Узор судьбы

- Тихо, слишком тихо. Только тогда Ларреллин отвлекается от созерцания чистейшего звёздного неба на крайне задумчивого друга, который, в силу своих способностей, смущался тишине, так не свойственной городу, либо… бывшей затишьем перед бурей. - Я получил послание от фамильяра, что епископ уже в начале апреля принял Наблюдателя в соборе Святого Павла. Ритуалы призыва осуществились неделю назад. Но всё тихо. Настораживающе тихо. Ларреллин успокаивающе погладила друга по плечу, в который раз отмечая, что Филипп будет превосходным главой магических домов, раз так внимательно относится к событиям в самом начале Войны. Хотя, расслабляться ему тоже не помешало бы. Но он предпочёл по приезду сразу броситься встречать подругу с курсов кройки и шитья, которые, признаться, и в самом деле заканчивались довольно поздновато, что довольно чётко ощущалось в конце апреля, когда темнело довольно рано. Но, пожалуй, стоит поблагодарить преподавателя за столь позднее окончание. Филиппа не было две недели в Лондоне, а встреча с хорошим другом под звёздами была столь сказочная. Ларрель с уважением взглянула на своего друга; впрочем, редко кто не обходил его почтительным взглядом. Даже те, кто был не так глубоко знаком с историей его происхождения и становления. Филиппу посчастливилось родиться единственным наследником двух очень могущественных династий. Отец его происходил из ирландского рода Мак Ремитц, и, пусть он не являлся главой рода, на данный момент он единственный, кто имеет наследника в их семье. Мать же Филиппа была дочерью, без ложного преувеличения, могущественнейшего волхва всех времён, что когда-то были в славянских землях. И пусть сама она отказалась от развития своего дара в угоду развития интеллектуальных талантов, её сын почерпнул всё лучшее, как из их дома, так и из дома отца. Даже отец Ларреллин, который взял Филиппа в ученики признавал, что даже род Айнцбернов не способен дать ему что-то, что был бы не способен дать ему род Мак Ремитц или род Волоховских. Впрочем, Филипп почтительно заверял, что самый великий дар, что он получил из рук Айнцбернов – дружба, что была сродни братству. Увы, подобное отношение ставило под большой вопрос планировавшуюся помолвку. Но с точки зрения рационализма Филипп был идеальной кандидатурой на освежение крови древнего рода, ибо та неизмеримая мощь, что текла по венам его, была отпечатана на самом Филиппе. Он был высок, немногим больше шести футов. Подтянут, не столько мускулист, сколько жилист, и тренированность его не скрывалась, а может даже и подчёркивалась чуть свободными рубашками и безупречно подогнанными брюками. Кожа его всегда, в любое время года, носила лёгкий оттенок загара, дополнительно подчёркивая активность Филиппа. Но длинные чёрные волосы, пусть и забираемые в хвост, отпускаемый вниз по славянской традиции, не вязались с образом атлета. Впрочем и лицо мыслителя рушило впечатление о спортсмене, создавая ощущение целостной и сильной во многих областях личности. Лицом он был по-мужски грубоват. Чуть удлинённое и с чуть квадратным подбородком. Чётко очерченные тонкие губы, идеально прямой, чуть островатый нос и чётко очерченные скулы. Высокий лоб, и идеально ровные, словно крылья чайки брови сводились к глазам. Хотя, будет честнее сказать, что всё в лице Филиппа сводится к глазам, и даже очки, что носит он отнюдь не из-за проблем со зрением, ибо оно у него остро как у сокола, а по причине скрытности магии его взгляда. Миндалевидные, несколько раскосые глаза обладали невероятным, мистическим кобальтовым цветом, одного взгляда в которые хватало для понимания, что перед тобой отнюдь не обыкновенный студент - медик. Что перед тобой даже не человек. Ларреллин обернулась на идущих следом мужчин. Один из них принадлежал Филиппу. Был его Слугой. И, подтверждая первое впечатление, Ларреллин окончательно решила, что он идеально подходит её другу. Они сильно похожи. Во всём облике Лансера тоже ощущалось нечто звериное. Пожалуй, они оба походили на волков. Только Филипп в девичьем воображении представал чёрным волком с пронзительным взглядом, а Лансер был… другим. Скорее серебряным, тягучим и быстрым. Не при необходимости, а всегда. Они были очень похожи. В Лансере чувствовалась стать воина: идеально прямой, высокий, почти вровень с Филиппом, худой, как могло показаться на первый взгляд, но имеющий цепкие и жилистые руки, довольно мускулистый торс и крепкие ноги выдавали охотника, пожалуй, столь же опасного, хитрого и изворотливого, как и Филипп. Лансер даже лицом имел общие черты с Мастером. Чуть заострённый подбородок, чуть островатая линия челюсти, выступающие скулы. Нос был идеально прямой, и не обладал остротой. Тонкие губы, под которыми изредка выступали чуть удлинённые клыки. Ещё одно проявление родства с фейри – слегка заострённые кончики ушей. Пожалуй, Лансер больше бы походил на эльфа, не будь у него такого дерзкого взгляда кошачьих глаз винного цвета. Волосы у Лансера были длиннее чем у Филиппа, но были тронуты ножницами на макушке, чтобы длинная часть осталась лишь на затылке, и в отличии от Филиппа, волосы Лансера были не глубоко чёрными, а иссиня-чёрными, даже с большим уклоном в синеву. Мысленно Ларреллин сравнила Лансера со своим Сейбером. Тот был выше обоих примерно на пол головы, безупречно сложен, только был он более крепок. Такой мужчина вряд ли был бы охотником, который мог бы часами сидеть в укрытии и звери принимали бы его за своего. Сейбера скорее можно было представить на коне, загоняющим дичь в силки. Но благородство черт лица не позволяло даже помыслить о какой-либо грубости, низости или подлости, совершённой со стороны Сейбера. Мягкие черты лица не бросали даже тень на честь рыцаря, которого некогда ложно обвинили в бесчестии. Мягкость сквозила во всех чертах Слуги - в прямоугольном подбородке, в чуть полных губах, в высоких скулах, в благородном взоре огромных алых глаз, что несли в себе кровавую тень раба, бывшего в клети безумства. Увы, отпечаток скорби проявился и в почерневших волосах. Но ужасный просчёт прошлого Мастера сего рыцаря был вызван лишь его безысходностью и сейчас не вызывал ничего, помимо искреннего сожаления. Ларреллин изначально знала, кого она выберет в Слуги, кого она желает видеть рядом с собой. И лёгкая ностальгическая улыбка коснулась её губ. *** Она с детства помнила эти настойчивые звонки. Ритер всегда говорил, что самым первым воспоминанием его жизни был звук телефонного звонка. Отец же говорит, что они начались гораздо раньше: когда нашли его отца, когда узнали про его свадьбу и про рождение сына, давшего начало живой ветви рода Айнцбернов. Джубахтсейт фон Айнцберн был выдающимся магом, но его достоинства терялись на фоне его жестокости и жажды обладания, а его любопытство переступало через все понятия этики. Так говорил отец. Это то немногое, что он знал о создателе своего отца. Любопытство Джубахтсейта давало успокоение многим магам, кто рисковал стать Сосудом, ибо Джубахтсейт создавал Сосуды, безжалостно наделяя их волей и разумом. Эксперимент. Дедушка был всего лишь экспериментом, обречённым быть исчерпанным через несколько лет. У него было всего десять лет, только год он провёл под наблюдением Ахта, и только потом, окрепнув, сбежал, чтобы найти своё место в этом мире, найти жену, увидеть первые годы жизни сына. И в конечном счёте быть найденным Джубахтсейтом, что порывался забрать себе то, что ему не принадлежало. И он этого не получил. Его творение погибло, показав своему создателю что такое воля. И так и остался первым и последним мужчиной гомункулом. Пожалуй, эта история сыграла роковую роль в жизни безвольной Айрисфиль и полностью подвластной Илиясфиль. Но от живой линии Ахт не отступал, настойчиво приглашая Эберхарда к себе, ещё более настойчиво делая это после его свадьбы и рождения детей. Но его звонок на Рождество был иным. Несомненно, он не собирался отступать от живой линии Айнцбернов, но русло его намерений явно несколько сменило направление. - В наступающем году будет Война. Эберхард, казалось, забыл, как дышать. Перед глазами замаячили образы детей, но более чётким был образ Ларреллин. Несомненно, Грааль покусится на её силу. И если даже она не станет участвовать, то ей всё равно придётся защищаться, ибо никто не отринет мысли, что лишь женщина семьи Айнцберн может быть Сосудом Грааля, и плевать, в какой степени она живая. Но было одно «но». - Маловероятно, с Пятой Войны пройдёт всего лишь двадцать пять лет. - И это будет значимым событием двадцать пятого года, сын мой. Глупо пренебрегать знаками. Когда Пятая Война началась лишь спустя десять лет после Четвёртой, никто не отринул своего долга. Увы, и в тот раз Грааль ушёл от нас. Эберхард напрягся, готовый вновь отстаивать свободу своих детей, но, видимо, время поджимало, раз Джубахтсейт отступил от этой идеи. На этот раз. - Я готовлю нечто грандиозное. Времени мало, но фронт работы я осознаю. В этот раз у нашей семьи колоссальные возможности взять Грааль. И пока Джубахтсейт вершил свои чёрные дела, стало в каком-то роде спокойнее. Звонки, конечно же, продолжались и даже участились. Но теперь Ахт говорил о создаваемом им Сосуде. Сосуде, который должен был спасти детей Эберхарда от их страшной участи. И даже не так пугал звонок в то утро, когда у Ларреллин проступила на лопатке метка Командного Заклинания. Ажурное кольцо, с объёмным крестом посередине, сходящимися в центре в квадрат. Джубахтсейт был тогда крайне любезен, но неприкрытое торжество в голосе говорило, что ему не придётся теперь размышлять о том, кто же принесёт ему Грааль. В этот раз, как в два предыдущих, гомункула отдать замуж он не успевал. Но в начале марта звонки прекратились. Лишь в начале апреля, когда семья, задушенная страхом, решила, что Ларрель примет участие в Войне, Эберхард собрал семью и вывез их в семейный замок, где хранились артефакты для призыва. Тогда же и Филипп отбыл в Ирландию, чтобы дать своему Слуге некоторые бонусы при призыве на родной земле, чтобы иметь возможность для себя и своих друзей пережить эту Войну. Иной причины, чтобы ответить на призыв, у него не было. Как и Ларреллин, он не собирался участвовать в этом смертоубийстве. Но судьба разложила карты по-иному. В замке царила разруха. Смрадный запах разложения заполонил некогда красивые залы. В магической мастерской Джубахтсейта уже давно улёгся прах. Кого? Не было в замке Лизретт и Сэллы. Неприятно, но именно их он пустил на материал для нового создания. И теперь, то, что не обратилось в пепел, было сплавлено навечно со своим создателем. Что-то пошло не так. Или старческий маразм не обходит стороной даже великих магов. Похоронив Джубахтсейта, оставалась лишь одна причина, по которой можно было задержаться в замке. Подвал представлял собой огромное хранилище артефактов, и лишь малая доля этого богатства представляла собой катализаторы для призыва Слуг. Но именно эта часть сейчас и имела интерес. Два шкафа: отец рассказывал про хранилище артефактов, и всегда выделял именно эти два шкафа, пересказывая уроки Джубахтсейта. - Ларреллин, видишь что-нибудь интересное? Ларреллин прошлась взглядом по одному шкафу, на котором будто напоказ был выставлен Авалон, при виде которого губы Ларрель брезгливо поджались. И она обратилась к другому шкафу, веруя, что нужный ей катализатор будет там. Ритер выступил из-за спины отца, чтобы самому войти в хранилище и осмотреть катализаторы. На обделённом вниманием Ларрель шкафу, в кругу древних и богатых реликвий, он нашёл небольшую серебряную табакерку, в которой на окровавленном куске бинта лежала пуля. - Отец, что это? Ли любопытствующее взглянула на протянутую руку Ритера. Эберхард нахмурил лоб, пытаясь что-то вспомнить. - Это времён Третей Войны. Точнее, после неё. Супруг Сигурн, гомункула той Войны, нередко впоследствии посещал этот дом. И незадолго до войны он принёс это, сказав, что так рождается легенда. Больше он ничего не сказал. Ахт оставил это, чтобы не обидеть того, кто воевал за него. Но это неизвестный артефакт. Мы не знаем, кто ответит на призыв. Ритер покрутил табакерку в руке и, разочаровано пожав плечами, положил её на полку. Тем более что вскоре раздался радостный возглас Ларрель, которая извлекла из нижнего ящика шкафа обломок Круглого Стола. *** Прямо под ногами прошмыгнул здоровенный кот с лоснящейся чёрной шерстью, гремя бубенчиком на малиновом банту, охватывающем шею. Ли, выбитая из тяжёлых, но таких важных воспоминаний, хихикнула. Кошек она любила. - Ой, какой красавец. Кис-кис-кис. Кот замер и через секунду лениво повернул свою лобастую голову к Ларреллин. Та почувствовала, как под внимательным, так не свойственном кошкам, взглядом по её спине стадами галопируют мурашки. Кот, изогнув длинный хвост, потрогал его кончиком ушко с позвякивающими в нём двумя золотыми колечками. - Ну допустим, мяу! Следующий шаг Ларреллин сделала чисто автоматически, как и её спутники. На какую-то секунду перед глазами промелькнула большая комната, кажется, холл, с широкой лестницей из камня и каменными колонами, пол был выложен мозаичной плиткой, в центре прикрытом алым ковром, на котором стоял небольшой столик из дерева. И в эту секунду она как раз спускалась с верхней ступени этой неожиданно возникшей лестницы. - Ларреллин, берегись! Филипп вместе со Слугами поспешил поймать девушку, которая уже вновь стояла в вечернем безлюдном сквере Лондона в окружении трёх мужчин. Вернее, они все четверо были запутаны в какие-то перламутровые нити, которые, несмотря на свою эластичность, были столь прочны, что разорвать их не выходило. Ещё точнее, стояли лишь Филипп и Ланселот, которые кинулись спасать прекрасную даму, Лансер тоже стоял, глядя на огромного котяру, который поспешил дальше по дорожке. Ларреллин, всё же от неожиданности рухнувшая с каких-то неведомых ступеней, сейчас висела на этих нитях и, про себя отмечая глупость сей мысли, переживала о том, не задралась ли школьная мини-юбка до какой-нибудь неприличной длины. - Вольдемар, сколько раз я тебе говорила, нельзя говорить с незнакомыми. Посмотри, к чему это привело. Котяра тёрся о ноги красивой девушки среднего роста, достаточно плотно сложенной. Женственная фигура была облачена в длинное прямое платье конца девятнадцатого века, изобиловавшее оборками. На вид девушке можно было дать лет шестнадцать. У неё было округлое лицо, пухлые губы, немного крупноватый нос, большие глаза чистого графитового цвета. Несмотря на некоторую подростковую нескладность, она была очень мила и обаятельна, особенно когда с улыбкой осуждающе смотрела на кота и придерживала рукой свои вороные вьющиеся волосы, что разлетались во все стороны от лёгкого ветра. - Так-так, что у нас тут? Девчонка Айнцберн и единственный наследник Мак Ремитц и Волоховских. Как удачно, сразу три семьи не досчитаются своих наследников. Лансер поддался вперёд, натягивая нити, что пускали вперёд лишь на несколько сантиметров, и свирепо взглянул на девушку. - Кастер. Вот тебе и затишье перед бурей Мастер. Из тени деревьев выступил юноша, явно немногим младше Филиппа, и подошёл к Кастер, встав у неё за спиной. Мастер Кастер имел поистине выдающуюся внешность. Он был высок, уступал Филиппу всего на пол головы, но телосложение его было крепким по природе, а не из-за долгих и утомительных тренировок. Рельеф мускулатуры абсолютно не прослеживался через плотную чёрную шинель, подчёркивающую белизну кожи. Казалось, что лицо его вытесано в куске мела каким-то хитрым, но умелым мастером. Тонкие бескровные губы были почти неподвижны: казалось, что даже говорил он не разжимая зубов, тонкий нос, при дыхании, даже не трепетал своими крыльями. И глаза, что были единственным ярким синим пятном на лице, казались застывшими кусками льда. Даже белые волосы его, доходившие до подбородка, не колыхались на ветру. - И это потомки сильнейших домов? Смешно. Мы даже не начали, а я уже чувствую страх. - Эмпат. Кастер посмотрела на Филиппа, и подтверждающе кивнула ему. Блондин усмехнулся. - Пожалуй, мне следует представиться, чтобы потомки ваших семей впоследствии смогли трепетать перед моим именем. Ян Хельнборг. Мастер Кастер в Шестой Войне за Святой Грааль. И её же победитель. Делая скидку на ваш интеллект, опущу, что я в звании Штурмшарфюрера. И тогда Ларреллин напряглась. Не от чинов давно несуществующих войск, не от положения, в котором они все находятся, а от ощущения чьего-то ещё присутствия. Она чётко ощущает чужую улыбку. И судя по напряжению товарищей, не она одна. - Это даже смешно. В первой же схватке убить двух Мастеров и Слуг рыцарских классов. Не в моих правилах марать руки, но оно того стоит. Ян лениво стянул кожаную перчатку с ладони, напоказ размял пальцы, прежде чем вытянуть руку вперёд. Энергия заструилась по пальцам Мастера, концентрируясь в немалых количествах. Ларрель чётко понимала, что в этот удар будет вложена большая часть сил соперника. Немногих сил. Но они обездвижены, как и Слуги, а мнимая эластичность нитей рассыпается - стоит лишь пошевелиться, они натягиваются и больше напоминают проволоку. А меж тем Ян сложил средний и указательный пальцы вместе. Руна напоминала таракана: ромбовидное тело и длиннющие усы. Но этот таракан был куда как опаснее своего мерзкого сородича. Серебрившаяся в свете усечённой луны руна сорвалась с пальцев Яна и быстро полетела к связанным Мастерам. Ларреллин казалось, что она успела лишь моргнуть, как руна, летевшая прямо на неё, вдруг разбилась о полупрозрачный купол, накрывший их, а прямо перед ней встала женщина, облачённая в белое платье с вырезом на спине, открывающим лопатки и поясницу. В какой-то момент ей показалось, что это Кастер, но та стояла рядом с Мастером и потрясённо взирала на вставшую на её пути. И у Кастер волосы были распущены, у этой же были собраны в тугую "улитку" на затылке, скреплённую заколкой из серебра в виде ажурного цветка в алмазной пыли. Женщина опустила руку, снимая щит. И произнесла на чистом немецком, обращаясь к Яну. - Убийственная руна «Тотен». Ты и в самом деле верил, что тебе хватит сил на неё? Ли, смутно ощущая стыд за подслушивание, ибо явно женщина перешла на немецкий для приватного разговора. Увы, немецкий для Айнцбернов такой же родной язык, как и английский. А вот Филипп, для которого родные языки это русский, гэльский и английский, изучал французский. Но он прекрасно считывал ярость с лица Яна. - Её было бы достаточно, чтобы убить этих свиней! Женщина обернулась, чтобы осмотреть спасённых ею. Ларрель показалось, что она перестала дышать, хотя чётко слышала за спиной строенный потрясённый вздох. Она была невообразимо схожа с Кастер. И вместе с тем абсолютно другой. Ростом она была выше, и фигура более женской. Она воплощала собой женщин той незабвенной эпохи, когда на экранах блистали Мэрилин Монро, Брижит Бардо и Мишель Мерсье. Женщины эпохи эротизма, когда красиво одетая женщина вызывала большее желание, чем обнажённый суповой набор. Фигура их спасительницы действительно вызывала аппетит у мужчин и чёрную зависть у женщин. При этом на каком-то подсознательном уровне осознавалось, что под этим тонким сложением, этой фарфоровой кожей таится угроза большая, чем обыкновенная смерть. И если смерть такова, то лик её прекрасен. Безупречный овал лица с каждой чертой безупречной в отдельности: от полных губ бледно-розового цвета, до кошачьих глаз, живых и опасных как ртуть, чьему цвету они были подобны. - Анна? Ларреллин вдела, как прежде чем развернуться к окрикнувшей её Кастер, незнакомка грустно улыбнулась. Взяла в тонкие пальцы короткую выбившуюся прядь чёрных вьющихся волос. И лишь тогда взглянула на волшебницу. - Анна Салливан – это ты. Кастер вздрогнула, теряя контроль над нитями, которые, растаяв, больше не сдерживали ни Мастеров, ни Слуг. Лансер тут же встал рядом с женщиной, направив в сторону Яна пылающее алым копьё. Сейбер же встал рядом со своим Мастером и в его опущенной руке появился меч. - Зачем? Кастер что-то шептала по-немецки, панически прижимая руки к груди, что изрядно беспокоило Яна, потерявшего контроль над ситуацией. Но Хельнборг продолжал слушать эти панические «зачем». - Чтобы ты потом не жалела, Анна Салливан. - Да кто ты такая?! Разъярённый вопль Яна разнёсся над сквером. С клёна, полного набухшими клейкими почками, испуганно вспорхнули голуби. Женщина проводила их взглядом, и лишь тогда посмотрела на Яна. - Я – Слуга Арчер. Кухулин, стоявший с ней рядом, недоверчиво посмотрел на женщину. Та же спокойно смотрела, как Кастер окутывается белым туманом, закрывая сначала ошалевшего кота, а потом перетрухнувшего Мастера. Лишь когда они исчезли, Арчер тяжело вздохнула и медленно пошла в том направлении, где только что стояли Ян и Кастер – Анна. - Спасибо. Арчер обернулась, удивлённо глядя на Ларреллин. Ровно до того момента, пока её не закрыл Лансер. - Не за что благодарить её, милашка. Лучше спросить, зачем она нам помогла? Арчер наградила Кухулина пренебрежительным взглядом. - В перспективе это может быть полезно моему Мастеру. Тихий шорох, и на их пути никого нет. Ни Кастер, ни загадочной Арчер. Ларреллин тяжело вздохнула. Первое столкновение они безобразно проиграли, и первая же неделя Войны могла бы короноваться двумя трупами... В воздухе послышались нотки свежести. И почему-то Ларреллин захотелось улыбаться. Она чувствует воду, что скоро прольётся с небес. И сегодня они все вместе будут первый раз гулять под весенним дождём. Живые.