Цена

*** С самого утра в бассейне адмиралтейства практически всегда свободно – большинство офицеров приходят сюда после работы, но Райнхард, будучи командующим, может планировать свой день сам, не слишком задумываясь над условностями. Конечно же, это не означает, что он может являться на службу, когда ему заблагорассудится, как старшие офицеры первого адмиралтейства. Лоэнграмм скорее будет работать столько, сколько понадобится, забыв про выходные и стандартный для условно мирного времени рабочий день, но вот составить свой график так, чтобы пойти в тренажёрный зал или бассейн утром, вполне реально. Правда, с залом пока ещё были проблемы. Доктор Штромейер рекомендовал для начала ограничиться ежедневными пешими прогулками и плаванием, но гулять особо не получалось из-за нехватки времени и всё той же жары, так что этот пункт был заменён беговой дорожкой, вот только Кирхайс строго следил за тем, чтобы параметры её движения соответствовали исключительно небыстрой ходьбе. Зато с бассейном никаких ограничений не было, и тут Райнхард мог хоть ненадолго забывать обо всех своих травмах. Ну, почти, – дорвавшись до воды в первый раз, он перенапряг вывихнутое плечо, которое после этого ещё сутки ныло. Поскольку ставить в известность об этом Кирхайса он не собирался, пришлось терпеть боль и стараться поменьше двигать рукой. Хотя за две прошедшие недели больше таких неприятностей не случалось. Кроме возобновления физических упражнений, за прошедшее после суда время не происходило ничего серьёзного, если не считать таковым досрочное окончание работ по перевооружению. Биттенфельд блестяще справился с заданием, заставив работать в ускоренном темпе и доки, и команды кораблей. Зато теперь осталось достаточно времени, чтобы всё хорошенько проверить и провести полномасштабные учения, к которым они так долго готовились. Если ничего не изменится, то через три дня наконец-то можно будет вылететь. Райнхард с нетерпением ждал возможности наконец-то оказаться в космосе – долгое пребывание в столице, да ещё и под пристальным вниманием слишком многих любопытных, действовало на него угнетающе, и он сам чувствовал, как с каждым днём становится всё более раздражительным. В итоге от его дурного настроения страдали ни в чем не повинные люди, и больше всех, естественно, доставалось Кирхайсу. Вот и сегодня они уже успели поспорить с утра пораньше, и теперь Зигфрид держался от него на некотором расстоянии. Хорошо, хоть согласился пойти в бассейн, а не отговорился работой. Ничего, сейчас он развернётся и подплывёт поближе, тогда можно будет предложить совместный заплыв, а дальше друг всё равно вынужден будет с ним заговорить... –Ваше превосходительство! – интересно, кому он так срочно понадобился? Райнхард подплывает к бортику бассейна и снизу вверх смотрит на стоящего у края Фернера. Капитан уже неделю как вышел на службу и пока числится секретарём у Кирхайса, но скорее исполняет функции помощника и координатора. При этом за короткое время успел разобраться в структуре адмиралтейства и произвел впечатление вполне толкового и компетентного исполнителя. –Что случилось? – Райнхард опирается о бортик обеими руками. Без веской причины его бы не стали беспокоить, но прерывать такое приятное занятие совсем не хочется. –Только что позвонили из приёмной министра двора, Его величество пожелал вас видеть, аудиенция назначена на одиннадцать. Антон отходит на шаг в сторону, и Райнхард, подтянувшись на руках, выбирается из воды. –Больше ничего не просили передать? – Лоэнграмм оборачивается в сторону Кирхайса, но тот и так уже заметил происходящее. –Никак нет. –Хорошо, распорядитесь, чтобы машина была готова через… – Райнхард смотрит на часы, – сорок минут. Подхватив со скамьи полотенце, он направляется в душ. Через минуту его догоняет Кирхайс и тут же задаёт вопрос: –Вас куда-то вызвали? –Да, – Райнхард поворачивается к другу. – Меня хочет видеть кайзер. –Новое задание? – судя по интонации, от недавней размолвки не осталось и следа. –Не знаю, но для чего ещё я могу им понадобиться? – Райнхард пожимает плечами. – Мне казалось, даже Мюкенбергер понял, что сейчас не время начинать новую кампанию, но ты же знаешь, сколько при дворе скопилось идиотов, так что я ничему не удивлюсь. –Вы правы, надеюсь, что нам всё же дадут время нормально подготовиться, – Кирхайс открывает дверь в душевую комнату и пропускает вперёд Лоэнграмма. –Хотелось бы. – Райнхард снова оглядывается. – А ты мог бы ещё поплавать, у нас ведь ничего срочного на утро вроде не назначено. –Нет, – Зигфрид качает головой, – но я лучше займусь почтой. –Как хочешь. Только, если я застряну во дворце на целый день, не жди меня, езжай домой. Сброшенное полотенце летит почти через всю комнату и всё-таки оказывается не на скамье, а под ней, но Райнхарда такие мелочи не особо трогают. Он направляется к одной из душевых кабинок, и только краем глаза отмечает, что Зигфрид, перед тем как зайти в душ, вешает своё полотенце на специальный крючок и заодно поднимает брошенное другом. Примерно через час дворецкий докладывает Его императорскому величеству Фридриху IV, что прибыл граф Лоэнграмм, после чего кайзер приказывает провести гросс-адмирала в розарий. В отличие от последнего официального посещения дворца, на этот раз Райнхарду почти не приходится ждать. Не проходит и пяти минут, как дворецкий, отправившийся докладывать, возвращается и очень любезно приглашает проследовать за собой. Причём идут они не в зал для аудиенций и даже не в кабинет кайзера, а выходят в парк и, пройдя через розарий, оказываются перед беседкой, в которой уже ждёт Фридрих. Райнхард замирает по стойке «смирно» перед входом, дожидаясь приглашения, но Фридрих вначале о чём-то тихо говорит со слугой, и только отпустив того, поворачивается в его сторону. –Лоэнграмм, подойдите, – если судить по голосу, то кайзер кажется еще вполне трезвым. Ну, или почти трезвым, всё же на столе перед ним стоит початая бутылка вина и недопитый бокал. Райнхард делает несколько шагов и, остановившись, склоняется в предписанном этикетом поклоне. Фридрих берёт со стола бокал, но отпивать из него не спешит. –Не правда ли, розы в этом году особенно прекрасны? Кайзер указывает свободной рукой в сторону ближайшей клумбы с кустами, усыпанными крупными, ярко-красными цветами, и Райнхард вспоминает, что сестра как-то говорила про особую любовь его величества именно к таким сортам. А ещё в памяти всплывает случайно услышанная фраза сестры, сказанная ею баронессе фон Вестфален, – о том, что цвет этих роз напоминает ей о пролитой крови. –Да, ваше величество, они, несомненно, очень красивы, – это не ложь, хотя и правдой в полной мере его ответ нельзя назвать, но иначе в разговоре с этим человеком нельзя. –Жаль, что ваша сестра предпочла посадить у своих окон белые. Они, конечно же, тоже по-своему восхитительны, но я думаю, что именно на фоне красных её прелесть была бы ещё заметнее, – пригубив вино, кайзер продолжает: – Но, впрочем, мне кажется, что вас пока мало волнует цвет роз – ведь вы солдат, а на поле боя нет места прекрасному. –Я служу вашему величеству и Рейху, – Райнхард чуть наклоняет голову, пряча взгляд. –Да-да, я помню об этом, так же как и о ваших победах, – Фридрих кивает и доливает в бокал ещё вина. – Вы и ваша сестра достаточно доказали свою преданность, в отличие от многих… – кайзер слегка кривится, и приходится ещё ниже опустить глаза, чтобы не выдать, как больно слышать из этих уст упоминание об Аннерозе. – Но у меня есть достойная вас награда. Фридрих замолкает и делает ещё один глоток, при этом его взгляд становится более внимательным. Кайзер явно ждёт реакции на свои слова, поэтому Райнхард снова церемонно кланяется и, стараясь вложить в голос достаточно почтения, произносит: –Благодарю вас, ваше величество. Фридрих благосклонно кивает – видимо, именно такой ответ он хотел услышать. –Не стоит благодарить меня раньше времени, я ведь ещё не сказал, что именно вас ждёт, – ухмылка кайзера становится более заметной. Он откидывается на спинку кресла, и у Лоэнграмма просыпаются самые черные мысли. С монарха станется подкинуть в качестве награды какую-нибудь задачу, которую замучаешься решать. Райнхард чувствует, что этот странный разговор всё сильнее начинает его раздражать. Причём особенно бесит именно то, что кайзер абсолютно уверен в его личной преданности. Но другого выхода, кроме как терпеть эту старую сволочь, пока что не существует. Кайзер некоторое время любуется клумбами, время от времени прикладываясь к вину, затем ставит почти пустой бокал на стол и уже более официальным тоном заявляет: –Гросс-адмирал Лоэнграмм, учитывая ваши заслуги перед Рейхом и надеясь, что вы и дальше будете служить надёжной защитой для империи, я решил, что вы подходите на роль супруга моей внучки Сабины, посему я разрешаю вам официально просить её руки. Слова Фридриха звучат просто невообразимо. Райнхарду в первое мгновение кажется, что он ослышался, и он на секунду теряет над собой контроль. Страшно хочется закричать сидящему в кресле ополоумевшему старику: «Как вы смеете предлагать такое!», но всё же силы воли хватает на то, чтобы удержать на лице учтивую маску и ответить как можно спокойнее: –Ваше величество, я недостоин такой чести, ведь я всего лишь… Договорить ему не дают – Фридрих взмахом руки приказывает замолчать. –Вы служите мне, и решать, чего вы достойны, буду именно я. Или вы не согласны с моим решением? – кайзер слегка прищуривается и испытующе смотрит на Лоэнграмма, так что тому ничего не остаётся, кроме как ответить: –Я благодарен вашему величеству за столь высокую награду, – и вновь глубокий почтительный поклон, хотя ярость всё сильнее овладевает сознанием, причиняя почти физическую боль. Как же хочется приблизить тот день, когда можно будет прикончить эту пьяную скотину! Кайзер довольно улыбается и примирительно произносит: –Вы нужны мне не только для сражений с мятежниками, но и здесь, рядом с троном. Мы надеемся, что в мирной жизни вы будете столь же удачливы, как и на войне, и принесёте не меньше пользы империи и династии Гольденбаумов. Сдерживаясь из последних сил, Райнхард вытягивается в струнку. –Я счастлив служить Рейху в любом указанном мне месте. –Похвально, весьма похвально. Полагаю, вы сможете стать хорошим мужем для Сабины, – рука кайзера снова тянется к бутылке, но останавливается на полпути. – Что ж, пока можете идти, и не затягивайте с предложением, маркиз Литтенхайм уже предупреждён, так что я надеюсь не позже конца недели услышать хорошие новости. –Слушаюсь, ваше величество, – это всё, что Райнхард может из себя выдавить, но кайзер снова улыбается и встряхивает колокольчиком, на звук которого моментально появляется всё тот же дворецкий. –Генрих, проводи графа и скажи, чтобы меня пока не беспокоили. Райнхард ещё раз кланяется кайзеру, затем отдаёт ему честь и вслед за слугой выходит из беседки. Пожалуй, даже хорошо, что его сопровождают – внутри все так кипит, что сосредоточиться на чем-либо еще невозможно. Зигфрид как раз заканчивал читать докладную записку, когда дверь распахнулась, с треском ударившись об ограничитель, и в кабинет ворвался Райнхард, до крайности рассерженный. Это можно было заметить по тому, как он со всего размаха захлопнул ни в чём не повинную дверь. С лепнины под потолком чуть не посыпалась краска. –Лорд Райнхард, что… – Зигфрид, отложив бумагу, поднимается. В голове его проносятся самые невероятные варианты того, что такого мог сказать другу кайзер. Неужели решил-таки расстроить все тщательно подготовленные планы? Интересно, с чьей подачи? –Эта старая скотина посмела… Хель! – Райнхард срывается на крик, пытаясь на ходу расстегнуть явно мешающий ему плащ. Ещё рывок – один из крючков отлетает, а второй всё же расстёгивается, и атласный ком летит на пол. – Да как этот йотунов алкоголик!.. – он снова не договаривает, только вскидывает голову и шипит сквозь зубы. Кирхайс быстро огибает стол. –Райнхард, тише, тебя могут услышать. В приёмной сидят два секретаря, которые в курсе того, где сейчас был командующий, а сопоставить прозвучавшие оскорбления с личностью Его величества очень просто. Не хватало ещё, чтобы по адмиралтейству пошли гулять такие сплетни. –Ты не понимаешь, такое даже ты не сможешь понять! – Райнхард резко отстраняет протянутую к нему руку и отворачивается, пряча лицо. – Этот трухлявый маразматик нагло лезет ко мне в постель! Понять что-либо из этой сумбурной речи затруднительно, но друг сейчас явно не в том состоянии, чтобы внятно объяснить, в чем дело. Неужели Фридрих решил поднять то проклятое письмо? Но зачем? Зигфриду происходящее совсем не нравится. Он делает новую попытку придержать Райнхарда за руку, тот только отмахивается, но тут же спотыкается и инстинктивно хватается за край стола. Секундной заминки вполне хватает, чтобы подойти ближе и всё-таки положить руку на плечо друга. Лоэнграмм снова делает попытку высвободиться, но в итоге оказывается зажатым между столом и Кирхайсом. –Отпусти, слышишь, я приказываю! – в слегка подрагивающем голосе слышна прежняя злость, а в серых глазах застыли лёд и боль. –Нет, не отпущу, пока ты не успокоишься и не объяснишь, что случилось, – Зигфрид говорит спокойно, почти мягко, но в то же время так, чтобы Райнхард понял, что он не собирается отступать. Друг гневно сверкает глазами и явно собирается сказать какую-то колкость, но затем опускает взгляд и спрашивает намного тише, хотя не менее зло: –Что я должен тебе объяснить? Зигфрид обнимает его за плечи, чувствуя под рукой едва заметную дрожь. Ярость еще не исчерпала себя и снова может вырваться на волю. –Райнхард, давай сядем, и ты мне спокойно расскажешь, что произошло во дворце, хорошо? Лоэнграмм больше не сопротивляется, позволяет довести себя до стоящего у стенки дивана и без дальнейших уговоров садится. Кирхайс устраивается рядом, развернувшись так, чтобы видеть лицо друга. Райнхард какое-то время молчит, закусив губу, и смотрит перед собой, затем оборачивается к другу и наконец начинает: –Кайзер приказал мне жениться на его внучке Сабине, – он произносит это резко, отрывисто, выделяя каждое слово. –Райнхард, но это же!.. – теперь слов не хватает уже Зигфриду. –Это величайшая милость, и я должен быть счастлив, – сарказм и злоба, приправленные неприкрытым отчаянием, говорят сами за себя и не требуют никаких дополнительных подтверждений. –Прости, я вначале не понял... – Кирхайс придвигается ближе, но взрыв не повторяется. Лоэнграмм выговорился, осознал сказанное и понял, что наговорил лишнего. Раньше этим все было бы исчерпано, но теперь... –Это ты меня прости, я не должен был на тебя кричать, – Райнхард избегает смотреть ему в глаза, но в извинение вложено столько боли, что не понять этого просто невозможно. – Мне просто с кем-то нужно было поделиться... я же не могу сказать этой мрази в лицо, что я думаю о нем и его идеях! Конечно... друг столько лет шел к своей цели, и ненависть к правящей династии стала для него неотъемлемой частью жизни, – впрочем, так же, как и для самого Зигфрида, и не только из-за госпожи Аннерозе. А теперь враг сам предлагает породниться с ним, стать частью презираемой системы. От такого действительно можно потерять рассудок, и ещё очень хорошо, что Райнхард сдержался, иначе последствия были бы ужасны. Нужно срочно что-то сделать, как-то успокоить его, ведь доктор предупреждал, что сильный стресс может спровоцировать новый приступ... судя по тому, как друг выглядит, это очень даже вероятно. Хель, все подходящие слова, как назло, вылетели из головы, да и что он может сказать? Просто посочувствовать? Так от этого Райнхарду легче не станет, а готового рецепта, как избежать неожиданной «милости», нет. И быстро придумать что-то подходящее вряд ли удастся. Нет, сейчас что-либо решать ещё рано, для этого нужно больше информации и времени. Но время у них пока есть! Младшая внучка кайзера – несовершеннолетняя, значит, речь пойдет только о помолвке, а обручение – это ещё не свадьба, все можно будет переиграть. Зато есть проблема, с которой надо разбираться прямо сейчас. Райнхард пару раз подносил ладонь к носу, видимо, проверяя, не пошла ли снова кровь. Небольшое кровотечение у него уже было после суда – в машине, и позже, вечером, когда он заснул, пришлось даже будить. Когда Зигфрид сказал об этом герру Штромейеру, тот только подтвердил, что так может быть, и посоветовал, что нужно в таких случаях делать, но всё же рекомендовал до такого не допускать. Утром Райнхард выпил положенное лекарство, да и сейчас ему бы не помешало что-нибудь успокоительное, а потом немного отдохнуть, но до конца дня ещё слишком много времени. Ладно, нужно всё-таки выяснить, как он себя чувствует, а тогда уже что-нибудь предпринимать. –Как голова, не болит? Услышав вопрос, друг отрывает взгляд от пола, как-то неопределённо вздыхает, затем трёт правый висок и неуверенно произносит: –Пока вроде бы нет, – Лоэнграмм снова на мгновение закусывает нижнюю губу, явно прислушиваясь к себе, затем продолжает: – но знаешь, я не могу ни о чём сейчас думать, так тяжело и... пусто. Ни одной дельной мысли. Он снова опускает глаза, а у Кирхайса вдруг появляется неожиданная мысль о том, как помочь ему без лекарств. Встав с дивана, он обращается к другу: –Повернись ко мне спиной. Райнхард вначале недоумённо на него смотрит, но просьбу всё же выполняет. Зигфрид кладёт ладони ему на голову так, чтобы кончики пальцев касались висков, и пытается сконцентрироваться. На несколько секунд оба замирают, Кирхайс отчетливо чувствует, как пульсирует под пальцами кровь. Друг не возражает и не делает попыток отстраниться, но его напряжение ощущается очень сильно. Зигфрид припоминает, что нужно делать, и приступает к массажу головы. Очень медленно, едва касаясь кожи, он гладит виски Райнхарда, постепенно расширяя область воздействия и чуть усиливая давление. В первые минуты ему кажется, что друг никак не реагирует, но тот понемногу расслабляется, и это вселяет надежду. Закончив с массажем, он отходит на шаг от дивана, а Райнхард тут же разворачивается и удивлённо спрашивает: –Кирхайс, как у тебя это получилось? В голове всё прояснилось, и тяжести больше нет. Почему ты раньше так не делал? Зигфрид смущённо улыбается. –Я сейчас вспомнил, нам на лекции показывали, как можно снять усталость и несильную головную боль, но я не думал, что у меня может получиться. Райнхард встряхивает головой, и его взъерошенные волосы ложатся чуть ровнее, а на лице появляется едва заметная улыбка. –Ты, как всегда, слишком самокритичен, у тебя всё прекрасно получилось, спасибо, – буквально через секунду он снова становится серьезным. – Как ты думаешь, что мне со всем этим делать? Кирхайс ненадолго задумывается, подыскивая верные слова, и наконец отвечает: –Мне кажется, что пока рано что-либо предпринимать. Ведь кайзер, как я понял, не требует от вас немедленной свадьбы, – Райнхард кивает. – Насколько я помню, невесте недавно исполнилось четырнадцать, так что, я думаю, три-четыре года получится потянуть. По крайней мере, года два у вас точно есть, а за это время многое может измениться. Взгляд Лоэнграмма немного проясняется. –Наверное, ты прав, – и, уже более спокойным голосом, – но помолвки мне избежать не удастся. –Нет, – Зигфрид отрицательно качает головой, – если вы хотите продолжать начатое. Райнхард раздражённо фыркает и довольно резко отвечает: –Пусть эта мерзкая тварь даже не надеется купить меня таким способом. Мы с тобой обязательно должны придумать, как отделаться от их семейки. –Да, лорд Райнхард, но я не уверен, что это получится быстро, – очень хочется обнадёжить друга, но давать ему ложные надежды Кирхайс тоже не собирается. –Ничего, главное, что время ещё есть, – Райнхард снова чуть заметно улыбается и встаёт с дивана. – Кажется, я знаю, кого можно будет привлечь к решению этого вопроса... Всё, давай заниматься работой, а визит к Литтенхайму обсудим позже. –Слушаюсь, – Зигфрид наклоняет голову, чтобы спрятать довольную улыбку. *** –Вы представляете, у этого щенка даже нет приличного собственного дома, чтобы устроить приём, не говоря уже обо всём остальном! – маркиз Литтенхайм гневно сверкает глазами и кривит губы от переполняющего его презрения. Торжественный вечер в честь обручения единственной дочери маркиза только что закончился, но вместо того, чтобы предаться отдыху, Вильгельм меряет шагами свой просторный кабинет, то и дело на что-нибудь натыкаясь и от этого раздражаясь всё сильнее. Смотреть на подобные метания довольно неприятно, поэтому сидящий в кресле Клаус фон Лихтенладе едва заметно морщится. Известие о том, кого кайзер избрал будущим мужем для своей младшей внучки, стало неожиданностью и для господина госсекретаря. Хотя он уже после казни Брауншвейга заподозрил, что Фридрих на этом не остановится, а им стоит готовиться к ещё одному сюрпризу. Но всё произошло слишком быстро, к тому же, Клаус не рассчитывал, что кайзер снова задействует брата своей фаворитки. Однако, стоит отметить, что этот ход не лишен определённого изящества, да и, после некоторых размышлений, его можно признать вполне приемлемым лично для себя. Во всяком случае, это совершенно не мешает намеченным комбинациям, в какой-то мере даже способствуя им. В первую очередь, за Лоэнграммом нет никого, кроме его сестры, а значит – нет и тех, кто будет пытаться с его помощью отодвинуть от трона госсекретаря, или того хуже – занять его место. Юного гросс-адмирала уважает флот, но не аристократия. Во-вторых, вчера Фридрих приказал подготовить необходимые документы о придании графству Лоэнграмм статуса маркизата и о включении в него новых земель, что неизбежно отразится на статусе мальчишки, и не только в хорошую сторону. Ну, и в-третьих, это несколько снизит цену помощи Литтенхайма, что не может не радовать. Вот только как донести первых два пункта до взбешенного собеседника, когда тот не хочет слышать ни о чём, кроме нанесенного ему оскорбления? –Дорогой Вильгельм, вы напрасно себя так распаляете, – Клаус выбирает максимально сочувственный тон. – Я, конечно же, понимаю, что для вас всё случилось слишком неожиданно, но должен вам сказать, что недавно навёл справки о финансовом состоянии Лоэнграмма. Так вот, как оказалось, несмотря на скромный размер имения и отдалённость от столицы, оно даёт неплохой доход, и на счету у графа скопилась очень приличная сумма, к тому же, он практически не снимает оттуда деньги, обходясь своим гросс-адмиральским жалованием. Более того, Его величество намерен даровать ему соответствующий титул... Вильгельм наконец-то останавливается возле секретера и достаёт оттуда початую бутылку коньяка и два бокала. –Вы что, хотите меня уверить, что это ничтожество достойно руки моей дочери? –Ах, маркиз, я хочу только, чтобы вы посмотрели на проблему с несколько иного угла, – Лихтенладе слегка разводит руками. Всё же Литтенхайм иногда бывает ничем не лучше покойного идиота Брауншвейга, которому его гордыня порой мешала видеть хотя бы на шаг вперёд. –С какого же? – Вильгельм усаживается в кресло напротив и наливает коньяк в бокалы, причём в свой – намного больше, чем принято в приличном обществе. –Ну, подумайте сами, – как он ни старается, но в голосе всё же проскальзывают нотки досады, – Лоэнграмм одинок, у него нет никаких родственников, кроме сестры, влияние которой и так не слишком велико, своим положением он обязан исключительно кайзеру. К тому же, я не заметил за этим юношей какого-либо пристрастия к политике. Пока его интересовала исключительно война. –О да, на фоне наших доблестных вояк мальчишка смотрится еще выигрышно, – Вильгельм делает большой глоток, но затем всё же отставляет бокал, показывая, что готов слушать. –Я вам уже неоднократно говорил, что Лоэнграмм нам нужен, пока идёт война с мятежниками, а надеяться на её скорое завершение вряд ли стоит, – Клаус отпивает немного коньяка, скорее для успокоения нервов, чем чтобы оценить букет. – К тому же, я не вижу такой уж большой проблемы, во всяком случае, в данный момент. Посудите сами: пока ваша дочь всего лишь помолвлена с графом, к тому же, как я понял, он не настаивает на скорой свадьбе? –Нет, – Вильгельм недовольно кривится и снова берёт в руки бокал, – он сказал, что готов ждать до её восемнадцатилетия. –Вот видите. Если Его величество не будет торопить, а я думаю, что этого ждать не стоит, есть ещё предостаточно времени, чтобы попробовать привлечь Лоэнграмма на нашу сторону. Даже если впоследствии не удастся избежать этого брака, то лояльный нам, лишенный особых амбиций и полностью послушный консорт – далеко не худший вариант, – а коньяк все же слишком хорош, чтобы пить его залпом, как хозяин... Выражение на лице Литтенхайма всё ещё крайне недовольное, но постепенно взгляд становится более заинтересованным. –Вы говорили, что недавно наводили справки о состоянии дел Лоэнграмма, а что вы скажете о его сестре? – маркиз брезгливо передёргивает плечами. – Мне бы не хотелось впоследствии содержать ещё и эту девицу. Клаус едва заметно улыбается, такой ход беседы ему уже нравится намного больше. –Не скрою, я поинтересовался и этим. На сей счёт вам не стоит беспокоиться, графиня – весьма состоятельная женщина. Его величество щедро оплачивает её услуги. Вильгельм снова хмурится: конечно же, ему не легче от того, что его зятем станет брат дорогой шлюхи, – но вслух он этого не произнесет. Все же иметь дело с недалекими людьми проще, их легко просчитать, особенно когда они полагают себя хитрецами. А Лоэнграмм... разумеется, далеко не так управляем, как хотелось бы, но никакие соображения не мешают просто дать ему заниматься любимым делом. Пусть воюет, его победы только сыграют на руку правительству. Если же юнец зарвется и попытается выйти за рамки, его устранение можно будет списать на тех же мятежников, – разумеется, не раньше, чем он достаточно их обескровит. Но все же Лихтенладе надеется, что до этого не дойдет. Мальчишка уже наверняка оценил выгоды от сотрудничества, а свойственные молодости недостатки, как правило, проходят вместе с ней. *** На следующий день после торжественного приёма в загородном доме маркиза Литтенхайма, посвященного помолвке Райнхарда фон Лоэнграмма и Сабины фон Литтенхайм, состоялось ещё одно мероприятие, касающееся этого знаменательного события. Высший командный состав второго адмиралтейства пришел к единодушному мнению, что такой повод заслуживает того, чтобы как следует его отметить. И, хотя сам виновник торжества вместе с вице-адмиралом Кирхайсом ответили на приглашение присоединиться вежливым отказом, тем не менее, остальная компания решила, что это не может помешать им выпить за здоровье командующего и его будущей супруги. В итоге, вечером восьмого июля господа адмиралы собрались в небольшом уютном зале одного очень респектабельного заведения в центре столицы. Поскольку практически все из присутствующих имели одинаковые звания и занимали равнозначные должности, а также знали друг друга ещё чуть ли не со времён учёбы, то вечер обещал быть приятным во всех смыслах, – если, конечно же, Биттенфельд не решит, что отсутствие начальства так же означает и отсутствие каких-либо ограничений. Но Тигр вел себя на удивление сдержанно, и после почти часового застолья был ещё вполне трезв. Когда адмиралы решили сделать небольшой перерыв, подхватив под локоть сидевшего рядом Мюллера, Фриц потащил того к ближайшему окну, – как он выразился: «Уточнить некоторые детали предстоящего взаимодействия, пока еще помню». Судя по долетавшим до оставшихся сидеть за столом Миттельмайера и Ройенталя отдельным фразам, Биттенфельд с Мюллером действительно обсуждают будущие учения, причем полностью поглощены этой темой. –Оскар, – Вольф чуть наклоняется к другу, – это только мне показалось, или командующий сегодня не выглядел таким уж счастливым? Ройенталь кажется всецело погруженным в рассматривание висящей на противоположной стене картины с полуобнажённой девушкой, но, услышав вопрос, тут же отвечает: –Ты тоже заметил? –Да Кирхайс всё утро на него косился, будто бы ждал чего-то такого… – Вольф на мгновение замолкает, подбирая слово, – не то что нехорошего, но всё же… –Я обратил на это внимание, – Оскар поднимает стоящий на столе бокал и смотрит на картину сквозь него, затем допивает вино. – Кстати, ты, когда обручился, выглядел совсем иначе. Вольф снова задумывается, вспоминая свои ощущения после того, как сделал предложение Эвангелине. После чего берёт свой бокал и, немного отпив из него, произносит: –Ну, я тогда тоже был совсем обалдевший, но мне отчего-то думается, что тут проблема в другом, – Вольф встряхивает головой, – или командующий ещё не совсем свыкся с мыслью о предстоящей женитьбе, всё же слишком быстро это произошло. –Или, – Оскар понижает голос, продолжая разглядывать прелести нарисованной красавицы, – он с куда большей радостью отправился бы в одиночку штурмовать Изерлон, чем на вчерашний прием. Они молча переглядываются. Естественно, ни для кого не секрет, что подобные браки заключаются исключительно из соображений политической целесообразности, и ни о каких чувствах речи не идёт, тем более если вспомнить о возрасте невесты. Но во всеуслышание заявлять о том, как командующий относится ко всем Гольденбаумам скопом, всё же не стоит, несмотря на то, что вокруг свои. Волк тяжело вздыхает, затем наливает себе вина и вопросительно смотрит на друга. Тот моментально пододвигает свой бокал. –А знаешь, – губы Оскара изгибаются в привычной ухмылке, – всё могло быть намного хуже. –О чём ты? – Вольф непонимающе смотрит на него. Понять шутки Ройенталя иногда бывает не под силу даже самому близкому другу. –Это я к тому, что на сегодня свободны руки нескольких принцесс, так что командующему ещё крупно повезло, что невеста младше его, а не старше, – Оскар с совершенно невозмутимым видом запивает сказанное. Зато недоумение Волка становится ещё сильнее: –Ты серьёзно? Ройенталь немного отодвигает свой стул и закидывает ногу на ногу. –Абсолютно, а ты что, думаешь, будто так не могло быть? Миттельмайер на мгновение задумывается, но тут же, покачав головой, отвечает: –Ты когда-нибудь дошутишься до того, что боги тебя услышат. Оскар раздражённо хмыкает. –Если кому-то там до меня и есть дело, так это прекрасным валькириям, остальным я давно не интересен. –Ну, не скажи, – теперь ухмылка появляется на лице Вольфа, – насчёт женитьбы Лоэнграмма всё-таки это ты накаркал. Ройенталь вопросительно изгибает бровь. –Как? – видно, что на сей раз он не слишком улавливает смысл сказанного. –Не помнишь, как тогда про свадьбу ляпнул? Друг хмурится, явно пытаясь восстановить в памяти, когда это он мог спороть подобную чушь, но потом всё же припоминает: –Так я вроде свою имел в виду. –Но сказал же! Вольф хочет ещё уточнить, что боги, видимо, решили, что дожидаться свадьбы Оскара придется слишком долго, но в этот момент к друзьям возвращаются Биттенфельд с Мюллером, и разговор приходится прервать. *** Лёгкий ужин, поданный в любимой беседке Его величества среди тонкого аромата роз, подходил к концу, когда до того молчавший Фридрих обратился к сидящей напротив него Аннерозе. –Дорогая, вы сегодня утром виделись с братом. Надеюсь, он поделился впечатлениями о помолвке и приёме? – кайзер наливает себе вина и откидывается на спинку кресла. – Вчера Сабина с матерью только об этом и говорили. –Да, брат рассказывал, что все было замечательно. Он очень благодарен маркизу Литтенхайму за оказанную честь, – в действительности о помолвке и торжествах Райнхард сказал всего пару фраз, при этом он вовсе не выглядел счастливым, да и у Зига взгляд был скорее обеспокоенный, чем радостный. Фридрих довольно улыбается. –Сабина, конечно, ещё слишком юна, и я не собираюсь торопить вашего брата, но надеюсь, что года через два она уже будет готова к замужеству. –Я тоже так думаю, – Аннерозе чуть наклоняет голову, соглашаясь с кайзером. Они с Сабиной фон Литтенхайм практически не общались. Но, по общему мнению двора, младшая из принцесс, в отличие от своей матери и тётки, была девушкой спокойной и уравновешенной, хотя и весьма амбициозной, несмотря на юный возраст. Вот только сможет ли девочка ужиться с Райнхардом, и не станет ли этот брак для них обоих обузой?.. Брат ненавидит кайзера и вполне может перенести свою ненависть на его внучку, а что из этого выйдет – известно одним богам. В династических браках редко учитываются желания тех, кому предстоит жить вместе, но Аннерозе так надеялась, что Райнхарду подобное не грозит... Для большинства аристократов он оставался безродным выскочкой, не ровней для их дочерей, и никакие титулы и звания это не меняли. Однако Фридрих посчитал иначе, и его решение невозможно оспорить. Что же ждёт теперь брата, не станут ли его ненавидеть ещё сильнее? Литтенхайм не менее подл, чем покойный Брауншвейг, просто лучше умеет это скрывать. Кто поручится, что однажды маркиз не захочет избавиться от неудобного зятя, как только посчитает, что сможет сделать это безнаказанно? Кайзер привык получать всё желаемое, не спрашивая ничьего согласия, заставляя всех делать то, что ему нужно. Когда-то именно так он заполучил её саму, а теперь очередь дошла и до Райнхарда... Брат так и не простил отца – и до сих пор считает, что тот попросту продал дочь из-за денег. Но разве мог бедный нетитулованный дворянин воспротивиться желанию – а точнее, приказу императора? Возможно, хоть сейчас брат поймёт, что нельзя так строго судить человека, который всего лишь не хотел навлечь беду на свою семью. Фридрих допивает вино и снова наполняет бокал. –Жаль, Амалия оказалась слишком подвержена влиянию своего бывшего мужа, но в этом я виноват сам – не стоило идти у неё на поводу и разрешать ей выходить за Брауншвейга, его манеры никогда не были идеальными. Надеюсь, что пребывание в имении пойдёт ей на пользу, и она поймёт, что я действовал исключительно в их с Элизабетой интересах. Хотя стоит признать, что в воспитании дочери Амалия тоже не преуспела, – он тяжело вздыхает и делает большой глоток. Кайзер действительно обеспокоен судьбой потомков. Скорее всего, его первоначальный план подразумевал, что невестой Райнхарда станет старшая из внучек, но Брауншвейг собственной выходкой перечеркнул не только свою жизнь, но и будущее дочери, лишенной прав на престол. Задумавшись об этом, Аннерозе допускает крамольную мысль о том, что теперешний расклад для брата, возможно, несколько лучше. По крайней мере, Райнхард получил отсрочку. И остается только молиться Фрейе, чтобы за это время его не настигла любовь к какой-нибудь другой девушке, тогда этот спектакль станет совсем невыносимым. –Впрочем, вам вряд ли интересны проблемы старого отца взрослых детей, – Фридрих улыбается, но его взгляд остаётся таким же серьёзным. – Вы ещё слишком молоды и прекрасны, и мой долг покровителя велит подумать о вашем будущем. От слов кайзера Аннерозе пробирает ледяной холод, но она, всё так же мило улыбаясь, тихо произносит: –Я счастлива служить Вашему величеству. –Ах, оставьте эти условности, – он едва заметно кривится, – сейчас я меньше всего хочу слышать от вас подобную чушь. –Как скажете, – она опускает взгляд. –Дорогая, – в голосе Фридриха проявляется сожаление, – я, кажется, вас расстроил? Но поверьте, я и в мыслях не имею сомнений в искренности ваших чувств, напротив, хотел лишь подчеркнуть, что вы давно заслужили право обходиться без лишних церемоний. –Спасибо, вы, как всегда, добры ко мне, – Аннерозе чувствует, что краснеет, но лёгкий румянец на щеках ее только украшает, во всяком случае, нравится Фридриху – и он не догадывается, чем именно вызвана эта реакция. Кайзер довольно усмехается. –Такая женщина, как вы, не должна прозябать в одиночестве. Как драгоценному камню нужна достойная оправа, так и вам необходим кто-то, кто защитит вас и позаботится о вашей жизни. –Но, Ваше величество, вы столько лет были моей опорой, что желать иного с моей стороны было бы слишком непочтительно. Какой странный и непонятный разговор. Неужели она надоела Фридриху, и он решил от неё избавиться? Но к чему тогда все эти заверения и оговорки? С Бенемюнде он поступил совершенно иначе – просто объявил, что не желает её больше видеть. В чем же дело? –И, тем не менее, я решил, что мне следует подыскать вам подходящего мужа, – Фридрих поднимает ладонь в предостерегающем жесте, показывая, что это ещё не всё. – Думаю, что один из многочисленных племянников моей покойной жены вполне подошел бы на такую роль. Я, к сожалению, не вечен, и поэтому не могу допустить, чтобы после моей кончины вы оказались в затруднительном положении. Кайзер допивает оставшееся в бокале вино и разворачивается в кресле так, чтобы полюбоваться ближайшей клумбой с розами. О, боги, только этого и не хватало! Кажется, Фридрих решил озаботиться не только будущим Райнхарда, но и её. Причём всерьез, а значит – прощайте, мечты о тихой, спокойной жизни в собственном доме, не слишком далеко от брата, чтобы можно было забыть прошлое и иногда навещать Райнхарда, не мешая при этом Зигу найти своё счастье. А для этого ей точно не нужен никакой муж, особенно родственник кайзера. Последнее время Аннерозе казалось, что эти мечты вполне могут осуществиться, пусть и не так быстро, как хочется, но всё же… Фридрих слишком много пьёт, и это сказывается на его здоровье. Врачи неоднократно предупреждали его о пагубности такой привычки, но переубедить так и не смогли. Она, конечно же, не желает кайзеру скорой смерти. Но, как бы там ни было, это реальный шанс получить свободу, и вот теперь Фридрих решил лишить её и этой надежды. –Я не мыслю своего будущего без Вашего величества, – голос Аннерозе чуть вздрагивает. –Ах, дорогая... Я, конечно же, рад слышать ваши слова, но вы всё же должны понять, что я поступаю так лишь для того, чтобы быть спокойным за вас. К тому же, я не собираюсь немедленно выдавать вас замуж, у нас ещё достаточно времени, чтобы подыскать хорошего кандидата на вашу руку. Обещаю вам, что подойду к этому вопросу с особой тщательностью. А сейчас давайте пройдёмся по парку, я хочу показать вам нечто совершенно особенное. –Да, Ваше величество. Как же хорошо, что брат завтра отправляется на учения. Пусть хоть немного отойдет от своей помолвки до того, как узнает свежие новости... *** Когда к чему-то слишком долго готовишься, то в итоге всё обязательно получается не совсем так, как планируешь. Обычно Зигфрид скептически относился ко всевозможным приметам и предзнаменованиям, считая всю эту мистику чушью, но на сей раз подтверждение необъяснимой теории было слишком очевидным. Они начали разрабатывать план учений объединённых флотов ещё в начале весны, рассчитывая провести их не позже мая, но тут внезапно обнаружились проблемы с новым вооружением, и пришлось заниматься расследованием махинаций фон Фрича. Затем произошло нападение на Райнхарда, и доработка плана затянулась. После захвата Изерлона мятежниками и вовсе пришлось полностью все переделывать, учитывая новые реалии в расстановке сил. А когда работа наконец-то была закончена и уже назначили день отлёта, на Райнхарда свалилась «милость» кайзера, так что дату пришлось переносить ещё на неделю, из-за помолвки и связанных с нею торжеств. Лоэнграмм рвал, метал и шипел, что они так дотянут резину до прилета реального противника, но сделать ничего не мог. Зигфриду оставалось только в меру сил успокаивать и поддерживать друга. Выходило не так хорошо, как того хотелось бы, но всё же Кирхайсу удавалось отчасти сдерживать его порывистый характер, иначе пострадала бы как минимум половина офицеров адмиралтейства, а сам Райнхард загнал себя в новый приступ мигрени. Но, слава богам, всё обошлось, хотя и балансировало на тонкой грани. После сцены в кабинете, когда Райнхард дал волю своим чувствам, Зигфрид старался, насколько это было возможно, постоянно находиться рядом с другом или хотя бы как можно ближе к нему, чтобы в случае чего успеть прийти на помощь. Им ещё крупно повезло, что первое адмиралтейство в течение этой недели не затевало никаких совещаний, на которых было бы необходимым присутствие второго командующего. Не хватало ещё, чтобы засевшие там идиоты довели Лоэнграмма до белого каления. Он и так постоянно отзывался о них в самых нелицеприятных выражениях, в том числе и в присутствии других своих подчиненных. Так, на последнем совещании, говоря о важности этих учений, Райнхард прямо сказал, что командование постоянно совершает одну и ту же ошибку, готовясь к битве, которая уже окончена. Разумеется, после этого он добавил в качестве примера схватку у Астарты, где редкостную недальновидность проявили адмиралы Альянса, но намек поняли все. Дальше ведь речь пошла о том, что даже в самых смелых планах никто не предполагал, что после ввода Изерлона в эксплуатацию война однажды продвинется существенно дальше Дагона, Тиамат или Ван-Флита – и будет вестись на территории Рейха. Теперь это, увы, реальная перспектива. Но пожилые офицеры были злом знакомым и привычным. Куда более сильную тревогу у Зигфрида вызывала проклятая помолвка и последовавший за ней приём. Официально просить руки Сабины Райнхард отправился один, Зигфрид по старой привычке ждал его в машине. И, хотя он прихватил с собой недоделанную работу, большую часть времени смотрел не в ноутбук, а в окно, ожидая, когда же друг выйдет из роскошного здания, казавшегося Кирхайсу логовом какого-то жуткого чудовища. Ожидание затянулось почти на два часа, но когда Райнхард наконец-то появился, Зигфрид смог облегчённо вздохнуть: друг, хоть и был на взводе, выглядел более-менее нормально и реагировал на всё уже более спокойно. А вот на воскресный приём они пошли уже вдвоём. Пусть большинство гостей откровенно делало вид, что в упор не замечает вице-адмирала Кирхайса, а хозяева едва удостоили его приветственным кивком, но подобное пренебрежение не имело никакого значения. На него и раньше так смотрели люди, считающие, что простолюдин рядом с дворянином может быть только слугой, телохранителем... в общем, рангом чуть выше мебели. Зато Райнхард практически весь приём не отходил далеко, было видно, что присутствие друга его успокаивает и делает чуть менее тягостными навязанные обязанности. Кроме того, им крупно повезло: среди приглашенных оказалась и Магдалена фон Вестфален. Прекрасная баронесса чувствовала себя на подобных мероприятиях совершенно свободно – и, что немаловажно, пользовалась расположением как хозяйки дома, так и её дочери, так что её помощь в поддержании общего разговора оказалась очень кстати, ведь Райнхард самостоятельно сказал невесте буквально пару слов. Правда, как только начались танцы, он пригласил Сабину. Как бы ему ни было противно, но приличия стоило соблюдать. Естественно, пара моментально привлекла к себе всеобщее внимание. Несмотря на значительную разницу в росте, выглядели они просто великолепно. По залу прошлась волна перешептываний, и Зигфрид даже заметил, как принцесса Кристина украдкой подносит к уголкам глаз платок. Сам Кирхайс танцевать не собирался, но недвусмысленный взгляд Магдалены заставил его передумать, и через пару секунд он тоже кружился в вальсе с одной из красивейших женщин империи, при этом стараясь не выпускать из поля зрения центр зала, где Райнхард уверенно вёл в танце свою партнёршу. Двигался тот четко, но вот выражение лица совсем застыло, и вблизи могло показаться, что вальсирует мраморная статуя. В общем, торжество вполне удалось. Райнхард, конечно, основательно устал, и всю дорогу домой проговаривал сдерживаемые на протяжении вечера мысли о маркизе Литтенхайме и остальных аристократах, но это была его обычная неприязнь к подобной публике. В его словах уже не чувствовалось обречённости и злобы загнанного в угол зверя. Во вторник они с самого утра поехали во дворец, попрощаться с госпожой Аннерозе, и это было, несомненно, самым светлым событием за последнее время. За те несколько часов, что они провели во дворце, как-то так получилось, что разговор практически не касался неприятных для Райнхарда тем, и Кирхайс смог хоть немного расслабиться и просто наслаждаться видом любимой женщины, впитывая каждую черточку ее образа. А когда она, подавая Зигфриду кусочек торта, ненароком коснулась его руки, его сердце чуть не выскочило из груди. Аннерозе, видимо, тоже что-то такое почувствовала, потому что на секунду замерла. Лоэнграмм, явно наблюдавший за ними и все заметивший, улыбнулся, но ничего не сказал. На Райнхарда общение с сестрой тоже подействовало благотворно, так что остаток дня он хоть и не выглядел радостным, но хотя бы не казался таким раздраженным, как до этого. Зато на следующий день Зигфрид почувствовал, как друг буквально преобразился. Нервозность и агрессия куда-то исчезли, и на борт «Брунгильды» поднялся прежний Лоэнграмм, полный переполнявшего его азарта, стремящийся как можно быстрее оказаться среди любимых звёзд.