Мой гений за соседней партой

POV Амадея. В моей голове звучным эхом раздавались отголоски моей же собственной мелодии. Я ясно слышал, как дрожит мой голос, как бьётся сердце, в такт барабанам и фортепьяно. Всё это сливалось в поразительную симфонию, которая пьянила меня, окрыляла и очаровывала. Я осознавал, что сейчас, я и моя музыка — одно целое. Я растворялся в ней, чувствуя эту эйфорию каждой клеточкой тела, каждой струной гитары, каждый клавишей, каждым ударом. Я кружился в небесном вальсе, но казалось так же, что и не делаю ничего. Сейчас я был чистой музыкой, её посланником, её любовником, её телом, её душой. Именно сейчас я чувствовал, что наконец-то понял, что такое музыка на самом деле. Музыка — это я. А я — это музыка. Мы одно целое, один разряд тока, один удар молнии, один раскат грома. Мы звеним, мы разбиваемся, мы летим. Она расправляет мои крылья, даёт мне силу, волю. Даёт мне свободу. Это божественно. Последние отзвуки стихли, и на мгновение наступила гробовая тишина. Я открыл глаза и осторожно, вскользь, пробежал взглядом по публике. У кого-то в руках были сотики, камеры и прочее. Кто-то просто стоял, раскрыв рот. На секунду я испугался, что на самом деле ничего не спел, а лишь позволил себе наслаждаться мелодией в моей собственной голове. Но горло услужливо отозвалось болью, когда я попытался откашляться, и тем самым напомнило, что, похоже, я всё-таки пел. А потом взрыв аплодисментов едва ли не разнёс кафе к чертям! Толпа ревела от восторга, кто-то даже всплакнул! Я ослом уставился на открывающеюся передо мной картину. Публика хлопала, словно стая обезумевших морских котиков, так часто и резво, что я невольно подумал, что завтра они не смогут ничего взять в руки. Но они радовались, моя песня им понравилась и их громогласное «браво» было тому самым лучшим доказательством. Я не выдержал, рот растянулся в улыбке до самых ушей и я сорвал с себя маску. Тут же последовали звуки фотографий, таких спешных, что на них наверняка ничего не будет видно. Но звуки снимков не умолкали, и людям, похоже, было плевать на качество. Они словно обезумели! — Ты просто молодец, — шепнули мне. Я развернулся и увидел счастливую улыбку Макса. Клэр, не сдержавшись, разрыдалась от переизбытка эмоций и теперь то и дело хлюпала носом и сморкалась. Крис поглаживал её по плечу и улыбался мне. Мерван выставил большой палец вверх, а Нуно, от переизбытка эмоций, ели сдерживался, чтобы тоже не разреветься. — Извините, — я услышал голос и обернулся. Передо мной стояла девчушка, лет шестнадцати, или даже младше. — Вы не дадите автограф? — она протянула мне тетрадь, открытую на чистом листе, и ручку. Я, откровенно говоря, охренел. Нет, я, конечно, понял, что моя музыка им понравилась, даже очень, но… автограф? Но я, всё же совладал с собой. Нужно было быть готовым к такому! — Ну конечно, — я улыбнулся, хоть и чувствовал, что краснею, но всё-таки поставил немного размашистую роспись. — А мне не дадите? — место девчонки тут же занял какой-то парень, выглядевший годков минимум на двадцать. Я рассеянно кивнул. Ещё минут десять я раздавал автографы, пока, наконец, Клэр, всё-таки успокоившаяся, не оттянула меня подальше. — Ну-ну, ребятки, — усмехнулась она, остужая пыл толпы. — Вы же не хотите прибить нашего виртуоза? Он нам ещё нужен, и желательно, целый. Я мысленной поблагодарил эту девушку, от всей своей души. — Ну, а на этом столь прекрасном и эмоциональном моменте, мы завершаем наш концерт, — сказал Макс со слегка грустной улыбкой. По толпе прошёл гул разочарования. Но я ясно видел, что они всё равно счастливы. — Огромное спасибо вам всем! Надеюсь, что мы с вами ещё увидимся. До скорой встречи! Мы поклонились под новую волну аплодисментов. Толпа начала потихонечку рассасываться. — И вы ничего не получите за концерт? — спросил я, когда в кафешке осталось от силы, человек семь. — Не будь наивным, Ами! — возмутился Крис. — Я всё понимаю, любовь публики и тэ дэ, но мы не настолько святые. — Вход на концерт стоит десть евро, — сказал Мерван поясняюще. — У нас тут было человек сто, а то и больше! Так что, месье Вольфганг, вы свою долю получите! Я ошарашено улыбнулся. — Ами, — обратился ко мне Макс. — Нам с ребятами нужно ещё разобраться с установкой и поговорить с Софи. Если не хочешь участвовать в дискуссии, то можешь выйти на улицу подышать или выпить чаю в баре. — Вы, надеюсь, не планируйте отдать мне деньги, а потом избить и ограбить в подворотне? — спросил я. Ребята прыснули, я улыбнулся и пошёл к бару. Когда я проходил мимо кладовой, которая находилась в небольшом коридорчике, кто-то схватил меня за плечо. Я дёрнулся, подумав, что это просто ещё какой-то слушатель. Но это было совсем так. — Ами. Привет, — я поднял взгляд, и по моему телу прошла ледяная волна паники. Передо мной, возвышаясь точно чёрная тень, стоял Сальери, собственной персоной. — Давно не виделись, — тихо сказал он, и от его голоса у меня по телу побежали мурашки. Вот и встретились два идиота. *** POV Антонио. Блистательный. Это было первое слово, которое пришло мне в голову, когда я увидел его. Улыбка, камзол, блёстки в волосах. И его голос. Чарующий и нежный, словно шёлк. Боже, это было восхитительно. Я едва ли мог чувствовать что-либо кроме восхищения, пока он исполнял свою первую песню. Сердце болело от внезапного и такого сильного прилива нежности и любви к нему, но эта боль была так приятна. Я не мог пошевелиться и всё слушал. Но песня всё-таки закончилась, и магия перестала действовать на меня. Всеобщее ликование и аплодисменты в одно мгновение отрезвили меня. Я быстро перевёл наверняка пьяный взгляд себе под ноги и замер. Будто бы очнувшись от чего-то, я медленно и тяжело заполнил лёгкие кислородом и снова глянул на сцену. Он стоял там ошарашенный, радостный, испуганный и невероятно счастливый. Он не видел меня. И в этот момент на меня накинулась свора моих личных демонов. Злость, раздражение, зависть, одиночество, боль предательства, боль от растоптанного сердца…боль, боль. Всё, что я испытывал всё это время без него. Всё разом навалилось на меня и заставило сердце стучать ещё громче, кровь кипеть, а кулаки сжиматься. Ему же до сих пор рукоплескали. Я резко развернулся и пошёл, не видя перед собой ничего. Я хотел не видеть его. Нашёл какую-то незакрытую кладовку или подсобку. Не задумываясь зачем, вошёл туда и снова замер. В голове и груди всё бурлило и клокотало. Меня рвали на части разные эмоции и переживания. Я нашёл его! Но где я нашёл его? Среди свободных музыкантов, не ограниченных рамками и правилами. Окрылённым и неземным. Пока я пытался жить, он был счастлив! Он даже не вспоминал обо мне, пока я жил воспоминаниями о нём! Чёрт! Какое же издевательство! Зачем снова это происходит? За что страдаю именно я?! Я и никто больше? Почему он не закусывает подушку, стараясь не скулить, как раненная собака? Почему именно я кидаю в стену будильник, не желая покидать этот призрачный мир снов? Почему я, а не он?! Ненавижу это! Ненавижу его! Я ударил кулаком по призрачной стене. Меня словно окатили ледяной водой, от чего по телу прошла дрожь. Нужно успокоиться. Я резко вскинул голову, глядя на серый, освещённый тусклой лампочкой, потолок. Медленно вытянув руку вперёд, я провёл пальцами по лицу, едва его касаясь. Но я чувствовал этот контраст жара моего лица и холода руки. Это было похоже на контраст моих чувств. Те самые два человека, что олицетворяли меня, сейчас вступили в негласную борьбу. Но я не могу стоять вечно и просто ждать, пока всё само утихнет! Он может уйти. И я снова потеряю его. НЕТ! Я с силой ударил себя по щеке, услышав раскатистый звон в ушах. Это подействовало на удивление хорошо. Я осторожно осмотрелся, понимая, что, кажется, вернулся в мир земной. Это хорошо, прогресс уже есть. Медленно, возвращая себе координацию движений, я вышел из коморки и замер, вслушиваясь. Гула уже не было. Должно быть, я пробыл в этой подсобке достаточно долго. В  зале слышался лишь небольшой галдёж и бормотание, но это уже точно не было громовыми раскатами восхищения. Хорошо. Очень хорошо. Во мне сейчас боролись желание заорать, расплакаться или смеяться до потери сознания. Но я совладал с собой. Нельзя показывать всё это. Хотя бы не сейчас. — Вы, надеюсь, не планируйте отдать мне деньги, а потом избить и ограбить в подворотне? От столь знакомого голоса, мне захотелось удавиться. Мальчишка звонко рассмеялся вместе со своей компашкой и пошёл по направлению к бару. В мою сторону. Я понял, что сейчас — именно тот момент, и я не могу упустить его! Я не потеряю его снова. Я вытрясу из себя всю боль, если нужно будет, но я не уйду просто так. Я выскользнул из коридорчика в тот самый момент, когда он прошёл мимо меня. Держи себя в руках. Я схватил его за плечо, на что он слабо дёрнулся, показывая, что не желает сейчас с кем-либо контактировать. Он не понял, что это я. — Ами. Привет, — тихо сказал я, мимолётно удивляясь, как спокойно это прозвучало. Он обернулся на мой голос. Мгновение он вообще не понимал, кто стоит перед ним. Затем, я почувствовал, как задрожало его плечо, как задрожал он сам. — Давно не виделись, — я ясно слышал, что мой голос звучит пусть и спокойно, но вымученно. И он тоже это заметил. — Антонио…- произнёс он одними губами. Я невольно улыбнулся. Так больно и приятно снова видеть его лицо так близко от своего. — Это ты, — выдохнул Вольфганг. — Не верится? — горько хмыкнул я. — Не верится. Мы замерли, казалось, что я слышу, как стучит кровь в его венах, смешиваясь со стуком моего сердца. — Может, поговорим? — спросил я, боясь сделать хоть одно лишнее движение. Но он, к моему удивлению, кивнул и опустил взгляд, подбирая слова. — Давай на улице? — попросил он. — Я не убегу, честно. — Как можно верить тебе, после всего, что произошло? — вырвалось у меня. Его ладони сжались в кулаки, в глазах мелькнула боль. Но он всё же направился к выходу из кафе, будучи абсолютно уверенным, что я иду за ним. И я пошёл. У кафешки стояло несколько пустых скамеек, и мы сели на одну из них. После дождя, на улице было очень свежо, даже прохладно, и я поёжился. Вольфганг несколько секунд смотрел в небесную синеву, затем перевёл взгляд на свои колени, а затем на моё лицо. Секунду он смотрел на меня, а потом начал смеяться. — Что с тобой? — офигел я, глядя на то, как его трясло от несдержанного хохота. — Ты просто представь, — он смахнул рукой слезинку. — Ночь, на скамье сидят два человека: один сбежал из восьмидесятых, а второй — вообще из восемнадцатого века! Этот, кажущийся невинным, приступ хохота, вызвал во мне раздражение. После всей той боли, он… — Не смей смеяться! — повысив голос, произнёс я. — Не после того, что ты сделал. Он тут же замолк. — Я знаю, что я сделал. — Неужели? — с горькой иронией, усмехнулся я. — Антонио, я… — он замер. В моей голове электрическим разрядом промелькнул вопрос: кто же из нас первый решится сказать всё, что он чувствует? Кто первый захочет уйти? — Я ждал тебя, — я поднял взгляд на небо. Ответь мне, Господи! — Тогда, первого сентября. Ты так и не появился. — Я знаю, — ответил он. — Исчез. Точно туман, ты испарился, даже не предупредив. Даже не позвонив мне, даже не сказав, что не придешь. Даже не давая мне объяснений, — я чувствовал, как желчь жгла мне горло. — Я знаю, — повторил он, точно кукла. — И я больше не видел тебя. Я потерял смысл во всём! Я даже не жил, я просто существовал, — в моём голосе резко сливались боль и спокойствие. Сердце жгло. — Я знаю, — снова повторил Амадей. Во мне начала кипеть злость, разъедая меня изнутри. — Что ты знаешь?! — я резко обернулся к нему. — Ты знаешь ту боль, которую причинил мне?! — Я… не знаю, — тихо сказал он. Его взгляд скользил по пространству, не в силах остановиться и посмотреть на меня. — Антонио, послушай… Я сощурился, чувствуя, что глаза начинает жечь. Только не слёзы! — …многое произошло за это время, — мальчишка, наконец, посмотрел на меня. Его взгляд казался мне прозрачным. — Но поверь, я ни на секунду не забывал тебя! Я горько усмехнулся. — Во всём я находил тебя! Твой отголосок, твою тень. Ты не покидал меня ни на мгновение! Я много думал над всем, что было. Я начал жить, Антонио! — в его глазах мелькнули искры. — Я понял, что значит быть свободным, что значит жить так, как ты хочешь! .. — Вот именно, — оборвал его я, не в силах слушать это. — Ты жил, убивая меня. — Нет! — кажется, он испугался этих слов. — Антонио, я понял, что быть счастливым, быть живым — это самое важное! И я понял, — на его щеках вспыхнул румянец, который странно поблёскивал в свете фонарей. — Что для счастья, всегда будет необходим человек, которого ты любишь. Везде, где бы ты ни был, он нужен тебе. — Не уж то ли отыскал свою любовь? — не выдержав, съязвил я. — Да, отыскал, — громко ответил он. Его пронзительный взгляд пьянил меня. — Я потерял её давно, но смог найти, только после потери. Я всё понял, Антонио. — И что ты понял? — я откровенно ему язвил, и он понимал это. Он видел, что я на грани. — Я понял, что люблю тебя. Меня словно ударили в живот, дыхание спёрло, голова закружилaсь. Через позвоночник прошёл разряд тока. Я, раскрыв глаза, смотрел на него, пытаясь отыскать ложь. В его действиях, в его словах, в его глазах. Но он не лгал. Он придвинулся ближе ко мне, сокращая расстояние. От него веяло теплом. — Я не вру ни тебе, ни себе, — между нами была всего пара дюймов. Я вытянул руку и провёл кончиками пальцев по его лицу. Он улыбнулся, и взял мою ладонь в свою. — Я ни за что не пропаду больше. Никогда. И тут я понял, что слёзы уже давно, тонкими струйками, катятся у меня из глаз. Сквозь слёзы проступила улыбка, и я, не в силах сдержать её, улыбнулся мальчишке. Он улыбнулся мне в ответ. А затем, послав к чертям всех и вся, прильнул ко мне. Я стиснул руками его узкие плечи, а он крепко обнял меня за талию. Взгляды пересеклись, Вольфганг снова улыбнулся, а затем сократил расстояние между нашими губами. Его поцелуй, — в этот раз полностью осознанный, я надеюсь, — был чертовски нежным. Он словно просил прощения без слов. И с каждым новым, едва заметным движениям его губ, я понимал, что прощаю его. По телу разливалось тепло, сердце ликовало. Я прикрыл глаза, полностью отдаваясь этим ощущениям. Я хотел, чтобы это длилось вечно. Но кислород, — с*ка! — начал кончаться, и я нехотя оторвался от него. Он, судя по всему, тоже не был доволен такой быстрой концовкой. Тогда, я сам наклонился к нему, немного углубляя поцелуй. Осторожно, словно Моцарт всё ещё был мои видением, я ласкал его губы, чувствуя неимоверную сладость. Он неумело отвечал мне, и от этого я становился ещё счастливее. Ты – мой, Амадей Моцарт. И он, похоже, был полностью согласен с этим немым заявлением. … — Ало, Ненни? Привет, извини, что поздно. Ты не спишь? Хорошо. Слушай, ты сможешь приехать в Вену на день? То есть как — зачем? Ты же мой опекун, или как?! Да, это насчёт академии. Только не паникуй! Я хочу вернуться, — этот диалог с сестрой, сейчас развивался прямо передо мной. Мы всё ещё сидели на скамье, меня уже начало пробирать от холода. Но сейчас мне было на это полностью плевать! Всё это время Вольфганг держал меня за руку. — Да, я полностью уверен. Всё ли я сделал? — при этих словах, он сильнее сжал мою ладонь. Я улыбнулся. — Абсолютно. Да. Нет, что ты! Ну дак что? Завтра? Замечательно! Прости, если отвлекаю… — мальчишка улыбнулся в трубку. — Хорошо, тогда до встречи. — Значит, ты возвращаешься? — тихо переспросил я. — Не верится? — он хмыкнул. — Не верится, — эхом повторил я. — Я возвращаюсь, Антонио, — Амадей ласково провёл большим пальцем по моей ладони. — Я скучал. — Аналогично, — ответил я, с усталой улыбкой. Он положил голову на моё плечо. — Тебе понравился концерт? — спросил Моцарт, с плохо скрываемым смущением. — Очень, — ответил я. — Особенно «Поцелуй меня»- очень зажигательная. — Эй, а я?! — встрепенулся он, сердито глядя на меня. Я хихикнул. — Кстати, эту песню заказал Солюс — парень Нуно, — как-то невнятно сообщил мальчишка. — Не желаю знать подробностей, — тут же отмахнулся я. — Я и сам подробностей не знаю, — вздохнул он, снова улыбнувшись. — Кстати, насчёт концерта… Ты не желаешь вернуться в кафе? — спросил я, как можно более обыденно. — А то я начал подмеразть… — Да ты же весь дрожишь! — тут же воскликнул Вольфганг, вскакивая. — Пойдём конечно! Прости, ты замёрз из-за меня, — он поднялся на носки и клюнул меня в щёку. Я еле сдержался, чтобы не замурчать. Он вновь сжал мою ладонь своей и потянул в кафе. Изнутри на меня тут же пахнуло запахом шоколада и теплом. — Ами, солнышко! Мы же тебя потеряли, не пугай меня так больше! — взверещала Клэр, подбегая к мальчишке. Она оттащила его от меня и утянула вперёд к небольшой кучке людей, которые оживлённо болтали около сцены. — Маэва, Мелисса, — тараторила она, раскланиваясь направо и налево перед двумя милыми девушками. — Вольфганг Амадей, наше маленькое солнышко! — Солюс, mi amore, — томно произнёс Нуно, повиснув на статного вида парне, одетого в тёмно-серый костюм. — Ты простишь меня на сегодня? С меня причитается кое-что взамен… Тот лишь кивнул, и по его лицу заскользила коварная улыбка. Меня от такого передёрнуло. — Эмми, Анн, Каталин, Вики, — наперебой представляли своих друзей Мерван и Крис (Эмми, кстати, был парнем с длинными вьющимися волосами до пояса). — Вольфи, наши «солнечные короли». — Рад знакомству, — улыбался Моцарт в ответ, то и дело, пожимая чью-то руку. Мне почему-то захотелось сгрести его в охапку и спрятать под курткой. — Амиииии, — удивлённо вывела Перо, наконец взглянув в мою сторону. — А это что за милашество? Какой красавчик! .. — Малыш, тебя как зовут? .. Такой красавец, и один… — затянул Нуно, прежде чем его заткнули красноречивым подзатыльником. — Антонио, — ответил я, сглатывая. — Меня зовут Антонио. Макс улыбнулся мне, от чего мне стало легче дышать. — Я тебя помню, — усмехнулся он, подходя ко мне и пожимая руку. — Ты именно такой, каким я тебя представлял! Точнее, как Ами тебя описывал. — Чего? — красиво стукнулась об пол моя челюсть. — Амадей, — не обращая внимания на мою реакцию, обратился Макс к мальчишке. Всё внимание толкучки тут же сосредоточилось на нас. — Почему ты сам не представил нам своего благоверного? Я, если честно, ждал, что Вольфганг выкрикнет что-то типа: «да с чего ты взял!» или вроде того. Но вместо этого, он покраснел, опустил глаза и еле слышно буркнул: — Не подумал. Затем, тряхнув головой, он гордо задрал нос, прошествовал ко мне, и взял меня за руку. Я немножко офигел. Секунду в кафе было тихо. А затем ребята всей толпой накинулись на нас, поздравляя и желая счастья. — Я уж и не надеялась! — рыдала Клэр, размазывая тушь по лицу. – Ами, мои поздравления! Он очешуенен! — Превосходно, Моцарт! — заливал Мерван. — Вот это я понимаю — кавалер! — Мне бы такого, — шутливо пели Крис и Нуно. – Но, желательно, не очень дорогого… — Я счастлив за вас, ребята, — Макс обнял нас за плечи. — Надеюсь, все ваши драмы того стоили. Я тоже на это надеюсь. Даже больше, чем ты думаешь. — Ну ладно, — напоследок всхлипнула Перо и усмехнулась. — Яойтесь, дети мои, благословляю! .. — Ну, а тепеееерь, — выждал театральную паузу Мерван. — Отметим! Айда сначала здесь, а потом к нам? Громовое «ДА!» прокатилось по кафе. В этот момент, Амадей нетерпеливо поднялся на носки и поцеловал меня в краешек губ. Я улыбнулся, но в глубине моей души осталась чёрная капля недоверия. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой… Я вздохнул. Я хочу ему верить.