А разве здесь можно жить?

Арсений не спеша возвращался с конной прогулки в свою комнату, чтобы принять душ перед обедом и переодеться. Непонятная тоска угнездилась внутри: чего-то хотелось, да только чего, он и сам понять не мог. Вроде весь день расписан под завязку: уроки танцев, фехтования, иностранных языков; верховая езда и плавание уже отошли в разряд хобби. Как сказали тренеры, что поскольку он профессионально заниматься этим не будет, то и обучаться дальше ни к чему. Он так задумался, что не заметил, как прошел лишний лестничный пролет и оказался на третьем этаже. Не то, чтобы ему сюда запрещено было подниматься, но и не приветствовалось. Дверь дядиного кабинета, которую он никогда за свои восемнадцать лет не видел открытой, сейчас была закрыта неплотно и сквозь щель доносились громкие голоса. -… ничего я не собираюсь менять! Сколько раз еще нужно тебе сказать, чтобы ты запомнила? — Ты не прав! Нельзя так относиться к мальчику, ведь он твой родной племянник. Он вообще жизни не видел, ты запрещаешь ему общаться с ровесниками, это неправильно. — Ему это ни к чему, о чем не знает, того не хочет. И хватит об этом! Раздался стук, видимо, дядя припечатал ладонью крышку стола. — Почему? Я не понимаю тебя. Ты даже телевизор запрещаешь ему смотреть, хотя о чем я, он же даже не знает, что это такое. Он здесь, как в тюрьме. Ты что, собираешься держать его взаперти до самой смерти? — Если понадобится, то да. Арсений остекленевшими глазами смотрел перед собой, он и на минуту не усомнился, что речь идет о нем. Потом развернулся и как сомнамбула направился в свою комнату. Обида сжимала горло, слезы подступали к глазам, и хотя его никто сейчас не видел, он не мог позволить себе подобные эмоции, ведь это было бы так несдержанно, так не аристократично. В голове сразу же возник голос тети, говорящий: «Где твои манеры, Арсений?» Душ смывал пот и слезы. А ведь и вправду, он настолько привык к своей жизни, что даже не задумывался, что живет здесь, как в заключении. Пусть золотая, но все равно — тюрьма. С недавнего времени все большее беспокойство охватывало его, чего-то мучительно не хватало. Некоторый ответ давали книги: они открывали мир, который разительно отличался от его мирка. Что-то было там, за пределами усадьбы, что-то совершенно непостижимое, интересное, что-то нужное, чего не было здесь и чего ему так не доставало. И эти сны, которые посещали его последнюю пару лет, становясь все более откровенными: смутные желания, размытые образы, чьи-то руки и губы и острое наслаждение в конце. Все это тревожило юношу, а больше всего то, что в реальности не было рук, которые бы обнимали его с такой любовью, не было губ, которые целовали бы его с такой нежностью и страстью, не было теплого тела, которое согревало бы его ночами, не потому что ему было холодно, а потому что хотелось заполнить душевную пустоту. Он никогда не читал любовные романы, так как их просто не было в библиотеке. Художественной литературы там мало было в принципе, сплошь справочники, энциклопедии, да различные словари. Один раз ему удалось стащить кем-то забытую книжку в мягком переплете, она называлась «Женщина-воин». Сначала он честно собирался ее вернуть на ту лавочку в саду, где он ее нашел, но прочитав, не смог с ней расстаться. Он перечитывал ее снова и снова, пока она не начала разлезаться у него в руках. Арсений прекрасно понимал, что это фантастика, ничего не имеющая общего с реальной жизнью, но там была такая любовь. Хотя, если посмотреть, то он и сам мало что имел с реальной жизнью. И впервые ему захотелось это исправить. Обида и гнев переполняли его, но ни единым словом или жестом он не показал их. Обед, занятия, ужин прошли, как обычно, как и тысячу раз до этого. Еще только светало, когда Арсений неожиданно проснулся, какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что что-то должно случиться, поэтому он быстро вскочил и направился в ванную, потом оделся, расчесал свои длинные белые волосы и задумался, глядя на браслет. Этот браслет ему разрешалось снимать только на время сна, он не должен с ним расставаться никогда, так как по нему отслеживалось, где именно на территории усадьбы он был. Нет, браслет точно нельзя надевать. Юноша тихонько вышел из комнаты и спустился вниз, все еще спали и только за дверью кухни раздавался шум. Хотя хозяев было только трое, Арсений хмыкнул, подумав о том, какой из него хозяин, обслугу тоже нужно было кормить, а ее уже было немало: охранники, конюхи, садовники, горничные. В голове начал складываться план. Он вышел во двор и отправился к черному ходу, через который заносили продукты на кухню. Как он и рассчитывал, фургончик, привозящий продукты по вторникам и пятницам стоял у открытой двери, рядом были сложены выгруженные ящики и коробки, людей видно не было, поэтому Арсений смело открыл заднюю дверь фургона и влез внутрь, захлопывая ее за собой. Он закопался за какие-то мешки и коробки, опираясь спиной на стенку фургончика и притягивая колени к груди. Сидеть было ужасно неудобно, в конце концов он примостил на колени голову и задремал, не проснувшись даже тогда, когда машина тронулась с места. Проснулся он от резкого толчка, фургончик стоял, а все тело затекло и болело. С трудом разогнувшись, Арсений добрался до задних дверей, открыл их и вылез из машины. На улице уже темнело, а место было совершенно незнакомым. Он понимал, что ему любое место будет незнакомым, кроме усадьбы, а это была точно не усадьба. Голова кружилась от долгого сидения и голода, он начал потягиваться и разминать ноги, как вдруг неожиданный запах заставил его резко развернуться — божественный запах свежей выпечки. Он вышел из тупичка, в котором стояла машина и отправился туда, куда его настойчиво толкал желудок. Оказавшись через пару метров на улице, Арсений остолбенел: неужели это то, куда он хотел попасть? Каменные плитки, которыми были выложены дорожки и площадки усадьбы сверкали чистотой, здесь же тротуар, на котором он стоял, был весь в выбоинах и ямках, заполненных грязной водой, видимо, пока он спал, прошел дождик. Редкие прохожие, с удивлением взирающие на него, выглядели так, словно не знали о существовании зеркала, душа и одежды по размеру: он с неприязнью посмотрел на небритого мужчину в мешковатой одежде, который прошел мимо, обдав его резким запахом пота. Потом гордо поднял голову и пошел на запах выпечки, через несколько метров он оказался на площадке, где, по-видимому, находилась пекарня, так как запах стал настолько силен, что Арсений начал совсем не аристократически сглатывать слюнку. Он как раз направился к двери, проходя между машиной и какой-то сомнительной клумбой, когда авто вдруг резко двинулось на него. *** Макс, недовольно бурча себе под нос, вышел из двери служебного входа пекарни, сел в машину и дал задний ход, чтобы развернуться. Глухой удар об багажник и вскрик заставили подняться волосы по всему его телу, он повернул ключ и выскочил из машины сам не свой от ужаса. Неужели он сейчас сбил человека? Господи, только не это! Отец же убьет его! Он подбежал к лежащей на клумбе, словно сломанная Барби, девушке, длинные светлые волосы которой закрывали лицо и грудь. — О Боже, ты цела? — Макс осторожно коснулся руки своей жертвы. Жертва застонала совсем не женским голосом и подняла голову, откидывая волосы. Макс отшатнулся, в шоке глядя на… кого? Он в жизни не видел лица красивее. — Ты кто? Ты что, эльф? Арсений с негодованием смотрел на бандита, только что чуть не убившего его: — Я не эльф, а ты — идиот. Ну что стоишь? Подай мне руку, помоги встать.