Сохранить себя

*** Тепло. Тепло окружало Эйприл со всех сторон, давая приятное чувство защищенности. Солнечные лучи мягко щекотали щеку, тепло согревало ладони, плечи, спину. - М-м-м... Девушка поерзала во сне, пытаясь устроиться поудобнее. Что-то мешало. Одеяло слишком тяжелое, что ли... Веки Эйприл задрожали, постепенно впуская в сознание реальность. Подушки нет. Наверное, опять свалилась с дивана... Эйприл снова пошевелилась. Лоб щекотали волосы, выставленные вперед ладони упирались в нечто упругое и жесткое, слишком жесткое для спинки дивана. А еще диван пах не диваном, а чем-то знакомым, сладковато-соленым. А еще диван мерно шевелился. С трудом приподняв веки, Эйприл уткнулась сонным взглядом в нечто темно-серое. А через секунду широко распахнула глаза, едва успев подавить вскрик. Это вообще не диван! Она лежала на ковре, свернувшись калачиком на боку и прижавшись ладонями и лбом к широкой груди Шредера, а тот безмятежно посапывал во сне, расслабленно обнимая девушку за плечи. Отдернув одну руку, Эйприл в отчаянии прикусила пальцы. Да как же так могло получиться?!! Девушка лихорадочно прокручивала в голове события прошлого вечера. Поцелуй. Ссора, попытки Шредера уйти, потом он заснул. Потом - черепашки... Пришли, поделились энергией с раненым и ушли. А она сидела рядом, думая о своем. Сидела... сидела... и, выходит, просто заснула от переутомления! Прямо рядом с ним! Снова упершись ладонями в грудь Шредера, Эйприл попыталась отодвинуться; недовольно заворчав во сне, самурай пошевелил рукой, наоборот, прижав журналистку ближе к себе. Девушка снова замерла, сердце бешено колотилось. Только собственные руки не давали ей вплотную прижаться к Шредеру, но лицо все равно уткнулось ему в грудь. Эйприл опять замерла, успокаивая дыхание и стараясь мыслить хладнокровно. Вырваться из хватки Шредера нечего было и думать. Не хватит сил, а если перестараться - можно снова довести его до болевого шока. Нужно разбудить японца, чтобы сам отпустил. А если не захочет? Если обнял не бессознательно? Что тогда? Эйприл вдруг почувствовала себя очень маленькой и бессильной. Да и сложно было чувствовать себя иначе, будучи прижатой к огромному тяжелому телу. Журналистка сдавленно вздохнула. Шредер пах потом и кровью, но, как ни странно, это не отталкивало. Расслабив ладони, Эйприл уловила слева едва ощутимое биение. Так удивительно. Тонкие пальцы прижались плотнее, стараясь четче уловить мерный стук. Происходящее укладывалось в голове с трудом. Эйприл привыкла считать Шредера опасным, бесчеловечным противником, и чувствовать под пальцами биение его сердца было... более чем необычно. Нет, никакого скрытого смысла. Просто нечеловечески сильный злодей в маске всегда напоминал скорее робота, чем живого человека. Японец вздохнул во сне и немного расслабил руку. Эйприл отняла пальцы, провела ладонью чуть дальше, чтобы потормошить за бок. Только вот с какой стороны у него сломаны рёбра? Наверное, слева, иначе он не спал бы на правом боку. Передумав, девушка легонько толкнула самурая коленом в бедро. - Эй. Шредер. Еле слышно заворчал, но не проснулся. Эйприл толкнула сильнее. - Шредер, проснись. - Моу гофун, окаа-сама*, - хрипло пробормотал Шредер. Его грудная клетка так вибрировала от низкого голоса, что Эйприл вздрогнула от неожиданности. - Ох... Самурай зашевелился; затем замер, ощупывая спину Эйприл. Немного отодвинувшись, Шредер с удивлением уставился на журналистку - впрочем, не убирая руки. - Мисс О'Нил? Девушка нахмурилась и дернула плечом, пытаясь освободиться. - Надо же, узнал наконец, - буркнула Эйприл. - Пусти меня! В сонных черных глазах отразилось непонимание. - А как вы здесь оказались? - Это тебя надо спросить... Шредер! - Эйприл буквально выплюнула имя. Ей никогда не приходило в голову метких прозвищ вроде тех, которыми награждали японца черепашки. Приходилось выражать недовольство интонациями. Журналистка сопроводила свои слова пинком в колено. - А ну отпусти меня! Помолчав, Шредер все-таки убрал руку. Эйприл вскочила, отряхивая комбинезон; взгляд японца неотрывно следовал за ней. В комнате было гораздо прохладнее, чем казалось. А вдруг она сама замерзла во сне и прижалась к очутившемуся рядом теплому предмету? Щеки Эйприл вспыхнули, и девушка с негодованием уставилась на гостя, зябко обхватив себя за плечи руками. - Это все от переутомления, - буркнула Эйприл, оправдываясь. Шредер кивнул без тени улыбки в глазах. - Я так и понял. - Ах ты!.. - журналистка с трудом подавила желание швырнуть чем-нибудь в эту равнодушную рожу. Главным образом потому, что даже изо всех сил прислушавшись к собственным ощущениям, Эйприл не находила отвращения. Шредер восстановил достаточно энергии и был по-знакомому теплым, прикасаться к нему не было противно, и даже запах казался каким-то родным. Но если вдуматься! Заснуть в обнимку со злейшим врагом, опасным, коварным, да еще и грязным! Эйприл хотелось провалиться сквозь землю или раствориться в воздухе, чтобы сбежать от чувства стыда. Как назло, Шредер продолжал смотреть так пристально, словно улавливал все мысли девушки и чуть ли не смеялся над ними. "Чепуха, - одернула себя Эйприл. - Никто не умеет читать мысли. А ну успокойся!" - Сесть сможешь? - проворчала она. Шредер кивнул и приподнялся, опираясь руками. - Тогда садись и снимай рубашку. Она вся в крови перемазана. Брови в прорези маски удивленно поползли вверх; Шредер опустил голову, скосил глаза, разглядывая засохшие бурые дорожки на ткани. Конечно, с "вся перемазана" Эйприл преувеличила, но помыть или хотя бы обтереть Шредера однозначно следовало. Может, тогда будет не так стыдно за странное желание быть как можно ближе. "Боже, помыть Шредера, - безнадежно подумала Эйприл, - и что я только делаю..." Журналистка снова себя одернула. Вообще-то это элементы ухода за раненым. Наоборот, нужно стыдиться, что не сделала этого раньше, не оказала человеку помощь. А если бы раны начали гноиться? С такими благородными и серьезными мыслями Эйприл набрала в тазик теплой воды, захватила губку и полотенце и вернулась к Шредеру. Он все так же сидел на ковре, опираясь локтем о диван и тяжело дыша, словно после пробежки. Эйприл моргнула, пытаясь понять, что изменилось. Шлем. Шлем стоял на диване, весело поблескивая в лучах утреннего солнца. Там же валялась маска и наплечники. Все это было Шредером, таким, каким его все привыкли видеть. Но человек, сидевший на полу, был Эйприл незнаком. Глаза Шредера, брови Шредера. Уже знакомые, но все еще непривычные мягкие губы, широкий, с округлыми контурами нос, острые края ямочки под ним, ложбинка на подбородке. Теперь к этому добавились уши и короткие, кое-где слипшиеся от крови черные волосы. Все по отдельности было узнаваемо, но в единый образ складываться не желало. - Помоги мне снять рубашку, - произнес человек знакомым низким голосом, в котором перекатывались камешки хрипотцы. Эйприл снова моргнула, все так же неподвижно стоя с тазиком в руках. Человек опустил глаза на тазик, невесело улыбнулся. - Ищете Шредера, мисс О'Нил? - смуглая рука указала на сложенные в сторонке доспехи. - Вы не ошиблись, вот он. А я больше известен... был известен как Ороку Саки. Эйприл выдохнула. Да, так понятнее. Как и рассказывал Сплинтер. Ороку Саки стал Шредером в тот момент, когда надел доспехи... Девушка приблизилась и опустила тазик на ковер. Саки не шевелился. - Это так странно... Ороку Саки, - пробормотала Эйприл, развязывая пояс и подтягивая тунику японца вверх. Тот приподнял руки. - Ну уж простите, через шлем снять рубашку проблематично, - буркнул он. - Я бы тоже предпочел оставаться Шредером. Но раз уж так вышло... называйте меня просто Саки. Эйприл осторожно, стараясь не давить на ребра Шредера, тянула ткань вверх, попутно лихорадочно вспоминая все, что знала о японских именах. Кажется, сперва должна идти фамилия, потом имя. Значит, Саки - это имя... - Эйприл. - Что? - Самурай приподнял голову. - Зови меня просто Эйприл, - повторила девушка. Освободить голову и руки раненого из одежды было уже делом плевым. - И прекрати мне "выкать", все равно все время на "ты" срываешься. Саки со вздохом опустил руки. Эйприл уселась на ковер перед его лицом, обмакнула губку в тазик и нерешительно замерла. Не то чтобы она забыла курсы первой помощи, нет. Что-то другое мешало воспринимать происходящее отстраненно. Осторожно сжав теплую ладонь японца, Эйприл принялась протирать губкой предплечье. Деловито насупилась, краем глаза уловив легкую улыбку на лице Саки. На щеках разгорался предательский румянец. Черт, ну почему все так складывается? Почему ее друзья - малолетние мутанты, способные наполнить жизнь приключениями, но не смыслом? И почему единственным, кто спас ее от одиночества, оказался заклятый враг? Почему он ей доверяет, почему позволил звать себя настоящим именем?.. Почти злобно швырнув губку в тазик (взметнувшиеся брызги сверкнули на солнце, как искры), Эйприл энергично растерла руку Саки полотенцем. - Скажи лучше вот что, - пробурчала журналистка, удивляясь собственному тону. Губка заскользила по второй руке. - Зачем ты согласился отдать Крэнгу свою энергию? - Я согласился? - Саки поднял брови. - Я разве такое говорил? - Тогда что произошло? Саки помолчал, глядя, как колышутся кончики волос Эйприл. - У него был гениальный план: использовать мою энергию в качестве топлива для Технодрома. Кажется, я это уже говорил. - Японец вытянул руку чуть вперед, ближе к Эйприл. - Только он забыл спросить об этом меня. Поставил перед фактом и забрал энергию силой. И, в отличие от черепах, Крэнг не заморачивался сооружением аппликаторов, - Саки невесело усмехнулся. - Проще было воткнуть в меня иголки и откачивать энергию напрямую. Эйприл вздрогнула. - Так вот откуда твои раны, - пробормотала она, придвинувшись ближе. Мокрая губка осторожно коснулась ямки над ключицей самурая. - Раны ерундовые, - Саки пожал плечами. - От твоей зеленки они уже считай что и зажили. Ребра тоже через пару дней срастутся окончательно. Дело не в этом... - Японец стиснул кулак. - Я многое прощал Крэнгу, потому что обязан ему жизнью... в некотором смысле. Но теперь ничто не мешает мне стереть этого мозгляка в порошок. Саки внезапно улыбнулся, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. - М-м-м... Продолжай. Девушка моргнула и перевела взгляд на собственную руку, которая механически скользила по груди Шредера. Румянец на щеках Эйприл вспыхнул ярче, взгляд уткнулся в пол, и вместо того, чтобы выполнить слова Саки, она побыстрее протерла живот, наспех просушила полотенцем и перебралась за спину. - Ну вот, - разочарованно вздохнул японец. Эйприл нахмурилась. На спину Шредера можно было смотреть не скрываясь и не смущаясь под пристальным заинтересованным взглядом; проведя пару раз губкой по широким плечам, девушка заметила неровный узор из шрамов. - Отчего это? - тонкий пальчик дотронулся до округлого белесого пятна. Как звезда - круг, а от него лучики в разные стороны. - Бластер, - отозвался Саки. - По-моему, Бибопа. Черепахи отразили его и потом долго радовались, что поджарили мне зад. Эйприл вздрогнула. Она привыкла радоваться победам черепашек, смеяться над нелепыми поражениями Шредера. А вот она, цена таких поражений... - А этот? - Осколок бутылки со свалки. Гноилось будь здоров. Я тогда, кажется, неделю с лихорадкой валялся. Журналистка прикрыла глаза, борясь с подступающей дурнотой. "Что-то давно Шредоголового не видно, небось боится высунуться?" Каждый раз, стоило Шредеру надолго пропасть, кто-нибудь произносил эту фразу - и все дружно над ней смеялись. И она тоже! Кто бы мог подумать? У черепах ведь прочная чешуя, им сложно нанести рану... - А это? - Эйприл провела пальцем по длинной полосе, похожей на застежку-молнию. Словно кожу разрезали идеально отточенным скальпелем, а потом грубовато зашили. - Тоже черепахи? "Неужели Леонардо катаной..." - Нет. Голос Саки изменился, стал еще ниже. Вместо рычащих ноток - непривычная глухота. - Это неважно. Продолжай вытирать. Эйприл сглотнула и послушно провела губкой по смуглой коже. Что же это за враг, о котором Саки не хочет говорить? Наверное, пострашнее черепашек. Может, Сплинтер? Ороку Саки и Хамато Йоши давние заклятые враги, у Шредера наверняка свои причины для ненависти... Но тон японца был настолько суровым, что журналистка не решилась спросить. - Прости, - прошептала она. - Я не думала, что... что все настолько серьезно. Что черепахи... - Да черт с ними, - вздохнул Саки и повернулся, глядя на Эйприл. В черных глазах отражалась бесконечная, бездонная тоска. - Сейчас главный мой враг - Крэнг. Сначала я разберусь с ним. Журналистка дрожащей рукой дотронулась до щеки японца. Хотелось как-то помочь, успокоить его боль. Может, потому он и творил зло - искал избавления от собственных ран, не только внешних, но и внутренних? Может, если вылечить эти раны, Шредер больше не будет врагом? Голос разума, постоянно нашептывавший, что все неправильно, все - ошибка, замолчал. Эйприл потянулась ближе, еще ближе, пока не коснулась губами губ Саки - чтобы забрать боль и вдохнуть надежду. * (яп.) "еще пять минут, мамочка"