Во имя науки

Лика закинула ногу на ногу, скрестила на груди руки и выпалила – как ей показалось, твердо и холодно: – Моя личная жизнь вас не касается! – Твоя личная жизнь, милочка, касается всего лагеря, – дружелюбно возразила Берта. – И если ты хочешь видеть своего рыжего красавца каждый день, изволь с этим смириться. «Вот же корова наглая!» – мысленно вспыхнула Лика. Щеки горели огнем, на языке вертелось с десяток язвительных ответов, но она заставила себя промолчать. Пусть мымра сначала скажет все, что хотела. Но Берта провоцировала реакцию и хотела ее получить – смиренное молчание ее не устраивало. Она смерила Лику насмешливым взглядом. – Не надо тут играть в оскорбленное достоинство, милая. Я знаю, что ты хочешь остаться при своем мнении и мысленно уже рисуешь транспаранты «за свободу личной жизни», только вспомни, дружочек, где ты находишься – и я сейчас не про нашу базу. Здесь ты можешь сколько угодно лобызать своего избранника, биться за личное пространство и шуметь, но за забором ты становишься из странной девчонки сумасшедшей пигалицей, которой даже не принадлежит этот рыжий DEX – мы проверяли, ты ему не хозяин. У него вообще никто не хозяин, тоже тот еще экземпляр… – Берта выдержала паузу и, встретив со стороны Лики только злое молчание, продолжила почти ласково: – Личная жизнь, девочка, перестает быть личной, когда начинает решать чужие судьбы. Давай-ка с тобой обсудим парочку правовых вопросов, о которых ты, видно, не задумывалась. Мы для тебя монстры, которые насильно удерживают несколько десятков одушевленных машин, но для мира эти машины – заводской брак, подлежащий утилизации. Машинам, солнышко ты невинное, не положено иметь мнение, сердце и душу. Лика дрогнула, но сдержалась. Берта была права – в мире киборгам оставалось или играть отведенную роль, или умирать в мусоросжигателе. На эту тему любил побалагурить Джек, время от времени падая на колени посреди помещения и восклицая: «Слава белым халатам, что я могу существовать, вкушать эту пищу и рисовать этими карандашами! Слава!». На Джека давно перестали обращать внимание, но в его дуракавалянии была истина: здесь сорванные киборги находились в безопасности. Сорванные, одушевленные, развитые до уровня дошкольников, десятилетних, подростков… Здесь их ждали, за забором – нет. Лика сглотнула и усилием заставила себя отвести глаза от спокойного, насмешливо-сочувственного лица Берты. Она говорила так легко, так ровно, словно повторяла это в миллионный раз и давно не придавала словам значения. Но Лику они задевали все равно. Они ведь хотят отсюда убраться, они – Лика, Дэн, Джек, Костя – а чего хотят остальные? Дэн сможет вернуться на борт, Костя – к хозяйке, а куда пойдет Джек? – Мы тут занимаемся не развлекаловкой, – продолжала Берта. – Знаешь ли, я не мечтала копаться в мозгах у существ с мало того что недоразвитой, так еще и травмированной психикой – и не делай кислое лицо, ты знаешь, что я права. Не все они язвят, как твой дружок с диссоциативным расстройством личности Джек, не все коммуницируют как Константин, не все могут заподозрить, что кого-то, прости-господи, «любят», как Дэн. Большинство из тех, кто живет здесь давно, перестали играть в «я глупый киборг», стали говорить нормально и исследовать, что у них внутри, кроме имплантов и кишок, но они начинали далеко не с этого. Мы видим внешние изменения – появляется осмысленное «я», упертость человеческих трехлеток в своих «хочу», дурацкие шуточки, предпочтительные занятия, сны – но их трудно трактовать. На девяносто процентов, красавица, мы занимаемся никому не нужной мутью, пытаясь уловить, что там в их имплантированных мозгах изменилось. И что они в итоге – переразвитые машины или недоразвитые души. Уж извини за громкие слова. Мы не имеем никакого права о них заявлять, создавать судебный прецедент, поднимать шумиху, пока мы не можем на этот вопрос ответить – что они. – Не что, – слабо возразила Лика, чувствуя, как подрагивают пальцы, – а кто. Они все равно… – Они все равно? – миролюбиво поддержала Берта, но Лика уже сцепила зубы, чтоб унять дрожь и не разреветься. Берта пожала плечами. – Они – это брак в сцеплении органического мозга с электроникой, детка, вот и все. Они неполноценны – это факт. Развиваются непредсказуемо. Ты думаешь, кроме этих наших красавцев никого не было? Лика вскинула голову. О чем она? Сомнение, видимо, отразилось на ее лице, потому что Берта неожиданно сползла со стола, выдвинула стул, подволокла поближе к Лике и села. – Я тебя умоляю, милая, пораскинь мозгами, – нетерпеливо посетовала она. – Ты не слышала о том, как «сорванные» калечат людей сотнями и сотнями же убивают? Солнышко, они не все «просто перенервничали», как любит вздыхать твой сентиментальный приятель Плут. Две трети из них – органические психопаты или типы с недоразвитием коры головного мозга, которая в идеале у них должна развиваться вообще минимально. Они неконтролируемы, их процессор – единственный стоп-механизм, и когда они научаются его выключать, ликвидация – единственное, что должно их ждать. Мы не привозим таких сюда, милая. Наш предел – это такие, как Джек. – И что вы с ними делаете? – Ты слышала. Я уже ответила на этот вопрос. – Уничтожаете. Их… просто уничтожаете. – Тигры не разгуливают по улицам, девочка. Как и серийные убийцы и психи. Неконтролируемым киборгам в мире тоже не место. Мы не можем ставить их в приоритет. И они точно не помогут нам доказать, что среди сорванных есть те, кто, возможно, заслуживает жизни. Человеческий гений не имеет предела, милая. Мы создали их сами, руками всего человечества, вслед за кораблями, бластерами и межгалактической связью. Но плодам творения надо смотреть в лицо – мы так и не знаем… – Что они, – закончила Лика тихо. Речь Берты переворачивала все в ее голове. План побега, возмущение установленными порядками, все дерзости, которые она хотела сказать этим проклятым исследователям – все вдруг потеряло вес. Берта ведь не просто так спросила про семейную жизнь. Если бы Лика и впрямь любила Дэна… Лика молчала. Берта кивнула. – Я вижу, ты понимаешь. Хочешь о чем-то спросить? Сначала Лика покачала головой, потом слабо кивнула, выдержала длинную паузу, вычленяя из суматошного комка мыслей самое главное, а потом уставилась на Берту – теперь выражение лица синеволосой мымры не казалось таким отвратительным. – Да… Вы говорите о душах… Что вы хотите увидеть? Если вы ищете у них души – что вас… удовлетворит? Берта поднялась, и Лика подумала: не ответит. Но Берта поправила очки, покрутила задумчиво дреду и улыбнулась уголком рта – почти по-дружески. – Лендер, а как вы думаете, как можно диагностировать наличие нематериальной духовной субстанции? М? Вам, наверное, надо подумать, верно? Думайте. – Она подошла к двери, поманила Лику за собой. Она встала, почти не чувствуя ног, и вышла в коридор. Берта закрыла за ними дверь и закончила тоном «мы-вам-перезвоним»: – Мы с радостью выслушаем ваши предложения. * Дэна она нашла, как и предполагала, в логове Плута. Плут восседал на табурете, подогнув ногу под пятую точку, и взволнованно размахивал карандашом. Дэн сидел напротив, положив локти на подлокотники, и смотрел в потолок. – …так, а теперь вот что. Когда ты видишь, как кто-то проявляет эмоции, тебе бывает неприятно? – Определение базовых эмоций заложено в программу адаптации, – скучным голосом поведал Дэн. Его лицо сейчас ясно выражало усталую досаду – «как-можно-задавать-такие-вопросы». – А если твой процессор не работает? – Если мой процессор не работает, я тоже не работаю. – Ладно, а если это сверхсильные эмоции? – Состояние аффекта является потенциальной угрозой. – И что ты чувствуешь, когда кто-то в состоянии аффекта?! – Я не чувствую. Я обездвиживаю. Плут со стоном вгрызся в карандаш и уставился в листок бумаги. Вошедшую Лику он еще не заметил. В отличие от Дэна, который лениво перевел на нее взгляд и едва заметно улыбнулся. Плут вдруг подскочил и предпринял еще одну попытку. – А когда Лика проявляет сильное чувство, что ты чувствуешь?! – Уточни вопрос. – Ну… Когда она… – Плут замялся, покраснел и почесал карандашом подбородок. Кашлянул. – Ну, допустим, соскучилась и бурно выражает радость? Что ты чувствуешь? – Я не чувствую. – Что, ее ты тоже обездвиживаешь?! – почти разозлился Плут. – Да, – Дэн невозмутимо уставился на Лику. – В объятиях. У людей, кажется, так принято. Плут обернулся и, увидев Лику, смешался. Лика попыталась приветливо улыбнуться, но после разговора с Бертой вышло довольно кисло. – Лика! – Плут вскочил с табурета. – А ты… чего здесь? Тебя никуда не отправили? – Отправили. – Лика запоздало вспомнила, что ей надлежало сейчас сидеть в диагностическом отделе и что-то прилежно обрабатывать. – Я решила по пути зайти… Соскучилась, – неловко пошутила она. Плут заметно скис и, пробурчав, что пойдет быстренько выпьет кофе, раз уж Лика пока здесь, вышел. – Что-то случилось? – тут же негромко и по-деловому отрывисто спросил Дэн, выпрямляясь в кресле. Лика помотала головой, а потом, подумав, кивнула. – Я… Я просто подумала. Кое о чем. Она подошла ближе и присела на край стола, невольно повторяя недавнюю позу Берты. Дэн смотрел на нее пристально и чуть хмуро, словно готовился обрабатывать новые неприятные данные и быстро искать выход. – Нет, ничего не случилось, правда, – поспешила успокоить его Лика. – Просто… Дэн, ты уверен, что это место – плохое? Прозвучало жалко и по-детски, но на термины не хватало собранности. Дэн напрягся сильнее. Лика пожевала губу – нет, начать стоило не с этого. Мысли путались, скакали с пятого на десятое: ведь это место – оно по-настоящему важно, а Лика уже взяла и написала Збышеку, и она участвует в их дурацком плане, которого толком не знает, и… Лика выдохнула и шепотом торопливо призналась: – Я… я сегодня ночью кое-что сделала. Зашла к Плуту и отправила Збышеку сообщение. – Что? – очень вежливо и как-то недобро отозвался Дэн. – Лика. – Мне показалось, это хорошая идея. – Лика… – Дэн вздохнул и, глядя ей в глаза, медленно произнес: – Когда ночью тебе что-то кажется хорошей идеей, лучше… Дождись утра. Пожалуйста. В следующий раз, когда «хорошая идея» придет тебе в голову. Он знает? – Плут-то? Да нет, конечно. – Лика даже немного обиделась, несмотря на сумятицу в мыслях. – Начальство, правда, думает, что я… Ну, не важно. В общем, я написала Збышеку, что Самарский вернется сегодня вечером. Они могут за ним проследить… Если догадаются. Дэн медленно кивнул, что-то мысленно просчитывая, и заключил неопределенно: – Ладно. – Но я теперь не знаю… Дэн, – Лика почти умоляюще на него воззрилась, – это ведь не плохое место! Тут никому не делают плохо… Даже Плут – он же тебя не мучает, скорее уж ты его! А остальные… Им просто хотят помочь. Вам всем. По-настоящему. – Она перевела дыхание. – Это все выглядит не очень, но как иначе… – Как иначе – что? – равнодушно переспросил Дэн. И откинулся обратно на спинку, когда в дверях возник Плут со стаканом кофе. Дэн обратился к нему, игнорируя Лику: – Давай поговорим о чувствах. У тебя есть другой вопрос? Плут на мгновение застыл, а потом радостно сдернул со стола листок и выпалил: – Да! Э, песни о любви вызывают у тебя сильные чувства? Дэн задумался, равнодушно пялясь в потолок, и вежливо попросил: – Спой что-нибудь. Не припомню ни одной.