как говорить. У него словно комок в горле, который он не может проглотить. Но затем он снова вспоминает, что это Гарри, Гарри — единственный, кто всегда был на его стороне. Гарри — его лучший друг. — Пожалуйста, Гарри, — шепчет он еле слышно. — Останься.