***
Прибыв в лагерь, Леголас так же молча снова взял Лириан на руки и пошел с ней к самому отдаленному шатру, расположенному у западной стены Минас-Итиля. Он уложил принцессу на старый матрац и подложил под голову найденный сложенный плащ. Леголас разложил по ее плечам длинные волосы, спутанные и местами испачканные кровью, откинул в сторону пустой колчан, снял с себя лориэнский плащ и накрыл им эльфийскую принцессу. Сын Трандуила опустился на колени рядом с матрацем, поцеловал Лириан в лоб и погладил ее по руке. Как чуждо стало все вокруг. И победа над самим Темным Властелином была ему совершенно безразлична. Леголас ощущал себя самым одиноким существом во всем мире. Как будто с Лириан ушла часть его души, ушел он сам. Он знал, что на севере его должна ждать семья, за пологом шатра находились его друзья, но без Лириан он был страшно одинок. Словно запертый в комнате без окон и дверей, в кромешной тьме, без единого проблеска света. Она была его светом. Его лунным лучом в ночной тьме. К ней он возвращался из путешествий на севере, с патруля на границах родного леса. Она должна была стать его маяком и в этой войне. Светом, к которому Леголас бы вернулся. Он обязательно вернулся бы к ней, живой и невредимой. А теперь все это было потеряно. И все надежды и планы на будущее были напрасными. Рвущая сердце боль потери сжигала изнутри. Она накатывала волнами, то немного отпуская его изорванную душу, то вновь стискивая ее. «Почему она?! За что?» Закрыв глаза, Леголас продолжал гладить Лириан по руке. Он все время просил: «Отзовись». Отзовись на прикосновения, прикоснись в ответ. Хотя бы на мгновение, хотя бы кончиком пальчика… это бы излечило, укротило боль. Заставило снова хотеть дышать и жить. Но Лириан все так же лежала неподвижно. Леголас резко поднялся. Он подошел к выходу из шатра и отодвинул полог. Подняв взгляд к звездам, он произнес: — Мандос, я прошу тебя, верни ее душу в Арду. Она не заслуживает такой судьбы, такой кончины! Я умоляю тебя, забери мою душу, но ее отпусти из своих Чертогов. Ответом ему была тишина и все такое же вечное сияние звезд на небе. — Слушай меня, я не двинусь с этого места, покуда не вернешь ее! — разозлился Леголас. — Всю свою жизнь я уничтожал лишь тварей, что прислуживали злу, с которым и сам ты боролся! И единственная грешная смерть на мне — ее смерть! Забери меня вместо ее! ЗАБЕРИ! — Леголас со злостью сорвал полог и швырнул его на землю. Все та же тишина словно звенела в воздухе. Сын Трандуила вернулся в шатер, тяжело дыша. В нем бурлили злоба и скорбь. Он посмотрел на Лириан. Она лежала в никогда неизвестном ей смиренном покое и свет луны падал на ее лицо. Принцесса была красива и нежна. Леголас в изнеможении рухнул рядом с ней, взял за руку и, уткнувшись в нее, горько заплакал. Он не желал мириться с ее смертью. Леголас хотел проснутся. Пытался покинуть дурной сон, открыть глаза и проснутся. Но он не спал. И все происходящее не было сном. Прошло много часов, прежде чем он выпрямился и утер влажное лицо. Эльф гладил принцессу по голове и все-равно не верил, что дух ее покинул тело. Она выглядела просто спящей. Леголас нежно, едва касаясь ее кожи, провел подушечкой пальца по скуле, дотронулся до уголков рта, всегда приподнятых в легкой усмешке. Она так любила веселиться. Звонкий смех всегда готов был вырваться из ее груди. А как она любила танцевать! Легко и едва касаясь травы, она танцевала на полянах лесов, и ее легкие шелковые одежды развевались на ветру. Перед его глазами была живая, смеющаяся, прекрасная возлюбленная. Он моргнул. Перед ним все та же прекрасная Лириан, но руки ее холодны как лед, а кожа становилась серой и безжизненной, на лице не было больше румянца и глаза были закрыты. Навсегда. Они никогда уже не откроются, и Леголас не увидит в них озорного огонька. На протяжении всех этих лет, что они были вместе, принц ощущал к Лириан бесконечную любовь. Но как же остро он чувствовал это сейчас. Он любит ее больше всего на свете. Любит разговаривать с ней, любит часами молчать. Любит каждую частичку ее тела, любит каждую частичку ее души. Чтобы ни случилось, если рядом была Лириан — все было хорошо. Достаточно услышать ее голос, чтобы успокоиться. Достаточно прикосновения, чтобы забыться… Он любит ее открытую улыбку, шелковые волосы, постоянно мешающие ему ночью, когда они разлетались по всей подушке. Любит глубокий зеленый цвет глаз, любит огонь, который вспыхивает в них, когда она возмущена или злится. Любит подрагивающие реснички, когда она в его объятиях. Любил. Нет, любит. Прямо сейчас. Это чувство к ней с ним навсегда. И оно никогда не будет в прошедшем времени.***
Шла вторая ночь после победы над Сауроном. В лагере около Минас-Итиля практически не осталось воинов — Арагорн отпустил всех в город, к своим семьям. В лагере остались только тяжело раненные, те, кто ухаживал за ними и лекари. Двое хоббитов, привезенных из Горгорота, тоже были здесь — им отвели отдельный шатер и уже вторые сутки они отсыпались. Гэндальф медленно подошел к Арагорну, сидевшему за небольшим столом перед королевским шатром. Мужчина курил трубку и о чем-то напряженно думал, не сводя глаз с огарка свечи, стоявшей на столе. — Владыка Элронд должен знать правду о младшей дочери, — произнес сын Араторна, заметив волшебника. — Я уверен, что весть о поражении Темного Властелина уже разнеслась по всему Средиземью… Митрандир остановился и пару мгновений стоял, оперившись на свой посох. Выдохнув, он попросил: — Отведи меня к Леголасу. Наследник Исильдура не стал задавать лишних вопросов. За столько лет знакомства, мужчина привык, что волшебник все равно скажет только то, что сочтет нужным. — Мой принц? Сын Трандуила нехотя обернулся на голос. В проеме шатра, держа в руках поднятый с земли полог, стоял Гэндальф. За его спиной эльф заметил фигуру Арагорна. — Можно на пару слов? — попросил маг, кивком указав в сторону выхода. Леголас поднялся и вышел из шатра, уже готовясь на все ответить непреклонным отказом и вернуться к Лириан. — Друг мой, — начал Арагорн, — с битвы прошло уже почти двое суток, ты же понимаешь, что молчать больше нельзя? Нужно сообщить Владыке про… — Арагорн замялся и, поджав губы, хмуро посмотрел на Леголаса. Принц выглядел не лучшим образом: лицо осунулось и приобрело пепельный оттенок, покрасневшие глаза опухли, под ними залегли синяки. Сын Трандуила медленно двигался, даже при моргании долго не поднимал веки. Он не спал три дня, и столько же не ел. Было видно, как сильно он измотан. Как физически, так и душевно. — Я сам, — наконец, произнес Леголас и облизал пересохшие губы. — Я должен сам ему написать. — Идем, — Арагорн положил руку на плечо друга. — Около моего шатра есть стол с пергаментом и чернилами. Иофер принесет немного еды. Подкрепишься и напишешь Владыке. Леголас резко дернулся, обернувшись на шатер. Это было неразумно, но он не хотел оставлять Лириан одну. Волшебник сделал шаг ко входу в шатер. — Скоро рассветет, — произнес Гэндальф, оборачиваясь за спину. — Впервые за долгое время восход не затянут облаками. Знаешь, Леголас, со всяким рассветом приходит надежда. Сын Трандуила непонимающе посмотрел на мага. — Я посижу с ней, — добавил Митрандир. — А тебе нужно написать ее отцу, — с этими словами он зашел в шатер, стукнув посохом. Полог самостоятельно вернулся на свое место в проходе. Арагорн проводил друга к своему шатру и усадил за стол, быстро отдав приказ принести еды и вина. Он был рад, что Леголас согласился выйти и даже поесть. Положив перед принцем пустой пергамент и чернильницу с пером, Арагорн отошел к большому костру. Там сидела пара воинов и лекарь. Гимли и Мэрри с Пипином, не пожелавшие уйти от друзей, тоже расположились тут, покуривая свои трубки. Леголас смыл с рук кровь и умылся. Он благодарно кивнул Иоферу, который принес принцу кубок с подогретым вином и тарелку с мясом и салатом. Еду принц не тронул и сделал лишь один глоток вина. Теплый напиток приятно разлилась по телу, даруя эльфу бодрость и некоторое просветление уставшего разума. Он печально посмотрел на пустой пергамент. Что он должен был написать? Как начать такое послание? Какими словами сообщить весть о случившимся? Леголас глубоко вздохнул и закрыл лицо ладонями, совершенно не представляя, что писать. Он чувствовал огромную вину за то, что отвлекся, не успел, не увидел. Что его не было в то самое мгновение. Ведь будь он рядом, она была бы жива. И это чувство выгрызало в нем внутренности с того самого мгновения, когда сердце принцессы перестало биться. Словно в страшном кошмаре, всякий раз закрыв глаза, сын Трандуила видел, как широкое лезвие меча пронзает грудь принцессы. Снова и снова. Леголас зажмурился с такой силой, с какой только мог. Вина тяжелейшим грузом обрушилась на него, словно лавина с горы. Легкие сдавило, стало трудно дышать. Принц крепко ухватился руками за край стола и постарался унять сильную тревогу. Он делал глубокие вдохи и выдохи. Это помогло и немного ослабило тиски. Как написать Владыке Элронду? Леголас признавал свою вину, он был не из трусов, и ему бы хотелось сказать об этом отцу Лириан в глаза. Но Арагорн был прав — продолжать молчать было неправильно. Эльф взял в руки перо, предательски задрожавшее своим темно-бурым оперением. Цвет одежд Лириан, впитавших кровь из раны. Цвет ее крови на руках Леголаса. Он выронил перо, упавшее на землю, и сделал еще один глоток теплого вина. Первый солнечный луч робко показался из-за холмов. Он перекрасил темные сумеречные цвета башен Минас-Итиля в светло-зеленый и начал опускаться ниже, к шатрам разбитого лагеря. Предрассветные сумерки таяли на глазах. Сиреневые рваные облака застыли на сереющем небе. Из-за верхушек деревьев медленно выплывало солнце, которого давно не было видно на востоке. Ярко-желтое, но оно пока не слепило глаза. В воздухе повис сладковатый запах, и птицы сначала тихонько, но с каждым мгновением все громче и громче распевали свои трели. Леголас краем уха услышал странные удивленные оклики хоббитов, и как ахнули некоторые мужчины из войска, которым не спалось в эту ночь. Принц поднял голову. Кубок с вином, который эльф держал в руках, упал на стол, откатившись в сторону. Винные дорожки пробежали по пустому пергаменту, немедленно впитываясь в древесную бумагу. Не веря своим глазам, Леголас медленно поднялся на ноги. Сопровождаемая Гэндальфом, к шатру Арагорна медленно шла Лириан. Растрепанные волосы ниспадали на плечи. Все та же одежда, в крови. Она двигалась рядом с волшебником довольно робко, как будто сама не понимала, имела ли она права находиться здесь. Серость лица уступила место свежему румянцу, глаза… Принц не смог отвести взгляда от ее зеленых глаз, таких сочных и ясных, что пронзали эльфа насквозь. Гэндальф остановился и подтолкнул Лириан вперед. Вместе с Леголасом они одновременно шагнули навстречу друг к другу и вот уже стояли рядом. Дочь Элронда позволила уголкам губ приподняться вверх. Она подняла ладонь и кончиком большого пальца провела по приоткрытым от удивления губам Леголаса. Принц закрыл глаза. Чувствуя на губах прикосновения принцессы, он больше всего на свете боялся вновь открыть глаза и понять — это было лишь видение, сон или бред его изученного разума. Он чувствовал, как сильно билось сердце в его груди, как сильно оно отдавало в виски. И чувствовал дрожь, охватившую все его тело. Касание губ исчезло. Леголас резко распахнул глаза. Все еще здесь. Все еще стояла перед ним. Улыбалась. Он подался вперед, накрыв губами ее рот и придерживая ладонью затылок принцессы. Чувствовал, как она отзывается ему, чувствовал ее руки, обнимающие ее. Чувствовал, как бьется ее сердце и теплоту ее тела. Поцеловав возлюбленную, сын Трандуила обнял Лириан, крепко прижав ее к себе. Убрав с лица растрепанные ветром локоны принцессы, Леголас посмотрел на Гэндальфа, стоявшего чуть поодаль и с интересом рассматривающего белку, храбро спустившуюся с дерева на землю. — Митрандир, — позвал он мага, — как это возможно? Что за колдовство? Или… — посмотрев на принцессу, он слегка отстранился от нее, но не выпускал из объятий. — Я сплю? — Нет, мой дорогой Леголас, ты не спишь, — ответил Гэндальф. — Хотя тебе и не помешало бы, — не преминул заметить истари. — Душа Лириан Лотарине, дочь Владыки Последей Приветливой Обители Запада вернулась из Чертогов Мандоса. И это вовсе не колдовство. — Как такое возможно? — не мог понять Леголас. — Да, Гэндальф! — одновременно воскликнули Пипин и Мэрри. — Как? — На все воля валар, — туманно ответил маг. — Иофер, будь так любезен, дай еды для принцессы и для меня. Нам троим, — он обвел пальцем Леголаса и Лириан, — есть о чем побеседовать.***
Лириан не поняла, что случилось. Только что огромный урук ударил ее по голове в битве у Черных ворот, и вот она уже в темной зале, куда не проникает солнечный свет. Где она? Что это за место? Лириан посмотрела на свои руки — она словно бы была дома: на ней было бежевое платье с расходящимися рукавами. Волосы распущены и ровно лежат на спине. — Эй! — крикнула она. Дверь залы отворилась, и вошел мужчина. Одетый в серые одежды, он взмахнул рукой и стены зала опустились. В центре стоял стол, окруженный стоявшими полукругом колоннами. На столе была большая чаша с водой, напоминающая зеркало Галадриэль. Колонны сходились у большого трона, сделанного из благородного белого камня. Вид с площадки был просто великолепен — водопады, зеленые деревья, приятное тепло, как летом. И снова вид очень сильно напоминал Лириан ее родной край. — Но ведь сейчас ранняя весна, — произнесла недоуменно Лириан, удивляясь обилию зелени. — Здесь всегда лето, — произнес мужчина. Лириан обернулась на него. — Простите, но… кто вы? — робко спросила она. — Ты знаешь кто я, — ответил мужчина. — Но пока не хочешь признаваться в этом самой себе. Лириан снова посмотрела на то место, где она была. Как же сильно оно напоминало Имладрис. Только здесь было тепло, как на юге. Горы окружали их с запада. А на самой вершине самой высокой горы был свет, словно там покоилась одинокая звезда. И светила она так ярко, как могут светить звезды только ночью. Хотя было светло как днем. Вспомнив, что было с ней до того, как она тут оказалась, Лириан с ужасом спросила у мужчины: — Вы — Мандос? А я в ваших покоях? Мужчина кивнул. Лириан ахнула. Ноги с трудом держали ее. Значит, она умерла. — Здесь не так уж и плохо, не так ли? — спросил чей-то голос позади Лириан. Она обернулась. Там стояла женщина с белыми, словно серебро, волосами. И пронзительными глазами цвета сочной зелени, как у Лириан. — Мама? — спросила принцесса. Келебриан улыбнулась и раскинула руки. Лириан кинулась к ней в объятия. Она крепко обнимала маму, которую даже не помнила, вдыхала сладкий запах ее волос. Обнявшись, Келебриан посмотрела в глаза своей дочери. Лириан заметила, что мамины глаза наполнены слезами. — Я рада видеть тебя, доченька, — произнесла Келебриан. — Но ты пришла сюда слишком рано. — Лириан, — произнес Мандос. — Ты должна заглянуть в зеркало. Мандос не предлагал, он приказывал. Лириан ничего не оставалось, кроме как подчиниться, хотя она имела дело с волшебными зеркалами, и не всегда видения в них были радужными. Но принцесса подошла к чаше с водой и заглянула в нее. Элронд, владыка Ривенделла сидел на высоком стуле, лицо его было закрыто ладонью. Ее сестра, Арвен роняла слезы, сидя в своих покоях. Элладан и Элрохир, братья, грустно сидели, подперев руками лбы. Галадриэль и Келеборн молча горевали в Лориэне. Ее друзья, Гимли, Арагорн, хоббиты Пипин и Мэрри, Бильбо, Анариэль и все, кому дорога она была, горевали о случившемся. — Так они будут скорбеть, когда узнают о твоей кончине, — сказал Мандос. Лириан была молодой, острой на язык и быстрой в суждениях. Но она понимала, что язвить тому, кто забирает души умерших, нельзя. Картинка в зеркале сменилась. Лириан увидела себя. Она лежала на старом матраце в темном шатре, волосы ее были разложены по плечам, она была накрыта эльфийским плащом. Мертвая дева. У выхода стоял Леголас. Он что-то кричал, обратив свой взгляд… на нее. Лириан непонимающе посмотрела на Мандоса. — Он взывает ко мне, — сказал тот. — Слушай. — Единственная грешная смерть на мне — ее смерть! Забери меня за место ее! ЗАБЕРИ! — НЕТ! — Лириан отшатнулась от чаши, с силой толкнув ее руками. Изображение пошло кругами, часть воды выплеснулась на стол. — Не делай этого! Только не это! — Лириан, тише, — Келебриан приобняла дочь за плечи. Мандос поднялся со своего трона и подошел к краю площадки, взирая на красивый и спокойный Валинор: — Лишь однажды Нолдоры усомнились в преданности Валар и ушли из Валинора на грешную Арду. И получили они за содеянное наказание, и вернуться не могли уже по собственной воле. Погибших всех собирал я в своих чертогах. Лишь однажды отпустил я душу, ибо та, что взмолилась за нее, понесла наказание — людская короткая жизнь. Решал все Манвэ, ибо мудр он и светел в изречениях своих, и ему одному открыта воля Илуватора. То был предок твой, Берен. Вымолила душу его Лютиэн, за подвиги его дали им шанс второй. Тебе же шанс дает Манвэ за храбрость твою и самопожертвование во имя борьбы со злом великим, с коим бьемся мы уже с самого сотворения мира. Любовью своею вымолила Лютиэн душу Берена. Своей же любовью и решимостью умереть за тебя, вымолил возлюбленный душу твою. Лириан приоткрыла рот от удивления и чести. Она всего лишь молодая эльфийка, а судьбу ее решает сам Манвэ. И тут до нее дошел смысл сказанного. — Какое наказание будет у нас? Мандос расправил плечи. — Я отпущу вам одну йену жизни. Лириан молчала. Она часто моргала, не зная, как отреагировать на это: одна йена... сто сорок четыре человеческих года. Для бесконечной жизни эльфа это словно краткий миг. И все же лучше, чем ничего. — Ты не запомнишь этого разговора, — продолжал Мандос, не нуждавшийся в ответе принцессы. — Олорин, Митрандир по-вашему, расскажет тебе все. Ибо он ученик сестры моей Ниэны, валы скорби, печали и терпения, и поможет он душу твою вернуть. Но Лириан. Помни его слова. Помни все до единого слова его. Не просто так Илуватар дает второй шанс. Лютиэн и Берен потомков создали, что мир помогли спасти. У вас с Леголасом судьба не менее важная будет.***
Нежность рассвета отступала. Уже почти рассеялся лилово-розовый оттенок неба и проступала потрясающая голубизна, сравнимая лишь с морскими водами. Утренний ветерок пробегал по лицам мага и эльфов, путался в распущенных волосах Лириан. До опушки долетал звук бегущих ручейков. Природа оживала. Леголас смотрел на возлюбленную и все еще не мог поверить в то, что она тоже ожила. Лириан не помнила ничего из того, что было в Чертогах Мандоса. Она слушала Митрандира и удивлялась не меньше Леголаса. Закончив свой рассказ тем же напутствием, что и Мандос, Гэндальф погруснел. — И последнее, — сказал он совсем мрачным тоном. — Твои предки, Лириан, Лютиен и Берен, за случившееся с ними волшебство воскрешения и второго шанса расплатились смертной жизнью. Вам с Леголасом Мандос отпускает одну йену жизни. После истеченного срока вы оба сядете на корабль в Серых Гаванях и уплывете в Валинор. Навсегда. Сын Трандуила подавил вздох, но крепко сжал в ладони пальчики Лириан и посмотрел ей в глаза: — Родная, я готов был заплатить жизнью за то, чтобы ты жила. И если цена это сто сорок четыре года с тобой в Арде, и потом вечность в благословенных землях… я и мечтать не мог об этом. Лириан улыбнулась, хотя в ее взгляде читалось разочарование. Глаза принцессы увлажнились, из уголка медленно спустилась по щеке соленая капелька. — Главное, мы будем вместе, — Леголас аккуратно смахнул слезу фалангой мизинца. — Да, — прошептала Лириан и уткнулась в плечо эльфа, не желая сейчас ничего обсуждать, тем более в присутствии Минтрандира. Конечно, то, что им дали — это гораздо лучше вечной разлуки. Но Лириан почему-то все равно расстроилась до слез. Ее мечты о будущем померкли. Гэндальф неожиданно подмигнул двум его слушателям и поднялся на ноги. — Я дам вам время побыть наедине и отдохнуть, — произнес истари. — Буду сдерживать назойливых полуросликов сколько смогу, — улыбнулся он.