Право на поражение

Две волшебные палочки как две жизни: одна у всех на виду, размеренная и скучная, вторая — полная недомолвок, тщательно спрятанная и отрицаемая. Казалось, что моё я тоже разделилось на две части. Та часть, которая владела палочкой из древесины виноградной лозы, была законопослушной волшебницей, хранителем и счастливой невестой самого Гарри Поттера. Вторая, которая использовала волшебную палочку из осины, искренне ненавидела систему, созданную Синими, и готова была сотрудничать даже с дьяволом, только чтобы её уничтожить. Дьявола прекрасно заменил Риддл. В чём-чём, а в жестокости и коварстве он мог дать фору любому персонажу из сказок и легенд, — в этом я не сомневалась. — О чём задумалась? — спросила Астория. Она неотрывно смотрела на заколдованное перо, делающее пометки в списке вверенных ей волшебников. Изменённые правил не нарушали, мёртвые — тоже. Нормальные же исчезли или были надёжно заперты в изоляторе. — О Рождестве. Не представляю, что подарить Гарри, — соврала я, смущённо улыбнувшись. — Подари себя, — посоветовала Гринграсс. — Что? Ох, чёрт! — От неожиданности я слишком резко дёрнула рукой, опрокидывая чернильницу. Синее пятно быстро расползлось по пергаменту, сведя на нет всю работу: доклад был безнадёжно испорчен. Взмахнув палочкой, я пробормотала очищающее заклинание; вместе с пятнами исчезло и всё написанное. Нужно было начинать сначала. Бесполезная скучная бумажная работа раздражала меня, но я терпеливо её выполняла. Это была часть прикрытия, плата, благодаря которой я находилась на свободе, в отличие от тех же Лестрейнджа или Нотта. — А что здесь такого? В конце концов, вы помолвлены. — Астория на миг отвлеклась от своего списка и, взмахнув палочкой, исправила мою оплошность. Что-что, а бытовые заклинания у неё замечательно получались. — Спасибо, — искренне поблагодарила я её, на что она скупо кивнула и вновь вернулась к работе. Помолвка. Я нахмурилась, про себя проговаривая это слово, горькое, как ягоды лимонника. Мы по-прежнему играли с Риддлом свои роли, хотя, по правде говоря, между нами ничего не изменилось. Счастливыми и влюблёнными мы были лишь на людях, а дома, на площади Гриммо, почти не разговаривали и старались не пересекаться. Мною руководил страх. Я боялась, что Тому удастся забрать меня у меня, как бы глупо это не звучало. Что руководило им — трудно было сказать. Он не говорил, я не спрашивала. Так и жили. — Мы с Драко хотим пригласить вас с Поттером на нашу свадьбу. Вернее, уже послали приглашения. Ты не думай, я всё понимаю: школьная вражда и... после. — Астория запнулась и потупилась, а затем заговорила быстро-быстро, словно боялась, что я её перебью: — Присутствие кого-то из преторов на свадьбе могло бы помочь сгладить ошибки в прошлом. Драко уже совсем не тот, что раньше. Он никогда не хотел воевать и вредить вам. А школа... Да что там говорить! Ребячество, не более. Ты же понимаешь? Асторино понимаешь было так похоже на другой вопрос, заданный мне Джинни в госпитале святого Мунго. Я счастлива? Я вымученно улыбнулась и ответила: — Да. Понимаю. — Так вы?.. — Я поговорю с Гарри. Он, знаешь ли, тоже уже не тот человек, которым был раньше. * * * После работы я прогулялась по магазинам и купила подарки. Для Луны — шаль-хамелеон, меняющую цвет в зависимости от настроения хозяйки, для Невилла — светящийся в темноте кактус, для Гарри — свитер, простой, не волшебный, со смешным рогатым оленем на груди. Первые два подарка я отослала Луне с совой. Мне хотелось верить, что она найдёт способ связаться с Невиллом и поздравить его за нас обоих. Свитер же решила спрятать, всё ещё упрямо продолжая верить в то, что мой друг вернётся и я когда-нибудь смогу отдать его ему. На площади Гриммо меня ждал Рабастан. Он снова был под домашним арестом, и с каждым днём заточения его настроение становилось всё хуже и хуже. В последнее время он начал пить, частенько хватая лишнего, и громко разговаривал сам с собой. Со стороны это выглядело жутко, поэтому я, стараясь не шуметь, поднималась к себе в комнату и запиралась. Пьяный Лестрейндж становился непредсказуемым. Сегодня же я изменила своей привычке. Вернулась поздно, была почти полночь, и до наступления праздника оставалось несколько минут. Я вошла в гостиную, держа подарок, завёрнутый в шуршащую зелёную бумагу. Рабастан посмотрел на меня мутным взглядом, не понимая, что мне от него понадобилось. Я же молча протянула ему коробку и сказала: — С Рождеством, Рабастан. На что он криво усмехнулся, но подарок принял. Я не ждала от него ни благодарности, ни фальшивого восторга, что мой подарок — это именно то, чего ему не хватало для полного счастья. Счастливым Лестрейнджа могла сделать только свобода, но этого я не могла ему дать, а вот старый альбом, полный колдографий из его прошлого, мне удалось раздобыть. Он, как и многие другие вещи и документы из бывшего Аврората, перекочевал в хранилище министерства. Оно чем-то было похоже на выручай-комнату в Хогвартсе: тысячи и тысячи коробок, ненужных докладов, папок с документами и пыли. Между всем этим сновал старый бойкий волшебник, напоминающий засушенный гриб. Его руки в старческих пятнах были ловкими и умелыми, а прищуренные слезящиеся глаза — зорче, чем у ловца в квиддиче. Казалось, что он с закрытыми глазами мог найти нужную тебе вещь и помнил обо всём, что попадало в это царство ненужных вещей. Альбом я банально стащила, уменьшив до размеров спичечной коробки и спрятав в кармане. Старый волшебник сделал вид, что не заметил этого, лишь прикрикнул на своего помощника: — Джон! Где тебя пикси носят? Иди живо сюда. На выходе я столкнулась с этим самим Джоном: худощавым нескладным парнем в огромных очках в черепаховой оправе. Он пробормотал извинения и не глядя на меня поспешил к своему начальнику. * * * У меня был ещё один подарок. Для Риддла. Как-никак мы с ним были заодно, хотя нас и нельзя назвать друзьями. Что можно подарить человеку, у которого, казалось бы, есть всё? Или чего бы он не смог заполучить сам. Это был сложный вопрос, неудобный и болезненный. Проведя столько времени с ним рядом, я не могла отрицать, что он восхищал меня и одновременно злил. Временами мне хотелось убить его, а временами я боялась, что он исчезнет и оставит меня одну. Один в поле не воин, а два — это уже сила. Я решила подарить ему флакон "Зелья удачи". Одна столовая ложка — один идеальный, незабываемый день. На покупку зелья я решилась случайно, ощущая внутреннюю необходимость совершить это. Конечно, я понимала, что он использует его в корыстных целях, но всё же где-то глубоко внутри хотела верить, что хорошее воспоминание важнее сиюминутной выгоды. Мне не хватило смелости вручить его лично, поэтому я оставила коробку, перевязанную неброской белой лентой, у двери его комнаты. Засыпая в своей постели, я улыбнулась, представив, насколько озадаченное у Тома будет лицо, когда он откроет подарок. Утром меня разбудило осторожное прикосновение к лицу. Открыв глаза, я увидела Риддла, задумчиво рассматривающего меня. Положив одну руку на подушку рядом с моей головой, другой он перебирал мои растрёпанные волосы. На мгновенье мне стало неуютно: казалось, что я попала в ловушку. Но мгновенье прошло, затем ещё одно и ещё. Ничего не происходило, Риддл по-прежнему молчал. Сглотнув, я пробормотала хриплым ото сна голосом: — С Рождеством, Том. На что он мне ответил: — Это было очень неосторожно и глупо, но спасибо. Мне понравился подарок. — Немного помолчав, он усмехнулся: — С Рождеством, Гермиона. На миг мне захотелось наплевать на всё, обнять и поцеловать его. Снова ощутить тепло его тела и ту жадность, с которой он прикасался ко мне, словно и вправду нуждался, а не только использовал. Всего лишь на миг, но я не могла позволить себе настолько эгоистичный поступок. * * * Завтракали мы втроём. Лестрейндж был свеж и бодр, и казалось, что ничего не напоминало о его недельном запое. Он поприветствовал меня насмешливым: — Леди. А затем взмахнул палочкой и отлевитировал продолговатую коробку, криво перевязанную пёстрой лентой. Внутри оказался метательный нож с плоским тонким лезвием. Я озадаченно посмотрела на Рабастана, не зная, что сказать. Он, казалось, всё понял без слов. — Не стоит благодарить. В конце концов, кусок стали между рёбер ничуть не хуже, чем Авада. — Это для защиты? — Я натянуто улыбнулась, до конца не зная, как относиться к подарку. — Нападение — тоже защита. Я кивнула, запоминая его слова. Нож был лёгким и идеально лёг в руку. В чём-чём, а в холодном оружии Лестрейндж знал толк. Риддл лишь снисходительно посмотрел на нас, как на малых детей, но ничего не сказал. Завтракали мы в тишине, но она не была тяжёлой и удушающей, отнюдь. Она была почти домашней, обыденной, как у людей, долгое время живущих рядом и привыкших к причудам друг друга. Эти несколько месяцев — будто целая жизнь, которую бы я с удовольствием стёрла из своей памяти. В то же время я понимала, что никогда этого не сделаю. Память была моим лучшим сторожем. * * * После завтрака Лестрейндж, снова превратившись в миссис О'Нил, ушёл за булочками. С его слов, конечно же. Хотя я-то понимала, что булочки — последнее, о чём он думал и чего хотел. — Прогуляемся? — предложил Риддл. За сегодня мы разговаривали с ним больше, чем за прошедшую неделю. Каким-то непостижимым образом наши отношения вернулись к тому времени, когда мистер Моран ещё был жив. Я не знала, как к этому относиться. Между тем, что было правильно, и тем, чего мне хотелось, я эгоистично выбрала второе. Сегодня Рождество, в конце-то концов. Мы аппарироровали в маггловскую часть Лондона в подвал одного из пабов. — Здесь за нами будет труднее проследить. Если что — легко затеряемся в толпе, — сказал Том. — Ты же ненавидишь магглов. Или что-то изменилось? Не удержалась я от замечания, на что он ответил: — Не изменилось, но иногда они бывают полезными. Зима в этом году оказалась странной и капризной, как юная кокетка, переборщившая с румянами. Снега было то слишком много, то он и вовсе таял, едва успев выпасть на землю, покрытую прелыми листьями. Город в такие дни походил на грязный эскиз, который незадачливый художник начал рисовать, да так и забросил на самом интересном месте. Смешно, но в Лондоне я как никогда раньше ощущала себя чужой и лишней. Впрочем, как и в волшебном мире. Риддл везде выглядел уместно, на своём месте. Даже сейчас он уверенно лавировал в толпе, крепко держа меня за руку. Выйдя из паба, мы направились в сторону Трафальгарской площади. Ёлка в этом году была как всегда красивой и пёстрой. Вечером, когда зажигались огоньки, наверняка от неё нельзя было отвести взгляда. Я помнила, как родители почти каждый год возили меня посмотреть на неё и купить книгу в подарок. С каждым годом в рождественской книге становилось всё меньше ярких картинок и всё больше умных слов. Мне это нравилось. Я была счастлива. Том с интересом разглядывал ёлку, так и не отпустив мою руку. — Любишь Рождество? — спросила я. — Ненавижу, — честно ответил он. Что-что, а эта прямолинейная честность в нём мне нравилась. Она создавала между нами иллюзию доверия. — А я люблю. В этот день никогда не чувствуешь себя одинокой. Риддл криво усмехнулся и сказал: — Какая ерунда. — Разве лучше всё время быть одному? — Я не один. У меня есть ты и Рабастан. — Это не одно и то же. Мы не друзья. Риддл повернулся, глядя так, словно впервые меня увидел: мне удалось его удивить. — А кто тогда? — спросил он. — Мы живём вместе под одной крышей, едим за одним столом, у нас общая цель и воспоминания. Я забочусь о вас, а вы храните мою тайну. Кто же мы тогда, Гермиона? Я не знала, что ему ответить. Никогда не думала, что он мог смотреть на всё происходящее так по-человечески. Конечно, он мог лгать мне — Том был самым искусным лжецом, которого я знала, — но мне хотелось верить, что его слова искренние. Что ему нужны не только слуги и враги, не только борьба. — Не знаю, — сказала я, пытаясь отстраниться. Том не пустил. Сжал моё плечо, чтобы быть уверенным, что не сбегу. — Мы не друзья, но и не враги. — Риддл помолчал, а затем зло бросил: — Бессмысленный разговор. Ты можешь сколько угодно отрицать, но мы давно уже перешли границу этой глупой вражды. — Глупой? — недоверчиво переспросила я. — Да как ты можешь! Гарри... — Забудь о Поттере, — перебил он меня. — Нет его больше, и ты это прекрасно понимаешь. И давно во мне не видишь его. Прекрати цепляться за прошлое и наконец-то вернись в настоящее. Есть мы, есть Синие, есть эта дурацкая ёлка за моей спиной, а Поттера нет. — Замолчи! — Не замолчу. Хватит жалеть себя! За три года, что я за тобой наблюдал, ты всегда была рассудительна и рациональна в своих поступках, никогда не совершала глупостей. Это ты меня знаешь несколько месяцев, а я был рядом долго. Слишком долго, чтобы сейчас безучастно наблюдать, как ты раз за разом вляпываешься в неприятности, поддавшись эмоциям. — Что ты хочешь? Что тебе от меня надо? — спросила я, ощущая, как вся злость и возмущение испарились, словно по мановению волшебной палочки. Опустошение — вот и всё, что осталось. А ещё тоска, безнадёжная и вязкая, как жвачка на зубах. Выплюнуть-то можно, но потом придётся долго отдирать её от подошвы ботинка. — Будь на моей стороне. Будь моим другом. Я ничем не хуже Поттера. — Разве лорду Волдеморту нужны друзья? — с горечью спросила я. — Они нужны Тому Риддлу. — Это несправедливо. Ты не можешь требовать от меня большего, чем уже имеешь, — прошептала я, пряча лицо в складках его мантии. Ужасно дико было смотреть в лицо Гарри и видеть перед собой другого человека, чужого, опасного и жестокого. Риддл не спрашивал разрешения и не считался ни с чем, снова, как и в тот раз, когда вынудил меня убить Морана. — Я не требую, а предлагаю. Ты мне сделала подарок на Рождество, теперь моя очередь. — Ты хочешь подарить мне дружбу? — Не удержавшись, я рассмеялась. Это было настолько абсурдно и невероятно, что я бы ни за что не поверила бы, расскажи мне кто-нибудь об этом. Риддл обнял и прижался щекой к моим волосам, терпеливо ожидая ответа на своё предложение. — Я не могу, Том. Доверие — это не то, что можно подарить или купить. — Мы можем попробовать. Ты ничего не теряешь, Гермиона. "Разве что себя", — с грустью подумала я, но всё же сказала: — Хорошо. Мы попробуем. Скорее всего, завтра я пожалею о своих словах, ведь Риддл не тот человек, которому можно доверять. И не тот, которому можно отказать, не опасаясь последствий. И всё же мне хотелось верить в него. Хотелось верить ему. * * * Свадьба Астории Гринграсс и Драко Малфоя выпала на первое января. Символичное время на изломе старого и нового года. Приглашения были написаны вычурным каллиграфическим почерком, а слова подобраны так тщательно, словно мы были королевской четой, а не старыми знакомыми жениха, пусть и не очень хорошими. Прочитав приглашение, Риддл усмехнулся и сказал: — Ставлю галлеон, что они разослали это всем преторам. — Ты настолько плохого мнения о людях? — Нет, просто я не настолько наивен. В отличие от тебя, — не удержался Том от замечания. — Значит, ты не пойдёшь на торжество? — Конечно, пойду. Власть как костёр: её надо подпитывать и укреплять, иначе оглянуться не успеешь — и тебя сметут. Риддл оставался верен себе и накануне торжества купил мне новую мантию. На этот раз чёрную, украшенную серебристой вышивкой. — Это ведь не похороны, — сказала я, перебирая мягкую ткань и любуясь узором. На что он мне ответил: — Одно другому не мешает. Нужно быть готовым ко всему. Аппарировали мы к воротам Малфой-мэнора. Риддл отдал приглашение домовому эльфу и уверенно зашагал по мощёной дорожке к поместью. — Ты ведёшь себя как хозяин. — Я и был здесь хозяином, но это всё в прошлом. К сожалению, привычки не так легко изжить. — Зачем? — Зачем — что? — переспросил Том. — Зачем изживать? Том остановился и посмотрел на меня с любопытством. Затем протянул руку и вынул из моих волос заколку. С таким трудом уложенная причёска вмиг рассыпалась по плечам непослушными локонами. — Чтобы не попасться на мелочи. Все великие шпионы прокалывались на мелочах, знаешь ли. — Ты-то шпион? — А кто? Лжец. Убийца. Безумец. Я могла сказать ему об этом и подобрать ещё с дюжину слов, но не стала. Это опасно и глупо. Как не крути, но я тоже была шпионом в тылу врага. * * * Астория была хороша в воздушном белом платье и изящной диадеме. Она выглядела по-настоящему счастливой, как и Драко. Кроме Риддла из преторов пришел ещё мистер Хорнби. Я помнила ужин в его доме, во время которого он напоил всех зельем подчинения; в тот день умерла его жена, не справившись с лихорадкой. Мистера Хорнби, казалось, потеря совсем не затронула. С его слов, это была вынужденная жертва, со слов Лестрейнджа — трезвый расчёт. Мы не спеша прогуливались среди гостей, приветствуя незнакомых волшебников и останавливаясь переброситься парой слов со знакомыми. По большому счёту, мне нужно было приятно улыбаться и молчать, что я с удовольствием делала. Молча было гораздо удобнее наблюдать за людьми. Новобрачные сами подошли к нам. Драко тщетно пытался казаться важнее и внушительнее, чем был на самом деле, а Астория то и дело льнула к нему ласковой кошкой. — Поттер. — Малфой. Драко с Риддлом обменялись рукопожатием, которое тут же засняли на колдокамеру журналисты. Я не сомневалась, что завтра на первой полосе Пророка увижу эту трогательную колдографию под пафосным заголовком. Что не говори, а своего Малфой добился. Он получил свой заветный кадр, который поможет если не обелить, то основательно почистить от грязи свою репутацию. Астория шагнула ко мне и крепко обняла. — Спасибо, — шепнула она. В этом простом слове было так много искренности и трезвого расчёта, что мне стало смешно. До слёз, но я сдержалась и ответила: — Всегда пожалуйста. * * * Торжество было в самом разгаре. Смешно, но Рабастан снова оказался прав: все свадьбы были ужасно скучные и однообразные. Что у Билла с Флер, что у Драко с Асторией, праздник проводился по одному сценарию. Приближалось время танцев. Риддл куда-то запропастился, и мне удалось ненадолго передохнуть. Перестав растягивать губы в фальшивой улыбке, я взяла бокал с вином и отошла к окну, чтобы не мешать парам в центре бального зала. Тур начинали новобрачные. Астория и Драко были красивой парой, эдакими фарфоровыми статуэтками, которые ожили по мановению волшебной палочки. Я залюбовалась, глядя на то, как плавно Малфой вёл свою жену в танце. Кто бы мог подумать, что из малолетнего гадёныша вырастет вполне приличный человек. К мистеру и миссис Малфой стали присоединяться другие пары. Сначала одна, затем вторая, третья. Миг — и их стало не меньше дюжины. От ярких мантий и блеска драгоценностей рябило в глазах. Я отвернулась и глотнула вина, ощущая, как оно приятно отдаёт терпкостью на языке. В окне отражались силуэты танцующих пар; я рассеянно наблюдала за ними. — Как ты? — Всё хорошо, — ответила я Тому. Он положил мне руки на плечи, словно тем самым отгораживая от остального мира. — Пошли домой, — предложила я, допивая вино одним махом. В голове непривычно зашумело, отчего пришлось опереться на Риддла. Он тихо хмыкнул и крепче обнял меня. Я понимала, что за нами наблюдают. Что меня и Тома оценивают, взвешивают и проверяют, но всё было к лучшему. В чём-чём, а в равнодушии нас бы не заподозрил сам профессор Дамблдор, будь он жив. Пол внезапно качнулся под ногами, а затем что-то грохнуло, словно кто-то рядом наложил Бомбарду на ближайшую стену. Окно взорвалось осколками стекла, больно раня руки, которыми я успела закрыть лицо. Миг — и взрыв повторился. Мы с Риддлом упали на пол. Казалось, что грохот никогда не закончится, но вот наступила тишина, настолько неправдоподобная и тягучая, что она просто не могла длиться вечно. Её нарушил сначала стон, а затем крик. Я ощущала, как немеют изрезанные осколками руки и как тяжело дышит Том, навалившийся мне на спину. И мне совсем не хотелось вставать. Наоборот, хотелось зажмуриться сильнее и аппарировать домой. И не видеть того, что случилось. Не слышать. Но я не могла так поступить. Если бы я начала убегать и прятаться, то что тогда от меня осталось бы? Я перестала бы быть Гермионой Грейнджер, потеряла бы себя. Этого нельзя допустить, не раньше, чем синяя зараза будет уничтожена. Я с трудом села и огляделась. Первое, что увидела — белое платье, разукрашенное алыми разводами. Светлые волосы растрепались и испачкались в пыли и крови, от правой руки осталось лишь обрубок, из которого торчала желтоватая кость, но Астория всё так же была хороша. Даже смерть не смогла этого у неё отнять. Сломанной фарфоровой статуэткой она лежала на полу и улыбалась, глядя остановившимся взглядом сквозь меня. — Том, — прошептала я, пытаясь вложить в это единственное слово от крика о помощи до просьбы сказать, что всё это чья-то дурацкая шутка. Что всё понарошку. Риддл понял меня по-своему. Закрыл рукой мои глаза и прошептал: — Обливейт.