Ты — моё лекарство от безумия...

POV Леонардо Сколько времени я стою в оцепенении, не отходя от окна и глядя во тьму, в которой ты скрылся? Я не могу найти себе места. Зря я так глупо поступил. К сожалению, ты не понял меня. Точнее, понял и не одобрил… Я даже не знаю, как теперь смотреть тебе в глаза, не ощущая того горячего стыда, что сжигает меня. Ох… Что я натворил? Теперь не только нашей дружбе конец. Я погибну без тебя. Без этих и так нечастых визитов, редких, но таких тёплых разговоров по вечерам… Если бы я только мог вернуть время назад… И не повторить этой ошибки. Я знал, на что иду, но все же надеялся на взаимность… Как же я был глуп! Рискнув, я поставил на кон всё, и всё потерял… Ты с таким отвращением посмотрел на меня, когда я тебя поцеловал, с такой поспешностью ретировался… Я не хотел тебя оскорблять. Просто так вышло… На необдуманном поступке сказалось всё: долгое воздержание, невыносимое молчание, ночные фантазии… И еще эти сны, не дающие мне покоя. Я понимаю, что загнал тебя в очень неловкое положение. Скорее всего, ты сейчас думаешь, что выбрать: дружбу или честь. Ты очень горд, порой, самолюбив, но ведь мы с тобой были лучшими друзьями. Не может же всё быть перечеркнуто одним глупым поступком? Или может?.. Не все свитки еще расшифрованы. Возможно, ты еще вернешься… Но если быть честным с самим собой, то на твоем месте я бы ни за что больше не появлялся на пороге дома человека, так оскорбившего мою честь. И если ты выберешь этот вариант, я пойму тебя, хотя и не смогу жить с осознанием того, что я сам это допустил. Я себе этого не прощу… Мне ничем не искупить своей вины. Ошибку невозможно исправить. Теперь мы вряд ли сможем вновь стать лучшими друзьями. Прости, прости меня! Я готов молить тебя о прощении, стоя на коленях. Не уходи, не покидай меня одного! Я был так неправ… И так жалею о своем поспешном поступке. Ну зачем я это сделал? Если бы знал, к чему все приведет, я бы с тяжелым сердцем отказался от того долгожданного мига, когда наши губы наконец соприкоснулись, взамен на то, что я снова смогу видеть тебя. И теперь единственное, что мне остается, это предаваться воспоминаниям, проматывая в голове тот самый чувственный момент, когда нежный бархат твоих губ пленил меня, я потерял власть над собой, не смог сдержаться, хотел получить тебя всего. В груди пылало желание, щеки горели лихорадочным румянцем, и вдруг стало так душно, от волнения стало тяжело дышать… Этого никогда больше не повторить. Я бы жизнь отдал, чтобы еще раз провести рукой по твоему лицу, заглянуть в твои глубокие пленяющие глаза и увидеть в них желанный ответ. Я люблю тебя больше собственной жизни! Умоляю, вернись. Я не хочу тебя потерять, тем более ощутив сладость твоих губ на вкус. Я проклинаю себя за несдержанность, хоть она и принесла долгожданное наслаждение. Но содеянного не изменить… Как мне жить с таким позором? Одно воспоминание о пережитом заставляет внутренне содрогаться и погружает меня в глубокую тоску. Мысли становятся всё мрачнее и печальнее, я наконец оторвал взгляд от темной безмолвной улицы и устало поплелся к рабочему столу, обхватив себя руками. Может, разработка чертежей отвлечет меня от гнетущих размышлений. Я глупо уставился на бумаги, разложенные по всему столу. Наброски и фрагменты расшифровки элементов кодекса, набор чисел и запутанные схемы… Все напоминало о недавнем визите Эцио. Я быстро сгрёб их в неряшливую стопку и достал чертеж своего любимого творения — летучей машины. Нужно было доработать еще кучу деталей, но, в целом, она была почти готова. Что ж, пора приниматься за работу. Ничего. Вдохновения нет. Идей тоже. Мысли путаются и абсолютно не выстраиваются в нужном направлении. Тяжело вздохнув, я обмакнул перо в чернила и стал хмуро наблюдать, как они стекают на бумагу, оставляя на ней уродливые черные кляксы. В ничем не нарушаемой тишине внезапно раздался настойчивый стук в дверь. Я подскочил со своего места. Только один человек может позволить себе явиться сюда средь поздней ночи. Только не это… Уже открывая дверь, я знал, кого за ней увижу. — Эцио.., — сердце ухнуло куда-то вниз, голос страшно охрип от волнения. Не ожидал его так скоро увидеть, если вообще когда-нибудь увидеть. Ох, как бы я хотел сейчас провалиться под землю. — Здравствуй, Леонардо. Можно зайти? — его голос звучал приглушенно и ничуть не обиженно. Я почувствовал, как краска стремительно приливает к моему лицу, потупил голову и отошел вбок, давая незваному гостю пройти. Мельком взглянув на него, я заметил окровавленные манжеты рукавов белоснежной рубашки. Ясно. Очередная страница Кодекса. Мне стало даже немного обидно, что Эцио пришел только ради нее. Использует меня, несмотря на личные обиды. Все верно, он ведь холодный, расчетливый ассасин. Стараясь не смотреть ему в глаза, я как можно спокойнее спросил: — Ты принес мне ещё один свиток? — я осмелился взглянуть на человека, вызывавшего во мне такие противоречивые эмоции. Эцио подошел ко мне совсем близко. Он так и не снял капюшон, и мне сложно было что-либо сказать по его лицу. — Да, но он подождет, — холодные пальцы обожгли щеку неожиданным прикосновением. Я в удивлении поднял брови. — О чем ты?— но Эцио прислонил палец к моим губам, призывая к молчанию. Потом перенес руку на подбородок и, приподняв мою голову, сделал то, о чем я мог только мечтать. Я даже онемел от изумления. Его язык уверенно проскользнул в мой рот, исследуя его изнутри, поглаживая зубы и десны, а я с радостью ответил ему тем же. Мои ноги чуть не подкосились от удовольствия, что так нежданно свалилось на меня. Почему? Что случилось с Эцио? К чему такие резкие перемены? Неожиданно странное поведение должно быть чем-то обусловлено, но, черт возьми, это уже не важно! Я оказался на седьмом небе от счастья. Возможно, это сон, реалистичный, такой настоящий сон, но, в таком случае, я бы не хотел просыпаться. Никогда еще мой поцелуй не был таким захватывающим. Руки невольно потянулись к любимому парню, обнимая его, поглаживая спину. Вот они легли на плечи, мягко прошлись по рукам вниз и снова вверх. Не отрываясь от поцелуя, я потянул белый капюшон и тут же зарылся рукой в шелковистые каштановые волосы. О Dio Mio, этот момент мне снился в таких частых призрачных снах! Время будто остановилось, позволяя нам полностью погрузиться в долгий томный поцелуй. Все посторонние мысли выветрились из головы, оставляя место быть только предмету моего обожания. Я готов был отдаться ему хоть прямо сейчас. Эцио отстранился от моих жадных губ и, приблизившись к самому уху так, что я мог чувствовать чудный запах его волос, прошептал, щекоча и возбуждая горячим дыханием: — Ты простишь меня, Леонардо? За что? Какой глупый вопрос… Впрочем, что бы это ни было, если это он так извиняется, то я, безусловно, согласен! Но я хочу большего… Я коснулся пальцами его груди и плавно провел ладонью по животу, задев алый пояс, и остановился на знаке ассасинов, выводя на нем вычурные узоры. Я почувствовал, как Эцио обнимает меня за талию, спускается все ниже и кладет ладони на ягодицы. — Это безумие, — послышался глубокий мурлычущий голос. Еще бы! — Ты уверен, что хочешь этого? — И хотя ответ был очевиден, я просто обязан спросить это для усыпления собственной совести. — Certo. Ты же не передумал? — Эцио, ты не представляешь, как долго я этого ждал. Я готов был поклясться, что он облегченно выдохнул. Эцио легонько толкнул меня в грудь. Я поддался, доверчиво шагнув назад, и наткнулся на стол. Не задумываясь, сел на него, задев рукой чернильницу и опрокинув её на любимые чертежи. Не теряя времени, принялся неумело расстегивать незнакомые застежки на одежде ассасина, но он взял мои руки в свои, остановив мои попытки, и, наклонившись, стал снова меня целовать, в этот раз коротко и почти невесомо. Он осыпал поцелуями мои губы, лоб и глаза, заставляя закрыть их и погрузиться в темноту, наполненную яркими ощущениями. Зашуршал, упав на пол снятый плащ, послышался приглушенный звон отстегиваемых Эцио многочисленных креплений для метательных ножей и меча, вытащенного из ножен, и аккуратно положенного у ног поспешно разоружающегося ассасина. Я услышал, как звякнула, ударившись о пол, тяжелая металлическая фигура на поясе, видимо, уже расстегнутого парнем. Я почувствовал давление на плечи и, снова повиновавшись, послушно лег на стол, сминая и роняя бумаги и безнадежно испорченные чертежи. Теперь я мог воочию убедиться, почему от Эцио были без ума все девушки, с которыми он встречался. Надо мной возвышался стройный сексуальный парень с растрепанными волосами, не сдерживаемыми более красной лентой, одежды распахнуты, ноги обтягивают слишком узкие в данный момент штаны. Глаза снова блестят тем огнем, который я уже замечал ранее. Игриво щурясь, он соблазнительно облизнул шрам на губах. — Эцио.., — я уже дрожал от нетерпения близости. Ассасин все понял без лишних слов. Коварно усмехается. Глаза ещё сильнее потемнели, в их глубине бушует пламя. Ноздри хищно трепещут, обнаженная грудь тяжело вздымается, что придает ему схожести с диким зверем, отчего мне только сильнее хочется подчиниться ему, склониться перед хищным эго, отдаться первобытной страсти, разделить его безумие и окунуться в него с головой. Ассасин склонился надо мной и поцеловал, в этот раз гораздо жестче и болезненней. Недолго думая над моими застежками, Эцио, вытащил клинок на руке и, не церемонясь, принялся с треском их разрезать вместе с дорогой атласной тканью. В другой раз я бы ни за что не простил ему этого, но сейчас я разделял желание Эцио поскорее избавить тело от стесняющей одежды. Одним рывком он сорвал с меня штаны. Я только приподнялся, высвобождая руки от рукавов, как снова был прижат к столу тяжестью навалившегося на меня парня, продолжавшего осыпать меня короткими жгучими поцелуями. Он до боли закусил мою губу, чем вызвал у меня тихий стон. В его глазах читалось какое-то звериное кровожадное желание обладать. Мне на миг стало страшно, но тут меня снова обуяла страсть к этому жестокому сильному юноше. Эцио снова вытащил клинок и с кривой ухмылкой прислонил к моему горлу, заворожено глядя на выступившую капельку крови. Что самое странное, я был абсолютно не против, мне даже нравилось болезненное пощипывание, причиняемое острым клинком. Он же играет со мной, как кот с мышью! Ну всё, не тяни! Я не могу больше терпеть. Слегка надавливая, он медленно провел острием по груди и животу, остановившись у самого паха. Я инстинктивно втянул живот, подрагивая от болезненных, и в то же время неожиданно приятных прикосновений. И, замерев, ждал, что будет дальше. Молодой ассасин, склонившись над свежей царапиной, нежно провел вдоль нее языком, слизывая выступающую кровь и щекоча упавшими волосами. Я не смог сдержать возбужденного стона и прогнулся в спине навстречу ласкающему меня парню. Он будто обезумел от вида крови, и, добравшись до шеи, принялся целовать ее, больно прикусывая кожу и оставляя алые засосы. Я извивался под ним, не в силах остановить упорного любовника. — Что ты… творишь… Агх-хх…Эцио… Парень неожиданно коснулся меня своими бедрами, случайно задев пах. Мы оба дернулись, словно пронзенные молнией. Эцио резко выдохнул, будто от удара под дых, а я протяжно застонал, вторя ему. Даже сквозь ткань штанов, я почувствовал, как напряжен его член. Как оказалось, это было последней каплей терпения Эцио. Он резко поднялся, дернул штаны, стремясь поскорее их снять, и, не в силах больше тянуть, стал постепенно вводить в меня палец, двигая им внутри и растягивая проход. Палец проходил туго, Эцио не смог всунуть его даже наполовину. Едва сдерживая дрожь во всем теле, я кивнул на полку, на которой были разложены разные инструменты для конструирования моделей. Эцио непонимающе уставился на меня. Я тяжело вздохнул и простонал: — Возьми масло... Парень метнулся к полке и стал шарить по ней взглядом в поисках нужной баночки. Довольно хмыкнув, он все-таки нашел ее и обмакнул в масло сразу всю кисть. Любуясь тем, как темная вязкая жидкость блестит на руке и медленно стекает по запястью, он подошел ко мне и продолжил меня растягивать. Теперь сделать это было гораздо проще. Один палец прошел легко, за ним последовал второй, а потом и третий. Я промычал что-то невнятное и в блаженстве закатил глаза, когда Эцио случайно задел какую-то точку, которая тут же отозвалась яркой вспышкой удовольствия внизу живота, а потом тянущим сладостным ощущением растеклась по всему телу. С каждым движением я неосознанно принялся насаживаться на его пальцы как можно глубже. Я дышал открытым ртом, а казалось, что воздуха все равно не хватает. — Эцио-о, — Я больше не мог терпеть, но и кончить тоже был не в силах. Парень часто и прерывисто дышал, наслаждаясь моим беззащитным положением. Только не останавливайся! Не смей этого делать. Когда я почувствовал, что уже готов кончить, он внезапно вытащил свои пальцы, чем вызвал у меня невольный стон разочарования. Но Эцио сразу же приставил к входу член, и я не успел испугаться, как он резко вошел. До чего же больно! От неожиданности я вскрикнул и неприязненно поморщился, а он заставил меня замолчать грубым, властным поцелуем. Эцио, не дожидаясь, пока я привыкну к ощущениям, сразу начал быстро двигаться, всё наращивая и наращивая темп, и каждый несдержанный толчок отзывался во мне поочередными вспышками боли и такого непривычного ощущения наслаждения, что сводил меня с ума и заставляли извиваться под тяжестью парня, судорожно хватаясь за края стола, уже вовсю расшатывающегося под нами, и загоняя занозы себе под ногти. Мой затуманенный разум терял восприятие реальности, происходящее казалось мне очередным развратным сном, пытающимся угодить моим самым смелым пошлым мечтам. Именно таким я всегда представлял Эцио в постели: резким, жестким, диким… Агрессивным и грубым. Мой ассасин… Мой жестокий убийца. Тело отчаянно жаждало разрядки, и, наконец, я кончил от особо сильного толчка, чувственно застонав в губы своего любовника и крепче прижимая его к себе ногами. Белесая сперма забрызгала то небольшое пространство между нашими трущимися телами. Эцио громко зарычал, кончив следом, изливаясь в меня и впиваясь пальцами, словно клещами, в бока. Мне показалось, что ребра трещат от этой силы — синяки точно останутся воспоминанием на завтра. Не хотелось отпускать его. Слабыми руками я обнял за плечи парня, но они соскользнули, когда Эцио стал подниматься. Я же продолжал лежать, не в силах пошевелиться. И дело было не в расслабляющей неге — у меня болело буквально все тело. Я ощущал каждый синяк, укус, как печет продолжающая кровоточить рана и, конечно, растерзанный до крови зад. Медленно одевающийся Эцио виновато посмотрел на меня. Наверное, я выглядел очень никчемно. Голова склонилась на бок, все тело то и дело вздрагивало. Я протянул руку и ненароком издал жалкий стон. Охх, accidenti, этого не хватало! Какой позор… Эцио поспешил ухватиться за протянутую руку и помог мне подняться, придерживая за спину. Заботливо накинул мне на плечи свой плащ. Я, прихрамывая, добрался до дивана, собрался было сесть, но мне это не удалось, и я просто улегся на него. Эцио сел у ног и молча уставился перед собой. Я мог только догадываться, что творится в голове у молодого ассасина. Его лицо то омрачалось тревожными мыслями, брови озадачено хмурились, то губы виновато поджимались и он искоса поглядывал на меня, то он молча усмехался и прятал взгляд, смущенно ероша волосы. Я уже начал думать, что Эцио забыл о моем присутствии, хотя это было, мне кажется, невозможно, ведь он больно придавил собой мою ногу к спинке дивана. Мне нечего было сказать. Точнее, сказать было что, но я не знал, с чего начать. Неловкое молчание затянулось настолько, что я уже собирался сообщить, что уже замерз так неподвижно лежать, а еще было бы неплохо, если бы Эцио наконец сдвинулся немного в сторону, потому что нога уже конкретно затекла от неудобного положения. Но парень неожиданно встрепенулся, прочистил горло, кашлянув в кулак, и, по-прежнему не глядя на меня, произнес: — Думаю, нам нужно поговорить. Где тут у тебя хранится вино? *** Я поудобней устроился с бокалом кьянти в руках и собрался внимательно слушать. Эцио налил красное сухое и себе, взял свой бокал и сел в кресло напротив. Он, задумчиво покусывая губу, внимательно разглядывал мое лицо, будто видел меня впервые, и всё тянул, продолжая по-прежнему молчать. На языке у меня крутился один вопрос, но я всё не решался его задать. И начал издалека: — Ты вернулся… Скажи, почему? Я так понял, тебе не очень понравилось, что я тебя поцеловал? Эцио смущенно отвел взгляд, замялся: — Было такое… Я просто не ожидал от тебя... Скажи, ты всегда был таким.., — Эцио, увидев, мой хмурый взгляд, запнулся и поспешил перефразировать, — В смысле, тебе всегда нравились мужчины? Никогда бы не подумал… — Вообще-то, нет, — я усмехнулся, — Ты первый. Так что, я и сам не знаю, как мне реагировать на это. Мы снова углубились в свои мысли и отвернулись в разные стороны. Помолчали ещё. Тьфу! Ведем себя как две глупые невинные девушки, только что лишившиеся девственности. М-да. Пожалуй, это самый нелепый разговор в моей жизни. Было так непривычно видеть всегда жизнерадостного юношу в столь сильном потрясении. — Прости меня, Леонардо, я не хотел причинять тебе боль.., — Вот только не надо врать. Мы оба знаем, что хотел. Но другое дело – мое отношение к этому, — Как-то неудобно вышло. Не сдержался… — Да все нормально, Эцио. Я ведь сам хотел этого. Похоже, он не поверил, но выяснять ничего не стал. Озадаченно покусывая губу, Эцио принялся с пристальным вниманием изучать рубиновый напиток в бокале. Его глубокая задумчивость уже начинала раздражать, но я пока помалкивал, терпеливо ожидая продолжения разговора. Вдруг Эцио встрепенулся и, собравшись с мыслями, выпалил на одном духу: — Послушай, Леонардо: я не такой, каким ты меня знаешь. Не хотел этого никому говорить, даже себе с трудом признался. Мне… нравится убивать… Причинять боль, наслаждаться чужим страданием. И я презираю себя за это. Порой, мне становится трудно себя контролировать, и мне хочется убивать, и убивать много, без остановки… Я не могу это контролировать! И я боюсь за тебя. Я не хочу причинять тебе страдания. Ты должен знать, с кем связался. Я ненавижу себя и не буду тебя осуждать, если ты захочешь прекратить со мной любое общение. Прошу, подумай хорошенько. Так вот в чем дело… Не ожидал такого признания. Я и не подозревал, что Эцио столько времени копил в себе гнетущую проблему. А теперь он наконец решился снять маску и показать себя настоящего. Не шутливого парня, не горделивого аристократа, не разъяренного Эцио Аудиторе, жаждущего мести, нет… Передо мной сейчас вовсе не кровожадный ассасин. Передо мной человек, любимый человек, ищущий поддержки и надеющийся на понимание. Сломленный, безмерно уставший и такой несчастный… Мне стало так жаль его. Теперь я понял, что за хищный блеск видел в его глазах. Это безумная кровожадность давала о себе знать. Никогда бы не подумал, что убийца будет так страдать от своего ремесла. Если бы он только сказал раньше… Мне захотелось пожалеть его, утешить, как маленького ребенка. Я придвинулся к Эцио и обнял его. Я хочу помочь… Парень грустно улыбнулся. — Мне не удалось тебя переубедить, ведь так? — Эцио, я.., — я запнулся, подбирая слова, — Я был с тобой с самого начала, когда мы еще только познакомились. Помнишь, я был с тобой и тогда, когда ты переживал сильнейшее потрясение в своей жизни. Разве не я поддерживал тебя в трудную минуту и помогал, когда тебя повсюду разыскивала стража? Неужели ты думаешь, что сейчас я вдруг отчего-то передумаю и отвернусь от лучшего друга? Пойми, ты значишь для меня гораздо больше, чем можешь представить себе. Я буду всегда на твоей стороне, можешь не сомневаться в этом. Я не смогу забрать твои проблемы, но могу разделить их с тобой и помочь с ними справиться. — Леонардо, я так благодарен тебе за эти слова. Большего я и просить не смею. Обещаю, впредь я буду сдержанней. Больше этого не повторится. Прошу, прими мои извинения еще раз. Опять он за свое. Ну ничего, когда-нибудь он поймет, что в постели я хочу видеть его как раз таки вспыльчивым и горячим. — И что теперь? Что мы будем делать? Пустим всё на самотек? Или лучше нам пока не видеться? — Не знаю, — Эцио пожал плечами, — Жизнь научила меня жить сегодняшним днем, наслаждаться каждым ее мигом, ведь неизвестно, что может случиться завтра. И мы не обязаны расставаться, если это принесет нам несчастье. — А как же закон, Эцио? — Я улыбался, глядя, как парень пытается убедить самого себя. Я-то уже давно все решил.., — Тебя разве не пугает смертная казнь? Он раздраженно махнул рукой: — Да какая уже разница! Я и так совершил достаточно преступлений, чтобы вызывать у блюстителей закона бурное негодование. Ведь важнее то, что мы чувствуем, правда? С этими словами, он наклонился ко мне, чтобы поцеловать. Замерев в миллиметре от моих губ, он выдохнул шепотом: — Я же люблю тебя, глупенький…