***
Спустя пару дней Грейнджер помирилась с Гарри и Роном, поэтому количество часов, проведенных ей в библиотеке за день, начало уменьшаться. Из-за этого Джинни больше сидела в гостиной, чем за ее пределами. Спустя еще день она узнала, что Гермиона ударила Малфоя кулаком в лицо за то, что тот плохо отозвался о Хагриде, и Клювокрыла должны были всё же казнить. Девочка с побледневшим лицом слушала брата, который в красках расписывал данный момент, как всегда преувеличивая. В эти минуты на нее смотрела главная участница описываемых событий и хмурилась, поэтому Джинни пришлось посмеяться над рассказом Рона. После он переключился на менее опасную тему о том, как все та же Гермиона, нагрубив профессору по прорицанию, выбежала из кабинета посреди урока. В его голосе слышалось искреннее восхищение, а девочка, о которой говорилось, начинала краснеть, скрываясь за огромным учебником по нумерологии.***
В апреле наступили пасхальные каникулы. В эти дни все больше нарастало напряжение между Слизерином и Гриффиндором, между которыми в первую субботу после праздников должна была состояться игра. Посыпались очередные шуточки Драко. Он вечно дразнил Гарри, и девочка, видя его смеющееся лицо, не могла не влюбляться в него все сильней. В обычное время это чувство будто ослабевало, кажется, но стоило увидеть его улыбку, ямочки, чуть покрасневшие щеки, сверкающие глаза… сердце выделывало сальто в грудной клетке, сжимая легкие, не давая продохнуть. Никакие ругательства брата не помогали. Ничего не помогало. Она осталась один на один с этим чувством, не желавшим пропадать. Оно никуда не делось даже в день матча, когда прошла одна из самых грязных и жестких игр за всю историю Хогвартса, когда каждую секунду назначали пенальти, когда Гарри потянулся за снитчем, а Драко ухватил «Молнию» за хвост. Джинни видела запыхавшиеся злобные лица обоих мальчиков, видела, как Поттер пытается отмахнуться от соперника. Слизерину назначили штрафной. Слушать грубые слова Ли, коментатора, было… противно? Она будто оправдывала Малфоя в своих глазах, надевая розовые очки. Вот Гарри спешит на своей метле, чтобы выручить Алисию, а Драко летит вниз с довольной улыбкой — прямо под ним парит золотистый шарик. В эти секунды Джинни виновато осознавала, что болеет за команду Слизерина. Она вцепилась пальцами в перила, почти перевесилась через них, чтобы как можно ближе видеть то, что происходило на поле. Девочка видела, как Поттер резко развернулся, как они идут с Малфоем вровень, как гриффиндорец отталкивает руку противника и выходит в пике со снитчем в руке. Аплодисменты! Крики! Возгласы! Смех и улыбки! Много счастья, а она видит лишь уязвленное самолюбие в чертах его лица, разочарование, досаду, злость… Она хотела сказать ему хоть слово, как-то поддержать, но не могла, не имела права. Всю неделю, в которую не утихали эмоции, накатившие на гриффиндорцев в связи с кубком школы по квиддичу, девочка удерживала себя от того, чтобы подойти к Малфою. Она бы и не смогла сказать хоть слово — слишком стеснялась, но что-то тянуло к нему. Поэтому, когда случайно столкнулась с ним в коридоре в компании Пэнси Паркинсон, Грегори Гойла и Винсента Крэбба, замерла, позабыв все слова на свете. Ее толкнул в бок Колин, этим показывая, что нужно спешить на следующий урок. Ей едва удалось сделать шаг, она споткнулась и прижала к себе учебники сильней, подняла глаза чуть выше, посмотрела на невыразительное лицо его девушки, а через секунду встретилась взглядом с ним. С тем, от кого бабочки начинали волнительно порхать в животе. - Эй, Уизли! — окликнул он ее, усмехаясь. Джинни вздрогнула, остановилась. Пэнси что-то пробурчала. — Передай своим дружкам, что я хочу лично прийти на казнь того неповоротливого гиппогрифа, правда, мать запретила, но обещаю во всех подробностях потом описать — отец мне расскажет, как много было крови, — холодно рассмеялся он. Таким звенящим смехом, как от маленького колокольчика. — И можешь не утруждать себя ответом, знаю, что едва ли у тебя это получится. Его друзья, как по команде, захохотали, а ей осталось лишь, опустив покрасневшее лицо, пойти дальше по коридору. Колин порывался что-то им ответить, но девочка удержала его. И, естественно, она не стала передавать троице слова Драко.***
Началась бурная неделя экзаменов, пришлось отключиться от всяких там Малфоев и взяться за ум. Трудно, но возможно. Джинни в эти дни старалась по минимуму отвлекаться от книг. Отходила она от них лишь для сна, еды и туалета, хотя перед сном все же прочитывала и заучивала некоторые параграфы для стоящего в расписании на утро экзамена. Каким-то невероятным образом ей удавалось сдавать на более или менее нормальные баллы, а на зельеварении профессор Снейп снизошел до того, что скупо похвалил девочку за идеально приготовленный рябиновый отвар. После она побежала в общую гостиную факультета, чтобы подготовиться к следующему по счету экзамену, истории волшебного мира. Вот с чем должны возникнуть настоящие проблемы.***
В последний день экзаменов, вечером, когда все смогли вздохнуть свободно, произошли странные вещи, о которых никто ничего не знал в подробностях. Большинство знало все по слухам, кто-то их еще и приукрашивал, поэтому ни один ученик Хогвартса точно не знал, что произошло, хотя Джинни догадывалась, что троице друзей известно больше, чем кажется. Это можно было сказать уже по тому, что Рон оказался в Больничном крыле, да и другие двое выглядели потрепанными. Гарри же вообще ходил с кислой миной. Но то лишь предположения. Что было фактом, так это то, что тем вечером гиппогриф по имени Клювокрыл исчез с места казни, и так же поступил знаменитый преступник, Сириус Блэк, пойманный в тот же вечер и сбежавший в этом же промежутке времени. Девочка попыталась что-то выспросить у Рона, но, как ни странно, он играл в молчанку. Ей пришлось отступить, тем более, что больше ее волновал Малфой, разозленный из-за того, что магическое создание, ранившее его, испарилось. Правда, вскоре он вовсю наслаждался летними деньками перед тем, как отправиться обратно домой. Именно тогда Джинни любила выглядывать из широкого окна замка, выходящего во внутренний двор, и наблюдать за тем, как мальчик сидит на скамье, закинув ногу на ногу, как задорно шутит о чем-то, как его обхаживают первокурсники Слизерина, а он притворяется «наследным принцем». Ей нравилось такое его лицо, освещенное солнцем, светлое и ясное, совсем не бледное и искривленное ненавистью. То лицо, которое он показывал только своим товарищам, а ей так хотелось, чтобы Драко тепло засмеялся в ее обществе. Она нахмурилась, когда увидела, как к нему приближается Паркинсон и усаживается рядышком. Захотелось смахнуть ее особенно сильным заклинанием в сторону, чтобы уж точно больше не появлялась поблизости от Малфоя, но, к сожалению… Послышался шорох. Девочка повернула голову и ужаснулась, увидев стоящую рядом Грейнджер. Та смотрела на представление, разыгрывающееся внизу. - Джинни, — раздался ее голос чуть ниже того, что должен быть у представительницы женского пола, — ответь мне честно: тебе нравится Малфой? - Я… — тихо начала было она, но тут Гермиона устало посмотрела на нее. - С самого первого дня я ловлю тебя на взглядах, брошенных в его сторону, твоё лицо бледнеет, когда говорится о том, что Малфой пострадал. Из-за слишком заполненного расписания у меня не было времени на то, чтобы придавать этим мелочам значение, но сейчас… Просто скажи мне правду. — Джинни потупила взгляд и не сказала и слова. Она побаивалась строгого взгляда Грейнджер. — Джинни! Девочка кивнула. - Это значит «да»? — немного ошарашенно спросила третьекурсница. Она ведь просто предположила и спросила лишь затем, чтобы услышать отрицательный ответ и какую-нибудь более или менее адекватную причину. Снова кивок. - Но… Малфой? Он… Почему именно этот слизеринский… Ох, Джинни! Как так получилось? Ты разве не видишь, что этот подонок из себя представляет? - Я вижу, что он за человек, — едва слышным шепотом ответила девочка. - Тогда почему? - Не знаю. Просто… я… так получилось. - Джинни… - Не думай, — перебила ее девочка, — что я чего-то не понимаю. Поверь, мне не нравится чувствовать то, что я чувствую, но от этого не уйти. Она снова поникла и опустила голову так, что рыжие пряди скрыли ее лицо. Она стеснялась открываться кому-то. Грейнджер замолчала, не зная, что сказать. - А тебе случайно не нравится мой брат? — осмелела Джинни. Глаза ее собеседницы округлились до невероятных размеров. - Мне начало казаться, что это так в те дни, когда вы были в ссоре, но я переубедила себя тем, что ты просто расстроена из-за того, что Рон твой друг. — Гермиона захотела перебить. — Но потом ты так испугалась из-за того, что он чуть не погиб, плакала частично из-за него, краснела, когда он с восхищением рассказывал о твоих… подвигах. - Это не связано с тем, что он мне нравится! — воскликнула она, хватая девочку за предплечье. — Такие мои поступки достаточно легко объяснить с точки зрения логики. - Мой вопрос связан не с логикой, — третьекурсница замерла, —, а больше с интуицией. Я так чувствую. По твоим мимолетным взглядам, фразам, едва заметным ноткам, проскакивающим в голосе — все это! Так легко и не перечислить. Гермиона сейчас молчала так же, как до того молчала Джинни, под ее внимательным взором. Сейчас она чувствовала абсолютно то же самое. - Так значит? .. Я никому не скажу, если это так. Мне просто стало интересно, и раз уж ты знаешь о моей симпатии к Малфою… Да и так странно, что кому-то может нравиться Рон в таком плане, — улыбнулась девочка. - Ну… — младшая Уизли навострила ушки, — возможно… - Так это правда! — крикнула она. Пара человек с улицы обернулись на ее возглас, а Гермиона полезла затыкать ей рот, заставляя еще и скрываться под окном, за стеной, чтобы никто их не видел. Обоим девочкам еще повезло, что коридоры были полностью пустыми, ведь все хотели насладиться прохладным ветерком и солнышком. - Тише ты! Если твой брат узнает, я со стыда сгорю, — шептала Грейнджер, все еще держа ладошку у рта подруги. — И если он узнает, то Малфой тоже узнает о тебе! Девочка что-то промычала, ведь не могла говорить нормально. Пришлось опустить руку, чтобы услышать ответ. - Хорошо-хорошо, — засмеялась Джинни. Она поднялась на ноги, заглянула в окно, заметила брата и сказала: - А вот и Рон, пойду прогуляюсь. Девочка бросилась бежать, ведь разозленная и красная Гермиона не отставала от нее ни на шаг. Было весело и легко на душе, потому что кто-то знал, и она была счастлива в эти последние школьные дни перед каникулами.