"Как стать бандиткой" — мастер-класс от историка

Спустя десять лет после окончания школы. — Марго, а где мой бутер? — Какой к чёрту бутер? — Ну, с колбаской такой... и сырком. Закатив глаза и открыв дверцу шкафа, я небрежно бросаю через плечо: — Сам ищи. Сзади слышится тяжёлый вздох. Затем Ян начинает призывать свой бутерброд, обещает ему найти подружку, ласково называет его всякими дурацкими прозвищами, но вскоре его нервы не выдерживают и он начинает орать на несчастный хлеб, используя нецензурные выражения. В это время я нахожу своё любимое платье синего цвета и поспешно ухожу из спальни в ванную комнату, чтобы переодеться. На самом деле такой дурдом у нас почти каждое утро. Иногда бывают моменты, когда мы мирно собираемся и расходимся на свои работы (но такое случается крайне редко). Сегодня запланирована встреча одноклассников на шесть часов вечера. Ни за что не поверите, но мы... проспали! Я работала всю ночь над новой статьёй и заснула только под утро, а Ян ещё вчера заявил, что не горит желанием видеть этих «дегенератов-идиотов, которые его Гошу замочили», и в итоге не разбудил меня. Мне всё-таки удалось уговорить его пойти со мной, но он придумал, как всегда, свою отмазку: «Без меня ты не попадёшь в неприятности, поэтому я иду с тобой». Наконец, надев платье, расчесавшись и кивнув своему отражению в зеркале, я выхожу из ванной комнаты и сталкиваюсь с Яном. Я оглядываю его критическим взглядом и вдруг замечаю, что на нём штаны красного цвета. Нахмурившись и скрестив руки на груди, я спрашиваю: — Это что такое? — Я бутер нашёл, Марго... Я догадываюсь, что он в очередной раз сел на него, и потираю виски подушечками пальцев, пытаясь успокоиться. Я бормочу сквозь зубы: — А других брюк у тебя нет, что ли? — Ну, я часто теряю бутеры! — оправдывается Ян и жалобно добавляет: — И я ключи от машины найти не могу... Мы начинаем искать ключи по всей квартире. Я стараюсь не смотреть на часы, чтобы сохранить остатки своей нервной системы и не накричать на взрослого тридцатипятилетнего мужчину в красных штанах. Ключей нигде нет. Я снова начинаю нервничать, когда вдруг раздаётся победный крик и бывший учитель истории мчится на кухню. Я следую за ним и безразлично наблюдаю за тем, как он открывает микроволновку и извлекает оттуда пресловутые ключи. — Серьёзно? — спрашиваю я с ироничными нотками в голосе. — Я эксперименты проводил, — с гордой улыбкой отвечает Ян. На этот раз всё. Мы выходим из квартиры, благополучно закрываем её и вскоре оказываемся на улице. Наконец-то я сижу на переднем сидении и вздыхаю с облегчением. Максимум через пятнадцать минут мы должны оказаться в ресторане. Я позволяю себе расслабиться и больше не контролировать Яна, прижимаюсь лбом к тёплому стеклу и задумчиво рассматриваю улицы города, думая о предстоящей встрече. Изменился ли 11 «А» за столько лет или остался таким же сумасшедшим? Нашли ли своё призвание в жизни мои одноклассники или не смогли податься куда-нибудь со своими знаниями? Будем ли мы общаться так, как раньше, или постоянно будут неловкие паузы? Эти и многие другие вопросы крутятся в моей голове, и я не могу ответить даже на один из них. Зачем гадать? Скоро я сама всё увижу и узнаю. А на улице — тёплое лето. Небо синее-синее, и солнце ярко светит, заставляя жмуриться. В парках — аромат сладкой ваты, мыльные пузыри, заливистый смех детей и усталые улыбки родителей. В школах пусто, все радуются трём месяцам свободы, а некоторые волнуются по поводу предстоящего поступления. А ведь когда-то и я была школьницей и сидела целыми днями за учебниками, лишь бы удержать планку отличницы, пока не пришёл в школу новый учитель истории — Ян Андреевич — и не изменил всю мою жизнь. Я прислушиваюсь к тому, что говорит Ян. — Прикинь, какие люди сволочи! Мало того, что у пчёл мёд отжимают, так ещё и доят их! Молочка им пчелиного, видите ли, захотелось! Вдруг мой взгляд падает на часы. — Ян... — А пчёлки там сидят, плачут, сложив лапки. — Ян! — А потом мстят. — Пасечник Ян Андреевич! — Чё сразу пасечник-то? — возмущается он, фыркая и поворачивая влево. — Ты ж тоже теперь в бизнесе. — Можно мне уже сказать? — взволнованно спрашиваю я, поглядывая на часы и желая, чтобы время шло как можно медленнее. — Нет, — невозмутимо отвечает он, и даже тень улыбки не мелькает на его лице — в глазах сверкают смешинки. Я всё-таки сообщаю: — Мы опаздываем на дурацкую встречу одноклассников на целый час! — И чё? — Увидев, что мои нервы в любой момент могут сдать, Ян примирительно добавляет: — Я уверен, что все тоже опоздают. Расслабься, Марго. Можем в баньку съездить... Пчёлки тебя успокоят. В баньку мы всё-таки не едем и через десять минут уже оказываемся около ресторана. Выйдя из автомобиля под песню из «Физрука»*, услужливо включенную Яном, я взлетаю по ступенькам и оказываюсь в совершенно пустом зале. Только официант одиноко стоит около другой двери, ведущей на кухню, и радуется, когда видит первых посетителей. Рядом стоит Ян с довольным лицом, как будто говорящим: «Я же говорил!» От официанта мы узнаём, что весь зал был заказан ещё вчера Георгием Буржуиновым на несколько дней, но к назначенному времени никто не приехал; весь персонал решил ждать во что бы то ни стало: должен же приехать хоть кто-нибудь! Миша добавляет, что рад видеть хоть кого-то. Если честно, я удивлена, но делать нечего: придётся ждать бывших одноклассников здесь, в пустом зале. Официант услужливо подносит мне чашку чая и небольшое пирожное, и я располагаюсь за одним из небольших столиков, в то время как Ян бродит по всему ресторану и пугает персонал, выскакивая из-за угла. Он ведёт себя совсем как маленький ребёнок, но, видимо, такой уж он с рождения, и даже огромное потрясение, пережитое десять лет назад после моего неожиданного отъезда, не смогло окончательно убить в нём тягу к шуткам. Проходит десять минут. Потом ещё десять. И ещё. И ещё. Никто так и не приходит. Яну надоедает шутить над персоналом, который уже привык к его выходкам, и он начинает бесцельно шататься по всему залу, когда внезапно выкрикивает с радостью, наткнувшись на лестницу и стоящее рядом с ней ведро. Я без особого энтузиазма наблюдаю за тем, как мужчина в красных штанах приделывает над входом в зал ведро, и делаю вид, что вижу его впервые. — Юморист недоделанный, что ты делаешь? — интересуюсь я. — Я не юморист, а придурок, — назидательно отвечает Ян, чуть ли не свалившись с лестницы, которую еле удерживает Миша, и добавляет: — Мне не в КВН надо, а в психушку. И вдруг дверь открывается. Ведро падает неизвестному на голову. Некто старается снять его, но ничего не получается. — Это чё за странная фигня? Ничего не вижу я! — О, жирдяй! — радостно вскрикивает Ян, спрыгивая с лестницы, которую официант сразу же прячет от греха подальше; критически осматривая удивлённого Исполински с ведром на голове, он бормочет: — Блин, воду забыл налить... Общими усилиями ведро снимают, в то время как я по-прежнему сижу за своим столиком и рассматриваю ничуть не изменившегося Рому: такой же небольшой рост, такой же огромный вес, такая же лысая голова и такая же тяга к стихотворениям. Последнюю я замечаю, когда Исполински удивлённо смотрит сначала на меня, потом на официанта, затем (со злобой) на Яна и декламирует со слегка потерявшейся рифмой: — Увидеть не надеялся. Думал, ты повесился! — Щас ведро тебе обратно засунем! — злобно бормочет Ян и потрясает кулаками. Чувствуя, как атмосфера скуки и грусти медленно исчезает, я недоверчиво спрашиваю: — Это стих? — Это угроза! — отвечает он и, сочинив следующее стихотворение, снова надевает ведро на голову своего бывшего ученика: — Ну, ты жирный подлый свин, испечём с тебя мы блин! Теперь Рома разгуливает по залу с ведром на голове, что-то бормоча и постоянно натыкаясь то на стены, то на столики. Мне становится его жалко, но попытаться помочь бесполезно: Ян зорко наблюдает и за мной, и за Мишей. Официант, кстати, подсаживается ко мне, и мы болтаем о всякой ерунде, рассказываем истории из жизни, смеёмся, и лишь изредка я смотрю в сторону своего мужа, который обиженно отворачивается, делая вид, что вовсе за нами не наблюдает. Я улыбаюсь, слушая одну из историй: — Однажды, когда я ещё учился в институте, просыпаюсь и вспоминаю, что сегодня у нас экзамен. Прихожу самый первый, через несколько минут подтянулся ещё народ. Сидим уже полчаса — препода нет. Ну, я, нормальный человек, хотел написать: «Экзамена сегодня не будет?» — а вместо этого написал: «Экзамена сегодня не будет». Знаете, Маргарита, что он мне написал в ответ? «Окей». Миша — очень интересный собеседник, однако Ян не разделяет моего мнения и возмущённо фыркает каждый раз, когда я смеюсь. Я прислушиваюсь: из коридора раздаются голоса, приближающиеся с каждой минутой. — Мушка, мы и так уже прошли больше, чем хотели, хотя вообще не хотели. Чё ещё ты от нас хочешь? — Хотя бы сегодня ведите себя прилично, — входя в зал, устало просит девушка в длинном платье нежно-сиреневого цвета. — Это можно, — отвечает парень, в котором я с трудом узнаю Гену Паучкова. — Но не нужно, — с ехидной улыбкой добавляет Костя Паучков и радостно кричит, замечая бродящего по залу Исполински и довольно ухмыляющегося в сторонке Яна. Паучковы сразу убегают к бывшему учителю, оставляя сестру в одиночестве. Она вздыхает и качает головой. С виду кажется, что братья изменились: их рыжие волосы немного потускнели, вместо рваных джинсов и ярких футболок на них строгие костюмы и белоснежные рубашки, черты их лиц стали взрослее и строже. Только вот они всё так же любят сходить с ума и подшучивать над всеми со своим любимым учителем истории. В ближайший час подтягиваются остальные. Ковалевская приезжает, разумеется, вместе с Буржуиновым и оказывается, что она теперь Виктория Ковалевская-Буржуинова. Я внимательно рассматриваю их и мысленно улыбаюсь, понимая, что школьная любовь порой может выжить даже в таком ужасном и жестоком мире, как наш. У Буржуинова, которого все знали только как Жорика-мажорика, теперь своя компания, и Вика работает вместе с ним. Бывшая одноклассница признаётся мне, когда мы отходим ото всех, что она беременна и ждёт подходящего момента, чтобы признаться. Фиников превратился в настоящего байкера: он давно отрастил себе длинные волосы, ходит с небольшим хвостиком, приезжает на мотоцикле с незнакомой нам девушкой, цепляет себе на нос чёрные очки и с торжественным видом вручает Яну свой паспорт, в котором чёрным по белому написано: «Василий-Арсений Фиников». В ответ слышится только удивлённое: — Кирпич мне в рот! Вот это поворот! Несмотря на то, что Йовбак стал знаменитым бизнесменом, у него всё-таки сохранились волосы до плеч и привычка спать везде, где только можно. Теперь язык не поворачивается назвать его Димкой. Кстати, он предлагает нам: — Никому муки не надо? Из Германии! Все недоверчиво на него косятся, вспоминая историю, произошедшую десять лет назад, когда Йовбак слетал в Германию в багажном отделении. Заметив эти взгляды, Дмитрий уверяет нас: — Мука, правда, нормальная! Не как в прошлый раз. Ему никто не верит. Самым последним приходит Сеня Семечкин. Он без особых причин (впрочем, как всегда) светится от счастья и разговаривает ещё страннее, чем раньше: он может говорить нормально несколько часов, а затем начать коверкать слова. Такая резкая перемена замечается не сразу, и собеседник тупо пялится на Сеню, пытаясь понять, что он, собственно, имеет в виду. Больше всего поражает нас следующее известие: — А я работаю переводчиком! Воцаряется гробовая тишина. Все смотрят на Семечкина огромными от удивления глазами, пытаясь понять, шутит он или нет. Но Сеня остаётся серьёзным и затем радостно добавляет: — Пьяных через дорогу перевожу! Все облегчённо выдыхают и просят его больше никого не пугать такими известиями. Про Витю Ларионова вспоминает один Ян: — Стоп. А где ГМО? — ГМО? — переспрашивают Паучковы. — ГМО — Грандиозный Маниакальный Огрызок. Короче говоря, Лариошка где? Никто не может ответить на его вопрос. Спустя несколько минут все забывают о Вите, даже Вика, которая раньше была его лучшей и единственной подругой. Затем все решают рассказать хотя бы одну историю из жизни. Начинает Мария Паучкова: — Дачный дом моей подруги пересекает граница Московской и Рязанской областей. Я могла бы ей завидовать, но граница проходит так, что одна половина её кровати находится в одной области, а другая — в другой. И я бы могла завидовать и дальше, но... По ночам (особенно по ночам), когда она читает книгу на телефоне, ей приходится занимать одно положение и вообще не двигаться, чтобы ловился 3G из Московской области. Дмитрий Йовбак вспоминает: — Однажды меня угораздило прийти с работы пораньше в день, когда жена устраивала в доме посиделки с подругами. Говорила, мол, девичник устроим, сплетни будем обсуждать. Ну, я и думаю посидеть в другой комнате, чтобы им не мешать. Захожу в квартиру, а там... — Он делает небольшую паузу и продолжает, размахивая для эффектности руками: — Музон на полную играет! Везде свет! Пати хард! Полуголые бабы бегают, орут! А в гостиной жена хлещет винище из горла под скандирование подруг: «Пей! Пей! Пей!» Ужас, наши с мужиками тусы даже и близко не сравнятся с этим трешем... Паучковы наперебой рассказывают одну историю. — Был на даче с друзьями. Начали рубить дрова в печку, — говорит Гена. — И я там был! — вставляет Костя. — Искали в кладовке второй топор, нашли бензопилу. — Спустя полтора часа приехала полиция, потому что... — ... соседи жаловались, что... — ... «по улице бегают и смеются страшные хлопцы с бензопилами». Даже Ян ведает всем такую историю: — У моего деда фамилия Умрихин, и он работает военным врачом. У него есть друг, по фамилии Гробовой, работающий хирургом. Они очень любят подшучивать над солдатами. Вахтёр в госпитале провожает солдатов со словами: «Раз вам Умрихин не помог, так идите к Гробовому». Мы дружелюбно смеёмся над каждой историей, и я чувствую, что все десять лет мне не хватало этой атмосферы юмора, когда не нужно думать о том, как бы дожить до следующей зарплаты, когда не нужно заниматься скучными домашними делами, когда тебе нужно только учиться, когда можно гулять с друзьями хоть каждый день. Я прихожу к выводу, что в школе проходят самые лучшие дни нашей жизни. Очень грустно, что большая часть людей этого не понимает, как и я когда-то. А в конце встречи одноклассников я понимаю ещё одну вещь: не бывает бывших одноклассников. Они навсегда останутся с нами, в нашем сердце, какими бы идиотами они ни были.