Обратно не придет Минувшее, но в сновиденье Вдруг ожило опять. У изголовья моего Благоухает померанец. Сикиси-Найсинно
Сой Фон сидит в своём кабинете, задумчиво наблюдая, как Омаэда поедает уже вторую пачку печенья. Она переводит взгляд с коробки печенья сначала на стопку аккуратно сложенных документов у неё на столе, потом на распахнутое окно, за которым простирается небесная гладь. Башня второго отряда одна из самых высоких в Сейретее и оттуда открывается замечательный вид на Общество Душ, и Сой Фон хочется встать, подойти и посмотреть, но она вспоминает про недавнее сообщение от капитана 12 отряда и решает немного прогуляться до его казарм. Она отводит взгляд в сторону, пока один из офицеров отряда объясняет ей, где она может найти капитана, и смотрит в самый конец длинного коридора, который скрыт в полумраке. Именно там, за массивной деревянной дверью, выкрашенной багровой краской, сидит некогда предатель, а теперь вновь восстановленный в должности капитан Урахара Киске. Смешно, думает Сой Фон, шагая по коридору, и в который раз умиляется снисходительности Главнокомандующего. Она доходит до конца и стучит в дверь. Ответа не следует. После очередной попытки и ряда проклятий в адрес Урахары, она всё же решается войти. Её встречает дневная тишина, летний зной и безмятежно дремлющий на рабочем месте капитан. Он лежит, мирно посапывая на стопке отчётов, украшенных мелкой россыпью изящных иероглифов. Сой Фон медленно подходит к столу и берёт с него пачку документов, на которой лежит записка с её именем, стараясь при этом ничем себя не выдать. По комнате разливается тишина, и слышно, как спокойно вздымается при вдохе грудь капитана двенадцатого отряда. Совсем, как в старые добрые времена, думает она, погружаясь в собственные мысли. В комнате душно, почему-то пахнет подсолнухами и ячменем, и летний ветерок треплет занавеску, наполняя комнату звуками улицы. Она уже направляется к выходу, но вдруг ей приходит в голову шальная мысль, которую она отгоняет от себя прочь, как назойливую муху. Однако мысль, столь внезапно возникшая, не хочет отпускать. Она разворачивается и снова медленно подходит к столу. Протягивает руку. Осторожно дотрагивается до его волос и убирает прилипшую прядь со лба. Удивительно, но его волосы мягкие и приятные на ощупь, и совсем не такие жёсткие, как ей казалось, и она продолжает гладить их, едва касаясь кончиками пальцев. Его лоб покрывает испарина, видимо, ему очень жарко, ведь он одет по уставу, и Сой практически уверена, что ему снится его прежняя жизнь в Каракуре, где можно было разгуливать в дурацком зелёном халате и обмахиваться веером. Ей кажется, что глупая полосатая шляпа сейчас как раз была бы кстати, и она улыбается своим мыслям. На жаре его совсем разморило. Ещё бы, ведь он даже не чувствует её присутствия. Урахара чуть хмурится во сне, но когда уголок его губ ползёт вверх, Сой Фон почти уверена, что он представляет себе тихий вечер, когда солнце лениво катится за горизонт и на город опускается вечерняя прохлада. Вот сейчас он откроет сёдзи своего магазина, крикнув привычное «Я вернулся», и её госпожа выйдет на порог, почти нагая, босая, с мокрыми волосами, шальными глазами цвета топлёного золота и улыбкой в 32 зуба, примет у него пакет с едой и бутылку молока, и, нежно коснувшись его руки, поведёт за собой в комнату. Сой Фонг смотрит на пачку документов в её руке и с удивлением понимает, что не хочет уходить. Поэтому она тихо опускается на диванчик, который стоит прямо напротив его письменного стола, обнимает колени руками и смотрит в голубую гладь неба, которое простирается за окном, и вспоминает. Вспоминает, как много много лет назад они проводили время вместе, втроем, когда вся ее жизнь сужалась до размера этих двух людей. Она не двигается и почти не дышит, наслаждаясь умиротворением, которое растекается по комнате. И прежде чем она слышит шорох его капитанского хаори, она одним прыжком снова оказывается возле его стола. Он неохотно разлепляет глаза и глубоко вздыхает, стараясь прогнать остатки сна и сфокусировать взгляд на внезапном посетителе. Она ждёт бурного приветствия, улюлюкающего голоса, пошлых шуточек, фамильярного обращения и взмаха его веера, который он вечно носит с собой в складках шихакушо. Но вместо этого он лишь сонно трёт глаза и наклоняет голову в бок, разминая затёкшую шею. - А, Сой Фонг-тайчо, - тянет он медленно, передёргивая плечами, - хорошо, что вы зашли. Я тут как раз… - Я уже все нашла, Урахара-тайчо, - размеренно отчеканивает она, помахивая перед ним стопкой документов. Снова тишина. И его рассеянный взгляд. И не покидающее её ощущение, будто он смотрит сквозь неё. - Да? Жаль. Что ж, тогда не буду вас больше задерживать, - мягко говорит он. Его голос ровный, почти без эмоций. Лёгкий кивок головы. Она знает, что надо идти. Но что-то заставляет её задержаться. Проходит некоторое время, прежде чем она замечает, что всё ещё стоит перед ним. Теперь уже он сосредоточенно смотрит на неё, и под его пристальным взглядом она словно выходит из транса. - Уверены, что не хотите остаться на чай? - Вам не следует спать на службе, - тихо говорит она и выходит из комнаты. Оказавшись по ту сторону его кабинета, она нервно сжимает пальцы, еще недавно касавшиеся его волос, в кулак и думает, что давно не была такой смелой.***
Он может обмануть кого угодно, но не её. Он милый, учтивый и весёлый. Может часами взахлёб рассказывать о новых усовершенствованиях портативного гигая, пить часами напролёт с Шунсуем и не пьянеть, гулять с Шинджи и сутками не вылезать из лаборатории. Но то, что с недавнего времени не даёт ей покоя – это странная тень печали, поселившаяся в его глазах. Он ведёт себя как прежде. Как будто бы не было этой страшной войны. Как будто бы не было Йоруичи. Шутит. Улыбается. Носит жутко неудобные гэта. И лишь иногда, когда он видит перед собой чёрную кошку, Сой ощущает странные колебания его рейацу. В остальном – это всё тот же пройдоха Урахара, добрый малый, который иногда присылает ей красные леденцы в форме сердечек и шоколадки с клубничной начинкой. И прикладывает к ним дурацкие карточки, где аккуратным, но чуть размашистым почерком написано: для Ичиго-чан. Разумеется открытку сразу же разрывают и отправляют в мусорное ведро, выкрикнув на ходу пару хороших проклятий. Но Сой Фонг никогда не сознается, что что-то всё же остаётся. Там, в дальнем углу ящика её письменного стола, под грудой отчётов и прочей документации, хранятся маленькие красные леденцы, напоминающие ей о его солёных поцелуях. Он всё так же шутил и задирал её, но всё, что у них действительно осталось – это скупые фразы и редкие встречи. Киске менялся, и Сой Фон это не нравилось. Это был не он. Не её Киске. Ей хотелось взять его за плечи и хорошенько потрясти, чтобы тот, старый Киске, опять вернулся на привычное место.