Prayers

Йо-ка резко открыл глаза и попытался пошевелиться, однако вместо четкого изображения вокруг плыли лишь цветные круги. Более того, мужчина вдруг ясно осознал, что не может сдвинуться с места, благодаря чему сознание к нему вернулось гораздо быстрее. Поморщившись, Йо-ка сумел сфокусировать взгляд: сначала вокалисту показалось, что в комнате он находится один, но постепенно он сумел различить в полумраке обмякшие тела остальных музыкантов. Помещение, в котором они очнулись на этот раз, было тесным, а воздух в нем пах сыростью и еще чем-то странным – чем-то, что Йо-ке не удалось определить сразу. Комната имела форму идеально ровного квадрата, и единственным источником света в ней была висящая под самым потолком тусклая лампочка, выкрашенная в красный. Почему-то это место напомнило вокалисту Diaura инфекционное отделение. Неожиданно рядом с Йо-кой раздался сухой кашель – будто где-то в углу загремели кости – и уже через секунду рядом с мужчиной поднялась растрепанная голова Тсузуку. Между руками музыкантов, безвольно лежащими на холодном бетонном полу, было около двадцати сантиметров, и только сейчас вокалист Diaura заметил, что запястья всех находящихся в комнате были плотно прикованы к стене. – Что за хуйня? – по тому, как конвульсивно задергался Тсузуку, стало понятно, что это обстоятельство не осталось без его внимания. – Что опять такое? – Новое испытание, – прикованный к соседней стене Рёга тоже пришел в себя и хмуро изучал обстановку. – Черт, вообще не могу шевелить руками. Остальные музыканты очнулись в течение минуты. Еще ни одно испытание не заканчивалось благополучно, а потому тяжелое предчувствие сдавило грудь Йо-ки, отозвавшись болью где-то в пояснице – мужчина с неприязнью отметил, что сидеть в одной позе на ледяном полу без возможности пошевелиться – не самое приятное занятие. После короткой переклички выяснилось, что все музыканты прикованы к стене и максимум, на что они сейчас были способны – беспомощно вертеть головами и толкаться ногами. Неожиданно Бё вскрикнул и кивком головы указал в угол комнаты – словно по команде, все музыканты развернулись и обратили внимание на то, что не заметили сразу: на одной из стен располагалась тяжелая металлическая дверь с массивным замком. – Смотрите! – Рёга дернул рукой, но только поморщился от боли и с раздражением вздохнул. – Под дверью пульт. Ближе всех к выходу оказался Уруха. Извернувшись под каким-то немыслимым углом, ботинком он сумел пододвинуть пульт к себе и после нескольких неудачных попыток все же нажал коленом на крупную красную кнопку. Сначала музыканты услышали знакомый звук помех, и уже через секунду под потолком замерцал экран старого телевизора. Искаженный механический голос монотонно заговорил: – С каждым днем вы становитесь ближе друг к другу, но разгадка главного секрета по-прежнему за пределами вашего сознания. Что ж, надеюсь, что новое испытание подтолкнет вас на верный путь. Услышав об испытании, Коичи нервно захныкал, из-за чего Тсузуку с раздражением прикрикнул на него, боясь упустить самое важное. – Этой ночью вам под кожу были вживлены игральные кубики, на каждом кубике написана буква. Выйти из этой комнаты можно, только подобрав пароль к замку, все буквы пароля находятся на ваших кубиках, но порядок вы должны определить сами. На решение загадки вам дается час: по истечении шестидесяти минут комнату заполнит ядовитый газ. Вы прикованы к стене и почти не можете шевелиться, но один из вас свободен – этот человек станет вашим пастырем. Под дверью находится нож: если сумеете добыть все буквы и разгадать пароль – ваша жизнь спасена. Игра началась! Экран дрогнул, но уже через секунду вместо размытых помех на нем появились белые цифры. С запоздалым осознанием до музыкантов дошло, что это был таймер. Мужчины с ужасом переглядывались, понимая, что не могут вымолвить ни слова: впервые секунды таяли прямо на их глазах. – Я не хочу умирать! – первым опомнился Коичи. – Почему вы сидите?! Сделайте что-нибудь! Помогите! – Заткнись! – Йо-ка побледнел, но к Коичи даже не повернулся, продолжая с напряжением всматриваться в экран телевизора. – Нужно придумать, как сейчас действовать. Кто не прикован к стене? После слов вокалиста Diaura в тесной комнате повисло тягостное молчание: казалось, вибрирует только спертый воздух. Музыканты подозрительно косились друг на друга, но никто не спешил открывать карты и брать ответственность на себя. Из отведенного часа прошло ровно четыре минуты. – Блять, вы тупые? – Тсузуку снова сорвался на крик. – Он спросил, кто тут может двигаться? Вы что, хотите сдохнуть? Йо-ка с неприязнью посмотрел на вокалиста Mejibray: его импульсивность и стремление перехватить лидерство выводили из себя, не давая сосредоточиться на главной проблеме. Впервые за все время нахождения в этом жутком месте Йо-ка ощутил настоящий, животный страх: раньше он был способен двигаться, мог бороться на свою жизнь – теперь он зависел от кого-то другого. На спине мужчины выступили капли холодного пота, и вокалист Diaura, с трудом подавив дрожь, хотел заговорить снова, но неожиданно в комнате раздался жалобный лязг цепей. – Твою мать, – на секунду глаза Тсузуку расширились, но уже через секунду он сумел взять себя в руки и издевательски протянул. – А вот и наш пастырь. Растирая затекшие запястья, в центре комнаты замер Таканори: в глазах мужчины метался недобрый огонек, а на разбитых губах застыла кривоватая улыбка, от которой свежие ссадины от вчерашних побоев на его скуле натянулись. Во всем его облике было что-то жуткое, почти мистическое: черный кардиган совсем истрепался, и только один его косой край болтался у колен Руки, чьи пальцы покраснели и опухли. Глядя на вокалиста The Gazette, Рёга неуютно поежился и с отвращением отвел глаза, не желая сталкиваться с ним взглядом. – Ты же понимаешь, что делать глупости не стоит? – нахмурившись, Йо-ка прислонился затылком к холодной стене и, не дожидаясь ответа, жестко процедил. – Таканори, ты это понимаешь? Руки повернул голову в сторону вокалиста Diaura, но лишь пусто посмотрел куда-то сквозь него и, замешкавшись, поднял с пола небольшой идеально заточенный карманный нож. Йо-ка почувствовал, как что-то внутри сосредоточенно напряглось, но не успел вымолвить ни слова: – Только попробуй сделать еще шаг! – Тсузуку дернулся вперед, но цепи натянулись, и мужчина больно отлетел обратно к стене. – Сука, я должен был убить тебя еще вчера! Стой на месте! Тварь! Ублюдок! Рёга что-то прокричал вокалисту Mejibray, но тот даже не обратил на него внимания, продолжая бешено метаться на своем месте с оглушительным металлическим звоном. Таканори продолжал посмеиваться и, не обращая внимания на лилово-синий подтек на подбородке, изучал блестящее лезвие ножа. – Да заткнись ты, – Йо-ка не сумел подавить порыв ярости и непроизвольно дернулся в сторону Тсузуку. – Всем плевать на твои симпатии и истерики, нужно что-то делать! – Хочешь составить план? – Тсузуку расхохотался и неожиданно перестал метаться, как раненое животное на привязи. – Ну давай, наш опытный руководитель! Что же предложишь на этот раз? Может, безвольно полежать, пока это существо перережет нам глотки и спокойно выйдет отсюда? – Нет, ты что, – забыв о цепях, Йо-ка дернул рукой и тут же побелел от боли. – Лучше устраивать истерики и демонстрировать свой характер, это же так вовремя. Мужчины с ненавистью переглянулись, и Тсузуку вызывающе облизнул нижнюю губу, всем своим видом говоря, что только цепи сдерживают его от того, чтобы не превратить лицо вокалиста Diaura в такое же месиво, что сейчас было на губах и скулах Таканори. Йо-ка презрительно прищурился: сознание подсказывало, что испытание продолжается, а значит, за необдуманные поступки снова спишут баллы, но больше всего хотелось высказать Тсузуку в лицо всю правду. – Осталось сорок семь минут, – тихий голос Юуки показался чужим и совсем не к месту. – Пожалуйста, хватит. Успокойтесь. Остальные музыканты с одобрением переглянулись, однако вскоре их лица снова исказил ужас: секунду на экране таялись с мучительной скоростью. Заметив, что Рёга хочет что-то сказать, Йо-ка тут же собрался с силами и, понимая, что уступать лидерство ни в коем случае нельзя, резко произнес: – Таканори, не делай глупостей. Ты можешь всех нас убить, но тогда в одиночку ты не успеешь разгадать код. Ты же не хочешь умереть сам? Нужно действовать вместе. Йо-ка старался говорить спокойно и размеренно, однако его сердце в этот момент было готово просверлить дыру в легких и, разломав ребра, вывалиться наружу. Он должен подобрать правильные слова, он должен спасти себя. – Будь моя воля, я бы прирезал вас всех разом, – Таканори горько усмехнулся и с неподдельным отвращением смерил Тсузуку взглядом, после чего медленно, делая паузу между каждым словом, продолжил. – Вы недостойны даже стоять рядом со мной, но раз уж так сложилось… Я готов сотрудничать. Но где искать эти буквы? И кто позволит мне резать? При слове «резать» Юуки, не сдержавшись, всхлипнул, а Бё побелел и даже немного сполз вниз по стене. На истерические завывания Коичи внимание обращать перестали в самом начале, однако каждый находящийся в комнате понимал, что и сам вовсе не далек от такого состояния. Рёга несколько раз собирался с силами, чтобы предложить свою кандидатуру, но каждый раз, представляя нависшего над ним Таканори с ножом в руке, слабовольно отводил глаза в сторону. – Желающих нет, да? – Йо-ка тяжело вздохнул, внимательно глядя на Тсузуку. – Каждый хочет быть лидером, но действовать почему-то никто не хочет… Режь! – Что? – Руки в ступоре посмотрел на вокалиста Diaura, нахмурив брови. – В смысле режь? – Ты, блять, отбитый что ли? – Тсузуку уже не кричал, однако даже его шепот был пропитан ядом. – Йо-ка, так не терпится сдохнуть? Не обращая внимания на Тсузуку, вокалист Diaura внимательно смотрел на Таканори, медленно объясняя тому, что сначала нужно найти место с кубиком, а затем осторожно разрезать и достать заветную букву. Неожиданно бледный Руки слушал это с отрешенным выражением лица и рассеянно кивал: вся его уверенность вдруг куда-то исчезла. Когда Таканори все-таки сделал шаг по направлению к Йо-ке, все резко затихли и буквально бурили взглядами двух мужчин. Вокалист The Gazette медленно опустился на колени рядом с Йо-кой и, поджав припухшие губы, заглянул в его глаза, вспомнив, как прошлой ночью они смотрели друг на друга точно также. – Йо-ка… Взгляды всех находящихся в комнате устремились на смутившегося Юуки, успевшем пожалеть о своем порыве: смотреть на то, как зловещая тень Руки нависает над неподвижным Йо-кой было невыносимо. Однако сам вокалист Diaura покачал головой и одними глазами указал на тикающий таймер. – У меня ноет плечо, – Йо-ка снова перевел взгляд на бледное лицо Таканори. – Думаю, что кубик именно там. Руки напряженно кивнул и заправил волосы за ухо непослушными опухшими пальцами с облупившимся маникюром, после чего второй рукой оттянул ворот свободной толстовки Йо-ки – бледную кожу от плеча до ключицы рассекал тонкий красный шрам, под которыми ясно виднелись очертания кубика. Таканори поморщился, но вокалист Diaura покачал головой и нервно прошептал: – Быстрее. Руки сам не понял, в какой момент занес нож и одним движением прорезал неожиданно тонкую кожу мужчины, отчего Йо-ка сдавленно выдохнул и непроизвольно подался вперед, ощущая, как грудь медленно заливает теплая кровь. – Йо-ка! Юуки попытался рассмотреть хоть что-нибудь из-за плеча Руки, но видно было только побелевшие пальцы вокалиста Diaura, болезненно царапающие бетонный пол. Даже Коичи резко замолк и с любопытством наблюдал за страшным процессом. Тсузуку демонстративно отвернулся к стене, однако покосившийся на него Рёга заметил, что краем глаза тот все равно пристально следит за каждым действием Таканори, который сейчас, зажмурившись от подступившей к горлу тошноты, просовывал пальцы в получившийся прорез. Йо-ка молчал, плотно стиснув губы, однако по тому, как он закатывал глаза каждый раз, когда из-под пальцев Таканори выбегала новая струйка крови, было понятно, что болевые ощущение брали верх. В какой-то момент всем показалось, что вокалист Diaura сейчас лишится сознания, но тот снова и снова открывал глаза, пытаясь сфокусировать помутневшие зрачки на таймере. – Есть! – Таканори хрипло выдохнул и крепко сжал в окровавленной ладони крошечный кубик. – Что за буква? – Йо-ка вновь приоткрыл глаза и устало посмотрел на Руки. – Е. Повисла еще одна тяжелая пауза – до конца игры оставалось тридцать семь минут. Таканори сунул кубик в карман кардигана и, поднявшись с колен, обвел мрачным взглядом остальных музыкантов. Руки чувствовал, как внутри него дрожит невидимая струна: позор вчерашней ночи, все унижения и боль, что ему пришлось пережить – это было гораздо страшнее ссадин и синяков, оставленных Тсузуку. Таканори знал, что время отплатить еще настанет, однако совладеть с собой было сложно: у него был нож, а остальные были так соблазнительно беззащитны… – Ну? – Йо-ка сумел справиться со сдавившей горло болью и, насколько это было возможно, попытался приподняться, игнорируя липкое от крови плечо. – Кто следующий? – Давай, – Рёга не узнал свой дрожащий голос и даже прокашлялся, чтобы эта мелкая дрожь исчезла и не выдавала его паники. – Думаю, что где-то в районе щиколотки. Тсузуку с сомнением посмотрел на мужчину, но тот настойчиво избегал его взгляда. Вокалист Mejibray досадливо поморщился: с одной стороны, было понятно, что сейчас идет очередное испытание и действовать нужно быстрее – иначе заветные баллы уплывут. А с другой, непонятная тревога за Рёгу, над которым прямо сейчас навис Таканори, выбивала Тсузуку из колеи, не давала ему руководствоваться одним лишь холодным расчетом. Мужчина вспомнил, как вчера после всего пережитого Рёга все равно прижимал его к себе и успокаивающе гладил по голове, хотя сам с трудом унимал дрожь в пальцах. – Черт! Вокалист Born взвыл и откинулся на холодную стену, а Таканори, вытерев окровавленные руки об его джинсы, уже рассматривал второй кубик. – С, – коротко сообщил он. – Тридцать четыре минуты, – мрачно прокомментировал Йо-ка. – Либо торопимся, либо задыхаемся. Пока Таканори будет доставать буквы, думайте над паролем. У нас уже есть Е и С. – Как много информации, – Тсузуку издевательски хмыкнул, но тут же изменился в лице и уже серьезно произнес. – Режь. Но только попробуй сделать что-то не то. – Ты не в том положении, когда можно диктовать условия, детка, – Руки развернулся к вокалисту Mejibray. – Лучше утону в блевотне, чем дотронусь до тебя. – Таканори! – мрачно молчавший до этого Койю угрожающе окликнул одногруппника. – Мы все не в том положении. Вокалист The Gazette болезненно дернулся, словно в него запустили чем-то тяжелым, а затем с какой-то жалобной надеждой посмотрел на Уруху, словно прося, чтобы события всех предыдущих дней испарились из его памяти. После этого Таканори сел на корточки рядом с Тсузуку и, глубоко вздохнув, с трудом подавил желание хорошенько впечатать его лицо в бетонную стену. – Я не знаю, где буква, – вокалист Mejibray пожал плечами. – Ничего не чувствую. – Сука, – лицо Таканори исказила гримаса злости. – И что ты мне предлагаешь? Искромсать тебя всего? – Без лишних эмоций, – раздраженно прикрикнул Йо-ка. – Ощупай его, ты почувствуешь! Руки и Тсузуку с ненавистью переглянулись, однако таймер оставлял мужчинам ровно полчаса, и вокалист Mejibray, наступив на горло гордости, слабо кивнул, и Таканори запустил пальцы под его джинсовую рубашку, медленно ощупывая сухую холодную кожу. Казалось, между музыкантами сейчас пробегали настоящие электрические искорки и кто-то из них вот-вот должен сорваться, однако пока все было спокойно. – Любовник из тебя никакой, – Тсузуку нервно хохотнул. – Как же я тебя ненавижу, ничтожество. – Даже если каким-то чудом выберешься отсюда, сопьешься в ближайшей помойке, – злобно отозвался Руки, ощупывая живот мужчины так, словно это было что-то отвратительное. – Таких нужно держать в клетках, ты животное… Нашел! Пальцы Таканори остановились на пространстве между сосков Тсузуку: там явно ощущались выступающие ребра игрального кубика. Вокалист Mejibray сглотнул и, не желая показывать страх, выпятил грудь вперед, пока остальные музыканты с опасением следили за их с Руки словесной перепалкой. Еще несколько движений, и Тсузуку вскрикнул, когда на его джинсовой рубашке прямо в районе сердца расплылось бурое пятно. Таканори засунул пальцы в рану резко, не дав вокалисту Mejibray опомниться, и уже через секунду произнес: – И. После того, как три кубика с буквами были получены, дело пошло быстрее: то ли жажда жизни в музыкантах была сильнее страха и недоверия к Руки, то ли в этом месте атрофировались последние их чувства, но кубики Койю, Бё, Казуки, Манабу и Коичи Таканори достал сравнительно быстро – в запасе оставалось еще пятнадцать минут. Мужчины, забыв о боли и струящейся крови, судорожно думали, что же можно придумать из букв К, И, Е, Е, Н, И, П, С, однако в голову ничего так и не приходило. Понимая, что остался только он и Икума, Юуки неуверенно посмотрел на вокалиста Reign, но тот безразлично уставился под ноги – кажется, с самого начала испытания он даже не поднял головы. – Надеюсь, что Тсузуку все-таки подхватил какой-нибудь СПИД, и сейчас ты тоже присоединишься в его компанию. Юуки испуганно вздрогнул, когда рядом с ним раздалось хриплое дыхание Таканори. Занятые разгадкой головоломки, остальные музыканты даже не заметили, как Руки приблизился к вокалисту Lycaon – да и говорил он слишком тихо, чтобы быть услышанным. Таканори опустился на колени и наклонился к самому лицу Юуки, одарив его взглядом, полным ненависти. Впервые мужчина видел Таканори так близко, а потому вокалисту Lycaon он показался особенно жутким и вымученным – левое веко Руки мелко подрагивало, выдавая его тревогу. – Мелкая лицемерная дрянь, – Таканори, убедившись, что в их сторону никто не смотрит, медленно прорезал ладонь Юуки так, что тот болезненно сжался. – Ты пройдешь через все, через что пришлось пройти мне. Когда нож еще раз прошелся по горлу вокалиста Lycaon, оставив на нем длинную алую отметину, мужчина собрал все свои силы и, справившись с болью, стянувшей кожу, тихо произнес: – Таканори, я не виноват в твоих несчастьях. Таканори, пожалуйста, просто достань кубик, он около правой лопатки. – Я тебя ненавижу, – Руки непонимающе качал головой. – Почему именно ты? Чем ты лучше меня? – Эй! – где-то в стороне раздался встревоженный голос Йо-ки. – Все нормально? Почему вы застряли? Таканори пробормотал что-то неразборчивое и, не особо считаясь с мнением Юуки, просто разрезал его рубашку, после чего вспорол кожу между лопатками и с ловкостью достал нужный кубик. Всхлипнув, вокалист Lycaon безвольно сполз по стене, оставив на ней влажный алый след. На секунду Йо-ка забыл о происходящим и с тревогой взглянул на побледневшего Юуки, а потому не сразу услышал спокойный голос Таканори: – У. – Десять минут! – Казуки нетерпеливо мотнул головой, игнорируя ноющую боль в прорезанном животе. – Доставай последнюю букву, нужно думать над паролем! – Господи, – Коичи снова захныкал. – Мы не успеем! Чувствуете этот запах? Они уже пустили газ! Йо-ка напрягся. При всем недоверии к вечным истериками Коичи, мужчина не мог не признать, что уже около десяти минут его глаза предательски щипало, а слизистую носа раздражал едва ощутимый запах – кажется, травля уже началась. – Не глупи, – вокалист Diaura переглянулся с Рёгой, и тот озабоченно кивнул, подтверждая его догадки, после чего Йо-ка с наигранной уверенностью проговорил. – Еще целых десять минут, все в порядке. Таканори… Таканори? Йо-ка удивленно повернулся к углу, где сидел поникший Икума. Руки остановился напротив него и несколько раз окликнул мужчину, однако тот не реагировал и никак не отзывался, из-за чего со стороны казалось, что он и вовсе уснул: упавшие на лицо волосы закрывали глаза музыканта, поэтому было непонятно, открыты они или нет. Таканори ясно видел очертания кубика на обратной стороне ладони мужчины – прямо между двумя набухшими выпирающими венами. Секунды мучительно таяли, и Руки рискнул: быстро присев на корточки, он потянулся к Икуме, как вдруг комнату огласил истошный вопль: – Не трогай! От неожиданности Таканори отшатнулся назад и чуть было не потерял равновесие, а Икума продолжал кричать, слепо ощупывая комнату сузившимися зрачками. Вокалист Reign конвульсивно дергал ногами, словно хотел оторвать от стены цепи, туго сковавшие его запястья. – Твою мать! – Руки выругался, когда Икума с бешеными крикам снова метнулся в его сторону. – Что с ним? – Не подходи! Не трогай меня! Не трогай! Йо-ка оглянулся на таймер: семь минут. Сердце бешено колотилось в груди, крики Икумы и вопросительный взгляд Таканори не давали собрать разбегающиеся мысли, и вокалист Diaura застонал, прикусив губу. Голова раскалывалась, но выход из этой ловушки упрямо отдалялся, а вместе с ним таяли и последние шансы на спасение. – Просто подойди и вырежи этот кубик! – Тсузуку снова сорвался на крик, сразу утонувший в лязге металлических цепей. – Что ты встал?! – Я похож на идиота?! – Таканори мигом взвился и переключился на Тсузуку. – Чтобы он пробил мне череп? У него, черт возьми, какое-то бешенство! – Пять мину-у-ут, – Коичи истерично взвизгнул. – Я не могу дышать! Музыканты беспомощно вертели головой, словно рыбы, из привычной среды обитания которых вдруг выкачали всю воду. Таканори несколько раз пытался приблизится к Икуме, однако тот начинал кричать и метаться с новой силой. Светлые волосы музыканта растрепались и торчали во все стороны, а его ровно очерченные губы вдруг приобрели какой-то синеватый оттенок и стали выделяться на коже, как трупные пятна. Из помутневших глаз вокалиста Reign, обычно наполненных холодным безразличием, катились прозрачные слезы, в то время как рот мужчины жутко искажался в судорожных рыданиях. Вся его потусторонняя красота мигом исчезла: теперь Икума вызывал только ужас и отвращение. Взгляд Йо-ки метался по комнате, словно тут должно было быть что-то, чего он не заметил в первый раз и что могло бы им помочь; Коичи, как и Икума, в голос ревел, уверяя, что чувствует, как ядовитый газ разъедает его легкие, а Рёга, прикрыв глаза, принялся считать секунды до смерти. – Тише, Икума, – сжав кровоточащую ладонь в кулак, Юуки слабо улыбнулся и повернулся к корчившемуся на полу музыканту. – Все хорошо, никто тебя не трогает. Икума продолжал выть, не обращая внимания на происходящее вокруг, а остальные музыканты посмотрели на Юуки, как на умалишенного, однако тот уверенно продолжал: – Пожалуйста, поверь мне: все в порядке. Никто не будет тебя трогать, никто даже не прикоснется к тебе. Ты же мне доверяешь? Осталось ровно три минуты. Икума все еще бился в конвульсиях и кричал, однако его прищуренные черные глаза в растерянности скользнули по лицу вокалиста Lycaon, что не осталось без его внимания. – Вот видишь, ничего не происходит, – Юуки говорил медленно, словно убаюкивая мужчину, однако по побелевшему лицу музыканта было видно, что каждое слово дается ему с огромным трудом. – Пожалуйста, успокойся, все хорошо. Ты в безопасности, никто не станет подходить к тебе. Икума завороженно смотрел на вокалиста Lycaon: грудь мужчины еще судорожно дергалась, однако он уже перестал кричать и лишь иногда сдавленно сипел, царапая тонкими пальцами пол. Таканори оглядывался вокруг, не понимая, что вообще происходит, как вдруг Тсузуку мотнул головой, привлекая его внимание. Руки вытаращил глаза, на секунду забыв обо всех разногласиях, и пожал плечами. Тогда Тсузуку одними губами произнес: – Режь быстрее. Озарение пришло мгновенно. Пока Юуки, едва сохраняя вертикальное положение, продолжал отвлекать внимание Икумы, Таканори с неожиданной для его коренастой фигуры резвостью подскочил к вокалисту Reign и, пока тот не опомнился, резанул его руку и буквально выковырял кубик с заветной буквой: – Л! – Две минуты! – на этот раз Коичи и Бё закричали почти одновременно, однако их вопль потонул в новых завываниях Икумы. Руки метнулся к двери, негнущимися пальцами вытаскивая окровавленные кубики из кармана кардигана. Тесную комнату опутал хаос: Икума охрип, чтобы кричать в полный голос, и теперь с его стороны доносился только безумный лязг цепей, вызванный конвульсивными судорогами, ломавшими тело мужчины. Глядя на это, Коичи ревел, и кровь из его прокусанных губ смешивалась с мутными соплями и слезами, после чего стекала по открытой шее. – Чего вы ждете?! – Таканори в бездумном порядке пихал кубики в отверстие для пароля, однако пальцы не слушались его, и крупицы к спасению рассыпались по полу. – Помогите! Что, блять, за слово?! Шестьдесят секунд до уничтожения. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь. «П, Л, И, Е, И, Е… Что там еще?» – дышать становилось все труднее, и мысли Йо-ки покрывались какой-то пылью, из-за которой думать становилось все труднее. Сквозь полуопущенные веки мужчина видел, как Юуки за плечом истерично мечущегося Таканори совсем сполз по стене, а Тсузуку, низко опустив голову, что-то бормотал… Двадцать девять. Двадцать восемь. Неожиданно Руки замер, и его глаза дьявольски блеснули, после чего мужчина не сдержался и расхохотался так, словно сегодняшний день выбил из него остатки души. Рёга приподнял отяжелевший веки: воздух стал невыносимо плотным, и даже метания Икумы в этом киселе замедлились, как в старом кино. Вокалист Born покачал головой, прогоняя навязчивое видение из воспалившегося мозга, однако Таканори упрямо продолжал сидеть на коленях на полу и истерично хохотать, перекладывая кубики своими алыми от чужой крови пальцами. Шестнадцать. Пятнадцать. Руки резко схватил все кубики и метнулся к двери, с яростным остервенением пытаясь справиться с замком: сейчас в его руках был ключ к одиннадцати жизням. Десять. Девять. Йо-ка в последний раз встретился глазами с Тсузуку: соперничеству настал конец – конец настал вообще всему, а так много еще не сделано. Вокалист Diaura вдруг очень четко ощутил, как суть всех вещей в мире отдаляется от него, хотя так хотелось просто жить, просто цепляться дрожащими пальцами за каждый ускользающий день, ведь так много еще не сказано… Металлический грохот сотряс комнату. Тяжелая дверь отъехала в сторону, и красный обжигающий свет погас, окунув музыкантов во тьму, как в огромную банку с засохшей акварелью. Затем где-то вдалеке зажегся белый огонек, выхвативший из сумрака перекошенное лицо Таканори, чья грудь сейчас вздымалась со скоростью десятков тысяч вдохов в минуту. Капли бурой крови застыли даже на щеках и лбу вокалиста The Gazette, но Руки продолжал посмеиваться, хотя в его глазах застыл неподдельный ужас: казалось, что мужчина просто не может заставить себя остановиться. – Искупление, – вдруг прошептал Таканори, после чего снова согнулся пополам и расхохотался. – Искупление. Это был наш пароль.