Семейные будни 2.0. Праздник каждый день

             – Банкоран? – глухой голос был еле слышен из-за шелеста дождя.       – Да, любимый? – майор с трудом выдавил из себя столь же слабый звук.       Но Марайх отвернулся в сторону, и даже электрический свет не мог прогнать сумерки из его глаз.       – Я тебя… люблю?       Распахнулась балконная дверь, сквозняк со шторами радостно рванулся на свободу, вслед за вихрем рыжих волос, и Банкоран бросился следом – поймать, удержать… Только глянцевые рекламные бумажки – ненадежная поверхность, и силу земного притяжения никто не отменял. Когда майор поднялся, растолкав стол и диван, когда выскочил на балкон, ловить было некого и нечего, кроме капель дождя. Не в силах вздохнуть, он выглянул вниз.       Пусто.       Словно дождь загасил рыжее пламя без следа. На пару секунд агент навалился на перила, перевести дух и унять дрожь в коленях. Конечно, вон пожарная лестница, допрыгнуть несложно, и кажется, сквозь набат крови в ушах доносился стихающий стук каблуков вдали. Банкоран ничего не понимал, но это не к спеху. Сначала надо что-нибудь сделать, а понять – потом.       ***       Мерзкая морось висела в воздухе и никак не хотела превращаться в снег.       Молодой человек шагал ссутулившись, но воротник затертой кожаной куртки все равно не доставал до края кепки, уши и голый затылок парня приобретали веселый пунцовый цвет. Больше ничего праздничного в его обличье не было.       Позади него из проходной завода выходили такие же невзрачные люди и с веселым гамом разбредались по темным переулкам.       Человек прибавил шаг. Зря он, что ли, старался удрать со смены первым. Меньше всего он сейчас хотел, чтобы его окликали, звали с собой в бар, поздравляли с наступающим…       – Эй, Майк, айда с нами в «Сивый мерин»!       Ну вот, начинается. Парень не подал виду, что слышал окрик, и юркнул в первый же переулок.       Он достал из кармана куртки жестяную банку, выпил на ходу. Джин-тоник, мелькнула надпись в свете сиротливого фонаря. Джин, как же. Спирт, вода и химикаты. Практически настойка из воздуха этого унылого города. Зато сейчас парень оказался в полной гармонии с окружающей средой – внутри стало так же холодно и тошно, как снаружи.       Пустую банку он смял и, не глядя, швырнул за пустые баки на въезде какого-то склада. Ровно в самый темный промежуток. Замер, когда вместо металлического грохота полет окончился мягким шлепком. И тишиной.       «Крыса или кошка убежали бы, собака залаяла, бомж обматерил», – промелькнуло у него в голове. На секунду молодой человек замешкался. Но за границей тусклого складского фонаря в закутке стояла совсем непроницаемая тьма. Может, там тряпье какое или дохлый пес. А даже если и дохлый человек, зачем с полицией знакомиться? И он зашагал дальше. В самом деле, чего ради мокнуть в тумане лишнюю минуту?       Он затолкал руки поглубже в карманы. По неизвестной причине после этого дурацкого эпизода настроение упало еще на несколько градусов. Промышленные кварталы казались еще более неуютными, чем даже год назад, когда он перебрался сюда.       ***       На первом этаже доходного дома слышалась лишь перекличка бабьих голосов с посудой. Правильно – мужские голоса сейчас орут в барах.       Бесшумно парень прошел мимо изрисованных стен и редкозубых перил на третий этаж, бесшумно открыл ничем не примечательную филенчатую дверь, закрыл за собой. Свет включать не стал. Незачем привлекать наигранно-доброжелательное внимание соседей. Да и в полутьме комната выглядела чуть приличней.       Повесив мокрую куртку на крюк у двери и скинув ботинки, он растянулся на кровати. В тумбе должна быть еще банка пива, но он не хотел двигаться. И так уже достаточно замерз изнутри и снаружи. Подумав, он все-таки перевернулся на бок и завернулся в одеяло.       Под кроватью осталась молчать радиола. Обычно он включал ее, чтобы под идиотские рекламные ролики и попсовые песни отключить голову. Но сегодня шел дождь, причем все сильнее, заменяя целый оркестр с барабанами карнизов, ксилофонами водосточных труб, фисгармонией черепицы… Зато чердачная комната и стоила меньше.       Джин-тоник не помог – сон не шел. Шум дождя резонировал в гулкой голове. Может, потому сквозь него и пробились другие звуки. Сверху. Тихие, неравномерные шаги жестких подошв по черепице. От края к коньку, потом к люку в коридор.       Парень усмехнулся. Домушник крепко ошибся с их домом. И с кварталом тоже. Здесь в матрасах хранили не бриллианты, совсем не бриллианты. Он запустил руку под кровать, снова спрятал под одеяло. Сталь ножа не блеснула, не звякнула. Он не боялся – скорее, предвкушал хоть какое-то развлечение в рождественскую ночь.       Ага, вроде стук люка на пределе слышимости. Странно, скрипа нет, хотя петли не смазывали, наверно, с прошлого века. Шорох еле слышен. Неплохо крадется, подумал он и чуть не хихикнул – одинокой маленькой лампочки в коридоре хватало, чтобы хорошо видеть тень в щели под дверью.       Потом дополз и запах очень давно не мытого тела. Ясно, просто бродяга, для которого и скромные пожитки рабочих – сокровище, а навыков для выноса более богатых и укрепленных домов нет. Ничего, пусть ковыряется в замке, сейчас сюрприз получит.       Дверь открылась подозрительно легко и беззвучно, светлую щель перегородила тень. Молодой человек аккуратно дернул кистью руки – и гость замер на пороге, любуясь на торчащий в косяке нож. С высотой только не угадал: приветствие оказалось на уровне рта, а не глаз гостя.       А потом гость молча открыл дверь пошире и вошел.       Парень выхватил второй нож, скатился с кровати в самую темную тень у окна. Лезвие только выставил в под свет далекого фонаря на секунду, чтобы гость оценил возможный вред для здоровья и убрался к черту.       – Рановато для Санта-Клауса, – прошипел хозяин комнаты. – И подарков я что-то не вижу.       – Все-таки это ты, – никак не отреагировал на язвительный тон гость. – Я засомневался, когда ты не заметил слежки. Марайх, это я, Банкоран. Неужели ты думал, что я тебя не найду? Сколько бы лет ни прошло, я не бросил бы поиски…       Гость наконец нащупал выключатель.       Пыльная лампочка больше экономила электричество, чем освещала комнату. И то верно, нечего на всякий сброд энергию тратить.       В госте при любом освещении кто угодно признал бы бомжа – как еще назвать немолодого человека, с темным от избытка свежего воздуха лицом, в темно-серой бесформенной верхней типа-куртке и мешковатых штанах, об изначальном цвете которых оставалось только догадываться. В черных спутанных волосах и бороде выделялись сизые пряди.       Из угла у окна на него таращился молодой мужчина в застиранной футболке и джинсах. Рыжий цвет угадывался в коротко стриженых волосах. На бледном лице остались одни глаза, а в глаза то ли страх, то ли радость, то ли изумление…       – Ты живой? Но я же… читал в газетах, что… что тебя убили! – Молодой человек рванулся навстречу, но вдруг отпрянул. Эмоции стремительно сменяли друг друга на его лице, сливаясь в маску непонятной боли. Но назвавшийся Банкораном не видел этого – слишком аккуратно он смотрел в пол у ног Майка-Марайха и (с облегчением) заметил лишь выпавший на пол второй нож.       – Я тоже читал, – вздохнул Банкоран. – Убит спецслужбами Малинеры. Удивился сильно. Но я живой и ни с чем страшнее дизентерии или пьяных гопников не встречался за все годы, что искал тебя. Хотя нет, вру – куда хуже были минуты, когда я думал, что больше не увижу тебя. Я живой. Возьми меня за руку, убедись.       Он протянул ладонь, однако Марайх отступил еще дальше, и панические нотки из его голоса никуда не делись.       – Я ведь… знаешь, я почти обрадовался тогда! Конечно, в первую секунду, когда прочитал статью, я хотел немедленно сесть на самолет и прибить Паталлиро лично, долго и мучительно, но натовцы Малинеру разбомбили и без меня. Я надеялся, что без тебя и твои чары пропадут, и я пойму...       Он замолк, не в силах выдавить еще хоть слово.       – Знаю, – заговорил Банкоран в паузе. Он так и топтался у входа, поняв, что на шею ему бросаться никто не собирается. – Я нашел то письмо и понял, почему ты сбежал. Но слишком поздно нашел. Я ж сначала грешил на Алмазный синдикат, всеми правдами и неправдами добился полномасштабной операции по его ликвидации. Полтора года по всему миру рыскал, всех пойманных лично допрашивал, но про тебя никто ни словом не обмолвился. А потом Интерпол вычеркнул тебя из поисковых списков – без синдиката ты их не интересовал. И даже в полиции у меня не приняли заявление на розыск, сославшись на то, что мы не родственники. Всё, что нас связывало, не имело никакого значения для других. Я вернулся домой в тот день злой и в сердцах так сдергивал фрак, что запонка отлетела и закатилась под диван.       – Разумеется, уборкой без меня никто не занимался, – машинально проворчал Марайх.       – Увы, – Банкоран склонил голову еще ниже. – Только тогда я понял твои последние слова. Но настичь по горячим следам было уже слишком поздно.       – А если понял – то зачем искал меня снова? – вскрикнул Марайх. – Я теперь уже ни в чем не уверен...       – Затем, что я тебя люблю, – произнес Банкоран совсем тихо, но Марайх сразу замолк и, кажется, даже не дышал. – Прости, что так редко говорил тебе это. Я считал, что слов не требуется, раз я и так с тобой, но был неправ. Прости.       Полувсхлип-полувздох вырвался у бывшего киллера. Он обхватил себя за плечи, словно боясь, что грудная клетка разорвется. И не выдержал: поднял глаза на свое прошлое. Прошлое с трудом в помятом уличной жизнью мужчине напротив. Прошлое с виноватым видом смотрело куда-то в плинтус. Марайх вдруг рассмеялся судорожно.       – О, это случайно не ты развязал заваруху с нападением американцев на Малинеру, чтобы мне в подарок принести голову Паталлиро?       Банкоран тоже улыбнулся, развел руками.       – Каюсь, сначала я так и планировал. Придумал, как натравить НАТО на Малинеру, сфабриковал документы, подтверждающие связь Паталлиро с режимом Хусейна… И вдруг понял, что опять пекусь лишь о своем комфорте, как не запачкать рук, не повредить интересам государства. Что опять ставлю службу на первое место. И зря теряю время. Тогда я махнул рукой на Паталлиро, послал в офис заявление на отпуск – за несколько лет мне уже пара месяцев причиталась - и отправился в погоню.       – И имитировал свою смерть? – Марайх еще раз мельком глянул в сторону гостя. Хотя бы на ноги. Ноги все еще топтались у порога.       – Да нет же, – Банкоран хлопнул ладонью по лбу. – Это снова случайность. Скорее всего, отправляя заявление курьером, я от волнения перепутал листы и вложил в конверт свой поддельный доклад по Малинере. Коллеги бросились за разъяснениями, не застали меня дома, зато увидели бардак – да, не до уборки мне было, даже столик журнальный с того самого вечера поставить на ноги не дошли руки. И, скорее всего, решили, что Паталлиро убрал меня за то, что я слишком много знал. Других объяснений я не нахожу.       Банкоран задумался на секунду…       – В любом случае, вернуться я не могу. Я теперь живое доказательство чудовищной ошибки американцев. Они ни за что не признаются, что уничтожили целую страну по ложным свидетельствам. Им проще убрать меня. И… – он осекся.       – И меня тоже, раз я теперь знаю всю подноготную, – закончил за него Марайх. Бывший майор помедлил секунду, но кивнул.       – Получается, так. Прости, я хотел лишь найти тебя.       – Нашел. А мне-то что теперь делать? Я все эти годы каждый день вспоминал тебя, каждое утро просыпался от того, что плачу в подушку. Я пытался забыть тебя, переключиться, искал то, настоящее…       – Знаю, – кивнул Банкоран. – Я шел по следу из разбитых тобой сердец. Потом потерял надолго, пока не нашел здесь.       – Да, я решил было, что раз тебя… нет, а боль осталась, то чувство было настоящим, я извелся от вины, что тебя убили только потому, что меня не было рядом. И вот ты передо мной, и я снова не уверен, мое ли это чувство или наведенное.       – Понимаю. Но я много размышлял, вспоминал тебя и других, с кем сталкивался до знакомства с тобой и... и после. Прости за это. И мне кажется, ты – исключение. Это, кстати, даже Паталлиро в письме, мир его праху, отметил. Ты единственный, кто изначально был мне врагом, но полностью перешел на мою сторону. Другие продолжали преступную деятельность, хотя и не желали причинять вред лично мне. Но даже если я принимаю желаемое за действительное, я не сдамся и сделаю все, чтобы ты полюбил меня естественным образом, не насильно. Знаешь, я теперь много понял. Прошел курс лечебной акупунктуры. С каждым брошенным тобой любовником, который по пьяной лавочке рассказывал бродяге о сбежавшем рыжем красавце, я чувствовал укол в сердце. Может, лишь потому, что считал тебя своей собственностью. Но тебе, наверно, было так же больно. Я не замечал этого, я смотрел в глаза юношам с такой же легкостью, как дышал. Но больше я не причиню вреда, ни тебе, ни кому-либо еще. Ты получишь свободу.       Банкоран повернулся к двери, с трудом выдернул из косяка нож, перехватил поудобнее.       – Дело только в моем даре или проклятии, так? – произнес он и спокойно приставил острие к виску, дернул кистью руки...       Крик раздался раньше грохота. Просто крик – некогда Марайху было искать слова. Банкоран никаких звуков не произвел, кроме стука об косяк, когда падал, сбитый всею массой и скоростью бывшего киллера. Нож улетел куда-то в сторону. Марайх скривился как от боли, и смотрел только на лицо Банкорана под своими ладонями. Но что толку смотреть, когда ладонь рассечена, и чья кровь пачкает кожу – не разобрать. Марайх дрожащими руками пытался стереть другой рукой красное пятно, но лишь размазывал его сильнее. И лежащий не отвечал, не шевелился больше.       В довершение бардака раздался стук в дверь. Ворчливый голос пожилой женщины осведомился, что за шум в такое время.       Марайх чертыхнулся под нос и ответил как можно спокойнее:       – Ничего страшного, мисс Иткинсон, запнулся за стул, упал, пролил тут... Не волнуйтесь, стул не сломался, я все приберу.       – Ну ладно, – отозвались за дверью. – Приходи лучше к нам, не дело это – надираться в рождество в одиночку.       – Ничего, не стоит беспокоиться, – заговорил было квартирант, но тут Банкоран под ним мотнул головой, вздохнул несколько раз… и закашлялся. Марайх сам чуть не упал с инфарктом, но устоял и даже придумал полезную идею. Главное, попасть в промежутки между приступами кашля, чтобы вставить свои реплики сдавленным голосом:       – Спасибо, мисс Иткинсон, что-то я… простыл, заражу еще ваших племянниц…       – Ладно, ладно, но хоть за малиновым джемом зайди потом.       – Хорошо, – процедил Марайх и замолк, чтобы дать Банкорану прокашляться до конца. А сам заглянул в щель под дверью.       Через пару минут он подал знак, что все чисто. В коридоре, по крайней мере. В комнате еще прибираться и прибираться. И разбираться. Первым делом Марайх включил радиолу под кроватью, потом помог Банкорану подняться и потащил к раковине в дальнем конце комнаты.       – Ничего себе конспирация, – удивился Банкоран шепотом. Один глаз он упорно щурил, но в целом не казался смертельно раненым, и Марайх перестал дрожать. – Она что, из полиции?       – Не знаю, но сейчас это просто пенсионерка с кучей свободного времени и коллекцией детективов, – так же шепотом сквозь «Джингл-беллз» из радиолы отвечал Марайх, наскоро отмытыми пальцами оттирая висок Банкорану. Там нашелся лишь неглубокий порез вдоль «гусиных лапок». – И косит под великую сыщицу. Следит за всеми и разоблачает. За то время, что я тут живу, нашла уже трех убийц, десять шпионов и двадцать три инопланетянина. К счастью, ни одно заявление у нее в участке не приняли, но все равно лучше ее держаться от нее подальше.       Марайх порылся в тумбе, откопал пластырь. Прилепил, полюбовался.       И тут его руки дрогнули. Кончиками пальцев он едва касался скул Банкорана, напряженно, словно готовый отпрянуть в любой момент, как от бомбы. Банкоран чувствовал это лишь по дрожи касания, ибо опять аккуратно смотрел в пол.       – Как-то это было... чересчур, – еле слышно сквозь «Аббу» пожаловался Марайх. – Нельзя менее дешево и сердито? Солнечные очки? Сила воли?       – Темные очки не помогают, пробовал. Я учился как можно реже смотреть другим в глаза, – тихо произнес он. – Совсем не оказывать воздействия не получается, по своей воле я могу лишь усиливать эффект. А избегать случайных взглядов трудно, особенно в толпе. Но если тебе так страшно за свою свободу воли, зачем меня остановил?       Марайх все-таки отдернул руки.       – Я не мог вынести, чтобы ты пострадал.       – Ты уже причинил боль тем, что ушел.       – Да? Прости, – опять всхлипнул Марайх, незаметно для себя вцепившись Банкорану в рукав. – Я думал, ты быстро меня забудешь и найдешь другого милого мальчика, помоложе. Ты их везде и всегда находишь.       – Прости, – эхом откликнулся бывший майор.       – И потом, – встрепенулся Марайх и встряхнул Банкорана за грудки, – остался бы инвалидом на моей шее на одну зарплату? Или думал, я могу тебя вышвырнуть?!       – Я думал только о тебе. Но, как всегда, не с твоей точки зрения. Прости старого эгоиста, который не может без тебя. Я не принес тебе голову дракона, не пошел против системы, и даже не могу предложить тебе более достойную жизнь, – он обвел взглядом драные обои в пятнах, скудные пожитки. – Направляясь на поиски, я не снял много денег. Думал, могу зайти в любой филиал банка в любое время. А сейчас туда не сунешься, не засветившись. К тому же, я паспорт на всякий случай сжег, и счета мои наверняка уже передали матери как ближайшему родственнику.       – Это не страшно, – отмахнулся Марайх. – Знаешь, я уже год тут живу и начинаю находить смысл в однообразных буднях. Нет ничего плохого в том, чтобы каждый день топать на фабрику и делать монотонную работу. А под конец смены смотришь, сколько мусора превратилось в годное вторсырье, и испытываешь гордость. Видишь свой след на земле. Да, не так разнообразно, как в вашей конторе. Но если подумать, мы ведь все равно служим Британии, просто в другой должности. Может, так ты сумеешь забыть свою первую любовь… Не возражай, я знаю, что в списке твоих приоритетов я на втором месте. И это лишь один из кучи твоих недостатков. Я это и раньше понимал. Но если… если ты пообещаешь никогда не бросать меня…       – Да! Обещаю. Если ты тоже.       – Тогда, – Марайх выпрямился, прижал ладонь к груди, – тогда я остаюсь с тобой, даже ценой свободы. Даже если это чувство не мое, оно слишком глубоко засело и приросло. Уже не выдрать. Как искусственный клапан сердца.       И, не дожидаясь ответа, он шагнул к Банкорану, обхватил за щеки, развернул лицом к себе, глаза в глаза. И смотрел, не отрываясь, пока сердце разгонялось, как реактор без замедлителя, еще немного – и взорвется. Кровь прилила к щекам. Слезы должны были испаряться сразу же, но нет, испарялась лишь тяжесть в груди, а соленые прозрачные капли текли себе свободно.       – Вот мы и дома, – прошептал он невпопад и уткнулся лбом в безвидный, изношенный предмет верхней одежды Банкорана, чтобы выплакаться как следует. Но не успел бывший майор разведки наконец-то обнять любимого, как вновь обретенное счастье вдруг отпрянуло, сморщив нос.       – Ты это уже сколько носишь?       Банкоран от неожиданности закашлялся и ответил не сразу.       – Пару месяцев, с наступления холодов. Не снимая. Судя по модели и состоянию, до меня его еще человек семь носило.       – Оно и слышно, – вздохнул Марайх. – Я твой образ жизни еще за дверями учуял. Сними это, а то унюхают и другие. Душ один на этаж. Сейчас разведаю дорогу, нет ли слежки, и проведу.       – Хоть в чем-то ты совсем не меняешься, – просипел Банкоран. Как агент, он умел обходиться без благ цивилизации, но Марайха понимал. – Компанию составишь? Спину потереть?       – Щаз, – Марайх деловито зарылся в тумбу у кровати. Снова она заговорил только после того, как выудил полотенце и спортивные штаны. – Щаз монету бросим. Кто выиграет, тот и спину трет.       Он выключил свет, посмотрел в замочную скважину, потом под дверь. Поднялся, прижался к Банкорану, чтобы прошептать на ухо:       – Подсматривает, пуаро в бигудях. Придется подождать. Ничего, через пятнадцать минут у нее любимый сериал, и тогда хоть дискотеку устраивай.       Он замолчал, но остался стоять, опираясь на Банкорана.       – Давай в Малинеру уедем, - сказал внезапно бывший агент в ухо Марайху. Тот издал вопросительный звук.       – А вдруг ставленники американцев не все законы последнего короля отменили? Если не все, то… ты бы согласился вступить в брак?       Марайх замер, медленно поднял глаза. Так одним взглядом и высказал длинный список эмоций. Потом перевел дух и добавил:       – Даже если и отменили, все равно уедем. Там тепло, а мне хрипы у тебя в груди совсем не нравятся. И еще я хочу сплясать на развалинах королевского замка, – добавил он с нажимом и коварно-довольной улыбкой – совсем как тот, прежний, юный и темпераментный киллер, который когда-то попал в руки одному агенту МИ-6 у Банкорана в руках.       И тот не выдержал. Темнота не мешала ему – руки сами помнили все движения, хоть ощущения и отличались: спина под ладонями стала шире, крепче, затылок – непривычно открытый и колючий. И губы казались незнакомыми, сухими и шершавыми, но так же привычно раскрылись навстречу. Марайх тоже все помнил.       Словно хоровод искр зажегся в глазах двоих мужчин. А, нет, действительно зажегся, но не внутри них, а рядом. Из вихря звуков и красок выпал коренастый и упитанный белобрысый парень в униформе военного типа. Спецэффекты потухли, сумерки опустились на еще одного незваного гостя.       – Ага, не ждали? – раздался голос, знакомый им обоим до психосоматической боли. – Бан, ты не в курсе, кто посмел стрелять по моему дворцу?       – Ты живой?! – синхронно прикрикнули на него оба мужчины с одинаковым отвращением.       – С чего мне не быть живым? – пожал плечами Паталлиро VIII. – Я как увидел эти ракеты, сразу скакнул к вам в ближайшую точку пространства-времени, когда у вас интим намечается, чтоб, значит, у вас был стимул побыстрее мне помочь и от меня отделаться!       – А с чего ты взял, что мы станем тебе помогать? – зашипел на него Марайх, его поддержал Банкоран:       – Кстати да. Я уже давно не работаю в МИ-6 и приказа тебя охранять не имею. Твою резиденцию разбомбила НАТО тоже три года назад. А что столько времени прошло, ты сам виноват.       – Как, вы три года не?.. Во даете! В смысле, не даете.       – Из-за тебя, между прочим! – с Марайха разве что искры не сыпались от злости. – И твоего дурацкого письма!       – Какого письма?       Бывший киллер подавился словами и эмоциями, и Банкоран ответил за него:       – Совершенно идиотского письма на твое шестнадцатилетие.       – Так, – Паталлиро почесал ногой в затылке. – Что я помню? Я вроде отмечал свой шестнадцатый день рождения, радовался, что я совершеннолетний и могу пить алкоголь. Пиво с текилой – это так прикольно! Потом, кажется, всем подряд строчил письма, даже папе Римскому и в Спортлото. А про что писал, не помню, хоть убей.       – Это сколько угодно, – пробормотал себе под нос Марайх. Они с Банкораном переглянулись и поняли друг друга, несмотря на полутьму.       – Второй нож слева у двери валяется, – шепнул любимому Марайх, – а я свой у окна подберу.       – Понял, согласен, – с энтузиазмом ответил Банкоран. Две тени разошлись, Марайх наклонился за будущим орудием убийства и чуть не упал носом в пол, когда в дверь снова постучали.       – Майк, что там опять за столпотворение? – голос домовладелицы даже не пытался изобразить приветливость. – Если узнаю, что ты в нарушение правил провел собутыльников, вылетишь с квартиры, как фанера над Ла-Маншем.       Марайх застонал. Еще каких-то два-три часа назад его существование было безрадостно и серо, но зато стабильно и просто. И вот оно летит в тартарары, где в кустах играют стада роялей, где здравого смысла не существует, где даже стальные нервы перегорают за полчаса, и чтобы выжить, надо сойти с ума в лучших традициях дурацких английских стишков, которые так любит сопливая дочь жильцов с первого этажа…       Он запнул нож под кровать, а Банкорана – за вешалку, сцапал Паталлиро за шиворот и с трудом подтащил к двери. Щелкнул замком и выключателем.       – Нет, мисс Иткинсон, это не ко мне. Это ваш пропавший сын, просто двери перепутал.       «Нежели они проглотят эту чушь?» – с тоской думал он, пока новообретенные родственники таращились друг на друга. Некоторое сходство угадывалось в квадратных лицах и цилиндрических фигурах.       Жизнь продолжалась.