Тени на багровом ковре

В следующий раз Александр вновь почувствовал присутствие Грэма. Уж не отец ли подослал его с тем, чтобы он разговорил молчаливого пациента? .. — Доброе утро, — негромко поприветствовал Уилл Александра, замечая, что тот не спит. Александр помолчал какое-то время, но, понимая, что как бы то ни было, появление Грэма ему приятно, решил ответить. — Доброе, — без особых эмоций сказал Алекс. Улыбнувшись ответу, Уилл прошёл к стулу у его постели. — Могу я сесть? Александр пожал плечами и ответил: — Да. — Чего бы ты хотел на завтрак? — осторожно спросил Грэм. — Ты пришёл об этом спросить? .. — В том числе, — немного смутился Уилл. — Ещё рассказать о том, какое сегодня прекрасное утро. Хочешь, я приоткрою портьеры? — Нет, — сказал Алекс, но делая попытку смягчить ответ добавил, —, но спасибо. Грэм замолчал, думая, о чём бы ещё завести разговор. — Это отец попросил тебя прийти? — желая сразу всё разъяснить, спросил Алекс. — Поговори с ним, — ласково попросил Грэм, понимая, что щекотливую тему, которой он боялся, подняли без его участия. — У меня нет причин с ним разговаривать, — ответил Александр. — Он беспокоится о твоём состоянии. Разве это не причина? — Не хочу ничего о нём слышать, — недовольно произнёс Лектер-сын. — Если это всё, о чём ты хотел поговорить, то можешь идти. Уилл приобрёл огорчённый вид и сказал: — Зачем ты говоришь так? .. — Зачем вы поступили со мной так? — устало спросил Александр. — Всё намного сложнее… — начал Уилл. Александр усмехнулся, слегка поморщившись при этом от боли. — Но… — замешкался Уилл. Он облизнул губы, собираясь с мыслями, — Действительно… Однажды он прекратил всё, что между нами было. Может быть, ты уже знаешь… Но, Александр, послушай, — Уилл в порыве взял бывшего любовника за руку. — Я не могу никак оправдаться, я и не пытаюсь. Я не хочу, чтобы ты считал, что я пользуюсь твоим расположением. Ты глубоко мне не безразличен… — Не я, скорее то, что от меня осталось… — Для меня ты не изменился, и я отношусь к тебе, как и прежде, — покачал головой Уилл. — Знаешь, как мне было больно и одиноко, когда ты уехал? Это было до боли скверно. Сердце буквально рвалось из груди, чтобы следовать за тобой. И я бы не смог отпустить тебя, если не считал, что так для тебя будет лучше. Потому что… И он… Он тоже слишком много для меня значит. Да, я знаю, ты можешь меня ненавидеть за это, и за всё то, что я… Я сам… Я… Хотел бы, чтобы всё было не так. Я должен был принадлежать только тебе. И я сейчас должен сказать тебе… Должен пообещать тебе всё, чего ты от меня хочешь, но я пришёл сюда и говорю о твоём… о нём… Я ужасен. — Перестань, — попросил Алекс. — Ты прав. Я должен уйти, и не попадаться тебе больше на глаза… — Уилл, хватит. Пусть всё будет, как ты говоришь, — сказал Алекс. — Всё сложно. Но посиди со мной, можешь ничего не говорить. Или говори, что хочешь. Останься ненадолго. Уилл виновато вздохнул, оставаясь сидеть у постели. — Мне лучше, когда ты рядом, — сказал Александр. — Ты ничего мне не должен. Просто ненадолго останься со мной. Понуро наклонив голову, Уилл вновь сжал руку Лектера-младшего, кивая на его слова. Был вечер, в камине горел огонь, в комнате было уютно и тепло. Поленья тихо трещали, источая лёгкий и приятный аромат. Золотистые тени, переливаясь, мерцали на полу. Александр, всё ещё не желая соприкасаться с реальным миром, лежал в постели, находясь в некотором оцепенении, внутри которого мысли, подобно золотистым теням, переливались одна в другую, так и не приобретая чётких очертаний. В приоткрытую дверь из соседней комнаты вошёл Ганнибал Лектер. Он выглядел сдержанным, точно таким, каким Александр помнил его всегда. На этот раз доктор Лектер не стал сию же минуту заводить разговор. Сперва он молча прошёл по комнате. Замечая на столе какую-то книгу, он поднял её, открывая и просматривая. Всё это время Александр без особого интереса следил за его передвижениями. Ганнибал поставил книгу на место, подошёл к окну, изящным жестом отстранил край портьеры и взглянул на чернеющую поверхность ночного окна: была видна круглая луна, больше нельзя было ничего разглядеть — всё за стеклом сливалось в сплошное чёрное пятно. — Когда твоя мать оставила нас, я долго отказывался в это верить, — произнёс Ганнибал уверенным и спокойным голосом. — Я видел её бездыханное тело… Ты помнишь? Тебе тогда было достаточно лет… Я не жду, что ты станешь отвечать, но ты не можешь не слушать. — доктор приостановился, о чём-то задумавшись. — Я отчётливо помню бледный голубой цвет обивки. Её лицо на фоне совсем не казалось бледным. Я смотрел на неё и не верил в происходящее. Никогда не видел ничего подобного. Словно она только всего лишь задремала. Что ещё немного и она очнётся от дрёмы… Ей просто стало немного жарко во сне, поэтому на её щеках проявился этот настойчивый румянец… Она совсем не была похожа на мертвеца. Она была прекрасна. Даже на смертном одре… Отведя взгляд в сторону, Ганнибал надолго замолчал. Поленья в камине продолжали потрескивать, заполняя тишину затянувшейся паузы. — Но она ушла, — сказал он, наконец. — Мы остались одни. Ты и я. Сперва как будто бы ничего и не произошло. Всё продолжалось так же, как и до её ухода. Прошёл, наверное, год, прежде чем я начал что-то замечать. Да… Ты становился ужасно похожим на неё. Когда я смотрел на тебя, я всё отчётливее начинал видеть её. Её глаза, её скулы, форму губ, носа, её пальцы, её прекрасную шею, волосы… Но особенно — глаза. Это было невыносимо. Чем дольше это продолжалось, тем сложнее мне было оставаться рядом. А ведь ты был таким… ласковым, чувствительным, ты постоянно чего-то от меня хотел, крутился волчком, требовал внимания. Ты всеми силами цеплялся за меня, а я иногда еле сдерживался, чтобы не ударить тебя только за одно то, как так выглядишь. — И ты решил, что лучше мне считать себя ничтожеством? — не сдержавшись, выпалил, наконец, сын. — Что я не достоин простого признания? Только потому, что я вырос её копией?! — Не копией, Александр, — проговорил с сожалением Ганнибал.  — Что же я тогда? — Ты — лучшее её творение, превзошедшее творца. — Что? .. — с недовольством в голосе, спросил Лектер-младший. — Ты — лучше. Чем я, чем были мы, чем, кто бы то ни было другой, — пояснил Ганнибал. — Даже если бы я попытался объяснить тебе. У меня не хватило бы слов, чтобы описать то, чем ты для меня стал. Ты больше, чем прекрасен. Ты — самое прекрасное. — Что… В чём дело? — растерянно произнёс Александр. — Почему ты это говоришь? — Наверное, решил, что хочу рассказать тебе, как всё было, — предположил Ганнибал. — С моей точки зрения, какой бы она ни была. Из меня получился бы плохой родитель. Мне ничего не оставалось, кроме как игнорировать тебя. В противном случае, всё могло быть куда хуже. — Ты просто мне завидовал?.. — В каком-то смысле, — задумчиво согласился Ганнибал. — Ты мог быть собой. — И только? Потому что ты решил, что я как-то особенно прекрасен, только поэтому ты всю мою жизнь так со мной обходился? — Да. — Ну что же, возрадуйся. Моё лицо наверняка теперь самая уродливая моя часть. Больше никто не посягает на твой трон. — Мне жаль, что я не смог тебя остановить… — Как же… — Мне действительно очень жаль. Но знаешь, чего мне жаль ещё больше? Веры в то, что выгляди ты иначе, ты бы не вызывал во мне таких чувств. Я даже надеялся на то, что твой нынешний вид что-то изменит, что я сам изменюсь после этого, — сказал Ганнибал. — Но твои глаза, твой взгляд остался таким же. Ничего не изменилось. Ты всё тот же человек, которого мне хочется или оскорбить, или сделать что-нибудь прямо противоположное. Ганнибал приблизился, наклонился к постели Александра и медленно, мягко, чтобы не потревожить раны под повязкой, поцеловал его губы. Сделав это, он немного отстранился, всматриваясь в глаза Александра. — Я надеялся, что этого никогда не случится, — проговорил Ганнибал. — Я был уверен, что не случится, — шепнул ошарашенный Алекс. — Прости меня, — опустив взгляд, попросил Ганнибал. — За всё то, что тебе пришлось испытать. За то, как я относился к тебе, как заставлял о себе думать. Я никогда не считал тебя недостойным. Я чувствовал только, что сам не стою твоего мизинца. Ты — лучшее, что со мной случалось, и я не уверен, что смогу оставаться спокойным рядом с тобой. — Отец, я… Это всё шутка? Ты посмеяться надо мной решил? — почти паникуя, спросил Алекс. — Ты пьян? — Нет, я не пьян, — с сожалением признал Ганнибал. — Я выпил, но нет — не пьян. Если бы я был пьян, боюсь, у меня бы не хватило сил держать себя в руках. Когда-то я хотел, чтобы ты сказал мне что-то вроде… «папа», — он усмехнулся. — Но нет, я понимал, что тогда я просто… задушу тебя. Я раскрою тебе череп. Вырву твою челюсть голыми руками. От напряжения. Чёрт. От… удовольствия. Если бы я услышал такое. Мне сложно даже просто смотреть на тебя… — доктор прервал сам себя. — Пора с этим заканчивать, — он поднялся, собираясь уйти. — Ещё немного — и кто знает, что может произойти. Мне лучше уйти сейчас же. Я не уверен, что после этого мы вообще сможем смотреть друг на друга. Но я сказал всё, что хотел, и ты знаешь. Теперь — знаешь. — Отец, нет, нет, постой… — привставая, проговорил Александр, выглядя при этом, как помешанный. — Тебе следует оставаться в постели, — отходя подальше, заявил Ганнибал. — Это я говорю тебе, как врач. Не надо. Не вставай. — Но как такое возможно? — спросил Алекс. — Разве это возможно? Ты ненавидишь меня. Ты всегда говорил это. — Нет, — отрицательно качая головой, сказал доктор Лектер. — Себя, возможно. Не тебя. — И всё, всё это время ты так вёл себя только поэтому? — в высшей степени изумления проговорил Александр. — Я действительно должен идти, — стараясь не смотреть на сына, сказал Ганнибал. — Должен. Прости, если это возможно, конечно. Мне правда жаль. Но быть с тобой рядом долго, с такими разговорами — это похоже на изощрённую пытку. Позволь мне уйти. Александр не мог сказать ни слова, приоткрыв только рот и пребывая в шоке. — Но я ведь… Теперь… — пролепетал он. Ганнибал широко улыбнулся, пряча взгляд. — Отдыхай, — велел он, быстрым шагом выходя прочь из комнаты. Александр хотел пойти за ним, и он мог бы это сделать, но, придавленный осознанием случившегося, он остался сидеть на постели. Кровь, взволнованная внезапной сценой, стучала в висках. Лицо, обёрнутое повязкой, горело, заполняя сознание раненого парня мучительным жжением и болью. Осторожно прижав ладонь к повязке, Александр сдавленно выдохнул.