Prayers

Таканори – 10 Йо-ка – 9 Юуки – 8 Рёга – 8 Тсузуку –7 Койю – 6 Манабу – 5 Казуки – 5 Бё – 4 Коичи – 3 Икума – 2 Музыканты обессиленно смотрели на цифры, зловеще повисшие на мерцающем экране. Небо за окном стремительно темнело, однако робко зажигающиеся звезды тонули в мрачных тучах, наползающих со стороны горизонта. Мужчины не помнили, как вернулись домой: в памяти остались только обрывки моментов, когда они, зажимая кровоточащие раны, пробирались через лес в полной тишине. Кажется, слова в этом месте скоро вообще потеряют свою надобность. – Вот оно что… – Тсузуку вновь разбил все нормы вдребезги, первым нарушив тишину. – Я просек фишку: чтобы заработать больше всех баллов, нужно просто быть дерьмом и ничего не делать! Таканори, не поделишься секретом? – Да пошел ты, – Руки поморщился и с нескрываемым отвращением посмотрел прямо в глаза вокалиста Mejibray. – Отвали от меня. Никогда не разговаривай со мной. Заставь меня поверить, что тебя нет. Остальные музыканты неловко поежились: меньше всего сейчас хотелось слушать новые перепалки. Сегодня мужчины впервые оказались настолько близко к смерти: когда от последнего вдоха тебя отделяют всего несколько секунд, на многие вещи начинаешь смотреть под другим углом. Кажется, будто в груди лопается последняя натянутая струна, а потому в один миг все, что казалось таким важным и значимым, рассыпается, как подмытый водами океана песчаный замок. – Да ладно тебе, – вокалист Mejibray злобно прищурился. – Я не понимаю одного: почему именно ты? Какой из тебя, черт возьми пастырь? Почему ты, самая мразотная гнида из всех, собравшихся тут, получаешь право распоряжаться нашими жизнями? Голос Тсузуку дрожал и с каждым словом становился все громче, а потому возникало ощущение, что от этого крика вот-вот выпадут все стекла, как вдруг в последний момент мужчина замолчал: причина говорить исчезла. Смерив вокалиста Mejibray презрительным взглядом, Таканори резко развернулся, из-за чего его кособокий кардиган взвился в воздух, и пулей взлетел вверх по лестнице, где, хлопнув дверью, скрылся за пределами его с Урухой комнаты. Теперь центром притяжения всех взглядов стал Тсузуку. – Отстань от него, – Рёга хотел положить ладонь на плечо вокалиста Mejibray, но тут же ойкнул и прижал ее к кровоточащему животу. – Таких людей лучше не трогать. – Да как вы не понимаете? – в голосе Тсузуку было столько возмущения, что на какое-то время он даже забыл о разрезе, зияющем прямо в центре его груди. – Сегодня он нас чуть не убил. Мы должны… – Тсузуку, мы ничего не должны, – собираясь с силами после всего пережитого, Йо-ка молчал довольно долго, однако теперь мужчина вновь ощутил готовность взять руководство в свои руки. – Сейчас ты ведешь себя хуже, чем он. Мы должны решать проблему вместе, а не пытаться выдумать нелепые обвинения против друг друга, сегодня ты это еще не понял? Я не оправдываю Таканори: вы оба просто отвратительны. Тсузуку выслушал вокалиста Diaura с высоко поднятым подбородком: только злобно блестящие глаза музыканта выдавали его желание хорошенько впечатать Йо-ку головой в стену, чтобы до него наконец добралась суть происходящего. Тсузуку никак не мог понять: почему до других не доходит, что главная опасность кроится в Таканори? Именно такие люди предают, именно к ним нельзя повернуться спиной, именно они выходят победителями из всех передряг, потому что просто не знают, что такое сострадание. – Слабак, – Тсузуку выплюнул это слово с презрением, почти швырнул его к ногам Йо-ки. – Вот увидишь, ты сдохнешь, пока он будет пробираться к победе. Не дожидаясь ответа, вокалист Mejibray направился в сторону лестницы, чуть пошатываясь при каждом шаге: эмоциональная перепалка вытащила из него последние силы. Оставшиеся в прихожей музыканты неловко переглядывались: все зашло слишком далеко. – Не думаю, что сейчас обсуждение сегодняшнего дня имеет смысл: все устали, – голос Йо-ки оставался таким же стальным и прочным, хотя под глазами мужчины залегли глубокие мешки. – Но поговорить все-таки будет нужно. Предлагаю собраться на кухне через два часа. Конечно, вокалист Diaura хотел обсудить все как можно скорее. Но Тсузуку и Таканори к разговору явно были не готовы, Икума куда-то испарился сразу же, как только пересек порог дома, а остальные музыканты выглядели так, словно потеряют сознание в эту же минуту. Наблюдая за поведением Тсузуку, Йо-ка вдруг с холодной расчетливостью открыл для себя новую тактику: если остальные будут видеть в нем мудрого лидера, способного вывести к победе, управлять этими остальными будет проще. Йо-ка привык прятать эмоции в самых дальних уголках души, но теперь ему все отчетливее казалось, как эта самая душа медленно растворяется в сыром воздухе. Более того, вокалист Diaura чувствовал, что кошмары сегодняшнего дня не закончились: в воздухе витало ощущение незавершенности. Икума набрал меньше всех баллов, однако не было и речи о каком-либо наказании. Тяжелое предчувствие навалилось на плечи Йо-ки, растеклось по плечам тянущей усталостью и отдало куда-то в затылок. А впереди был еще целый вечер… * * * Юуки сдавленно зашипел, когда кожа на прорезанной руке предательски натянулась при его попытке перемешать вновь полученный за пройденное испытание рис – обязанность готовки негласно легла на его плечи. Остальные разошлись по комнатам, и только вокалист Lycaon, зябко ежась на сквозняке, одиноко сжался около плиты, понимая, что в пустой комнате будет только хуже. Голова Юуки нещадно раскалывалась, и мужчина с запоздалым сожалением подумал, что стоило хотя бы забрать остатки разрезанной Таканори рубашки. За что такая ненависть? Ты знаешь. Юуки покачал головой. Казалось, будто на шее саднит не длинная тонкая царапина, а сквозное ранение. Он устал. Устал быть один, устал фальшиво улыбаться, устал притворяться сильным. Вокалист Lycaon вспомнил, как из последних сил уговаривал Икуму замолчать, и тут же похолодел: бешеный блеск покрасневших глаз вокалиста Reign въелся в душу. Что не так с этим странным человеком? – Хватит геройствовать. Юуки испуганно вздрогнул и быстро обернулся, когда по его плечам скользнуло что-то теплое и мягкое, однако мигом успокоился, обнаружив за своей спиной усталого Йо-ку. Мужчина протягивал вокалисту Lycaon свою толстовку, а сам замер в тонкой белой майке, нахмурив брови. – Я не… – Бери, – Йо-ка поморщился, всем своим видом подсказав, что лишний театр сейчас только раздражает. – Будет хуже, если ты умрешь здесь от воспаления легких, пройдя через все… это. Юуки благодарно кивнул и быстро влез в толстовку, доходившую ему почти до середины бедра – сразу стало тепло и уютно. Настолько, насколько это вообще возможно в этом месте. – Что это? Уверенная рука Йо-ки в набухших синеватых венах, особенно выступающих ближе к кистям, метнулась к сжатым пальцам Юуки, но тот сразу же отшатнулся, спрятав окровавленную ладонь за спину. – Порезался… В лесу! – Не ври, – голос вокалиста Diaura резал больнее всех ножей в мире, вместе взятых: порез на шее также не остался без внимания мужчины. – Это же… Таканори. Глаза Йо-ки помутнели: внешне его лицо как будто не изменилось, но Юуки заметил, как резко обострились его скулы и выделился крупный нос – коршун. Мужчина медленно развернулся к двери, как вдруг вокалист Lycaon, не справившись с эмоциями, резко схватил его неожиданно тонкое запястье. – Не надо! – Отпусти, – Йо-ка раздраженно отмахнулся от музыканта. – Эта скотина думает, что ему вообще все позволено? – Йо-ка, стой! – Юуки и сам не ожидал такой твердости в голосе, но собеседник растерянно послушался, и мужчина ухватился за последний шанс. – С ним уже ничего не поделаешь. Мне надоела его ругань с Тсузуку, ты ведь не такой! – Знать бы еще, – вокалист Diaura вдруг грустно усмехнулся и стряхнул с себя руку Юуки. – Какой я на самом деле… Твой рис сейчас убежит… Ойкнув, Юуки кинулся к плите. Ничего такого не произошло, но в груди, несмотря на всю физическую боль, затаилось приятное тепло. Пока мужчина снимал будущий ужин с плиты, Йо-ка рылся в ящиках за его спиной, а затем негромко окликнул музыканта. – Нужно хоть обработать, – пояснил он, встретившись с озадаченным взглядом Юуки. Вокалист Lycaon неуверенно кивнул и нелепо замер посреди кухни, пока Йо-ка без особой нежности, но аккуратно обрабатывал его порезы. Его пальцы действовали быстро, будто мужчина проработал на скорой лет десять, но в каждом движении ощущалась какая-то напряженность. Грязно-желтые бинты, найденные где-то на кухне, обернулись вокруг шеи Юуки, и Йо-ка потянулся к порезанной руке мужчины, как вдруг не удержался и, тяжело вздохнув, прижал его холодные пальцы к своему лбу. Вокалист Lycaon растерянно опустил голову вниз: сидя перед ним на коленях, Йо-ка уткнулся в руку мужчины и прикрыл глаза, словно задумался о чем-то чрезвычайно важном. При этом брови Йо-ки по-прежнему были нахмурены, из-за чего он казался особенно злым. – Не понимаю, – обреченно прошептал вокалист Diaura, слегка качнув головой. – Я ничего не понимаю: я хочу победить, я хочу выжить в этой чертовой игре, но к тебе тянет, словно магнитом. Я пытаюсь отдалиться, пытаюсь не думать о тебе, но что-то будто специально сводит нас снова и снова. Черт возьми, я не хочу проигрывать из-за тебя, но и оставить тебя тоже не могу. Юуки внимательно слушал мужчину, продолжая держать свою руку у его лба так, словно принимал исповедь. Слишком много информации, чтобы переварить все вот так сразу. Вокалист Lycaon разрывался от чувства вины, смешанного с каплей внезапно нахлынувшего умиротворения: он ведь тоже чувствовал это – необходимость быть рядом с Йо-кой. Но так не хотелось быть обузой, так не хотелось мешать ему… – Это так странно, – вокалист Diaura все-таки открыл усталые глаза с красноватыми прожилками и серьезно посмотрел на Юуки. – В первый день, когда ты упал мне под ноги, а я прошел мимо, мне показалось, будто где-то в груди выдрали целый кусок, а вернуть обратно потом почему-то забыли. Мне хочется защитить тебя, хочется, чтобы никто не смел делать тебе больно. Но я не могу быть слабым, не могу позволить себе сбиться с пути. Юуки, я вообще ничего не понимаю. Вокалист Lycaon долго молчал, собираясь с мыслями. В голове прокручивались десятки тысяч слов, но ни одно из них не подходило для ответа Йо-ке. Юуки не считал себя глупым и наивным: он понимал, что это было никакое не признание в чистой и искренней любви – это был крик о помощи человека, балансирующего на самом краю обрыва, упав в который, не вернешься уже никогда. – Ты не слабый, – единственное, что пришло в голову Юуки. – И никогда не станешь слабым. Это нормально, когда у человека есть что-то… что кажется ему важнее, чем все остальное. Йо-ка продолжал внимательно смотреть на вокалиста Lycaon, вслушиваясь в каждое его слово так, будто это был смертельный приговор, после чего беззвучно рассмеялся и вновь прижался носом к ладони мужчины. Они так и не произнесли самого важного вслух, но иногда все сокровенное и не стоит оглашать, ведь тем, кто должен это знать, все и так понятно. Йо-ка продолжал с сосредоточенным молчанием оборачивать ладонь Юуки бинтом, пока вокалист Lycaon внимательно рассматривать его макушку сверху. – Йо-ка, можно тебе кое-что рассказать? Мужчина удивленно поднял голову, и Юуки сразу же сосредоточенно отвел глаза в сторону, будто в его блестящих зрачках было что-то, чего знать не следует. Казалось, будто мужчина собирается с силами, буквально вытягивая правильные слова из глубины желудка, как вдруг где-то на втором этаже раздался сдавленный крик. Этот крик лишь на секунду вспыхнул где-то в глубине дома, он длился лишь мгновение, но был полон животного страха и отчаяния. Переглянувшись, Йо-ка с Юуки кинулись к лестнице. * * * – Что такое? Что за вопли? – воспользовавшись отсутствием Йо-ки, хмурый Тсузуку в расстегнутой рубашке, из-под которой виднелась перебинтованная грудь, замер перед дверью, ведущей в комнату участников Screw. – Эй, откройте дверь! В течение минуты остальные музыканты также собрались у пороге – появился даже бледный Икума, оглядывающийся по сторонам в каком-то полубезумии. Растолкав всех недоуменных мужчин, Йо-ка пробился к порогу и вопросительно посмотрел на Тсузуку. Вокалист Mejibray удивленно осмотрел его бледные обнаженные руки, а затем, заметив на Юуки чужую толстовку, кривовато усмехнулся и издевательски кивнул. Йо-ка сжал руки в кулаки так, что костяшки пальцев жалобно хрустнули, и сдержанно поинтересовался: – Что происходит? – Они не открывают, – поспешно пояснил Рёга, с раздражением гадая, когда же Тсузуку перестанет лезть на рожон. Поежившись от предчувствия чего-то нехорошего, Йо-ка еще раз пнул дверь, но ответа так и не получил, после чего просто дернул ручку на себя и тут же опешил, замерев в проходе. – Что за… - Да отойди ты! – пихнув Йо-ку в сторону, Тсузуку пролез в комнату под его боком, но, как и вокалист Diaura, замер в растерянности. Казуки и Манабу сжались в самом дальнем углу и пристально смотрели на одну из кроватей: на грязно-серых простынях лежало изогнутое в неестественной позе тело Бё. Его голова была свернута в сторону, лицо остекленело и больше напоминало искусно вылепленную маску из воска, а изо рта вытекала бурая струйка крови. – Он мертв, – в ужасе прошептал Манабу. – Мы проверили, он мертв. Неожиданно где-то внизу завыла сирена. Так как выть ей больше было негде, Рёга догадался, что это очередное оповещение, исходящее из телевизора. – Быстрее! – Йо-ка тоже понял, что на первом этаже зреют новые проблемы. Нестройной толпой музыканты кинулись к лестнице, толкая друг друга в стороны, и только Манабу с Казуки следовали за остальными медленно, как в страшном сне. Юуки сдавленно ойкнул, когда из-за толкнувшего его Таканори буквально пролетел несколько ступенек, но на них никто не обратил внимания: по пыльному экрану телевизора уже ползли помехи. – Пора познакомиться с еще одним правилом нашей игры, – в этот раз из-за посторонних шорохов разобрать чужой механический голос было особенно трудно. – У каждого из вас есть свой запас баллов, и всем хочется, чтобы он был больше без лишних усилий. Шанс перед вами. Если вы убиваете другого игрока, его баллы переходят к вам. Икума, твое наказание будет ждать тебя ночью. Повисла тяжелая пауза. Йо-ка грузно опустился на подлокотник дивана и, подперев голову холодными ладонями, уставился в пол: о чужой смерти по телевизору здесь сообщают будничным тоном ведущего прогноза погоды. Слишком страшно, слишком больно, слишком жестоко… – Таканори, – Тсузуку подошел к телевизору и с демонстративной скрупулезностью принялся стирать с экрана пыль, старательно игнорируя все происходящее вокруг. – Не хочешь нам ничего объяснить? – Что? – Руки не успел собраться, а потому в его вопросе просквозила странная неуверенность, смешанная с испугом, однако мужчина тут же опомнился. – О чем ты? – Не тупи, – Тсузуку резко развернулся и столкнулся с Таканори почти нос к носу. – Кто там у нас любит идти по чужим головам? – Я не… Ты что, думаешь, будто это я его прикончил? – от неожиданности Руки шарахнулся назад. – Ты больной ублюдок! Вокалист Mejibray метнулся по направлению к мужчине, будто собираясь его схватить, но Таканори успел среагировать быстрее: взвизгнув, он кинулся к Йо-ке и тут же спрятался за его спиной. В ужасе оглядывая остальных музыкантов, Руки сипло прошептал: – Да не убивал я его! Не убивал! Зачем мне это, я узнал про баллы только сейчас, с вами! Тсузуку попытался обойти Йо-ку со спины, чтобы все-таки добраться до Руки, но, догадавшись, что так просто это сделать не удастся, мрачно посмотрел на вокалиста Diaura: – Лучше уйди в сторону по-хорошему. Таканори судорожно оглядывался по сторонам в поисках поддержки, но остальные музыканты находились в ступоре и лишь бессмысленно пялились в погасший экран телевизора, будто стремясь забыть, что где-то наверху медленно остывает тело Бё. – Вы что, не понимаете, что это он?! – Тсузуку сорвался на возмущенный крик. – Кто еще здесь может пойти на такое? – Я ничего не делал! – Таканори тоже перешел на крик. – Я был в ванной! Покосившись за плечо, Йо-ка убедился, что волосы Руки на самом деле были еще мокрые – даже на открытом участке шее виднелись капли воды. – Тсузуку, мы не имеем право судить, основываясь лишь на том, кто нам нравится, а кто нет, – Йо-ка старался говорить невозмутимо, но сердце за тонкой майкой выдавало какой-то неистовый вальс. – У кого-нибудь есть стопроцентное алиби? – У меня, – вокалист Mejibray вызывающе поднял голову. – Я был в комнате с Рёгой. Рёга поспешно кивнул, подтверждая слова мужчины, после чего Юуки, чуть помявшись, тоже сказал, что был на кухне с Йо-кой. Койю признался, что находился в комнате один, Казуки с Манабу сдавленно промолчали, Коичи тоже мрачно покачал головой, а Икума только отвернулся в сторону, скрестив руки на груди. – Какое, блять, алиби?! – Тсузуку все чаще казалось, что он находится здесь с умственно отсталыми. – Разве не понятно, что это Таканори? – С чего это вдруг? – Руки отчаянно замахнулся, но тут же растерянно замер, так и не решив, кого он собирался бить. – Кто докажет, чем вы с Рёгой занимались? Может, свернули Бё шею, а сейчас покрываете друг друга? Побелев, Тсузуку кинулся к Таканори, и Йо-ка, предугадав его планы, швырнул Руки в сторону, а сам принял на себя удар вокалиста Mejibray, больно перехватив его за предплечье и прижав к своему бедру. Тсузуку несколько раз дернулся, попытавшись выбраться, но хватка Йо-ки была крепкой, и мужчина злобно прошипел: – Ты что, тоже с ним? Может, вы решили на пару покрошить нас всех? – Тебя в первую очередь, – с раздражением отозвался вокалист Diaura, ощущая, как все пары глаз направлены на них. – До тебя еще ничего не дошло, идиот? Нас всех пытаются стравить, чтобы игра стала интереснее, но пока ведешься только ты. От твоего самосуда будет только хуже, пойми же ты. – Это ты пойми, – Тсузуку больно заехал локтем в живот мужчине. – Здесь больше никто не сможет просто взять и убить другого человека. А он смог один раз. Сможет и другой. Все это время Таканори медленно отходил к проходу, пытаясь максимально спрятаться за чужими спинами: мужчина понимал, что ситуация явно складывается не в его пользу. – Я никого не трогал! – на этот раз в голове Руки сквозило какое-то отчаяние. – Я был в ванной! Честно! Таканори видел, как в глазах остальных музыкантов растет холодное недоверие. Он наблюдал за тем, как все пятились от него, глядя, словно на смертельно больного. Он осознавал, что его словам не хотят верить. – Нет доказательств! – крики Таканори стали совсем хриплыми, а он все больше походил на загнанную в угол птицу с подбитым крылом. – Это мог быть любой! – Послушайте, – убедившись, что Тсузуку успокоился и больше не предпринимает попыток вырваться, Йо-ка отпустил его, жестко отпихнув от себя. – Мы не знаем, кто это сделал. Если начнем ругаться друг с другом, станем еще хуже: мы уже через это прошли. Сейчас нужно держать себя в руках и не поддаваться – это самое важное. Мы должны наблюдать друг за другом и не терять бдительности, но и не сходить с ума. Иначе выбраться отсюда не выйдет ни у кого. Выдохнув после столь серьезной речи, Йо-ка внимательно осмотрел присутствующих, понимая, что только в его силах сейчас направить их деятельность в нужное русло. Вокалисту Diaura тоже было страшно, ведь кто-то из музыкантов только что спокойно свернул шею человеку, а сейчас стоит здесь и усиленно изображает непонимание. Йо-ка испытывал отвращение к Таканори, высокомерное поведение холеного вокалиста его раздражало, но никто не мог доказать, что убил Бё именно он. – Сейчас нужно успокоиться, – Рёга решил внести последний вклад к созданию относительного спокойствия. – Все взвесить и обсудить, иначе окончательно превратимся в животных. Музыканты мрачно переглядывались. Конечно, никто не хотел сидеть за столом с потенциальным убийцей, но пока это был самый разумный выход из ситуации, ведь обвинить Таканори просто так нельзя, хотя подсознательно все были уверены, что это он. Однако сейчас в гостиной, утонувшей в сумерках, было темно и тихо, но расходиться никто не спешил – вместе все равно было не так страшно. – Послушайте, – голос Казуки напоминал жалобный перезвон лопнувшей струны. – Нужно… что-то сделать с Бё. Похоронить… Я видел лопаты на кухне… – Еще чего, – Таканори тут же взвился и спрятал руки в карманах. – Ваш друг – ваши проблемы, а я не собираюсь ночью копаться в земле. Гордо подняв голову, Таканори первым удалился из комнаты с видом человека, которого только что безосновательно оскорбили. Остальные музыканты медленно потянулись за ним: кто-то, как Тсузуку, хмыкал и молча уходил, кто-то виновато смотрел в глаза участников Screw, как Уруха, а кто-то просто старательно отводил взгляд в сторону. Юуки замялся было у порога, но Йо-ка крепко схватил его за запястье и подтолкнул в сторону выхода. – Извините, – вокалист Diaura сосредоточенно посмотрел на сероватые лица Казуки и Манабу. – Но это на самом деле ваши проблемы. * * * – Юуки, я бы не хотел, чтобы ты спал один. Вокалист Lycaon удивленно вздрогнул и поднял голову: Йо-ка стоял на пороге его комнаты и внимательно смотрел на него. Мужчина выглядел измотанным: только что вымытые волосы Йо-ки облепили его бледное лицо, глаза тускло блестели, а пальцы нервно постукивали по поверхности бедра, будто бы музыкант не знал, куда деть руки. Понимая, что лишних вопросов вокалист Diaura просто не выдержит, Юуки понимающе кивнул и начал было собирать свое белье, но Йо-ка покачал головой и, мягко оттолкнув мужчину, сам перехватил толстый матрас, подушку и изношенное одеяло. Юуки слабо улыбнулся в благодарность и последовал за вокалистом Diaura в его комнату, в глубине души радуясь, что мужчина не оставил его в одиночестве. Он по-прежнему чувствовал, как от Йо-ки его отделяет толстая стена льда, но у самого основания этой стены явно побежали тонкие трещинки. И Йо-ка тоже чувствовал это, иначе он бы не пришел в комнату Юуки этой ночью. Пока вокалист Diaura растерянно заправлял вторую кровать, Юуки смотрел на его узкую спину, обтянутую тонкой майкой, и кутался в чужую толстовку, ощущая, как его тянет к этому человеку все больше. Если бы Юуки мог это остановить – он бы попытался, ведь меньше всего он хотел мешать Йо-ке, но почему-то что-то внутри подсказывало, что они должны держаться рядом. «Я буду оберегать тебя» – пронеслось в голове вокалиста Lycaon, пока он наблюдал, как Йо-ка, не глядя в его сторону, разглаживает невидимые складки на одеяле. «Сделаю все, чтобы ты выжил». – Ты чего? – Йо-ка вдруг резко обернулся и в упор уставился на смутившегося Юуки. – Что-то не так? – Не могу перестать винить себя за то, что не помог Казуки с Манабу. Их лица… Там было столько боли. – Послушай, – повинуясь какому-то внутреннему порыву, вокалист Diaura подошел вплотную к Юуки и осторожно сжал пальцы на его здоровой руке, из-за чего тот слабо улыбнулся. – Здесь каждый должен быть сам за себя. Юуки, в таких ситуациях заботиться нужно только о себе, пойми же ты. – Я… – Думаю, что сейчас лучше всего просто лечь спать. Слишком сложный день. – Как и все здесь. * * * – Койю… Койю, ты что, уходишь? Уруха неловко замер у двери, будто бы кто-то просто нажал паузу на не самом удачном моменте малобюджетного фильма. Мужчина медленно поднял голову, но так и не заставил себя встретиться взглядом с Таканори, остановившимся напротив него. Руки переминался с ноги на ногу, теребил оборванные края своего кардигана, кусал губы – делал все, чтобы создать видимость хоть какого-то действия. – Ты правда думаешь, что это я? – Таканори горько улыбнулся и убрал с лица мокрые пряди волос. – Ты думаешь, что я убил Бё? – Я не… – Койю мямлил что-то невнятное, не отрывая взгляда от пола, а раздражение в нем только росло. – Нет никаких доказательств, что это был ты, но… Не удержавшись, Таканори рухнул на колени и, закрыв лицо руками, поднял голову, будто собрался молиться прямо здесь, в отсыревшей комнате со спертым воздухом. Плечи мужчины подрагивали, но он не плакал, не всхлипывал, не кричал – только беззвучно сотрясался на полу. – Когда все пошло не так? – Руки отнял пальцы от лица, и его рот исказил молчаливый крик. – Почему даже ты отворачиваешься от меня? У меня больше никого нет, только ты! Последние силы оставили Таканори, и он свалился прямо на холодный пол, как куча тряпья. Мужчина трясся в истерике, перегибаясь почти пополам, царапал пальцами деревянный пол, обдирая их до крови, и жалобно смотрел на Уруху, будто моля его о помощи. – Прости, – так и не сумел набраться сил, чтобы посмотреть в глаза Таканори, Койю стыдливо пробормотал неразборчивое извинение и выскользнул за дверь. В руках у мужчины были одеяло и подушка: этот день многое расставил по своим местам. Слишком больно было бросать Руки, с которым он пробыл рядом столько времени, но Уруха все чаще стал осознавать, что от того человека, которого он знал, почти ничего не осталось. К тому же, так хотелось побыть с Юуки, поговорить с ним нормально, а не какими-то обрывками. Да и не хотелось Койю, чтобы вокалист Lycaon ночевал в одиночестве… Но не успел Уруха сделать и нескольких шагов, как в конце коридора послышались чьи-то голоса. Затаившись за углом, мужчина сдавленно наблюдал, как мимо прошли Йо-ка с постельным бельем в руках и Юуки. Койю видел их буквально несколько секунд, после чего музыканты скрылись за дверью комнаты Йо-ки, но в этот момент в груди Урухи что-то оборвалось. – Слишком устал, – вздрогнув, мужчина прислонился лбом к шершавой стене и зажмурился, ощущая, как тело охватывает мелкая дрожь. – Я слишком устал.