***
Джи Ён не знает точно, что им руководило, когда он, вернувшись в Сеул через три года, сознательно начинает искать Сын Ри. Он понятия не имеет, где сейчас может находиться младший, обращаться к отцу – бессмысленно, к мистеру Ли – тоже, тот прекратил работу с их фирмой незадолго до возвращения парня, и, кажется, не совсем на хорошей ноте. Квон не знает, почему, но чувствует необходимость найти парня – который, наверно, уже и не парень вовсе, спустя несколько-то лет – и не собирается перечить этому желанию. Во Франции он переосмыслил много вещей, буквально осознал себя заново. Там люди были другие, менталитет, нравы – как бы ему не хотелось вернуться домой, он прекрасно понимал, что в Сеуле его так и продолжат считать чуть ли ненормальным, хотя тут его поведение и взгляды на жизнь не волновали никого и были делом привычным и распространённым. Джи Ён не мог тогда, перед вылетом, отказать себе в том, чтобы хоть так наблюдать за Сын Ри. Благо, влияние позволяло нанять нужных людей, профессионалов своего дела, которые еженедельно присылали парню информацию и даже фотографии. Расплывчатые, некоторые сделанные в движении и с ракурса, когда лицо не рассмотришь, но ему и этого хватало с излишком даже. Однако вот чувство, что он просто дотрагивается кончиками пальцев до жизни, которой сам же себя и лишил, доводило его чуть ли не до нервного срыва. Постепенно он перестал читать отчёты, только фотографии не решался выкинуть, даже не просмотрев, а потом и их оставлял в письмах с множеством марок и ненастоящим именем отправителя. Он понимал, что таким образом делает только хуже, только вот остановиться никак не мог. Так же он прекрасно понимал, что, возможно, даже найдя Сын Ри, он не получит ничего и останется на том же самом месте. Парень уже привык, что его желания совпадают с действительностью так же часто, как случается солнечное затмение, поэтому был, в принципе, готов и к такому исходу. Но искать не прекращал, делал это с завидным упорством, будто в бреду разъезжая по городу, словно снова вернулся на три года назад. Или даже хуже – из-за разлуки и азарта перед встречей Квон чувствовал себя, словно ненормальный, и в каком-то смысле ему это даже нравилось. Только вот результат поисков Джи Ёна немного… разочаровал. Нет, даже не так. Его злило, бесило неимоверно до скрежета зубов, что Сын Ри, тот милый мальчик с прекрасной улыбкой, идеальным образованием и, конечно, будущим со счётом на банковской карте в десяток цифр, работал каким-то развозчиком пьяного мусора в виде людей. Он не понимал, и, наверно, не хотел понимать, у него вообще было такое ощущение, будто у него какую-то детскую мечту отнимают, и это совсем скверно. И он радовался только одному и весьма неприкрыто – Сон Джин, этот гадёныш, который посмел использовать его малыша, покончил с собой, тем самым избавив его от грязной, но, несомненно, приятной работы. Повезло придурку, умер раньше, чем Джи Ён узнал про его скрытые умыслы и проблему с деньгами. Он злорадствовал с чувством, напился на радостях, даже, кажется, снял себе кого-то впервые после прибытия в Сеул, но потом его «игрушка на ночь» куда-то делась, а Джи Ёну завтра рано утром на совещание теперь уже в его офис и… И он сам не понял, как оказался в такси. С Сын Ри сосредоточенном на дороге и каким-то излишне нервным. Джи Ён же в этот момент не чувствует ничего, кроме головной боли и чего-то, что болезненно сжималось внутри и не давало мыслить связно. Он смотрел на младшего, смотрел, хоть тот и снова не видел его, и понимал, что от того мальчишки, которого он запомнил, не осталось и следа. Сын Ри стал намного взрослее, осознаннее, что ли. Во всём его облике чувствовалась теперь какая-то усталость и приземлённость, потерянность, будто бы тот теперь совершенно не знал, куда идти. И Квон, через некоторое время напряжённой тишины, как-то совсем без удивления, даже слишком спокойно, понял, что ещё больше хочет помочь парню выкарабкаться из всего этого, быть опорой для него, направлять и защищать. Выходя из машины, блондин только ухмыльнулся. О, да, что-что, а направлять он умеет лучше, чем кто-либо другой.***
Джи Ён знал, что малыш будет с ним так или иначе, но совсем не ожидал, что приблизить к себе парня окажется так сложно. Будучи холодным и непреступным, выработавшим за многие годы свою модель поведения, Квон не понимал, что нужно сделать, чтобы тот доверился ему. Привыкший к партнёрам на одну ночь, чаще прекрасно ознакомленным с его «милыми странностями», он просто не представлял, как нужно обращаться с парнем. Как не сломать его – а Джи Ён ломал, ломал много раз, и у него это не вызывало никаких особых чувств, но только не с Сын Ри – прогнуть под себя. Не заставить унижаться и стыдиться себя, не причинить боли, о которой тот будет жалеть, а доставить удовольствие. Он шёл к этому медленно, привыкший доминировать, постепенно приспосабливался сам к парню, который, похоже, из-за слишком долгого и частого копания в себе воспринимал любое поползновение в личное пространство чуть ли не как угрозу. Да, он долго подбирался к младшему, долго просто наблюдал, долго решал, нужно ли ему это, решался на то, чтобы оставить телефон в его машине – хотя, наверно, это было совсем не тем, над чем ему стоило думать в первую очередь – понимая, что тот обязательно придёт, чтобы отдать. Да, много времени ушло на то, чтобы Сын Ри принял и его, и себя. На то, чтобы отпустил Сон Джина, к которому продолжал испытывать не чувства, а больную привязанность к надуманному образу, что неимоверно бесило блондина, хотя тот и сам не хотел этого признавать. Да, действительно много, а по меркам Джи Ёна, который три года ждал и хотел всего и сейчас – вообще почти бесконечность. Но как же прекрасен был результат! Он и представить себе не мог, что Сын Ри может быть таким, может так открыться ему, может следовать за ним, быть ведомым и получать от этого удовольствие – такое, на которое он и сам не рассчитывал. Старшего невероятно бесило то, что ему вечно приходилось куда-то уходить от Сын Ри. Слишком долго он не видел младшего, чтобы каждый такой раз вести себя спокойно. Хотя, да – внешне он оставался совершенно непоколебимым, привычка всё же, однако, в душе готов был разорвать на кусочки каждого, из-за чьего звонка он вынужден был покинуть младшего. А особенно собственного секретаря, у которого будто был врождённый талант – умел звонить в самые неподходящие моменты. Но апофеозом его «дара» был звонок на следующее утро после их первой ночи с Ри. Квон тогда и так весь извёлся, буквально сам себя держа на коротком поводке, стараясь быть не нежнее, так хотя бы более аккуратным, и в итоге хотел хоть немного побыть с младшим в «непринужденной обстановке», но этот звонок… Джи Ён только чудом не придушил секретаря, когда злой, как чёрт, ворвался в главный офис, потому что всю дорогу до «стекляшки» провёл в раздумьях, как бы поизощрённее прикончить его. Стоит ли говорить, что после этого нервная и совсем даже не положительная реакция Сын Ри на него была вполне ожидаемой? Впрочем, именно такого Джи Ён не ожидал совсем. Он не рассчитывал на широкие объятья и поцелуи, клятвы типа «вместе и до гроба», но на полное игнорирование – тоже. Но и это не было тем, что заставило блондина волноваться. Когда младший выскочил из машины, он решил, что так ему будет лучше прийти в себя, чем в замкнутом пространстве вместе с человеком, из-за которого запутался в себе ещё больше, так что останавливать он его не стал. Потому что сам в какой-то степени чувствовал себя виноватым, что никак не связался с Сын Ри, и прекрасно понимал, что в его глазах выглядит последним козлом. Но когда тот со всей силы ударил рукой по железным перилам, вследствие чего, конечно же, содрал кожу и вообще довольно сильно поранился, то просто не смог усидеть на месте. Позволять причинять мелкому самому себе вред, даже если это из-за него, он не собирался. Уж точно не сейчас, когда начинал понимать, что Сын Ри нуждается в таком «двинутом на контроле» парне, как он, не меньше чем Джи нуждается в нём. И каковы бы ни были его намерения, уже после в ресторане, Джи Ён не смог отказать себе в желании наказать его. Он не может просто стоять в стороне. Смотреть на то, как на дне его глаз образовывается пустота, как они тускнеют, как Сын Ри будто сам себя опустошает, на изнанку выворачивая все свои чувства, когда говорит о этом… о этом… Блондин сжал руки в кулаки и закусил губу почти до крови, когда услышал о Сон Джине. И слышал не то, какой тот был лживой мразью, а то, как его малыш корит себя за его смерть, как мучается все эти годы, думая, что всё это его вина. У Квона все заслонки сорвало, когда младший сказал о «любви, которая могла бы случиться». Серьёзно? Сказал это ему, после того, что только что было? Сказал после того, как Сон Джин буквально не поимел его только из-за денег и без зазрения совести продолжал надеяться на большее? Из-за великой любви, конечно же. Да. И Джи Ён точно решает для себя, что не пожалеет ни на секунду, когда расскажет Сын Ри то, что он должен знать. А расскажет он обязательно, потому что не мог молчать, только потому, что слишком ревновал парня к прошлому.POV Джи Ён
В конце концов, я всё же смог спасти Сын Ри, сделал даже больше, чем сам того хотел. Смог смириться с тем, что кроме моих собственных желаний и потребностей есть чьи-то другие, удовлетворить которые для меня стало даже важнее, чем свои собственные. Смог принять люблю вместо привычного уже и почти въевшегося в подкорку хочу, и, на самом деле… Да, это было самое правильное из того, что я когда-либо делал. И разве Сын Ри, у которого от белоснежной шеи и ниже по острому плечу идёт цепочка моих собственных меток, который спит рядом, доверчиво прижавшись, совсем настоящий, со своими заморочками, не идеализированный, но по прежнему самый для меня желанный, не является этому доказательством? – Милый... слушай... – Сын Ри поцеловал меня в затылок, и я повернулся к нему, не смея быть так далеко от его нежных губ. – Да... – малыш прошёлся дорожкой поцелуев вдоль моей шеи и спускался всё ниже и ниже, в то время как я обдумывал наказывать его прямо сейчас за такую самодеятельность или повременить с этим. – М-м-м... – всё-таки позже, слишком хорошо мой член смотрелся у него во рту. – Не расскажешь, что моя старая фотография делает у тебя в бумажнике? – Что? – до меня дошло только со второго раза, когда его язык перестал изучать мой член вдоль и поперек. – Ты рылся у меня в бумажнике? – Да, и ты не посмеешь меня за это наказать, – а вот в это мне верилось с сомнением, уже руки чешутся. – Так меня любишь, что не мог и дня прожить без того, чтобы не посмотреть на мою фотографию? Ночами не спал как мечтал, чтобы фотография ожила, и я оказался в твоих объятиях... Не знал, что ты такой романтик. А вот это было зря. Я оттолкнул парня и, перевернувшись, оказался сверху. – А, ну, повтори! – я вспоминал куда дел свои наручники и пытался немного успокоиться, чтобы не затрахать малыша до смерти. – Давай, мне кажется я не расслышал. – Ты любишь меня! – Сын Ри продолжал улыбаться и лезть своими маленькими ручонками мне в штаны. – Любишь, любишь, любишь! – Ах ты, мелкий... – одними наручниками, сегодня, мы точно не обойдёмся. – Люблю, и что? Люблю такого наглого гадёныша, как ты. – Хороший вкус, Квон Джи Ён, – длинные ноги обхватили меня за талию и прохладные ступни сцепились за спиной, прижимая к чужому телу сильнее, а в губы впились сводящим с ума поцелуем. – Я тоже тебя люблю. – Знаешь, я тут подумал и решил, – я ухмыльнулся в губы парня и, чувствуя, как сердце пропустило удар после его слов. – К чёрту наказание! Я был ненормальным в прямом понимании этого слова, но этот паренёк – по имени Сын Хён, предпочитает Сын Ри, был слишком нормальным, чтобы не изменить меня своей любовью. Он был моим и был идеальным для меня, а ещё он делал меня лучше, практически таким, как все и, чёрт возьми, если меня это отталкивало. Я любил его совершенно нормальной любовью и хотел его без всяких игр или наказаний. Я просто хотел быть нормальным и быть рядом с ним. Кажется он прав – я романтик.