Prayers

Забравшись на кровать с ногами, Юуки уткнулся замерзшим носом в острые колени и плотнее закутался в теплую толстовку Йо-ки, что, казалось, до сих пор хранит на себе его запах. С момента окончания испытания мужчине ни разу не удалось хотя бы заговорить с вокалистом Diaura: после случая на кухне тот сразу куда-то исчез. Юуки еще раз прокрутил в памяти тот момент, когда музыканты жадно хватали со стола куски жареного мяса и бездумно впивались в него зубами, и к горлу сразу подступил комок – не то слезы, не то тошнота. В комнате было темно, и Юуки с трепетом прислушивался к каждому мимолетному звуку за дверью, молясь, чтобы источником скрипящих шагов не оказался Йо-ка. Впервые видеть вокалиста Diaura отчаянно не хотелось. Юуки был уверен, что у мужчины к нему найдется много вопросов, только вот вряд ли хотя бы на один из них обнаружится ответ. Опасливо склонив голову перед замершим за замызганным окном черным небом, вокалист Lycaon, до боли прикусив губу, признался самому себе: больше всего он боится потерять Йо-ку. Юуки понимал, что просто недостоин находится рядом с этим человеком, ему не стоит даже думать о нем, но спутанные мысли то и дело возвращались к алым губам вокалиста Diaura. Чем больше Юуки думал об их недоступности, тем пленительнее было желание увидеть Йо-ку еще хоть раз, чтобы вновь ощутить рядом его ледяное спокойствие. С Йо-кой мужчина чувствовал себя защищенным от всех мировых бедствий, вместе взятых: спастись нельзя было только от самого себя. Входная дверь предательски скрипнула. Оборачиваться вокалист Lycaon не стал: он скорее почувствовал, как Йо-ка тихо проскользнул в комнату и задумчиво замер на пороге, прислонившись к стене. Юуки и сам не знал, как охарактеризовать свое отношение к этому человеку – просто казалось, что они были связаны еще до того, как их взгляды впервые столкнулись в этом месте. Юуки чувствовал, что Йо-ка может поймать любую его мысль, даже если та еще не была озвучена, а вокалист Lycaon, в свою очередь, был способен прочитать каждую эмоцию на чужом лице: даже слабое движение губ мужчины казалось ему таинственным знаком. По-прежнему беззвучно, словно тень, Йо-ка неожиданно направился к кровати Юуки и мягко опустился на самый ее край, пока вокалист Lycaon сжался на противоположной стороне. Где-то далеко разразилась в сиплых воплях неизвестная птица, и в ночной тишине этот крик напоминал последний всплеск воды под посиневшими ладонями утопающего. Юуки чувствовал, что от сидящего рядом мужчины его отделяют какие-то сантиметры, хотя на самом деле Йо-ка находился на берегу, в то время как его, Юуки, уносило в открытый океан. Вокалист Lycaon жалел, что не сумел сойтись с Йо-кой раньше: до судьбоносной встречи в этом лесу они пересекались бесконечное множество раз. Возможно, в одной из миллионов параллельных вселенных они бы все-таки сумели найти верный путь. А он, Юуки, сделал бы все, чтобы рядом с королевским фрегатом по имени Йо-ка не выглядеть подбитым парусником. – Хочешь задать мне много вопросов? – вокалист Lycaon решил, что даже сорвется в пропасть он грациозно. – А у тебя уже готовы ответы? – вопреки ожиданиям Йо-ка говорил совсем не то, что было заготовлено в сценарии Юуки. – Нет. – Тогда зачем задавать вопросы, если на них нет ответов? Впервые за ночь вокалист Lycaon резко поднял голову и обернулся, сталкиваясь с чужым взглядом бесчувственных глаз. Лицо Йо-ки оставалось идеально спокойным, будто он позировал для портрета, но Юуки был уверен, что в нахмуренных бровях и остром носу, что, казалось, стал еще больше напоминать клюв хищной птицы, не было на капли презрения или отвращения. Юуки не надеялся на второй шанс, но у него пока не отняли даже первого. – Йо-ка, ты солнце. – Погасшее, – вокалист Diaura горько усмехнулся, но чуть подвинулся к Юуки. – Так бывает? – Не знаю, – мужчина тоже не удержался и улыбнулся, хотя улыбка вышла удрученной. – Знаешь, я очень надеюсь, что мы встретимся еще раз где-нибудь в другой вселенной, и вот там я точно не позволю себе ничего испортить. Договорив свою странную речь, Юуки снова задумчиво отвел взгляд в сторону, зато вокалист Diaura теперь рассматривал его с плохо скрытым удивлением: Йо-ка будто впервые увидел, какие же запястья Юуки были тонкими, а его глаза – темными и усталыми. Сейчас между мужчинами происходил какой-то беззвучный диалог, когда сам факт одного присутствия рядом друг с другом помогал им во многом разобраться. Вокалист Diaura буквально физически ощущал, как его сердце усердно бьется, будто толкая его к человеку, сидящему напротив. Йо-ка привык во всем руководствоваться холодным разумом и забывать о почти завядших от долгой ненадобности чувств, ведь это помогало ему всегда руководить миром, развернувшимся под его ногами. А теперь Йо-ка сам стоял на пороге этого мира, и почему-то сейчас исчезли все страхи и опасения. – Может, лучше дать шанс этой вселенной? Прикрыв глаза, вокалист Diaura дернулся вперед, но тут же замер, будто наткнулся на невидимую стену из холодного бетона: устало распахнув веки, мужчина столкнулся лишь с растерянностью на лице замершего Юуки. Чертыхнувшись, Йо-ка вскочил на ноги и отошел к окну, сосредоточенно вглядываясь в мутную даль: его пальцы опять потянулись к заднему карману в поисках желанных сигарет. Не найдя и этого спасения, вокалист Diaura просто тяжело вздохнул и зачем-то принялся вести мысленный отсчет. На «семи» он понял, как сильно безжизненная усталость сковала его отяжелевшие плечи. На «двадцати» вдруг решил, что безумно завидует Тсузуку. Вокалист Mejibray жил лишь эмоциями, он следовал негласному импульсу и делал то, что ему захочется, и, пока Йо-ка расчетливо продумывал каждый шаг, Тсузуку оказывался на вершине, просто потому что действовал интуитивно. Йо-ка чувствовал, что вокалист Mejibray неравнодушен к Рёге, и был уверен, что это можно будет использовать против обоих мужчин, однако теперь осознал, что в проигрыше все равно оказался только он. Йо-ка заметил, как во время испытания Тсузуку смотрел на Рёгу: вокалист Mejibray выбрал щекотливую «правду» только потому, что «действие» могло навредить Рёге. Йо-ка никогда прежде не смотрел ни на кого так. Даже сейчас он понимал, что гордое самолюбие не позволяет ему приблизиться к Юуки, не позволяет ему стряхнуть с рук оковы и любить, просто любить. На первом месте стоит лишь победа, а остальное разбросано вокруг: он, Йо-ка, давно потерял все чувства. – Прости, – вокалист Diaura обессиленно покачал головой. – Я не могу любить, как Тсузуку. Я, кажется, ничего не могу. Юуки прищурился: впервые он видел Йо-ку таким потерянным и отчаявшимся – будто в этом мире он остался совсем один. Замявшись на секунду, вокалист Lycaon с осторожностью поднялся с кровати и замер рядом с мужчиной, едва ощутимо касаясь его плеча своим. В комнате было очень холодно, за окном бушевал ливень, атакующий хрупкое стекло косыми рваными атаками, и небо будто напоминало музыкантам, что помощи ждать неоткуда: спасать себя нужно самим. – Ты не Тсузуку, – наконец тихо произнес Юуки, наблюдая, как самая низкая сосна в лесу жалобно склонилась под очередным мощным порывом ветра. – А я не Рёга. Они выбирают свой путь, мы – свой. Просто позволь мне быть рядом столько, сколько сам посчитаешь нужным. – Зачем? – Йо-ка резко развернулся к собеседнику и даже чуть нагнулся, чтобы их глаза оказались на оном уровне. – Юуки, зачем тебе это? – Я не знаю, – вокалист Lycaon снова улыбнулся, и в этот раз он попытался придать улыбке всю возможную нежность, на какую только был способен. – Просто чувствую, что так нужно. * * * – Напомни, пожалуйста, почему мы сидим здесь, как идиоты, уже второй час? – Рёга с тоской покосился на грязно-желтую подушку, что сейчас казалась самым запретным соблазном. Старые часы на стене показывали половину третьего ночи, и после тяжелого дня вокалиста Born невыносимо клонило в сон, однако, стоило ему хоть на секунду прикрыть отяжелевшие веки, как Тсузуку тут же возмущенно окликал его злобным шепотом. Сам вокалист Mejibray сначала нарезал круги по комнате, нетерпеливо мотая головой, затем буквально прилип к окну, внимательно изучая непроглядную тьму, и в конце концов устроился на кровати, в упор уставившись на сонного Рёгу. – А если здесь стоят камеры? – вокалист Born загибал пальцы, перечисляя рациональные аргументы в пользу сна. – Тогда они… организаторы, увидят, что ты не спишь, и сегодня точно ничего не случится. – Блять, ты можешь просто помолчать? Тсузуку нахмурился, но на всякий случай облазил всю комнату, сунувшись в каждый пыльный угол, после чего вернулся на кровать и раздраженно вытянул из темных волос ошметки пыли. Гнев мужчины вновь обратился к Рёге, однако, заметив, что тот снова начинает подозрительно свешивать голову набок, вокалист Mejibray решил перейти к другой тактике: – Послушай, – Тсузуку с резвостью перебрался на чужую кровать и нагло пихнул Рёгу, устраиваясь поудобнее. – Ты не думаешь, что сегодняшнее испытание – ключ к разгадке? «Прислушайтесь к молитвам друг друга» – что это значит? Вокалист Born удивленно приподнял бровь, однако первые туманные признаки сна исчезли из его глаз: то ли в голове мужчины тоже были какие-то мысли на этот счет, то ли так подействовало приближение Тсузуку. Задумчиво глядя на колечко, поблескивающее в темноте в носу вокалиста Mejibray, Рёга протянул: – Мне кажется, ответы нужно искать в прошлом. Большинство сегодняшних вопросов было связано с прошлым – что-то объединяет всех нас. – Да, – засмотревшись на профиль Рёги, Тсузуку накрутил на палец прядь волос, но затем, вспомнив, что это было привычкой Таканори, поспешно убрал руку в сторону. – Что там было у Икумы? Первый секс в двенадцать лет? – И что это может значить? – вокалист Born сложил ноги по-турецки и подпер голову руками. – Как это связано с тем, что происходит здесь? Тсузуку пожал плечами, с интересом наблюдая, как тени от качающихся сосен на противоположной стене складываются в причудливые узоры. День действительно был тяжелым, усталость сдавливала со всех сторон, но мужчина стремился удержать в ослабших пальцах нити бодрости: этой ночью что-то должно произойти. Задумавшись, вокалист Mejibray положил голову на колени к Рёге и, вытянувшись на чужой кровати в полный рост, не без удовольствия отметил, что Рёга сразу чуть напрягся и на секунду даже перестал дышать. На губах Тсузуку застыла плутоватая улыбка – чувствовать чужую зависимость было приятно. – А Юуки? Что там было у него? – вокалист Mejibray перевернулся на спину и с любопытством заглянул в лицо Рёги. – Больше всего денег получил за секс? Тебе не кажется, что здесь все повернуто на сексе? Может, нас хотят отправить в бордель? – Иди к черту! Рёга нервно хохотнул, но тут же замолчал, вспомнив, что остальные музыканты, наверное, уже давно спят и вряд ли обрадуются пробуждению. В комнате снова воцарилась многозначная тишина. Вокалист Born ощущал Тсузуку на своих коленях, ловив его сбивчивое дыхание, изучал подрагивающие в темноте ресницы – мужчина напоминал птицу, готовую вспорхнуть с его ладоней, стоит только чуть пошевелиться. Рёга знал, что эта вуаль призрачного доверия была очень тонкой, а потому он должен сделать все, чтобы не дать ей предательски порваться. – Послушай, – вокалист Born, не удержавшись, принялся перебирать темные волосы Тсузуку, и, убедившись, что тот не возражает, продолжил. – Ты серьезно готов пожертвовать жизнью ради любого? – Не любого. Для Таканори или Йо-ки и пальцем бы шевелить не стал, сказал же, – в глазах Тсузуку еще переливались шутливые искорки, но его лицо уже начинало мрачнеть, а голос стал заметно холоднее. – Моя жизнь не является такой уж ценностью, чтобы хранить ее. Вокалист Mejibray с вызовом глянул на Рёгу, словно ожидая, что тот начнет возражать и спорить, но мужчина только продолжал гладить его по голове и сосредоточенно изучать небо за окном. Со стороны могло показаться, что он и вовсе не услышал слов Тсузуку – или услышал, но не очень заинтересовался ими. Руки Рёги были холодными, как и сырой воздух вокруг, однако излучали они неподдельное тепло, будто где-то рядом горел огромный костер. – И все-таки постарайся сохранить… жизнь подольше. Хотя бы для меня. Тсузуку удивленно приподнялся и сбросил с себя руку вокалиста Born, после чего глаза музыкантов наконец-то встретились в бархатном полумраке – именно тогда Тсузуку захотел, чтобы эта ночь, эта секунда, не заканчивалась никогда. С рассветом вернутся страхи, с рассветом сползутся, как тараканы, все проблемы, а сейчас существует только он и Рёга – Тсузуку не доверял всему миру, но для Рёги был готов сделать исключение. Еще давно вокалист Mejibray решил, что проще любить лишь себя, чем вновь и вновь сталкиваться с режущим разочарованием, однако Рёга не был похож на разочарование – все роковые заблуждения начинаются именно так. – Ты толкаешь меня в пропасть, – Тсузуку покачал головой и неожиданно беззвучно рассмеялся. – Или падай следом, или оставь меня в покое. Отвечать вокалист Born ничего не стал – только крепче обнял мужчину, показывая, что катиться в пропасть не собирается да и его, Тсузуку, туда тоже не отпустит. Прижимаясь к медленно вздымающейся груди Рёги, сам Тсузуку пытался уловить ритм биения его сердца и думал, в какой же момент оступился и скатился с пути, который выбрал для себя уже давно: наверное, тогда, когда впервые почувствовал, как из ночных кошмаров его вытягивают чужие заботливые пальцы. – Ты говорил, что однажды тебя уже предавали, – Тсузуку вернулся к мысли, которую уже прокрутил в голове не одну сотню раз. – Кто это был? Рёга резко дернулся, будто ударился обо что-то твердое, но ответить ничего не успел: со стороны коридора раздался хриплый крик и звуки борьбы. Через секунду все стихло, а затем дом прорезал очередной испуганный вопль. – Блять! Переглянувшись, мужчины бросились в коридор, где тут же столкнулись с кем-то, кого в сумрачно полумраке сразу различить не удалось: только прищурившись, Тсузуку понял, что чуть не врезался в Йо-ку, за спиной которого озирался Юуки. – Слышали? – зачем-то придерживая вокалиста Mejibray за запястье, Рёга пристально сканировал зловещий коридор напряженным взглядом. – Откуда… Еще один крик, за которым последовали несколько тяжелых ударов, повис в воздухе, и Юуки, сориентировавшись первым, махнул рукой в сторону: – Там! Не задумываясь, Тсузуку мигом бросился к двери, из-за которой доносился шум. Йо-ка преследовал его в темноте, не отставая ни на шаг, словно коршун, пикирующий на добычу, и несколько раз вокалист Mejibray буквально сталкивался с ним в темноте. Путь до нужно двери показался бесконечно длинным, и за это время к музыкантам присоединился еще кто-то, но без света определить личности присутствующих было сложно. Топот ног сливался со сбивчивым дыханием, превращаясь в какую-то бешеную симфонию, и Юуки, каким-то образом зажатому в самом центре бегущей толпы, казалось, что его вот-вот буквально размажут по полу. Ворвались с чужую комнату Тсузуку с Йо-кой почти одновременно: даже в узкий проход они втиснулись вместе. Казалось, что в помещении было еще темнее и холоднее, чем в коридоре, и только через несколько секунд мужчины различили два тела, слившихся в беззвучной борьбе на скрипучей кровати. Переглянувшись с вокалистом Mejibray, Йо-ка кивнул и рывком стащил с кровати верхнего человека, пока Тсузуку уселся на второго, тем самым лишив его возможности двигаться. Неизвестное тело попыталось вырваться из рук Йо-ки, расцарапав его предплечье, но тот грубо повалил мужчину на шершавый пол и больно заломил его руки за спину. Все это длилось лишь несколько мгновений, но предусмотрительный Юуки за это время уже успел раздобыть несколько свечей, которые сейчас вместе с Рёгой зажигал непослушными пальцами. – Что за… Как только первые огоньки бодро заплясали по комнате, Йо-ка перевел взгляд на человека, растянувшегося под ним, и ошарашенно присвистнул: на полу сжался красный от злости Манабу. Вокалист Diaura перевел взгляд на кровать, где под Тсузуку лежал судорожно дышащий Таканори. Сначала Йо-ка не сразу догадался, что в образе Руки показалось ему странным, и, только прищурившись, мужчина сумел разглядеть то, что сбило его с толку. В сумраке, разбавленном дрожащим светом свечей, с первого взгляда могло показаться, что Таканори просто забыл смыть макияж после жуткого испытания: на самом деле его шею расчертили синеватые следы от чужих пальцев. Корчась под невозмутимым Тсузуку, Руки хватал воздух ртом, будто никак не мог надышаться, и ошарашенно ощупывал свою шею. – Манабу? – обойдя Йо-ку, сонный Казуки приоткрыл рот от удивления и замер, пытаясь вспомнить хоть какие-то слова. – Я… Ты… Что происходит? – Он не достоин жизни! – Манабу снова дернулся и истерично взвизгнул, потеряв остатки самообладания. – Тварь! Ты убил Бё! Я ненавижу тебя! Руки, несмотря на свое незавидное положение, извернулся и презрительно скривился, попытавшись спихнуть с себя Тсузуку, но тот только раздраженно шикнул и сильнее придавил его к кровати. Атмосфера в комнате накалялась, и музыканты неловко переглядывались, будто стали свидетелями семейной сцены, наблюдать которую посторонним не следовало. Все выглядели усталыми, и в глазах каждого сейчас плескалось откровенное опустошение – лишние проблемы только предательски давили на виски. – Почему вы ничего не делаете? – Манабу снова сорвался на крик и, убедившись, что Йо-ка не дает ему даже сдвинуться с места, принялся колотить ногами по полу. – Эй, Тсузуку, ты же давно хотел с ним расправиться! Почему вы молчите! Убейте эту суку! Покосившись на Таканори, вокалист Mejibray решил, что тот не собирается предпринимать никаких резких движений, и медленно встал с кровати, после чего опустился на корточки перед Манабу и насмешливо цокнул языком. – Расправлюсь я с ним тогда, когда мне это будет нужно. И наводки мелких шавок вроде тебя мне не интересны. Казуки зашелся в приступе судорожного кашля, и Юуки кинул на мужчину быстрый сочувствующий взгляд: лицо гитариста исказила гримаса непонимания. Казуки с ужасом смотрел на Манабу и качал поникшей головой: в этом человеке с лихорадочно блестящими глазами он не узнавал того, кого знал почти всю жизнь. Будто какие-то неведомые силы забрали его Манабу, а здесь, на полу, сидит какой-то неизвестный мужчина. Свинцовую тяжесть, наполнившую воздух, сумел подавить только хриплый голос Таканори, продолжавшего растирать свою посиневшую шею. – Эй, между прочим, он только что пытался убить меня! Кто там у нас любит придумывать наказания? Тсузуку, почему бы тебе не утроить еще один суд? Тебе ведь нравится чувствовать мнимую власть. Не дожидаясь ответа, Руки вскочил на ноги и, одернув косой кардиган, больше похожий на потрепанную королевскую мантию, вышел в центр комнаты, после чего театрально поклонился. – Ну же, давайте! – Таканори сипло рассмеялся и подмигнул оцепеневшему Юуки. – Обвиняю подсудимого в покушении на чужую жизнь! Наказание – повешение? Или, может быть, перерезать горло? Или свернуть шею? Тсузуку, давай же, выбирай! Вокалист Mejibray замер, даже забыв о необходимости дышать, и только Рёга видел, как его узкие зрачки пристально следили за каждым мимолетным движением Руки, за каждым взмахом его кардигана. По лицу Тсузуку определить, что он задумал, было невозможно, но Рёга был уверен, что он почти физически ощутил, как глаза мужчина заволакивает дьявольская пелена – плохой знак. Вокалист Born напрягся, понимая, что ситуация может вновь выйти из-под контроля, но, когда Тсузуку заговорил, его голос был предельно тих и спокоен: – Какие же вы все ебанутые, абсолютно все. Вы сдохнете в адских муках и без моей помощи, я вам обещаю. Вопреки ожиданиям Таканори тоже резко посерьезнел, и странный блеск тут же исчез из его глаз, хотя во вздернутом подбородке мужчины сквозило откровенное презрение. – А ты святой? – Руки вновь вернулся на свою кровать и по привычке накрутил на палец прядь волос, чтобы хоть чем-то занять дрожащие пальцы. – Ты думаешь, тебя адские муки обойдут стороной? – Заткнитесь оба. Взгляды всех музыкантов устремились на молчавшего до этого Йо-ку. Какое-то время вокалист Diaura беззвучно вслушивался в чужую перепалку, цепляясь за каждое слово, а затем, догадавшись, что ничего нового в этот раз не выйдет, раздраженно заткнул всех одним звуком своего приглушенного голоса. Йо-ка оглядел комнату, словно поле боя, и Юуки поежился, почувствовав, как от мужчины повеяло равнодушной властью – диктатор во всей красе. Также вокалист Lycaon заметил, что за напускным пафосом Руки кроется неподдельный испуг, отпечатавшийся на его высокомерном лице, а вот Манабу выглядит так, будто вот-вот провалиться в глубокий обморок. – Как быть с тем, что случилось, решим завтра утром, – Йо-ка неоднозначно махнул бледной рукой и продолжил свою суровую речь. – Казуки, забери Манабу и проследи за ним до утра. А ты… Ты что, остался в комнате один? Вокалист Diaura удивленно глянул на посеревшего Таканори, а затем повернулся к смутившемуся Урухе, что пока не проронил ни слова. В комнате повисла неловкая пауза, и пока Йо-ка соображал, как же поставить точку в этой затянувшейся ночи, в противоположном углу помещения раздался царапающий слух резкий звон. – Они повсюду, – качая головой, Икума, о котором все успели забыть, рассматривал осколки зеркала, что еще секунду назад спокойно висело на стене. – Почему здесь столько зеркал? В темноте лицо вокалиста Reign казалось особенно белым и неестественным, и на мгновенье Юуки показалось, что глаза мужчины были полностью черными – будто кто-то залил их гуашью. Икума сделал еще шаг вперед, и музыканты заметили, что с его ладони на пол капает что-то густое и темное, почти бурое – один из осколков зеркала мужчина зажал в пальцах, и тот прорезал его руку длинной ровной полосой. – Зеркала, – Икума рассмеялся, и его потусторонняя красота свесилась в пропасть бесконечного уродства. – Все наши грехи – в зеркалах. Глубоко вздохнув, Тсузуку обвел всех присутствующих бегающим взглядом, а затем, обернувшись к Таканори, прошептал ему что-то одними губами – что-то, что предназначалось только ему. После этого вокалист Mejibray круто развернулся и, сморщившись, вылетел в коридор, оглушительно захлопнув дверь. Какое-то время остальные музыканты стояли в полной тишине, растворившейся в ночной темноте, а затем Таканори будто осознал, что десять минут назад его действительно пытались задушить в собственной кровати. – Убирайтесь отсюда! – Руки, не задумываясь, схватил подушку и швырнул ее к двери, после чего его голос вновь скакнул вверх. – Убирайтесь отсюда нахуй! Забудьте обо мне навсегда! * * * – Что ты делаешь? Юуки удивленно посмотрел на раздраженного Йо-ку и сонно потер глаза. Как только мужчины вернулись в свою комнату, вокалист Lycaon, уставший до изнеможения, сразу же свалился на кровать, а вот Йо-ка, покрутившись около двери, провел с ней какие-то загадочные манипуляции, а затем принялся двигать к проходу массивный письменный стол. – Тут нет замков, – объяснил мужчина, продолжая усиленно толкать древнюю конструкцию к двери. – И ты… На секунду Йо-ка оторвался от своего занятия и развернулся к Юуки. От чрезмерного усилия на изящных руках вокалиста Diaura вздулись выпуклые вены, а на висках мужчины выступили крупные капли пота, но больше всего Юуки поразило не это: впервые он видел на лице Йо-ки такое странное выражение. Казалось, что в прищуренных глазах вокалиста Diaura, его напряженной шее и складке, залегшей между нахмуренных бровей, затаилась тревога, скрывающая в себе первые нотки безумия. Качая головой, Йо-ка двинул стол еще на несколько сантиметров ближе к двери, а затем вновь обернулся к Юуки. – Я не позволю этим ненормальным заявиться сюда среди ночи и перерезать нам горло.