Я ради тебя... /Трансгены

Да-да, вы не поверите, но все началось в обычном кубрике, с объяснения нашего развеселого «колобка», как он себе, такой умный, сшил идеальный прикид, который и самолюбие самодержцев не трогает, и ему позволяет облачаться в считанные минуты... - Трусы! Простые семейные трусы с куском пришитой к нему ткани, что оборачивается вокруг талии юбочкой, перекидывается через плечо и закрепляется обычной булавкой! В его исполнении это звучало не просто смешно, а доводило весь наш состав до повального хохота, до колик в животах и надолго выводило из строя. Все мысли о том, что нам предстоит боевая операция, а не прогулка, вылетали из головы. Оставалось только неистово похрюкивать под его очередную байку и расползаться по своим вахтам, когда приходило время, чтобы с завистью, издали слушать ржач ребят из отряда. Последняя была самой яркой, потому что наш посол не только собирался появиться в ЭТОМ пред ясны очи монарха затрапезного государства, но и вести переговоры! Нам-то что? Мы птицы подневольные. Скажут убивать – убьем. Скажут – чекрес станцевать – костьми ляжем, но станцуем. Особо щепетильные у нас долго не живут. Их свои же убирают, чтобы не опасаться удара в спину. Но хушиндрик, как ласково мы прозвали нашего посла по внеземным связям, прижился, несмотря на свое внешнее чистоплюйство, классическую фигуру колобка и белые пухленькие ручки, что с виду, кроме вилки и ложки ничего не держали. Ребята, поначалу, все подкатывали с вопросом: чего он на пластику не пойдет. Ведь и соренов достаточно, и должность такая... Камис отшучивался тем, что не любит быть таким как все. А я видел, что не шутка это. И что посол действительно холит и лелеет свое пухленькое тельце, переживая от каждого исчезнувшего фунта... - Проследи за новичками, - походя, даже не останавливаясь, кинул командир. Пришлось козырнуть мысленно и приготовиться к нелегкой роли няньки. Новички – они всегда бывают. В любом бою, в любой операции. Так уж сложилось, что гибнут парни, за здорово живешь. И никуда от этого не деться. И набирают, кого ни попадя, прямо с ботов, с невольничьих рынков, а то и просто, из пленных. Жить все хотят. А на хорошей пайке да рангом выше, чем просто бессловесный раб – тем более. Не скажу, что здесь особая вольница, но кнуты и строгач отменили еще полвека назад. Теперь с боевой агитацией справляются машины. Зомбируют на раз. Это потом, оклемавшись, решаешь для себя сам: лучше добровольно повиноваться, или шагнуть под луч силовой, чтобы не мучиться и других не подставлять. Однако появлялись у нас и такие индивидуумы, которых психологическое внушение не брало. Вот их и надо было выявить и убрать в самом начале. Без шума. Наш отряд уже почти добровольным считается. Многие не один бой прошли, сработались. Правда, статуса вольных бойцов еще не заслужили. Но Камис пообещал походатайствовать, когда вернемся. И этим вселял надежду. Рабский ошейник, скажу я вам, жуткая штука. Особенно, если пульт от него во вражеские руки попадет. Когда все тело, словно в огне горит, особо не повоюешь. Правда, были у нас и такие смельчаки, что, несмотря ни на что – задания выполняли. Вот и командир наш – из таких. Вольный. Только другого в жизни не видел и не умеет. Война – вот его стихия. С кубрика раздался новый взрыв смеха и Шесс, мой напарник, сгибаясь от хохота, выполз в коридор, передохнуть перед очередным овердозом гормона счастья. Каждый расслаблялся, как мог. На то он и последний бой, что последний. - Когда прибываем? – отдышавшись немного, произнес он, стараясь подавить улыбку. - Через час тридцать восемь. Готовь помаленьку ребят. Пусть экипируются. - Чего-то сложного ожидать требуется? – Шесс тут же посерьезнел. - Не в курсе. Лично никто не сообщал. - План продвижения? - Стандартный, - я покачал головой. – Никаких наводок не было. Действуем в обычном режиме, но настороже. Командир хмурый ходит. А это не к добру. - Лучше скажи, когда он улыбается, - Шесс только рукой махнул. – Ладно, пойду, помаленьку выводить да строить. А то и так кишки скоро наизнанку вывернем. Представляешь, Камис тут байки травит, как они однажды, суп из кожаных ремней варили! Это Камис-то!.. Я только улыбнулся. Не каждый знает, кто такой наш посол. А те, кто знает – стараются молчать. От греха подальше. Живому, сподручнее команды выполнять... Да и уютнее как-то, знаете ли. - Опять я в одиночестве остался. Как всегда, - Камис семенил к моему посту, горестно покачивая головой. – Ну что ж вы за ребята такие? Ни истории послушать, ни сами чего-нибудь старому человеку рассказать... Шутка в стиле Камиса. Но заржать в голос не успеваю, вовремя подавив в себе неуемный приступ смеха инстинктами самосохранения. Хватит ему. Наелся от пуза, лоснится весь даже. А мне отходняк сейчас меньше всего нужен. Нахмурившись моему молчанию, посол прошел дальше, в свою каюту, собираться к выходу на поверхность. Сейчас уже не то, что раньше. Корабли стали гораздо более совершенные, и аварий как таковых, одна на сотню. Поэтому никого в койки не загоняют, команд рассредоточиться не дают. Мягко все, как по маслу. Тем, кто в старых экипажах летал – оскомину посадки набивают. А новичкам – самое то. Полюбоваться на планету во время посадки – это зрелище завораживающее. Огненные всполохи лижут металл, вгрызаясь в обтекатель, норовя мазнуть по самым незащищенным частям корабля. Только врешь, не возьмешь! Броня, толщиной в ладонь, усовершенствованная. Да и внутри все, не как у имперцев – на скорую руку, а добротно сделано. Ценят мелкие корольки свое пушечное мясо. Ох, как ценят. Порой, от десятка умелых солдат все зависит. Мало сейчас кто стенкой на стенку идут. Времена не те. Как и ожидалось, посадка была легкой. Только гудели за кормой струи раскаленного воздуха, а теперь – тишина, и плавный, едва ощутимый толчок, оповестивший всех о том, что пора строиться. Кортеж, ес аш эс... Но так не нами придумано и не нами меняться будет. Камис, расфуфыренный, в полукруге личной охраны, а за ним – мы. Элита в ошейниках. Было бы смешно, если б не было так грустно. Порой, самодуру какому-нибудь, взбредет в голову «поразвлечься» и ты что марионетка на ниточках, все команды выполняешь, если жить хочешь. А не хочешь – все равно выполняешь. От болевого шока не сдохнешь, а послушнее точно станешь. Прохладный сырой воздух ударил в ноздри, заставив задержать дыхание, чтобы не расфырчаться подобно кошке. Незнакомые запахи деранули по слизистой, на миг, затуманив мозг, выдав до полусотни аналогов. И среди них преобладала гарь. И кровь. В сумраке не сильно видно, что там горит или убито, но «ароматы» были настолько сильны, что сомнений не оставалось: горело что-то большое, а смертей было много. Приказы были отданы молниеносно: рассредоточиться, прикрыть собой посла и двигаться вперед, делая остановки каждые три-четыре шага, пока не будет понятна угроза. Ничего лишнего или нового. Все отработано, как на плацу. Зачем изобретать колесо, если его еще древние придумали? Рассыпавшись веером, мушиным шагом, играя в бравых солдатиков – шли вперед. Камис, радея за свою шкурку, находился под силовым полем, чтобы избежать любого случайного попадания. Кому как, а мне так – все одно лучше. Его пси-поле не давит. Самое оно, чтобы внимание обострить. То, что все без нас, да без вмешательства решилось – радовало. Чем меньше нас в чужом пространстве, тем больше вероятности, что собственный «дом» защищать не придется. Претензий нет, так что – отвалите господа хорошие, мы здесь вообще, «мимопроходилы» вроде. Воевать только на плацу интересно. Там от «врага» разве что только зуботычину получишь, и нагоняй от старшого. Там нет страшных тварей, что могут перегрызть глотку и вообще, все делается в зубодробительно-ленивом режиме. А на поле – все иначе. Придется вспомнить все, что про планету знаешь, прежде чем следующий шаг сделаешь. Мысленно послать все уставы куда подальше с их, ес аш эс, действиями в непредвиденных обстоятельствах, да успеть плюнуть на все, и работать на собственном, привычном режиме. Да так, чтобы тех, кто за твоей спиной – не подставить. Мысль о том, что все это неслучайно, закралась где-то на десятой минуте продвижения. Слишком уж спокоен был командир. Да и Камис, нервный немного, даже в обычных условиях, только перебирал толстыми колбасками пальчиков складки на своей одежде. Если нас сюда только засвидетельствовать данный абсурд притащили, то это совсем нехорошо. Свидетели долго не живут. Особенно, свидетели в рабских ошейниках. Изымут все виденное из памяти, и на фарш пустят. Видимо, не у меня одного такая мысль закралась, потому что шаг начал замедляться, пока строй не встал. Теперь хоть ори, с места не сдвинутся. Никому подыхать не охота. Я эту планету, еще по прошлому посещению помню. Особенно, по ящеркам ее, кусачим. Яд у них медленный, сразу и не заметишь, что цапнула. Только по поведению, другие могут определить и помочь. Если еще не поздно. Мы пока поняли, что это за твари, троих лишились. Ну, идут себе и идут, говорливые только сильно сделались. А потом лежит такое тело, в судорогах корчится, медленно растекаясь переваренной жижей по поверхности. Потом уже, умельцы наши, выявили токсин, который словесное недержание вызывает. Использовать даже пробовали. Но после такого, обычно, полный паралич и смерть. Поэтому с элитой, особо не побалуешь. А с такими как мы – жалко тратиться. Вот и не прижилось. Командир упрашивать не стал. Шутка ли, приказывать тем, кто твою спину прикроет, на неведомую смерть идти. Да и просто так расползаться по периметру, желания не было. Возвращаться на корабль – смысла не было. Вот и остановились полевым лагерем в сотнях трех метров от места высадки. Часовых выставили, сами сидим, слова лишнего не скажем. Ждем. Когда план продвижения показывали, то я карту специально штудировал часа два, чтобы все буквально по камешку разобрать, знать, где какая впадина, а где возвышенность. Чтобы потом не мыкаться по пространству, а засесть, если надобно будет, в максимально защищенной зоне. Так что, сейчас был уверен в том, что подобраться к нам без шума невозможно. Практика, ес аш эс, неискоренимая. Ждать – это самая неприятная штука, скажу я вам. Сидишь, уставившись буркалами в темноту, слушаешь звуки, вдыхаешь запахи, стараясь определить, сколько всего вокруг тебя, нечеловеческого, чуждого. И чувствуешь, как вокруг периметра что-то ползает этакое, неприятное. Наверное, у меня такое ощущение сохранилось еще с Канара, мира ядовитых туманов. Там надо или героем, или психом быть, чтобы пойти шляться по непроверенной местности. Вмиг схарчат, и даже не побрезгуют. А кого не съедят – попользуют по полной программе. Говорят, что там какие-то нематериальные сущности водятся, но я в эти враки до сих пор не верю. Нет в нашем мире нематериального. Есть просто слишком мелкие паразиты, что вселяются в тело так, что и не заметишь. А потом на своих же и прут. А убивать тех, с кем плечом к плечу прошел не один бой – ох как горько. Врагу бы не пожелал такого. А нам приходилось. Но все равно это все цветочки. Ягодки и повкуснее были. Здесь хоть, более-менее спокойно. Во всяком случае, было, когда мы сюда последний раз с Камисом наведывались. По внешнему виду планеты и не скажешь, что здесь какой-то местный армагедец произошел. Ну, повздорили, повоевали. С кем не бывает? Особенно, если на планете более сотни разных самодержцев правит, и каждый себя главным считает. Только вот смертью пахнет так, как будто имперцы по всей поверхности прошлись, или газ какой пустили. Жутко. Но спорить с начальством не моги. Сказано вниз, значит – вниз. Камис, насколько я его знаю, в лапы к смерти сам не лезет и других не ведет. Значит, все не так уж и плохо, как на первый взгляд кажется. Рассветет – увидим. А пока, нечего по темноте бродить, пугать своим бравым видом расшалившееся зверье. А от скрежета, шороха, шумов разных, с хрустом костей схожим, дрожь пробирала. Шут его знает, что там, за холмом двигается. А тут еще Камис решил очередные байки рассказать. Самому, видно, страшно стало, вот и травит, почем зря. Ребята носы в рукава позасовывали и хрюкают потихоньку. В голос же смеяться нельзя. А смех всегда полезен. Даже если он искусственно вызван. Я только подальше отсел, чтобы ферромоны Камиса не ловить и самому под этот овердоз не попасть. Не люблю я сытью быть. Даже если добровольно-принудительной. В конец, ребята разоржались так, что ни о каком отдыхе речи и быть не могло. Всю живность своим смехом пораспугали. Так что рассвет встречали мы в полной тишине, если не считать гогота, да тихого пошептывания Камиса. - Подъем! Командир мог бы и не шипеть. Нас, таких буйных, за километр слыхать, ес аш эс. Но привычка есть привычка. Паек вскрыли, пожевали немного, чтобы силы восстановить, и двинулись на приступ. Хотя, какой там приступ? Все разворочено, словно торнадо прошелся. Одни стены вместо зданий. Обуглено все, как после пожарищ, деревья с корнем вывернуты. Если кто и был живой – скрылись. Тут бы уже и повернуть. Не со спасательной миссией мы здесь. Но Камис прет, как заведенный, стремится куда-то в ему известном направлении. Я – позади всех. Не трус, просто приказ есть приказ. Наблюдаю за новичками, чтобы выявить в начальной стадии какие-либо несоответствия. Да и за своими. Ящерок никто не отменял. Шли быстро, останавливаясь только на скорую разведку. Датчики биомассы, настроенные на дичь среднего и крупного размера – молчали. Беспокойства особого и не было, если не считать того, что шли по развалинам некогда процветающего города. В таком темпе мы передвигались почти до обеда. Поторапливать нас никто не собирался. Не война, все-таки. Так, вылазка непонятная. Хорошо бы еще узнать, зачем и почему это все устроили. На зачистку нас особо не посылали. Ранг не тот. Выведение из-под огня – так что-то не особо вижу тех, кого выводить надобно. Единственное, что в голову приходило, так это как бы доставить нашего посла до данной точки, куда он так жаждет добраться, и невредимым вернуть обратно. Присутствие чужих я ощутил внезапно. Детекторы массы еще не сработали, а «взгляд в спину», этакое скользящее, холодное прикосновение чужого разума, уже ощущалось. Кинетики напряглись мгновенно. Командир, заметив странное шевеление в отряде, подозвал двоих, наиболее чувствительных, советуясь с ними. Да что там советоваться было? Сразу ясно: нас окружают. И на таком расстоянии, чтобы уловить приближения было невозможно. Танец с василиском, ес аш эс... Не иначе. Плевал я на такое приближение. На месте командира, развернул бы сеть силовую, чтобы на расстояние удара к нам никто не приблизился, и шел бы. Так нет, все по правилам полигона. А то, что из-за этих правил мы погибнуть можем, так это никого не касалось. Ошейники еще не сняли, чтобы можно было права качать. - Сколько их? – одними губами шепнул кинетику, увидев мимолетное движение пальцев: один. Ес аш эс! Такого сложно было ожидать, тем более на планете мирной, никому не мешавшей. Разве что, только забрел по случайности кто... а из таких забродов я только несколько знал, от кого в желудке холонуло и хотелось оказаться как можно дальше. Ихалари. Твари, питающиеся всем, что дышит и движется. Убивают ради того, чтобы насытиться, и покидают миры только после того, как там не остается ничего живого. Охотятся в одиночку, стараясь не пересекаться. С голодухи и друг друга сожрать могут. Цетты. Разумные твари с нечеловеческим разумом. В наших мирах веселятся, отрабатывая тактику боя. Можно сказать, что нам они своих малявок посылают. Один цетт способен разворотить половину галактики. Играючи. Но им интересно держать нас как полигон для своих малышей. Соваться к ним бессмысленно. Приближение к системе карается мгновенным распылением. Как преодолеть черту – никто до сих пор и не понял. Поэтому старались выбить их из наших миров. Пока получалось скверно. Еще могли попасться слетевшие с катушек киборги. И такое бывало. А еще... Внезапное верещание пищалок оповестило нас о том, что в полукилометре, за развалинами стен прячутся несколько теплокровных особей. Туда нас и повел командир. На что он рассчитывал – я не задумывался. И, похоже, что наша операция превращалась в спасительную. Камис что-то ворчал, но на него уже не обращали внимание. Ведь если удастся доставить из центра этого армагедеца хоть одну живую душу – помилуют всех. С этим я был согласен. Да и не только я. Постепенно отряд наш перестраивался в клин, врезаясь в развалины. Вперед уходил то один, то другой разведчик, принося сведения о полном разгроме и отсутствии живых. Но это и так ощущалось. Мы шли быстро. Ведь любое промедление могло оставить нас без права на милость имперцев. А свою шкуру каждый ценил превыше чужой. Вот и мчались, как попрыгунчики, забываясь в этой погоне за наживой, перестав замечать следящую за нами тварь. Наконец, цель была достигнута. В развалинах одного из домов наш кинетик отметил слабое шевеление десятка особей. Туда и отправился разведывательный отряд. А мы покамест, окружили все плотным кольцом. Я вновь отметил «взгляд в спину». Даже пару раз резко оборачивался, надеясь заметить это существо. Но, то ли оно обладало прекрасной маскировкой, то ли у меня зрение ослабло. В любом случае, я не заметил ничего подозрительного. Пока вытаскивали наружу истеричных баб и пару издерганных паникой мужчин, давление взгляда прекратилось. А потом я заметил резкое движение впереди и даже дернулся, чтобы предупредить об опасности... но не успел. Плита, каким-то чудом еще державшаяся на высоте трех этажей – резко, без шума, сорвалась вниз... Я медленно, с усилием, стер с лица брызги крови, а то и еще чего похуже, смотря на ошалевшего командира. Он, похоже, тоже не ожидал такого. Спасать из-под плиты, легшей плоско, прямо на остатки былой клумбы – было бесполезно. И это понимали все. Даже Камис. О, да. Камис понял все даже быстрее. Потому что сразу же после приземления плиты развернул все свои пятиметровые щупальца со стрекалами, угрожающе приподняв их концы. Вот и стало понятно, зачем ему нужен каждый фунт его веса. Ширран. Земноводное. Как они научились так виртуозно маскироваться под людей – ума не приложу. Но теперь был даже рад тому, что один из них – с нами. Правда, похоже, рад этому был только я один. Многие не видели ширранов, и теперь с воплями кинулись врассыпную. Успокоил только быстрый заряд тока, прошедшийся по всем нервам, деранувший болью и мое тело. Но это отрезвило. Ширран что-то шипел на своем наречии: говорить в таком обличье ему явно было трудновато. Но все и так понимали, чего добивается этот осьминог. Он требовал двигаться назад. Все желания потонули в единственном: выжить и выбраться из этого ада любой ценой. Поэтому теперь, как мы шли сюда, так и сайгачили назад. Времени не было. Ведь нас на каждом шагу поджидала незримая смерть, таящаяся за камнями... Маленькая, одинокая смерть... С глазами и внешностью человека. Я увидел его случайно. Сначала принял за одного из наших – столь стремительно и целенаправленно он двигался параллельно отряду. Только в отличие от остальных – был совершенно наг и без какого-либо оружия. Да и зачем смерти оружие?.. Я еще не знал, кто он такой, но был уверен, что судьба каждого в его руках. Как-то резко накрыла безысходность. На мгновение. Словно решительно отмела любую возможность на спасение. Накатила и исчезла, оставив решимость. Не ту, с которой герои бросаются навстречу врагу, и не ту, с которой спокойно принимаешь свою гибель. А та странная... Словно все решено за тебя, и ты всего лишь автомат, выполняющий действие. И неважно, чем оно завершится. Важно само действие. Вот и я шел вперед, следя за тем, как у кого-то слетают мозги с катушек и слабый разряд обрывает еще одну жизнь. Разведчиков уже не посылали по развалинам. Все и так ясно и четко видели это юное и странное существо, что скользило параллельно отряду, больше не скрываясь. Оно опередило нас только у самого корабля. На каких-то пару минут опередило. Только там, у трапа я смог рассмотреть его. Белокурое, невысокое создание, с черной бездной глаз. Он. А это было видно сразу, потому что мальчишка был обнажен. Достаточно плечистый, широк в кости, но не дотягивает по весу и росту, ни до кого из наших. Кисти тонкие, но пальцы напряжены, словно для удара. Ступни средние, покрытые пылью и словно вросшие в землю. Не сдвинуть. Тело гармоничное, пластичное, сильное. Единственное, что портило вид, это засохшие и совсем свежие потеки крови, покрывавшие его тело и концы волос. И вот это создание стояло, закрывая нам выход к свободе. Кто первым вскинул оружие и выстрелил – я не заметил. Заряд пронесся над правым плечом мальчишки, уйдя куда-то в сторону. А потом начался ад. Я так и не выстрелил. Ни разу. Бесполезно стрелять в смерть, когда смотришь в ее бездонные черные, словно бездна космоса, глаза. Ничто не изменит своего пути и поглотит тебя тогда, когда ему этого захочется. Вот я и ждал, когда это ничто с прекрасным, как у херувимчика лицом, наконец, закончит свой танец на мне. Ничто не шевельнулось в душе. Словно она сама, без понукания, покинула тело, оставив его здесь, корчиться в предстоящих смертных судорогах и орать, подобно тому, как корчились и орали те, кто раньше был моим отрядом. Когда он подошел ко мне, нервы были напряжены до предела. В ноздри ударил свежий запах крови. Теплый. Сладкий. Манящий... Я никогда не думал, что этот запах может так взбудоражить, заставить впитывать его едва ли ни всей кожей, купаясь в нем... Как и в запахе смерти. Как и в стонах тех, кто умирал медленно. Мучительно. Совсем рядом. Я закрыл глаза. Смотреть на свою смерть прямо, выискивая в бездонной черноте пощаду – бессмысленно. Смерь не щадит никого. Никогда... Но вместо удара я ощутил прикосновение губ. Жесткое, колкое прикосновение, больше похожее на укус, чем поцелуй. Пропахшее кровью, с железистым вкусом недавней бойни, прикосновение, которое окончательно сорвало крышу. И я ответил. Ответил так, как мог. Как хотел. Почти рванул мальчишку на себя, жадно, властно вжимаясь в его губы, пальцами впившись в плечи. Неосознанно подчиняя... и тут же получил болезненный удар в живот, заставивший упасть на колени. Вот тогда-то я и открыл глаза. Он возвышался надо мной, весь в алых подтеках, застывающей влагой сползающих вниз, и смотрел. Бездушно. Спокойно. Как на нечто малоинтересное. А потом просто пнул меня коленом в плечо, заваливая на камни, нависая сверху. Рассматривая. Ища что-то свое. А потом так же равнодушно и спокойно, как легкую тряпицу, рванул костюм, резкими движениями избавляя от одежды. Животное. Бездушный звереныш. Адреналинщик хренов! Я почти пришел в себя от наваждения, собираясь бороться с этим извращенцем, но не преуспел. Пару тычков под ребра и в шею – парализовали тело, не давая выбраться или сказать хоть слово. Оставалось только хрипеть от боли в парализованных нервах и бездумно ощущать, как тебя уткнули мордой в камни. Как прижали коленом, не давая рыпнуться в сторону. Как склонились, почти соприкасаясь кожа к коже... - Говорят, что кровь – лучшая смазка... – прошипело это наваждение и, не церемонясь, навалилось сверху. Я только зубами скрипнул, понимая, что меня собираются поиметь. И не то, чтобы я был противник этого, но не здесь же! Не так! Когда его член ворвался в мое нутро, я попытался привстать, чтобы скинуть этого ополоумевшего от крови насильника, но он резко завернул мне руку за спину и, не остановившись ни на миг, продолжил свои телодвижения, вколачивая меня в землю, заставляя морщиться не столько от его сумасшедшей скачки, сколько от боли впивающихся в тело камней. Не хватало только поплыть от наслаждения. Я старался сдержать себя как мог, но не удавалось. Тело. Проклятое тело, словно всю жизнь ждало этого – предало меня. Я скреб ногтями свободной руки по камням, кусал губы, чтобы не стонать в голос, не подаваться навстречу этому безумию, но не мог сдержать себя. Плавился. Гнулся под ним, принимая в себя. Шторило конкретно. Разум отказывался воспринимать все. Только дурманящий аромат крови и яростные движения в меня, вглубь моего тела, вызывающие бесконтрольные судороги наслаждения. Кажется, я как течная сука, поднимал бедра, чтобы впустить его в себя, стонал, орал, срывая голос. Но было уже все равно. Весь этот безумный мир, все то, что было ранее – отошло куда-то вдаль, прочь, оставив только этот бесконечный кайф, овердоз чувств и эмоций, от которых ломало и выворачивало наизнанку, в желании еще большего наслаждения. Потом он вздернул меня на колени, наконец, освободив руку из захвата, позволив упереться локтями в каменистую почву, и все наращивал темп, пока я сам не задвигался навстречу, ощущая, как сперма теплыми брызгами пачкает ноги, опустошая, отдавая во власть этого безумца. Но мне было уже все равно. Такого кайфа я не испытывал никогда в жизни. И сейчас, постанывая, уткнувшись мокрым от пота лбом в руки, облизывая губы, пересохшие от стонов, ощущал его движения во мне, чувствуя, что новой волной подкатывает возбуждение, так и не отпустившее до конца. Но ему не дано было достигнуть пика. Мальчишка, двинувшись вглубь еще пару раз – замер, орошая мои внутренности своим семенем. И отпустил. Я рухнул на камни, медленно приходя в себя. Лучше бы я этого не делал. Вся странность и абсурдность ситуации – накрыли сразу и полностью. То ли истерика, то ли нелепость – вырвали хриплый каркающий смех из груди. Страха не было. Нет. Было ощущение, как будто все происходит не со мной. Или во сне. Потому что я и представить не мог, что вот так вот, останусь единственным выжившим из всего отряда, после того, как меня поимеет какой-то мальчишка. Отсмеявшись, я с трудом приподнялся на локте, осматривая свои изрезанные в кровь ладони и грудь. Заживать будет долго. Не хватало еще подхватить какую-то заразу. О мальчишке как-то и думать забыл на первых порах. Единственное, что напоминало о нем, это задница. Но боль постепенно угасала, сменяясь легким дискомфортом. Когда я, наконец, соизволил подняться на ноги, пацан так и стоял неподалеку. Как я его не заметил – не понимаю. Наверное – шок. - Собираешься остаться здесь? – тихо, но властно. - А ты предлагаешь отправиться куда-то? – язвительность потонула в тишине. И в бездне тяжелого взгляда. Словно плитой каменной придавило. Желудок свело от боли и холода засевшего там кома. - Запомни одно, солдат, - голос парнишки звучал мягко и завораживающе. И не скажешь, что в нем могут проскальзывать властные нотки. – Или ты слушаешься меня во всем, и все будет хорошо... Или ты начинаешь артачиться. И тогда все будет очень плохо. Я первый и последний раз повторю свой вопрос: ты собираешься остаться здесь? Абсурд доходил до безумия. Хотелось врезать этому щенку так, чтобы отлетел метра на два. Но я вспомнил, как легко он расправился с неслабым отрядом. С одной стороны, остаться здесь – означало, что в одиночестве. Без него. Но в ошейнике. Пойти с ним – значит признать власть и силу этого сопляка. Признать то, что я выбрал подчинение. Не столько навязанное, сколько предложенное. Пойти за ним, а потом выбрать момент и сбежать?.. Чем не выход?.. Вот только что-то внутри, там, за гранью разума, уже выбрало путь. И оставалось только подчиниться. Что я и сделал. Никогда не жалел о таких спонтанных решениях и сейчас надеялся, что не пожалею. - Нет. Я хочу пойти с тобой. Слова дались с трудом. Словно я сам клеймил себя связью с этим мальчишкой, покорно вручая ему свою жизнь и свободу... Но какого, ес аш эс, я буду противиться? Разве не вбивали в нас с самого момента, когда мы попадали в рабство, покорность и непротивление? Разве не так было всегда в моей жизни? Так зачем менять что-то? - Переоденься. Я хотел спросить, как и во что, но потом дошло, что мы находимся рядом с кораблем. Уже собрав заплечную сумку, вымывшийся и одетый, я сошел по трапу, поймав себя на мысли, что мог бы остаться, послать сигнал о помощи и ждать подкрепления. Но почему-то выбрал этот путь. Пожалею ли я о нем? Кто знает. Придет время и будет видно. Парень не ждал меня. Увидев, что я вышел, готовый в дорогу, он тенью скользнул прочь от корабля, теряясь в подступающих сумерках, и мне пришлось едва ли не бегом поспевать за ним. Благо еще, додумался сделать инъекцию анестетика, чтобы зад не сильно тревожил. Вот так и шли мы. Он – впереди. Только изредка попадая в поле видимости. Я – позади. Мысленно матерясь на тяжесть рюкзака и каменистую поверхность планеты. Как парень ноги не резал о такие острые камни – понятия не имею. Но он ни разу не остановился. Ни чтобы отдохнуть, ни перекусить. Так и гнал вперед, пока впереди не показался город. Тот. Разгромленный город, из которого мы вышли чуть позже полудня. Уверенно ступая по шатким покореженным плитам рухнувших зданий, он четко выбирал путь к небольшому космопорту, который находился в пределах города. К правительственному космопорту. Если я не ошибаюсь, там всегда стояло до двух десятков небольших флаеров. А порой совершали посадку и яхты. Вот к одной из таких и подошел мальчишка. Что-то почудил у люка и скользнул внутрь. Пришлось последовать за ним. Не оставаться же на взлетном поле, в разрушенном городе, ночью? - Готовься к вылету, - бросил мальчишка, даже не спросив, умею ли я водить яхту. И вышел, направившись куда-то вглубь яхты. А я принялся рассматривать панель управления. Не то, чтобы сложно, но и не легко. Особенно для того, кто летать учился, смотря из-за плеча пилота. Для начала – задраить люки. Потом – подготовить двигатели. Узреть карту неба, выставить координаты... Пока я возился, мальчишка успел отмыться от крови и переодеться. В чистом виде он выглядел еще краше: светлые волосы оказались золотисто-пепельными, лицо не пачкала застывшая маска крови. Глаза перестали казаться бездонными пропастями, и в них появилось даже что-то человеческое. Увидев, что я до сих пор не вывел яхту, он молча сел на сидение второго пилота, вводя координаты. - Я не хочу вопросов не по существу, поэтому расскажу все, что хочу рассказать. Если хоть раз о чем-то спросишь, чего я не пожелал открыть – будут неприятности, - буднично произнес он. – Меня зовут Арсаниш. Своей родной планеты я не помню. Человек я или нет – судить тоже не мне. Таких как я – называют трансгенами. Сколько создано таких – не знаю. Нас перевозили с одной планеты на другую, когда произошел сбой систем. Пришлось делать аварийную посадку. Погибли все, кроме меня. Я очутился в этом мире, на этом материке. Попал к тем, кто решил меня изучить. Погибли все, кто был к этому причастен. Отлет мирных граждан я не предотвращал. Ваш отряд погиб, потому что нес мне угрозу. Теперь ты. - Меня Менгиром зовут, - я задумчиво смотрел на экран и за быстрыми движениями пальцев мальчишки. – Пятьдесят четыре года в отряде. Свободу еще не обрел. Должны были дать после этой вылазки... – я помолчал. – Почему ты не убил меня? - Сам разберись в себе. Если бы ты хотел моей смерти – остался бы лежать там. Со всеми. Надеюсь, все ясно? – он встал с кресла пилота. – У нас есть восемнадцать часов до того, как выйдем в обитаемый космос. Ты устал. Иди, спи. - А ты? - Каюта – направо. Мальчишка так и не ответил на мой вопрос. Что ж, если он считает себя главным, почему я должен ему сопротивляться? А спать и самому хотелось. Насыщенный день, бег с препятствиями – тело требовало отдыха. И я не сопротивлялся. Спать, так спать. - Спокойной смены... Но даже на это пожелание, я не дождался ответа. Что ж... Надо привыкать.