Dark Whisper

У Аббата всегда много дел. Когда Король уехал в далекую, но не настолько, Аделладу, забрав с собой чуть ли не половину Свиты, дел должно было стать в разы больше. Отлаженный механизм Империи работал на славу, но Хидемото все-таки пришлось работать в две смены. В такие моменты, когда, казалось бы, думать надо только о работе, уставший организм был склонен выдавать коленца, даром, что он ёкай. Жалеть себя было не в привычках Аббата, но, видимо, он подошел к какому-то своему психологическому пределу. В первые за всю его долгую жизнь в череде перерождений, у него появилась мысль уснуть. Уснуть надолго, почти навсегда. Король справится. Он не один. Хидемото только вздохнул на свои же мысли, которые считал глупыми. Сейчас, когда растет Свита, когда вокруг Короля собирается Хакки Якко… совершенно глупо думать о любом сне! Ничего не происходит просто так. Что-то грядет. Что-то такое ради чего нужна вся сила, что может привлечь рокудзоку. Но за громкими делами Аббат никогда не забывал о обычной жизни. Она, между тем, тоже доставляла хлопот. Вот и сейчас Манабу Ван Мей, что сидит перед ним, невообразимо бледная и сжимающая маленький инфо-блок в руках, даже посмотреть на него не может. - Это жестоко. Это чертовски жестоко, Аббат! – говорит она через силу, ведь обязана подчиняться ему. Однако, Хидемото пришел за советом, а не приказывать. У него была всего одна дочь, всего одно исключение из собственных правил и принципов, хоть и рожденная не по его воле! Интересно, как это воспримет Шелия? Но об этом стоит думать и кручиниться, если тот все-таки соизволит уже вернуться! - Я видел их, Мей, - прошептал Аббат, показывая рукой рост детей. – Им около пяти… Их тени очевидны, даже не копаясь в них. Что ты хочешь? Общим решением с Королем мы решили больше никогда не рыться в тенях маленький детей. Манабу сглотнула. - Я и не хочу этого. Аббат недоуменно смотрел на нее, и Мей подняла на него глаза. В них стояли слезы. Как всегда девушка переживала чужие трагедии, как свои. - Ты же никогда не рожал детей. Как тебе объяснить? Как объяснить, что невозможно просто взять и отдать, кого родила, кого растила? Как? Им целых пять лет! Они только недавно потеряли отца, но любимы матерью! Как ты ей такое скажешь? Как ты можешь даже думать о таком? Аббат помолчал, потом вздохнул. - Но не только она имеет на них право. - Они не Свита! Они не вспомнят! Ты просто отдашь их чужой семье, вот как это будет выглядеть со стороны! Это для тебя все очевидно. Это ты отдаешь их туда, где как тебе кажется, они должны быть! Их прошлые родители, любимые, богатые, двое… Да, чисто по статистике, они им больше подходят. Ну так давай всех детей перетасуем? Не, ну а что! Манабу Ван Мей в приливе гнева поднялась со стула. Однако, как оковы она не упала ни на единицу. Это делало ей честь. - Пусть просто познакомятся, - предложил Аббат, все еще уверенный, что прав именно он. Это исключительная ситуация! Дети не погибают! Никогда! Но так вышло, что Летная приняла на себя удар. Разыскать всех, кого можно и вернуть настоящим родителям казалось Аббату идеальным. Родители не обязаны плакать у черного обелиска! Эти женщины родят еще. Аббат уже знал, к кому еще он должен нанести визит, но эту встречу ему пришлось отложить. Тут все его доводы разбились, как о скалу. Саката Гинтоки компромиссов не признавал. Константин попросил оставить того в покое. Гинтоки имел право на такие привилегии, однако, Аббат просто демократично отступил, а не сдался. В действительности жаль было лишь ту, у которой близнецы, она сможет позволить себе еще только одного ребенка. Зато скольких она осчастливит? В тринадцать лет близнецы все поймут. Не вспомнят полностью, конечно, но частичный реверс можно будет сделать. Либо в шестнадцать, если покажется опасным делать это раньше… Аббат не очень понимал мысли Мэй, потому что не был женщиной. Он же не убивает их, в конце концов. Убивал. Во всяком случае его идея вернуть детей тем, кто их потерял, вызвала у матери близнецов настоящую истерику. Это были оковы, но падали они по шкале не хуже плюса. Очень быстро и рвано. Женщина прижимала детей к себе и плакала так, будто дети мертвы, а ее заживу режут. - Но они же мои! Почему я должна их отдать! Я потеряла мужа, теперь должна потерять и их?! Почему? Чем я провинилась! Они же мои! Мои! Дети тоже не понимали, и тоже начали плакать. В доме больше никого не было, иначе это была бы массовая истерия. Аббат успокоил всю семью, правда женщина упала в обморок. Чуть было своими руками он не родил феномен, по другой причине названный его фамилией. - Она поймет… - прошептал он как думал, но уже не был уверен. Все рокудзоку любят своих детей. Семья – высший приоритет, это правильно. Но эти дети… Они не только ее. Есть другие родители, которые их потеряли… которые все глаза выплакали… Разве им не положено счастья? Как возрождающийся ёкай Хидемото пытался понять, но не мог. Он понимал, что вероятно ошибается, но принять эту ошибку, сделать иной выбор казалось ему противоестественным. Может, еще и потому, что вся Свита помнила прошлые жизни и лишь ту, в которой был Кобаякава Сена считают истинной… Гамма Набераль и Эдвард немного непонимающе смотрели на бледную женщину, что вышла из машины. Теперь она стояла перед ними, в глаза не смотрела и, казалось, еще немного и упадет в обморок. Ее дети судорожно сжимали руки матери, оскаливаясь так, будто видели перед собой врагов. Руки женщины задрожали, и она сипло, еле слышно прошептала: - Я должна их отдать вам. Приказ Аббата. Она умирала. Она не могла просто так отдать их, свою кровь, свою любовь. Все, что осталось от мужа. Да и от нее самой, потому что ее уже нет. Дети зашипели, стоило Эдварду к ним склониться. Гамма же взял женщину за плечи, тихонько шепча ей что-то успокаивающее. Так он и завел их в дом. Эдвард зашел вместе с детьми. Мальчишки быстро успокоились, стоило пообещать, что никто их не разлучит с мамой. Почему-то этому мужчине верилось. Женщину отпаивали чаем с вкусными конфетками. Наконец, она представилась. - Меня зовут Эльза. Мальчиков Шиф и Лифа. Эльза с силой сжимала чашку, но в целом ей было легче. - Аббат уверяет, что вы имеете на них больше прав, чем я. Гамма и Эдвард вздрогнули, вглядываясь в детей. Эдвард сжал плечо Гаммы, успокаивая, но сам он тоже был бледен, а руки чуть дрожали. Мысли Аббата им стали очевидно. Да, в это было трудно поверить, но Аббат никогда не ошибался в реинкарнациях. Эдвард и Гамма ошарашенно смотрели на мальчишек, и Эдвард с трудом подавил слезы. Дети не поймут. Детям не нужны эти переживания! Как всегда он больше думал о малышах, чем о самом себе. А потом Эдвард поднялся за инфо-альбомом, движение далось с трудом, его качнуло. Но он собрался с силами, потому что иначе держать мелкие падения Гаммы было не просто тяжело, было больно, казалось проще рухнуть вместе с ним. Но зачем? Ведь это наоборот счастье! И все же, надежда на то, что они могут вернуть своих малышей заставляла волноваться именно таким образом. Ведь их надежда, это абстракция. Разве они имели право отбирать их у той, что родила? Нет, это новая жизнь и дети теперь ее дети. Перестают ли они быть их детьми? Аббат задал им почти невыносимую задачу, поэтому было так больно. Эдвард не хотел отказываться от этих детей, но понимал, что на самом деле они не его. До шестнадцати лет – не его. Они снова потеряют шестнадцать лет. В груди заболело. - Вот наши дети… - прошептал он, снова усаживаясь. Гамма крепко сжал его руки, растирая. Плюс заботился об оковах, как мог. Уже подсказывал решения (про себя), местами наивные, но становилось легче. Все будет хорошо, они справятся. И все будут счастливы! Непременно! Эльза рассматривала фотографии, прикусив губу. Она уже поняла, кто это. Близнецы Цандер. Студенты Летной, погибшие пять лет назад в стычке с Федерацией. Аббат наверняка видит по теням, кто именно вернулся… Эльза тяжело вздохнула. На нее снова накатило. На этот раз это были долг, обязанность и нежелание отдавать рожденных в муках детей. Ради этого она через это прошла? Пять лет воспитывала? Чтобы помахать теперь ручкой? Но здесь, в этом доме почему-то было намного легче. Дышать, думать, просто жить… Дети вполне освоились и уже даже начали обои отдирать… - Шиф! – прикрикнула Эльза. Гамма накрыл и ее руку своей рукой. - Волю Аббата можно выполнить легко и просто, не заставляя никого страдать. Эльза подняла на мужчин глаза, полные надежды. - В нашем особняке места хватит на всех. Переезжайте все втроем к нам, - уверенно предложил Эдвард. Эльза переводила взгляд с одного на другого. - Но… Разве это так просто? - Просто, - подтвердил Эдвард. – Это ваши дети тоже. Даже в большей степени. Аббат не в силах этого понять, он живет прошлым. Но если бы здесь был наш Король, или его Советник, он предложил бы тоже самое. И уж точно, он не заставил бы вас плакать. Гамма слабо улыбнулся. - Не обижайтесь на Аббата. Я уверен, что он знал, что мы сами распутаем этот клубок. - Мама! Мы будем здесь жить? А у нас будут свои комнаты? - Особняк огроменный! - Перестаньте прыгать на диване! – попыталась быть строгой Эльза. Но сейчас это было сложно. С души свалился огромный камень и хотелось танцевать. - У нас будет два новых папы? – поинтересовался Лифа. Эльза невольно вспыхнула. Лифа уже залез Эдварду на колени. - Если мы вам настолько понравимся, то сможете звать нас так. Для нас вы наши дети с сегодняшнего дня, - серьезно заявил Эдвард, пытаясь не улыбаться. Да, это абсолютно точно были они. Их любимые еноты вернулись к ним, в их жизнь, не заставляя ждать! Неудивительно, что Аббат решился на такой шаг… раз сама Судьба, казалось, к ним благоволит… - А вы поженитесь? – это влез Шиф, вгоняя мать в абсолютно красный. Гамма невольно улыбнулся. - Если возникнут чувства. А пока мы просто оформим над вами совместную опеку. Знаете такое слово? Дети не знали, но им, кажется, было все равно. Главное, что их любят. Родного отца они забывать не собирались, но разве плохо, что теперь у них он снова есть? Даже два? Аббат перестал подглядывать за счастливым семейством через тени и почти радостно выдохнул. Он был рад, что принял правильное решение довериться Эдварду и Гамме. В конце концов, если кто и разбирается в детях по-настоящему, то это Эдвард Цандер. Теперь остались Саката и Цукиё, но второй визит стоило отложить. Белый демон заслуживал к себе особенного отношения.