Бессмертный

Ох, кажется я второй раз выжил после выстрела из того же пистолета, что и в 1814 году, так что теория Адама не сработала. Что пистолет, что древнеримский кинжал нас не убили. Так же, как и двести лет назад, я всплываю живым из холодной воды. Я, дрожа, выбрался на берег, понимая что в этот раз от серьёзного разговора с детективом Джо Мартинез не избежать. Но по крайне мере я освободился от своей проблемы — Адама. Если у меня всё получилось, то сейчас он должен лежать в одной из клиник Нью-Йорка полностью парализованный. Это единственное, что я смог придумать для живущего уже более двух тысяч лет человека. Человека, который погубил слишком много жизней, чтобы и дальше ходить по земле. Больше всего на свете я не смогу ему простить смерть Абигайл. Моя Абигайл покончила с собой в тот момент, когда была готова вернуться обратно к нам с Эйбрахамом после своего внезапного побега. А всё из-за того, что на её беду в ту больницу, где она работала, привезли сбитого на мотоцикле человека, оказавшегося Адамом. Ни за что не прощу её смерть! Ладно, хоть похоронил, но это слабо утешает. А сколько раз он пытался подставить меня? Как легко он убивал своих жертв: таксиста-индуса, швейцарца, что распродавал награбленное фашистами во время Второй Мировой (хотя тут меня точил червь сомнений), того беднягу на складе. Понятное дело, что за две тысячи лет люди могут так осточертеть, что ты будешь смотреть на них, как на тараканов. Однако, Адама это не оправдывает. Есть же другие способы, чтобы познакомиться со мной. Примерно через час я сижу в палате, где на больничной кушетке лежит Адам и смотрит на меня нечитаемым взглядом. Где-то в самой глубине этих холодных глаз таятся такие страсти, что на несколько секунд мне становиться страшно. Думаю, Адам сможет и тут выкрутиться, но только не в ближайшие лет двадцать точно. Я этого не допущу. Это уже потом могут возникнуть проблемы, куда вывозить парализованного бессмертного, который для окружающих его простых смертных не будет стареть. Как-то отдавать его в руки учёным-генетикам не хочется. Точнее, не хочется опускаться до уровня врачей из фашистской Германии. С содроганием вспоминаю о том, как Адам совершенно спокойно говорил об опытах, которые на нём ставил доктор Менгеле. Правда, есть подозрения, что на тот момент он специально под них подставился, но доказательств нет. Это лишь мои умозаключения. Интересно, какое его настоящее имя? Кем он был? Почему его убили? Вряд ли я теперь узнаю, ну или общение откладывается лет, этак, на пятьдесят. Я поднимаюсь со стула и иду к двери. Как раз успеваю развернуть лечащего врача Адама, чтобы договориться о хорошем уходе. Он-то не умрёт, но могут возникнуть вопросы, а лишнее внимание нам обоим ни к чему. Думаю, у Адама припасено несколько медицинских страховок. Осталось выяснить, под каким именем он будет лежать в этой больнице. Хороший уход за ним — это моя своеобразная благодарность Адаму за то, что Эйбрахам смог узнать о своих биологических родителях и обрести тем самым кучу родственников по всему свету. Мой сын даже умудрился найти и между нами связующее звено через моего беспутного дядю по линии матери. То есть в каком-то смысле мы с моим приёмным сыном по настоящему оказались родственниками. Выйдя с врачом в коридор, едва не сталкиваюсь с каким-то молодым мужчиной, который, судя по виду, искал чью-то палату. Мы слегка замешкались у входа палаты, где лежал Адам и мужчина проскочил дальше. Мне он показался странным. Странным, не в смысле, внешности: джинсы, куртка, наушники — обычные атрибуты молодых людей в современном мире. Странным в смысле какой-то ауры вокруг него. Я живу достаточно долго, чтобы понимать, что этот человек необычен. Но я решил не зацикливаться на нём, ибо Адам был важнее. Главное, сегодня вечером уговорить Джо не развивать бурную деятельность по отправке бессмертного Адама в тюремную больницу.