Признание

– Этот вечер точно будет хорошим, - заметила Таня, переведя взгляд на Максима. Заметив удивление, она пояснила: – Синцов всё знает, но закрывает глаза. Разговор с ним был, конечно, тяжёлый, но зато мне намного спокойней. Больше не надо бояться, что нас раскроют. Я сначала так нервничала, что за мной установят слежку и с легкостью тебя заметят. – Думала, подставляю? – мягко улыбнулся собеседник, смотря с непривычной нежностью на неё. Теперь самое страшное осталось позади, можно не тревожиться по поводу того, как скрыться и одновременно встретиться с нужным и дорогим ему человеком. Не сразу, но он понял: «Меч», идеи справедливости – это почти всё. Почти. Ему так же необходимо находиться рядом с Таней, знакомой, любимой, родной, пусть даже не до конца принимавшей его идеологию: ведь остальное-то сблизило их. Поэтому он скрывал в своё время до последнего – из-за тепла, возможности расслабиться, забыть про очередные казни. Можно ненавидеть всей душой тех, кто ушёл от правосудия, искренне желать с ними расправиться, не мстя, а проводя казнь, чтобы другие, видя пример, не повторяли. Боялись. Максиму казалось, он, неистово желая карать, мог делать это. Вот только, несмотря на помощь, поддержку, богатый опыт, надо было уметь отдыхать, отключаться, потому что он видел, точнее чувствовал, по себе и другим, как они все в группе ожесточались в душах. Каждый, вольно или нет, пытался найти способ приспособиться к переменам. Он лично выбрал такой путь. – Я не знала, что и думать, - донесся сквозь размышления ответ. Макс запоздало кивнул, но паузы Таня не заметила. – Когда-то ты ходил по отделению после выговора мне твоего бывшего начальника, и я ожидала очередного скандала, но почему-то ты был так уверен, что ничего не будет… - она запнулась, удивлённо смотря на его лицо. Внезапно возникло подозрение, нараставшее с каждой секундой: Калинин не смог скрыть лукавой улыбки. – Макс, ты… ничего не хочешь мне сказать? – Нет, а что? – вопросительно-невинная интонация настораживала, да и глаза были слишком честные… Дёмина покачала головой, поняв: не скажет. – Кстати, а о чём Синцов договаривался? Надеюсь, никаких проблем не будет? И с чем он «перегнул палку»? – отвлек он, пока та не догадалась. – Да… Своя история. В общем, считай, позаботился о нас, - на немой вопрос она пояснила: - Андрей сделал всё, чтобы я прониклась отвращением к нему и его делам и осознала, что «Меч» поступает лучше, после чего вернулась бы к тебе. Якобы использовал меня, врал. Как уже выяснилось, это не так. У него есть мальчик от первого брака, Саша, который болен… Не знаю, вряд ли прилично сообщать о проблемах. В общем, там даже домашние животные не помогают. Макс, мне нужно, понимаешь? – Я не совсем понимаю, но если тебе надо и ничего опасного в этом нет, то конечно. А я-то думал, почему Синцов вспомнил про тебя в последний раз? Оказывается, он так подталкивал. – Что теперь делать будем? Максим снова улыбнулся. Этот вопрос тревожил их обоих, но больше не стоило волноваться. Всё шло как нельзя лучше. Оставалось разве что иногда, обходя слежку, узнавать, как дела у других, однако это легче лёгкого, они все наловчились уже. В прошлом он, по новому паспорту безработный на нынешний момент Истиховский Валерий Леонидович, никогда не нарушал законы, поэтому, если слегка изменить внешность, можно какое-нибудь официальное предприятие основать, и не только. Столько возникло в голове вариантов, что вновь возникшая пауза сильно затянулась. Это испугало Таню, зато встречный вопрос её ошарашил. – Танюха, давай детей заведём? – увидев, какое случилось с ней потрясение от большой неожиданности, Максим быстро добавил аргументы: - У Костяна уже годовалый сын есть (и когда только успел?), у другого моего сослуживца Романа тоже сын, правда, почти взрослый. И мне кажется, что это хорошее решение: начать жизнь с чистого листа с ребёнком. Она промолчала, в свою очередь задумавшись. Дети? Она толком никогда не имела с ними дела, не знала, могла ли вообще воспитать, к тому же с такой работой, сначала в милиции, потом в службе госбезопасности. Но почему-то ведь в больнице при виде Саши что-то сжалось в душе, захотелось помочь, поддержать, позаботиться – сделать всё, лишь бы он выздоровел и ему было хорошо. Значило ли это её готовность, проснувшиеся материнские чувства? Или просто жалость к больному, независимо от возраста? – А ты точно никогда не вернёшься к «Мечу»? – тихо спросила Дёмина, придя в себя. – Я не знаю, слишком серьёзный шаг. Но если даже да, то не хочу бояться и гадать, придёшь ли целым или раненым. Калинин вздохнул, осознавая, как же тяжело ей было и из-за кого. Конечно же, такой вопрос стоило ожидать, но при этом он снова почувствовал, как же виноват. Доверие до конца не возвратил, по-видимому. А ведь она осталась с ним, несмотря на сомнения. – Обещаю. Слово офицера. – Тогда не в ближайшее время, – покачала головой Таня. – Меня начальник убьёт, если в декрет уйду: я совсем недавно пришла работать. Ну, что поделаешь? – развела она руками. – К тому же я протеже Синцова, который тоже будет недоволен, – по крайней мере, теперь будет когда подумать над предложением. Макс не шутил: интонации выдавали надежду на согласие. – Потом так потом, – сдался он, мысленно сделав пометку вернуться к этой теме через шесть месяцев. Начальнику хватит года работы, в крайнем случае, можно и с Синцовым поговорить, если сильно допекать станут. – У тебя мобильник выключен? – Да, а что? – вопрос прозвучал без напряжения – хороший знак, один из немногих за последнее время, показывавший, как она не сомневается в чувствах Максима. Простое любопытство. – Хочу убедиться, что нам никто не помешает. – Ну… Телефон не работает, телевизором мы пока не обзавелись, звонков с работы не будет, Олимпа покормила и выгуляла, так что… – поняла, к чему клонил мужчина, Таня и выжидающе посмотрела на него. Макс, помедлив, потянулся, поначалу нерешительно проводя рукой по волосам. Мгновение они оба мешкали, словно заново вспоминая привычки друг друга, как всё было когда-то давным-давно, а затем она, как и в первый раз, поцеловала, чувствуя, как опять забилось сумасшедше сердце, однако сейчас от близости с любимым, того, как крепко и одновременно нежно обнимал её, притягивая к себе, и предвкушения. Сейчас из головы мигом улетучились и разговор, и выясненная правда, и память о последних днях, и тревога, а ощущение свободы придавало смелости до головокружения. Максим то беспорядочно водил руками по спине, то снова придерживал плечи и голову. Его так же накрыло нараставшее возбуждение от понимания того, что рядом с ним находилась Таня, что мог наконец прижать её, ощущая тепло физически и на душе. Он понимал, насколько же любил и желал эту женщину, к которой влекло, как ни к кому другому больше, чьим доверием дорожил; ту, которая была духовно близка с ним. – Танюха, пойдём? – переведя дыхание, указав на соседнюю комнату, спросил он. Уловив едва видимый кивок, Макс встал, утянул любимую за собой, даже не озабочиваясь прикрыть за собой дверь, а также тем, что завтра обоим придётся рано вставать. Им было чем заняться, пока есть время, а они наконец наедине, и пусть весь мир с Синцовыми, интригами, расследованиями подождёт. И только Олимп тихо лежал на коврике в углу, наверное, радуясь за хозяйку, а может, просто не думая ни о чём.