Мой гений за соседней партой

POV Антонио. — Ну дак что? — поинтересовалась Эли, наклоняясь ко мне и обнимая со спины. Я оторвался от тетрадного листа и запрокинул голову. Этот жест стал для нас уже каким-то ритуалом: она заходила ко мне каждый вечер, я обычно сидел за столом, и обнимала меня сзади. Иногда она оставалась на ночь. — О чём ты? — зачем я спрашивал это? Я ведь прекрасно знал, что она имеет в виду. — Не строй из себя дурачка! — я буквально видел, как она закатила глаза, а затем поцеловала меня в висок. — Ты должен съездить на студию звукозаписи и записать эту песню. — Я по-прежнему не понимаю, за каким чёртом мне это нужно? — как-то апатично ответил я. Если честно, то я скорее просто хотел, чтобы она меня поуговаривала. Я просто привык к этому, как и к нашим с Эли отношениям. — Ты неисправим, — усмехнулась девушка, выдыхая мне в ухо. — Сколько ещё тебе нужно доказывать, что тебе самому же это будет необходимо? — Столько раз, пока я не поверю в это, — это звучало не то, как провокация, не то как, отмазка. Я и сам не понимал. — Ну, хорошо, — она хихикнула, поцеловала меня в шею, и я зарычал. Я знал, что ей нравилось, когда я так делаю. — Твоя песня сложная и многогранная. Люди будут находить в ней множество откликов к самим себе, потому что… -… у людей всегда будут мысли подобного плана. И я своей музыкой олицетворяю их скрытую ненависть, граничившую с любовью, — закончил за неё я. — Ты знаешь мои слова наизусть, но всё-таки просишь повтора, — Алоизия кокетливо ахнула с очередной улыбкой. — По-моему, в первый раз прозвучало убедительнее. Я вздохнул и повернулся к ней, глядя в глаза. Тёмные, завораживающие. У Амадея совсем не такие, светлые, медовые, чарующие. Все эти недели я всеми силами пытался отвлечься от него, то и дело забываясь в очередной ночи, проведённой с Эли. И, признаюсь, ненадолго мне это помогало. Эти ванильные нежности днём, и почти животная похоть ночью. Я чувствовал себя последним ублюдком, а ведь мне всего девятнадцать. Но, с другой стороны, что в этом плохого? Это естественная часть нашей жизни, и к тому же, Алоизия была просто на седьмом небе от моих прикосновений. Наши отношения, похоже, её полностью устраивали, хоть она ясно видела, что не так уж и важна для меня. И это была и правда и ложь. Я банально привык к ней. К её помощи, которую она мне оказывала, позволяя пользоваться собой, точно какой-то куклой. Но я и сам не замечал, что она тоже влияла на меня, пусть и незаметно. Я стал более строг по отношению к другим, но при этом прекрасно понимал, что ничуть не лучше. Я возвышал себя над ними, но знал, что не имею на это особого права. Именно Алоизия научила меня этому. — По сути, — иногда говорила она, когда я в очередной раз спрашивал, нормально ли для неё это. — Все мы — всего лишь животные. Жертвы и хищники. Надо уметь приспосабливаться к такому положению. Мне выпал шанс побывать в твоём мире, который ты почти ото всех скрываешь, так почему же я не могу этим воспользоваться? .. Действительно, а мне выпал шанс стать более значимым для себя и для других, так почему бы не попробовать? Чего я так боюсь? Неодобрения публики? Да пошли они! Я не для них стараюсь. Я хочу понравиться себе, проорать о своей боли, выпустить агрессию. И даже так, я заранее уверен, что им это понравится. Ведь мы любим, когда страдают другие. Ну… почти все. Вольфганг не любит. — Ладно, — наконец сказал я и улыбка тронула губы. — Я позвоню герру Гассману и договорюсь о поездке на студию. Алоизия просияла, а затем развернула мой стул, и села на мои колени, снова целуя. — Мой хищник, — хихикнула она, когда я коснулся губами её шеи, проводя рукой по нежной коже бедра. — Я верю в тебя. И люблю. А я не люблю тебя, Эли. Прости меня за это. *** POV Моцарта. - Да, определённо, я за! - кивнул головой Макс. Я застонал и лёг головой на стол, выражая своеобразное несогласие. Время текло, постепенно я начал привыкать к новому образу, как внешности, так и жизни. Ребята влияли на меня сильнее, чем я думал. После нашей вылазки с Клэр, она рассказала парням о моей «проблеме». Я едва не сгорел от стыда! Но все они, как один, поддержали Перо, приводя примеры из собственной жизни. Тогда-то я и услышал подтверждение Макса о том, что он голубой. Меня просто поразило, он говорил об этом так спокойно и естественно, что моя паника прошла довольно быстро. Это настораживало, хоть и радовало. Да и вообще, то, что я понял, находясь здесь, это то, что нужно просто уметь быть счастливым. Неважно, что я буду делать в жизни, всегда найдутся те, кто осудит меня. Но какое мне до этого дело? Я нарушаю закон? Нет. Я делаю что-то плохое? Нет. Я просто учусь жить. - Ты слишком умён для своего возраста, - иногда замечал Мерван, слушая мои рассуждения, которыми я порой с ним делился. – Дело даже не только в твоей судьбе. Ты сам по себе индивидуум. Ты можешь быть кем хочешь, для тебя – это в порядке вещей, но прячешь свою честность, боясь общего мнения. И в этом он был прав. - Ами, - протянула Клэр, глядя на мою жалкую попытку изобразить труп. – Я всё понимаю, сомнения и прочее, но если ты прикинешься овощем, это не поможет. Я старался не реагировать. Не заставите! Девушка хмыкнула, взъерошила мои волосы, а затем я услышал звук льющейся воды… - Твою ж!!! – заверещал я, подпрыгивая вместе со стулом. Перо хмыкнула, а я уставился на стакан с минералкой в её руке. - Совсем мозгов нет?! – накинулся я на неё, но она лишь засмеялась. - Среагировал, - брюнетка сощурилась, и её губы растянулись в торжествующей улыбке. – Значит, не овощ. Значит, ты с нами! Я застонал и снова притворился холодцом. Ну что с ними не так?! Теперь, когда с моим внутренним миром был порядок, вся компашка вдруг решила, что мне необходим прорыв, теперь уже в плане творчества. Так что сегодня, в очередной раз собравшись в квартирке Макса, и поедая эклеры, они внезапно начали обсуждать идею концерта своей группы. И разумеется, меня тоже решили припутать. - Ты обещал быть нашим солистом! – ухмыльнулся Нуно. – Теперь не отвертишься. - Но я не могу! – мозг всеми силами раскапывал мои мысли, стараясь найти отмазку. – Я даже песен не пишу! - Не ври, - фыркнул Крис, улыбаясь. – Ты на прошлой неделе написал очередную, забыл? Я выругался. Ну почему? Почему я вообще показал им свою первую песню?! Ну да, писал я до этого стихи, ну да, лежит у меня пара тетрадок, но я же не собирался их озвучивать! А уж тем более, петь! Но подсознательное желание похвалы вынудило меня отдать один из стихов Крису. И теперь он, разумеется, как и все остальные, настаивает, чтобы я её исполнил. - Софи выделит нам вечер субботы, - сказала Клэр, болтая минералку в стакане так, словно там был коньяк. Она выглядела, как настоящий член мафии – гламурного вида, крутой дрыщ, который, пусть и не был самым главным в команде, но без него ограбление – не ограбление. – Она полностью поддерживает эту идею. И считает, что «Хищник» - одно из самых прекрасных стихов, которые она читала. Я опустил голову, чувствуя, что краснею. «Хищниц» - это и есть моё стихотворение, на которое я недавно придумал музыку. Именно его я должен спеть, по мнению ребят. - Вольфганг, решайся, - внезапно заговорил Макс, кладя руку на моё плечо. – Это будет твой последний экзамен. Если ты сдашь его, то ты сможешь вернуться в академию новым человеком. Я поднял взгляд, внимательно вглядываясь в его лицо. Максимилиан восхищал меня, в какой-то степени. Его жизнь испинала так, что сама же сломала ногу, желая нанести последний удар. А он вышел победителем из этого боя, по-прежнему храня на лице эту грустную улыбку. Такую же, какую я видел у Антонио. Антонио… Я должен вернуться. Вернуться к нему. Я так скучаю. Я… - Я согласен, - заявление прозвучало, как раскат грома, по крайней мере, я на это надеялся. – Я буду петь. - Вот умница! – Клэр хлюпнула носом, картинно выражая растроганность. - Споёшь, конечно, - Май подмигнул. – Ещё и не только Хищника… - Чего? – ужаснулся я. - Я покопался в твоих черновичках… У тебя ж там целый альбом. Вот и споёшь парочку… - НИ ЗА ЧТО! - Я, пожалуй, тоже спою. Давно не практиковался... - поддержал Мерван, и я увидел, как заблестели его глаза. - Я тоже по пению соскучилась, - согласилась Перо, делая глоток. - Да у тебя голос, как у старушки с ревматизмом! - встрепенулся Нуно, тыча пальцем в Рима. - Не тебе меня судить! Это был просто спектакль, а я играл роль бабушки! - Так и прижилось? - Заткнись! *** POV Сальери. Я молча брёл по направлению к академии, невидящим взглядом сверля пространство передо мной. Горло очень болело, а нервы были слегка подкошены. Сегодня я записал свою первую песню. Герр Гассман едва не заревел от радости, так он был горд за меня. Он сразу же согласился, и на выходных отвез меня на студию. Это было красиво белое здание, с вытянутыми окнами и чуток выпирающим навесом. Кабинет записи был сделан в оранжевых и красных тонах, чтобы пробуждать энергию. Но сейчас, я был истинным ходячим трупом. Небо было уже тёмным, от чего листва на земле казалась мне тёмно-коричневой. Или у меня просто так в глазах рябило? На студии меня встретил какой-то пухлячок. Но это преувеличение, он вовсе не был толстым! Это был довольно крепкий, но невысокий мужчина, лет сорока, с короткими, торчащими тёмными волосами, в которых сквозила седина, крупным носом, загорелой кожей, и живыми тёмными глазами. Он принял меня, точно родного внука, проводил в студию… и только тогда я понял, что никогда больше не буду судить людей по первому впечатлению! Дов (так звали этого мужчину) заставил меня перепевать текст раз двадцать, не меньше! Он без конца подправлял то один кусок, то другой, диктуя мне… не то, как я должен петь, а то, как я должен чувствовать. Мне казалось, что он знает мою песню лучше, чем я сам. И, признаюсь, я сам начинаю многое понимать. Как будто, у моей песни появляется двойное дно. Она кажется мне глубоким озером, в котором я пытаюсь найти собственный голос. Но когда я закончил, Дов, вместе со всей командой записи, состоящей из пяти человек, заявил, что это будет шедевром. Может просто хотел подбодрить меня? Но зачем тогда оставил мне свой номер? И почему сказал мне позвонить, если напишу ещё? Неужели, он так уверен во мне? И вновь, слишком много вопросов, на которые я не желаю знать ответ. Я наорался всласть, чувствуя, как энергия выходила из меня, смешиваясь со звуками музыки в моих наушниках, которые были на мне во время записи. И это то, чему я по-настоящему рад. Как пойдёт дальше, я не знаю. Но надеюсь на лучшее. Или уже нет? Мой взгляд зацепился за небольшой лист, который одиноко кружился в ветреном вальсе, стремительно приближаясь к земле. Я остановился, продолжая наблюдать за его падением. Я надеюсь на худшее, но уверен в лучшем. Во мне словно живут два человека. Маленький невинный ребёнок, который вместе с мамой любит смотреть на звёзды, всеми силами желает мне удачи и верит, что всё будет окей. И он верит, что я найду Амадея. А когда найду, прижму его к себе, задыхаясь от радости. Но второй – безжалостный ублюдок, холодный, сдержанный, эгоистичный, возвышенный. Истинный хищник. И он знает, что даже если я ничего не достигну, то это будет не страшно. Он вырвет у жизни счастливый конец для себя, но перед этим, как следует развлечётся, провоцируя её по всем стандартам. И он тоже любит Амадея, и тоже верит, что я найду его. Лист с едва слышным шуршанием касается земли. Я вздрогнул и зажмурился, когда свет фонарей, которые находились на углах улиц парка, неприятно резанул меня по глазам. Я взглянул на экран телефона, слишком медленно выискивая взглядом циферблат. Полдевятого вечера. Время ещё есть. Я резко вскинул голову, и взгляд тут же упёрся в здание общежития. Эли, наверно, ждёт меня. Она будет очень рада моим успехам, и может быть, останется на ночь. Кому я лгу? Разумеется, она останется. Вдруг, мой взгляд наткнулся на силуэт парня, который копошился перед нашей доской объявлений. Доска стояла под навесом, к ней прикрепляли объявления от учителей и директора. Её поставили совсем недавно, и, надо сказать, жить стало легче. Изменения расписания, оповещения об экзаменах, всё это вывешивали на этой доске. А так же, разные дополнения. К примеру, какое-нибудь театральное представление, которое пройдёт в скромном городском театре, или типа того. Я обычно редко читаю что-то подобное. Да и сейчас, мой взор концентрируется на парне, который чертыхаясь, пытается приклеить какое-то объявление на скотч. Его движения на удивление плавные, хоть я ясно вижу, что он злиться, ещё немного, и он разорвёт бумагу в клочки. Я улыбнулся. Ну не могу я не помочь! Я подошёл к нему, и тут же заметил, что мы с ним почти одного роста, но я всё-таки пониже. - Помочь? – спросил я, улыбнувшись. Парень повернулся ко мне. У него были длинные волосы, собранные в хвост, загорелое лицо и ясные глаза. - Не откажусь, - усмехнулся он. На секунду его взгляд стал изучающим, он быстро пробежал по моему лицу и плечам. Но уже через секунду исчез, словно этого момента вообще не было. Я помог ему, держа объявление, пока он, наконец, не прилепил скотч к уголкам листа. - Вот спасибо, - выдохнул он и улыбнулся. На секунду мне показалось, что я смотрю на своё отражение. Та же лёгкая пелена грусти в глазах, та же искренняя, но печальная улыбка. Почему я раньше не замечал этих черт в себе? Я никогда не мог так улыбаться. - Незачто, - ответил я, наклоняя голову на бок. - Тебе интересно? – он кивком указал на объявление. Я невольно проследил взглядом и упёрся глазами в текст, напечатанный на светло-бежевой бумаге. Любительский концерт в кафе. В эту субботу. - Глупо спрашивать, интересуешься ли ты музыкой, если ты здесь учишься, - как-то криво усмехнулся парень. Я пожал плечами. - Наверное, бессмысленно. - Честно говоря, я никогда не любил эту академию, - он произнёс это так, словно жил здесь лет двадцать. – Очень строгие правила. - Стиль свободный, - ответил я. - Стиль одежды свободный. Но не стиль игры. - Вообще-то, довольно-таки свободный, - это звучало глупо, как жалкая попытка оправдания. Так и было. - Можешь прийти, если захочешь. Ты услышишь настоящую свободную музыку, я обещаю, - парень улыбнулся мне, и я ясно увидел, что он не лжёт. Он был уверен в успехе, словно был… - Ты играешь в этой группе, да? – мой вопрос прозвучал нагло, но я не смог его сдержать. Парень снова улыбнулся, ясно выражая согласие, и прищурил глаза, так, что в его взгляде снова промелькнула оценка чего-то. Или кого-то. - Дай руку, - вдруг попросил он. Я неуверенно протянул ему ладонь, и он ловко стиснул её, уже не пряча мысленную оценку, меня, и моей руки, в частности. Он со всеми так? - Ты пианист, - заявил он, отпуская мою руку. – Или гитарист. - Пианино, - ответил я, потирая ребро ладони, которое он слишком сильно сжал. - Попробуй гитару, - сказал незнакомец, снова сощурившись. – Тебе понравится. - Звучит так, словно ты пытаешься подсадить меня на наркотик, - признался я с усмешкой, пытаясь свести сарказм к минимуму. - Музыка – это и есть наркотик, если ты знаешь, как нужно его употреблять. Мы замолчали, вслушиваясь в мелодичное завывание осеннего ветра. Мне почему-то хотелось спросить ещё что-нибудь. Я чувствовал, что этот парень знает гораздо больше, чем я думаю. -Я буду рад, если ты придёшь к нам, - он беспечно улыбнулся. – Ещё раз спасибо за помощь. Кстати, я – Макс. Затем, не говоря ни слова, он развернулся и пошёл к выходу из парка. Я стоял столбом минут пять, а затем, поступью пьяного страуса, направился в общежитие. Этот юноша заинтересовал меня. Он, казалось, отделялся о других, даже если не желал этого. - Задержался, лапатуля, - знакомый скрип голоса Сесилии. – У первоклашек деньги отнимал? - Антонио, я так волновалась! Как всё прошло? – и слащавый голос Алоизии. Я окинул их невидящим взглядом, в котором сквозило презрение. Они все хищники. А Эли - хищник, прикинувшийся жертвой. Им так удобно. Но этот парень не таков. Он ни жертва, ни хищник. Я хочу послушать его игру…