Во имя науки

Горсть таблеток в стеклянной мензурке маячила перед глазами все утро, появляясь то на столике в пультогостиной, то на капитанском пульте. Утро началось для Станислава в четвертом часу, когда оказалось, что внять совету "выспаться и набраться сил" он не в состоянии. Поэтому еще два часа до запланированного "подъема" Станислав изучал карту города в двух вариациях: общедоступную и добытую Машей расширенную, с обозначением некоторых засекреченных объектов: подземных научных баз или наземных, накрытых куполом. Задание взламывать правительственные базы Маша не получала, но правильно угадала капитанские преступные помыслы и провернула дело сама. Спрашивать, от кого поганка подцепила хакерские программы, было излишне. ...Терпение Станислава лопнуло, когда синие и красные капсулы возникли у него прямо перед носом, а мензурка чуть не стукнула по лбу. – Да прекрати ты это! – Станислав решительно отвел в сторону венькину руку. – Я совсем, по-твоему, загибаюсь, что ты мне всякую дрянь подсовываешь?! – Ты нервничаешь, – веско ответил друг. Глядя на его помятое лицо и солидные синяки под глазами, Станислав только хмыкнул: можно подумать, кто-то из них смог сегодня прикрыть глаза дольше чем на пять минут. Венька вздохнул и наставил на него указательный палец: – Тебе как капитану это вредно, Стасик. При контакте с правоохранительными органами уж точно. Станислав уже открыл рот возразить, что ему эта затея с привлечением непонятного сотрудника местной полиции как казалась, так и кажется бредовой, и нет никаких гарантий, что этот Камнев согласится им помогать и не привлечет к делу DEX-компани, но в этот момент Маша проворковала, не визуализируясь: – Наши мальчики прилетели. – И вывела на экран капитанского пульта данные с камер наружного наблюдения. Флаер на экране заложил вираж и, упершись носом в покрытие космодрома, застыл: двигатели отключились. Из флаера выбрался Тед, за ним – отчаянно зевающий паренек и мрачный мужик. Половину его лица скрывал намотанный в несколько слоев шарф и ворот черной куртки, но хмурился он так, что надеяться на благожелательный настрой не приходилось. Станислав поднялся с кресла, выпрямился и поправил фуражку. Вениамин вдруг спрятал мензурку с нетронутыми капсулами в карман и поспешил в сторону коридора. – Ты это куда? – За коньяком, – решительно ответил Венька. – Еще полудня нет! – опешил Станислав. – И десяти нет, – не стал спорить друг. На выходе из пультогостиной он обернулся и посмотрел на Станислава с сочувствием. – Но ведь может пригодиться, правда? – Иди уже!.. Дурдом, а не корабль. * Сложившаяся ситуация Семена Камнева не устраивала ни как человека, ни как полицейского, но все-таки что-то привлекательное в ней было. Как полицейский он знал, что нарушает с десяток пунктов устава и рискует остаться без лицензии. И понимал, что в данный момент на лицензию ему плевать. Как человек он предполагал, что за ночь мозги у него потонули в соплях, случилось кислородное голодание или еще что – именно поэтому он сидел теперь, закутавшись в шарф, на заднем сидении флаера и буравил взглядом затылок пилота. Именно поэтому двадцать минут назад он сообщил напарнику, что решил взять отгул и – тьфу ты! – подлечиться. И теперь смутно осознавал, что отгул – это та самая манящая сторона происходящего. Камнев попытался вдохнуть носом, но воздух застрял где-то в переносице. Пришлось дышать ртом через шарф, отплевываясь от ворсинок шерсти. "По крайней мере, не на работе", – мелькнула крамольная мысль. Но гнать ее Камнев не стал: все-таки об отгуле он мечтал давненько. Сенька оглянулся на него с переднего сидения, состроил сочувственную гримасу и осторожно заметил: – Тебе бы к доктору. Камнев только тяжело посмотрел на него, кашлянул и отвернулся к окну. * Заспавшаяся, растрепанная Полина влетела в пультогостиную – и взвизгнула от неожиданности, когда на пороге какая-то светлая тряпка метнулась под ноги. "Тряпка" ответила шипением и громким мявком, но Полина в ее сторону даже не посмотрела. Она оказалась в гостиной как раз вовремя, чтобы запечатлеть классическую – как она моментально окрестила данное явление – встречу двух самцов на спорной территории. Один из них точно знал, что участок, где он имеет право командовать, принадлежит ему, а второй явно определял себя главным на участке гораздо большем – не по праву силы, но по праву полицейского жетона. Станислав Федотович стоял прямо и смотрел жуть как грозно, а незнакомец с красным носом прожигал его взглядом мутных прищуренных глаз, выпятив грудь. Роста они были одного – и это заметно затрудняло положение. Полине подумалось, что они сейчас и на носочки станут подниматься, чтобы определить наконец, кто главнее. Положение спас уже знакомый Полине Сенька. – Ну, это... Вот, это Камнев Семен... Игнатьевич, – представил он типа в шарфе. И вежливо кивнул капитану: – А это, если я правильно понимаю... – Станислав Федотович Петухов, – веско назвался капитан, поправляя фуражку. – Капитан. Старшина космодесантных войск. В отставке. "Камнев Семен Игнатьевич" помолчал, пристально осматривая капитана с головы до ног. За ними следили с откровенным интересом остальные члены "стаи". Доктор – еще и с заметным профессиональным. Котька подтянулась к полининым ногам и сидела, принюхиваясь. Серьезное выражение лица Камнева напомнило Полине Роджера – тот так же вымученно хмурился, когда работа успевала засесть у него в печенках. Камнев протянул руку первым, и они с капитаном наконец-то закончили ритуал знакомства. – Я сделаю чай! – громко объявила Полина и улизнула на кухню. Когда она вернулась в пультогостиную, неся поднос с полными кипятка чашками, сахарницей и банкой сгущенки, начатый деловой разговор смолк, и на нее уставились несколько пар глаз. Вернее, не на нее – на сгущенку. Полина вздрогнула и прикусила губу. – Семен Игнатьевич, – чтобы прервать напряженную паузу, она улыбнулась Камневу, – а как вы относитесь к сгущенке? – Вполне положительно, – пожал плечами тот. Он успел размотать шарф, снять куртку и сидел теперь на табурете, по-воробьиному нахохлившись. По тому, как он зацепился взглядом за чашку с кипятком, Полина поняла, что сгущенке он предпочтет сейчас горячий чай. Поэтому, долив в чашки заварки, она подала первую чашку ему. Камнев сделал несколько маленьких глотков, а потом задышал ртом. Вениамин Игнатьевич не выдержал. Он мялся с первой минуты, как простуженный человек оказался в поле его зрения. – Семен Игнатьевич, – проникновенно начал он, наклонившись к Камневу через журнальный столик, – а не хотите ли что-нибудь от вашего насморка? Таблеточку? Укольчик? Ваш, знаете ли, бронхит имеет свойство давать осложнения, а при вашей профессии... В этот момент Котька, последние пару минут обнюхивавшая ботинки гостя, удовлетворилась запахом и вспрыгнула ему на колени, поставив хвост торчком. Камнев втянул голову в шею и попытался убрать от лица кошачий хвост, но Котька управлялась отменно: кончик хвоста подергивался и неизменно щекотал подбородок человека. – Ладно, – сдался Камнев и попросту переставил кошку на пол, подхватив под пузо. – И если можно, что-то от аллергии. Шерсть, – он сморщился и вытащил изо рта волос – видимо, кошачий. * Господи, а как ведут себя влюбленные идиотки? Лика намеренно отставала на полшага от Самарского, чтобы он не мог видеть ее лицо. Щеки горели от волнения – интересно, а от любви они горят так же? На спине у Самарского красовалось синее пятно, словно краской мазнули; пятно растекалось в невнятного осьминога и выглядело нелепо. Лика пересчитывала осьминожьи лапки и пыталась вспомнить, каково это – испытывать к кому-то чувства. Не то чтобы у нее совсем не было опыта – влюбляться ей доводилось, только все ее влюбленности затухали сразу после того, как объект прекращал загадочно улыбаться и начинал открывать рот – и нести, конечно, всякую чушь. Ум и скромность в парнях на ее родной планете сочетались плохо. Но... какая разница! Нужно вспомнить что-то – да хоть вот тот вечер три года назад, когда она ждала Дика Диккенса за дальним пшеничным полем. Сияли звезды, луна просвечивала насквозь тонкие перьевые облака... Лика нарочно отключила видеофон, чтобы не названивала мама. Было десять сорок – Дик Диккенс опаздывал уже на десять минут, и она волновалась, ходила возле хлипкой ограды, постоянно поправляла юбку и кусала губы... Ну, нет. Плохой пример. Тогда она промучилась с полчаса, прежде чем на холме послышался рокот, и под луной возник темный силуэт – парень на мотоцикле... А потом оказалось, что это Тед на древней тарахтелке и что явился он вовсе не за Ликой, а к своей девчонке – из зарослей дикой малины к нему выскочила Эми Томпсон и повисла на шее. А Диккенс так и не явился. – Заходите, Анжелика. Самарский распахнул перед ней дверь своего кабинета. Лика нервно улыбнулась – так ведь должна улыбаться обеспокоенная влюбленная девушка? – и вошла. За столом внутри сидел сотрудник в поднадоевшем ей за день белом халате. На звук ее шагов он вскинулся и запричитал, выбираясь из-за стола: – Нет, я не могу это интерпретировать! Это невыносимо! Один тест – ай-кью ниже плинтуса, второй – почти гениальность! В одном случае эмпатия чуть ли не на нуле, а в другом – критически высокая! Он практически переживает слияние с каждым, кто находится рядом... Он наконец-то осекся, натолкнувшись взглядом на Лику. – И в этом слиянии прекрасно манипулирует идиотами, которых неизвестно за что держат на должности, – сдержанно прокомментировал Самарский и хмыкнул. – Знакомьтесь, Лендер, это Марк Плут. Несчастный, которого ваш сверхэмпатийный Дэн замучил. Лика попыталась скрыть злорадство и вежливо кивнула. Плут чем-то напоминал Збышека – такой же щуплый и как будто ощипанный, с торчащими во все стороны волосами, только моложе, светлее и с веснушками. Плут смущенно улыбнулся и потянулся пригладить волосы. – Э-э, здравствуйте... – Лика. – Здравствуйте, Лика. Так это... Дэн – вы с ним знакомы? Вместо ответа Лика обошла Плута и оказалась перед столом, заваленным таблицами, рисунками и заполненными бланками. Лика наугад вытащила листок, но он оказался не Дэна. Внизу под карандашным рисунком значилось аккуратное "Константин". Помешать ей никто не пытался, и с третьей попытки Лика вытащила листок с рисунком, на котором большими буквами стояло: "ДЭН" – напротив ряда цифр, напоминающих серийный номер. Рисунок был достоин чести быть помещенным в анатомический атлас – в раздел "скелет и мышцы". И неважно, что мышцы прорисованы четырьмя оттенками синего. У человека на рисунке не хватало только одного – сердца. – О, – зашептал Плут у Лики за спиной почти благоговейно, – это удачный образец... Вы же понимаете, верно? Образ "я" – и без сердца... Лика оглянулась на Самарского: скепсис на его лице читался очень ясно. Она нахмурилась и отвернулась. Решила играть роль – играй; искушение закатить глаза и уесть непутевого специалиста язвительным комментарием было велико, но Лика нарочито свистяще вздохнула и прижала листок к груди. Что, что сказать? "Это потому что его сердце принадлежит не ему"? Нет, что за слюни! "А по-вашему, сердце есть только у людей?!" – тоже не годится, слишком патетично. – Он о вас спрашивал. – Плут избавил Лику от необходимости выдумывать уместную фразу. – Кажется, его несколько... фрустрирует тот факт, что он лишен возможности вас видеть. Это ведь так прекрасно, верно? – Что? – не поняла Лика. – Прекрасно, что у нас наконец-то появилась возможность экспериментально исследовать поведение кибернетической единицы в связке с эмоционально значимым субъектом!.. Плут запнулся, открыл и закрыл рот, широко улыбнулся и беспомощно развел руками, не в силах описать "эмоционально значимому субъекту" свой восторг. Лика медленно кивнула, аккуратно сложила листок вдвое и кинула на стол. В связке, значит. Экспериментально исследовать. – И как вы, коллега, – холодно начала она, заставив его растерянно заморгать, – намереваетесь что-то там исследовать, когда ваша "единица" от "субъекта" отделена? – Это ведь временно! – искренне воскликнул Плут и обернулся на Самарского. Тот стоял с непроницаемым лицом, скрестив на груди руки, и в ответ только неопределенно повел плечами. Лика чувствовала, что он смотрит на нее, не отрываясь. – Вот и методика показывает... Ну, с сердцем, вы же понимаете? Вы с Дэном обязательно встретитесь! – В рамках эксперимента? – Ну-у... Для начала... Для начала... Да чтоб вас всех! Лика вцепилась в край стола, не позволяя себе скрещивать руки; позволишь – закроешься, сдашься, разрыдаешься прямо тут! Она подняла глаза на Самарского – ах, этот тучный слизняк, зараза, чтоб тебе подавиться чаем за завтраком! – и вскинула голову. – Вы позволите мне позвонить друзьям? – спросила по-деловому коротко. – Раз уж вы меня тут заперли. Они имеют право знать, что я в порядке. – Я могу одолжить свой видеофон, – засуетился Плут и закопался на столе. – Где-то тут... А, вот! Это ведь можно? Самарский кивнул. – Конечно. Располагайтесь и звоните, Лендер. Можете, если угодно, отправить сообщение. "Остаться в одиночестве я вам не позволю", – значило это. Лика и не ожидала другого. Но что отправить и кому? Теду? Или лучше Збышеку? Звонить не стоит – пусть лучше Самарский не знает, что из-за нее и Дэна поднялся переполох... Наверное, поднялся. Лика сглотнула. Да нет, точно – не мог не подняться.