we are the world

Мысль о том, что это то самое платоническое «свидание», проскальзывает всего раз, и она заставляет Сонбина посмеяться над самим собой. Свидание? Да ладно? Свидания назначают в определённое время в определённом месте, а «на крыше» — не определённое место, «ночью» — не определённое время. Между тем, подходящую крышу Сонбин находит не сразу — он, видите ли, родился не в Сеуле, а в Сеуле на всех крышах небольшие домики всяких разных личностей. Спустя четверть часа он находит пустую крышу и взбирается на неё — остаётся только надеяться, что Джэвон говорил именно о ней. Джэвон появляется с двумя бутылками пива и пачкой дешёвых сигарет — у него на деньги лимит, а если бы и были, он бы на полную всё равно не жил, в этом они с Бином похожи. У Сонбина много денег и ещё больше возможностей, но он предпочитает им компанию Чон Джэвона. Ни тебе умных рассуждений, ни тяжёлых фраз, ни тёмных мыслей о реальности — с Джэвоном всё до подозрительного просто. Сонбин забывает о своём эгоизме, и думает только о Джэвоне — о том, насколько он красивый, о том, что он любит тёмное пиво больше светлого, и о том, что ему продавали сигареты даже тогда, когда он был несовершеннолетним. У Джэвона две компании. Первую Сонбин называет «сатанистами», и обычно разговор начинается рассказом о том, как один из этих «сатанистов» угодил в ментовку или что-то такое показательное, в корне плохое. Вторая — это Сонбин. Он не делает ничего противозаконного, зато с ним хорошо и легко, и это даже лучше сотни крутых друзей. Они оба ценят вот такие моменты — есть в этом что-то атмосферное. Прогулки по городу ночью, потому что нет денег, пустые и не очень разговоры, смешные изречения и самые разные совместные ритуалы, которые вообще-то запросто можно назвать бабскими — похуй. Сонбин не знает, кто они друг другу, и знать не хочет, а Джэвону думается, что они уже не друзья, но ещё не нечто большее. У Джэвона позывной есть — «Ван», который он сам придумал, и Сонбин не понимает его значения, хоть они уже однажды решили — это от английского «one». — Всё-таки, почему Ван? — говорит он, прикуривая. — Если ты «первый», то почему не «First»? Джэвон размышляет не над ответом, а скорее над тем, стоит ли говорить вообще, и всё-таки говорит, так как от Сонбина тайн не должно быть: — Я не первый, Бин, я один. Это так правильно, думает Сонбин, и в этом они даже похожи. Это ничего, что они сейчас оба подумали о реальности, скоро всё вернётся на круги своя — Джэвон будет рассказывать о том, как его сатанисты идут против системы, Сонбин будет пялиться на его губы, оба будут чувствовать осадок по поводу такого элементарного и очевидного: Одинокие в толпе не будут чувствовать себя менее одинокими, если толпа исчезнет. (Верно, Джэвон?) (Верно.)