Ты — моё лекарство от безумия...

POV Эцио Человек, наученный убивать, становится убийцей до мозга костей. Кредо преследует тебя, становится твоим бичом, подчиняет полностью. Сложно сопротивляться искушению, когда перед тобой стоит беззащитная, ни о чем не подозревающая жертва. Ты видишь все ее уязвимые места, по привычке ищешь удобные пути подступления к ней, перебираешь в голове различные варианты убийства. Тихо щелкает скрытый клинок, готовый вонзиться в спину, кинжал, смоченный смертельным ядом, просится в руку в надежде оказаться поближе к сердцу. А может горлу? Так заманчиво пульсирует жилка на шее... О, милый друг, ты ни о чем не подозреваешь. Позабыв обо всем, ты склонился над рукописями, стараясь расшифровать занимательнейшие записи. Ты не допускаешь мысли, что я могу причинить тебе боль. А зря. Нельзя быть таким беспечным. Профессиональный карманник, наловчившись, как следует, за свою жизнь, уже не задумывается, когда его глаза сами ищут потуже набитые кошельки, а руки заимствуют их у проходящих мимо зевак. Просто общаясь с человеком, вор инстинктивно сканирует помещение на наличие каких-либо блестяще-звенящих безделушек и неосознанно оценивает их стоимость. Так и убийца, привыкший выискивать слабые места противников, сам того не замечая, со временем начинает делать то же и с мирными гражданами. Любой человек превращается в потенциальную жертву, мысли становятся всё навязчивей и упорней, а потом наступает момент, когда ты осознаешь, что хочешь перегрызть глотку лучшему другу. Эта идея оказалась настолько неожиданной и дикой для меня, что я, не зная как реагировать, спихнул всё на усталость и предпочел поскорее об этом забыть. Странно, но подобные мысли стали возникать всё чаще и вскоре превратились для меня в ежедневных гостей. Когда я, идя по улице, подмечал беззаботно бредущего человека, мой мозг за считанные секунды просчитывал наиболее удачные варианты убийства. Нельзя не сказать, что подобные разминки стратегического мышления пошли мне на пользу в работе. Я стал быстрее реагировать, стыкаясь с врагами; острым взглядом я научился моментально выискивать уязвимые места противников. Все было под контролем. Моим контролем. Находя слабые точки всех и вся, я чувствовал себя уверенно и защищенно, ведь в любой момент мог среагировать на возможную угрозу. Но потом эти мысли стали постепенно меня донимать. Мой мозг был перегружен постоянным и ненужным высчитыванием. Я с ужасом стал осознавать, что теряю над ними контроль. Мало того, я понимал, что их уже не остановить. Мысли о различных способах убийства текли плавным, но нескончаемым потоком, а выхода не находили. Мне стало казаться, что если я не стану выполнять то, что от меня требуется, моя голова просто лопнет от изобилия этих извращенных мыслей. Это... это можно было бы сравнить с чувством, которое испытывает художник или писатель, если бы все не было так печально. Всевозможные идеи лезут и лезут в голову творца, и ему нужно поскорее воплотить их в жизнь: написать потрясающую картину или прекрасный роман, поделиться ими с людьми и со всем миром. Но как объяснить людям твою непреодолимую тягу к убийствам? Я художник, пишущий свои картины кровью... А ведь раньше я таким не был. Никогда никого не лишал жизни и первое убийство совершил по необходимости. А дальше... месть. Жажда мести направила меня на этот сомнительный с точки зрения морали путь. Но дальше меня вела уже не она. Желание проливать кровь росло во мне, а я и не думал с ним бороться.И вот теперь оно полностью захватило мой разум. К своему ужасу я понимал, что мне нравится убивать своих жертв. Погружать клинок в мягкую плоть, слышать хриплый предсмертный стон, наполненный страданием, наблюдать, как угасает преждевременно забранная мною жизнь. Это уже похоже на какое-то умственное расстройство. Не тронулся ли я умом? Этот вопрос я часто себе задаю. И не решаюсь искать на него ответ. Ведь какая разница между ассасином и обычным маньяком-убийцей? Благородный ассасин честно следует Трем Правилам, первое из которых гласит: "Не позволяй клинку поразить невиновного".А я... Я изо всех сил борюсь с одержимостью убивать всех направо и налево! Как же я устал от этого... Эх, Леонардо, Леонардо! И как только ты можешь спокойно находиться в обществе опаснейшего преступника Венеции? Будь я на твоем месте, я бы его даже близко к своему дому не подпустил. Ты так спокойно стоишь, сутуля плечи и что-то записывая на клочке бумаги. Перед тобой две страницы из кодекса, и ты уже ничего не замечаешь вокруг себя. Рука что-то резко зачеркивает, ты принимаешь задумчивую позу, почесывая пальцами заросший подбородок. Киваешь сам себе и, небрежно поправив волосы, снова склоняешься над бумагами. Я вижу твою шею. Такую беззащитную и хрупкую, что её, казалось бы, можно свихнуть одним точным быстрым движением. А вот на шее пульсирует видимая только мне артерия. Я чувствую, как кровь шумно бежит по твоим венам; я слышу, как стучит твое сердце. Я бы мог неслышно приблизиться и, легонько приобняв тебя, вонзить изящный клинок между ребер, проколоть легкое. Ты даже понять ничего не успеешь, как, истекая и кашляя кровью, тихо осядешь на пол и мучаясь в ужасной агонии покинешь этот мир. Или достаточно одной капли яда, чтобы... Я вздрогнул, очнувшись от ужасающих мыслей. Волосы на моей голове зашевелились от осознания того, о чем я невольно задумался. Да... Не повезло тебе с другом, Леонардо... Мне становится всё труднее контролировать безумного зверя, живущего во мне. Он требует кровавых жертв во славу себе. Как бы случайно он не сорвался с короткого поводка... Пора покидать этот гостеприимный дом, кабы я не наделал вещей, о которых потом пожалею... Неожиданно, Леонардо радостно воскликнул, затем что-то дописал и отложил перо. С довольной сияющей улыбкой он протянул мне два расшифрованных свитка. — Ну что ж, mio caro amico, всё готово. Надеюсь, я не сильно тебя утомил ожиданием? — Внезапно его лицо преобразилось, став очень обеспокоенным, — Эцио! С тобой всё в порядке? У тебя такой вид, словно тебе нехорошо. Вот, присядь, скорее, — Леонардо заботливо пододвинул ко мне кресло. Я постарался как можно искренней улыбнуться. — Не тревожься, Леонардо. Всё хорошо. Я думаю, мне стоит идти. Художник понимающе кивнул и распахнул руки для объятий. Захват под правую руку, зайти за спину, удар в печень... Поморгал, прогоняя видение, и шагнул навстречу другу. ...Полуразворот, тихое шипение скрытого клинка, пронзить сердце... Да что ж это такое?! Надо поскорей отсюда убираться. — Addio, Леонардо. Фух. Ну наконец-то! Я уж думал,что эта пытка никогда не кончится. Уже у самой двери меня окликнул тот же голос. — Эцио! Погоди... Ну что ещё?! Что тебе нужно, Леонардо? Ты хочешь, чтобы я тебя прибил? Я раздраженно повернулся и встретился с ним глазами. В них бушевало пламя решимости, подстёгнутой крайним отчаянием. Я даже удивиться не успел, как Леонардо сделал шаг навстречу мне, схватил за шиворот и, резко притянув к себе, коснулся горячими губами моих. Что ты творишь, чёрт возьми?! Я хотел было отстраниться, но художник усилил напор. Не зная, как на это реагировать, я стоял, как идиот, с широко распахнутыми глазами. Я никак не мог подозревать о чувствах Леонардо ко мне. Неужели это правда? Когда это произошло? Когда мой лучший друг успел влюбиться в меня? Что я упустил? Неужели собственная одержимость настолько овладела моим разумом, что я, утратив всю свою проницательность, не смог разглядеть каких-либо намеков со стороны художника? Ведь каким-то образом моё поведение спровоцировало его. Тут мне стало по-настоящему страшно.