По законам военного времени

С тихим шуршанием выдвигают ящики подсознательного каталога, и Канкуро начинает стервятником копошиться в собственной памяти, вытаскивая под свет личные дела всякого, кто имел несчастье заинтересовать в свое время капитан полиции. В сторону прочь летят личности, упокоившиеся в муках, но нынче принято говорить – с миром. Широким жестом прочь отодвигаются дела относительно нейтральных шиноби, и, наконец, разум услужливо подсовывает папку под грифом имени Шикамару Нара. «Гений» широкой полосой текста значится поверх титульного листа. Проблема – про себя добавляет Канкуро, и выводит всю информацию, что знает об уникуме Конохи на первый план. Театр теней? Усмешка скользит по искусанным, потрескавшимся на солнце Суны губам, и мысленно он начинает расставлять на сцене этого театра собственные фигуры. Натягивает нити, давая каждому свое место, сужает круг, в центре которого замирает Нара, и выталкивает вперед свою изящную балерину в зеленой пачке. Та медленно, аккуратно приподнимает очаровательную голову, и… - Что за вид, Нара? Канкуро начинает улыбаться еще ехиднее, проглатывая вопрос – а не идет ли в Конохе парад инвалидов, раз гений деревни вышел встречать посланников из другой страны в подобном виде. Рука на перевязи – глаза лениво скользят по потрепанной одежде, свежему синяку, разливающемуся на скуле – кажется, хватило бы одного неловкого разворота плеч и этот неказистый шиноби переломится напополам. Канкуро выпрямляется, игнорируя тянущую, усталую боль в пояснице, и возвышается позади Темари монолитом, готовым в любой момент шагнуть вперед, чтобы оказаться между ней и этим недоразумением. Но, гений, не так прост, как кажется на первый взгляд – он хмурится, чешет пятерней затылок, немного туповато уставившись на импровизированную сцену. А потом легко, словно выбрасывая вперед перчатку, выдвигает свою первую фигуру, отвлекая внимание брата Казекаге. Она действительно красива, и в глубине черных глаз кукловода мелькает нездоровая толика жадных, опасных чувств. Каждое ее слово, каждый вдох он ловит и складирует в свою коллекцию впечатлений, составляя новый образ Яманака Ино – память вынимает из закромов и ее личное дело, но, в нем сплошные белые пятна. Либо пустышка, либо особо ценная фигура личного расклада Нара. - Хокаге-сама должна выбирать сопровождающих, - он покровительственно смотрит сверху вниз, ощущая на себе всю тут мощь нешуточного кокетства исходящего от девушки, - а то вдруг их украдут прямо от врат… … и обезглавят где-нибудь в лесу, в надежде получить уникальный ген клана. Хотелось бы добавить и эту часть фразы, но Канкуро предпочитает многозначительно замолчать, оставив право вести разговор блондинке. И она старается, становясь для парня основным источником шума – он кивает головой, иногда невпопад, однако Яманака даже не замечает этого. А в груди закручивается тугой узел ревности – ее тонкие пальцы коснулись грязной, в кровавых разводах перевязи, так нежно, словно Темари желала перенять часть боли и неловкости Шикамару на себя, и в тот же момент капитан полиции ощутил острое желание разорвать тело теневода напополам голыми руками. Глубокий вздох – тщетно – перед глазами пляшут черные круги, а пальцы сводит судорогой, так, что приходится сжать их в кулаки. Одного удара хватит, чтобы проломить ему череп на виске – о, он даже почувствовал это незабываемое ощущение, когда под костяшками сминает и крошится чья-то кость. Еще один вдох – да, черт возьми – вся конспирация рушится, словно карточный домик. Дознаватель – внезапная надпись пересекает личное дело Ино, словно кидая спасательный круг Канкуро и призывая того держать свои эмоции, слова и поступки под контролем. Он искоса глядит на щебечущую блондинку рядом, и чуть удивленно искривляет бровь – серьезно? Мастер манипуляции человеческим разумом? От многозначительного созерцания куноичи деревни Листа кукловода отвлекает голос сестры, и Канкуро наплевав на все нормы приличия, делает резкий рывок вперед, равняясь с Темари, и почти соприкасаясь плечами. - Словами не передать, как я рад, пребывать в этой деревне еще два дня, - кислая мина в наличии. Он сумрачно скользит взглядом по сторонам – слишком ярко – и если бы поблизости оказалась крынка молока, оно непременно свернулось бы от угрюмой ауры капитана. Ему ненавистно терпеть рядом Нару, неуютно ощущать взгляд голубых глаз Яманака, и еще сотня других «не» особняком из которых выделяется одно единственное, что красным маревом пылает перед глазами – невыносимо довольный, расслабившийся лик Темари, - но, похоже, твоего счастья хватит на двоих. Сухие, ломкие слова срываются с губ и падают под ноги. Он тут же замешивает их в пыль, отказываясь признаваться самому себе, кто именно эти упомянутые двое. - Канкуро-сан, - звонкий голосок разгоняет по углам сумрак наступающей ночи – он резко оборачивается, наблюдая, как девушка приближается все ближе. Кажется, что если погаснут все источники света этого узкого коридора, то она станет путеводной звездой – водопад золотистых волос освещает свою хозяйку будто бы ореол. Наверное, многие оглядываются вслед Яманака Ино, завороженные ее красотой и грацией. А еще она изумительно смеется, - вы заблудились? Он разводит руками, признавая свое поражение – лабиринт резиденции Хокаге оказался достойным соперником. До соколиной башни парень добрался без всяких проблем, а вот обратный путь оказался тернист и темен, но, тут, словно светоч явилась она. - Заблудился. Искал сестру, да, похоже, проще было бы использовать вместо двери окно. Она хихикает в кулак, и одним легким, изящным движением подхватывает кукловода под руку, увлекая того за собой. - Я покажу вам выход. Что же до Темари-сан, она давно ушла в больницу, - на милом личике девушки появляется тень недовольства, словно куноичи Суны нанесла Яманака личную обиду, да так и не извинилась за нее, - спешила проведать Шикамару, ему и правда досталось в последней стычке… - В нынешней политической ситуации стычки становятся обычным делом, - меланхолично пожимает плечами кукловод, пока успешно блокируя всю гамму эмоций, от осознания того, что Темари где-то наедине с этим человеком, - Нара надо быть аккуратней, как я понимаю, заменить его будет трудно. - Невозможно, если быть точными, - она говорит это с прежней улыбкой, но за ней слышится серьезность и такой скользящий намек на угрозу. Пальцы сжимаются на рукаве его одежды. Ино ненавязчиво дает понять, что кроме всего прочего является еще и боевой единицей Конохи, - не думайте, у него были причины выйти сегодня в дозор. Неужели? - Причины есть у всех, Ино-чан, - голос Канкуро звучит почти ласково, словно он ведет разговор с неразумным ребенком. Но, блондинка никогда не была в его личной комнате допроса, чтобы понять, как опасны эти мягкие нотки в словах, - и есть те, кого мы обязаны защитить в надвигающейся войне. Даже сквозь ткань своего костюма он чувствует, как пробегает дрожь по ее руке, и острые ногти смыкаются на коже, словно когти сокола. Блондинка может и умеет контролировать чужой разум, но, отчего тогда она до сих пор не научилась держать свои эмоции при себе? Канкуро глубоко вдыхает воздух – страх. Страх пропитал эти коридоры. Коноховцы все как один боятся за свою деревню, но ничего не могут сделать, чтобы остановить разворачивающееся полотно войны. - Мы пришли, - тихо говорит девушка, теряя весь свой запал и кокетливые взгляды. Внезапно лицо ее кажется совсем невзрачным, а волосы тусклыми. Под голубыми глазами залегли тени, подчеркивающие усталый взгляд. Канкуро криво ухмыляется, и быстрым, ласкающим движением проводит тыльной стороной ладони по ее щеке – дерзость, на которую, и ответить нечего. - Я доберусь до гостиницы сам. Спасибо, Ино-чан. Не знаю, чтобы делал без тебя. Их взоры на секунду сталкиваются, и капитан чуть опускает голову, глядя исподлобья. Ей нужно сделать всего один пас, чтобы вся дознавательная команда Конохи оказалась в голове брата Казекаге. А ему достаточно мимолетного движения, чтобы обезвредить куноичи. Но, ничего не происходит. Они сами вестники войны, две стороны которым не хватает смелость, чтобы пересечь черту, и официально стать врагами. Пока еще союзники, но доверие давно исчезло серой дымкой, оставляя после себя запах неразорвавшегося катона. Чуть теплые капли воды неровными струями обрушиваются на него сверху, и капитан поводит плечами, подставляя лицо навстречу долгожданной прохладе. Пыль дорог, усталость и краска смешиваются с немного отдающей хлоркой водой, и исчезают в канализации – Канкуро почти с остервенением трет лицо ладонями, избавляя себя от пурпурной абстрактной маски. Отплевывается от попавших в рот капель, с неприязнью ощущая как расползается на языке привкус химикатов. Желудок тут же откликается голодным урчанием, недовольно намекая, что последний прием пищи был ранним утром. Но, он не торопится выходить из душа. Закрывает глаза и упирается двумя ладонями в стену, теряясь и путаясь в собственных мыслях. Где-то на задворках сознания выброшенной на берег рыбой бьется мысль, что два дня в поселении Листа станут для кукловода пыткой. Худшей из всех, что когда-нибудь случалась с ним. Пытки…да… Сквозь смеженные веки он видит собственные руки, нервно царапающие ногтями кафель, и с горечью достает из подсознательного каталога увесистую папку собственного личного дела – воспоминания, словно зыбкая топь начинают засасывать. День, с которого в его душе поселился губительный росток ядовитого цветка, опутавший на данный момент все естество и все мысли Канкуро. Вынужденный плен во благо удачной миссии, и повышения статуса Суны. И к чему это все привело в итоге? На его теле много отметин, оставленных на память о минувших сражениях или досадных ошибка допущенных на тренировках. Но, уродливые, бурые шрамы от наручников на запястьях это особое дело. Своего рода исключение. Их могло бы и не быть, но разве он мог иначе? Разве мог он просто слышать, как в соседней камере кто-то причиняет ей боль? И тогда цепи натянулись, он рвал их из стены, словно взбесившийся пес. Рычал, выкрикивал проклятья, грозился убить всех и каждого – кандалы уже тогда впились в запястья, грозясь перетереть вены и сухожилия. Но Канкуро бился, почти выворачивая себе руки из предплечий, когда, наконец, стенной кирпич не начал крошиться…