Зарисовка

      Она хотела бы забыть, но, вопреки своему желанию, продолжала помнить. Каждое слово, каждый жест. Пелену светлых волос, голубое тепло холодных очей, остроту и блескучесть стали. Находить в себе воспоминания и бороться с ними — трудно. Но еще труднее делать это в одиночестве. За проявление своей гордости, строптивости, негнущегося непослушания, ей приходилось расплачиваться отшельничеством. Царь леса ясно дал понять, каким будет исход. И ничего не оставалось, кроме того, как позабыть привычные чертоги, расстаться с уютно-опостылевшим укладом жизни, распрощаться с тем, кого любила.       Леголас не пришел даже попрощаться. А ей было трудно, больно, невыносимо-муторно. Дыхание в горле сперло, а глазах появилось что-то хрустально-чистое, до горечи соленое. До этого она никогда не плакала, и сперва испугалась еще больше — сердце рвалось наружу, невозможно удержать. И, когда уже казалось, что она не сдержится, разорвется на маленькие лепестки под напором, давлением чувств и эмоций, все внезапно отпустило. Просто стало так холодно, так пусто и скупо-одиноко, что хотелось выть. И она уехала. Не было трудным найти новое место, но было трудным найти место, где ничего не будет напоминать о прежней жизни. Где не будет людей, не будет их влюбленных глаз, говора, смеха. Такое место нашлось — одинокое, унылое, пустое, — как и она сама. Лес — не тот светлый и прекрасный, но старый, страшный, унылый, — скрыл ее от чужих взглядов, нелестных и ядовитых языков. И она могла жить тут одна, спокойно и тихо, наедине с шепотом листвы, тихим говором ветвей и своей болью. Она не знала, что принц Лихолесья искал ее. Не было и места, где бы тот не побывал, что бы разыскать ту, чьи прекрасные глаза опустошали его до конца, а потом наполняли вновь, заставляя радоваться лишь этому. Но он не нашел. И не было границ его печали. Заброшены были и ратные успехи, и служба Лесному Царю. Лишь кубок вина стал ему товарищем, другом; но никак не мог восполнить эльф той утраты, что понесли его душа и чувства с ее исчезновением. Вместе с ней исчезла музыка и песни; улыбки и слова; нежность и ласковость. Они сменились болью — странною, тупой, как угол, невозможной, — и печалью, всеобъемлющей, как бесконечность.       Два сердца не могли друг без друга, и общая боль сковывала тела, сознания, души. Цепь страдания овивала их шеи, соединяя их хоть в чем-то даже тогда, когда они были друг от друга столь далеко. Они как будто чувствовали себя, чувствовали эту невидимую связь, протягивающуюся через долгие дни пути, что бы достать от одного до другой. И всю свою боль они пытались утопить: он — в вине; она — в одиночестве. Когда ее не стало, лес вдруг сотрясся. А бокал вдруг выпал из руки принца, заставляя того снова вскочить на лошадь, мчаться вперед, в неизвестность, повинуясь лишь зову той, которая теперь никогда не будет его. Теперь она будет предана той, самой страшной участи, которая настигает всех воинов на ратном поле. Смерть. Кто бы знал, что она скроется в лесу Фангорн — в опасном и страшном месте, где энты не находят себе упокоения. Но она сдружилась с ними, и, когда принц, наконец, достиг своей цели, боящиеся огня деревья, предавали душу своей любимицы пламени. Они не могли не плакать — и Леголас не мог не плакать вместе с ними.       Кто бы знал, что одна неудачно пущенная стрела, одна ошибка могла прервать жизнь лесной девы, безмолвной защитницы старых энтов, его единственной любви? Кто бы знал, что домой он вернется с пустым сердцем, ощущая на груди холод ее медальона? Кто бы знал, что он будет искать смерти, что бы соединиться с ней там? Кто бы знал, что больше он никого не полюбит?

Так повелела судьба.